ашей  гостиной  очутился  бледный, взлохмаченный, задыхающийся
молодой человек с лихорадочно горящими глазами.
     -- Простите меня, мистер Холмс, -- с трудом выговорил  он.
-- Ради  бога  не  сердитесь... Я совсем потерял голову. Мистер
Холмс, я -- несчастный Джон Гектор Макфарлейн.
     Он почему-то был уверен, что это имя объяснит нам  и  цель
его  визита и его странный вид, но по вопросительному выражению
на лице моего друга я понял, что для него оно значит ничуть  не
больше, чем для меня.
     -- Возьмите  сигарету, мистер Макфарлейн, -- сказал Холмс,
подвигая ему свой портсигар. -- Мой друг  доктор  Уотсон,  видя
ваше состояние, прописал бы вам что-нибудь успокаивающее. Какая
жара  стоит  все  это время! Ну вот, а теперь, если вы немножко
пришли  в  себя,  садитесь,  пожалуйста,   на   этот   стул   и
рассказывайте  спокойно и не торопясь, кто вы и что привело вас
сюда. Вы назвали свое имя так, будто я должен  его  знать,  но,
уверяю  вас, кроме тех очевидных фактов, что вы масон, адвокат,
холосты и что у вас астма, мне больше ничего не известие.
     Я был знаком с методами моего  друга  и  потому,  взглянув
повнимательнее  на  молодого  человека,  отметил  и небрежность
одежды, и пачку деловых бумаг, и брелок на цепочке от часов,  и
затрудненное дыхание -- словом, все, что помогло Холмсу сделать
свои выводы. Но наш посетитель был поражен.
     -- Да,  мистер  Холмс,  вы совершенно правы, к этому можно
только добавить, что нет сейчас в Лондоне  человека  несчастнее
меня.  Ради всего святого, мистер Холмс, помогите мне! Если они
придут за  мной,  а  я  не  кончу  рассказывать,  попросите  их
подождать.  Я  хочу,  чтобы  вы  узнали  все от меня. Я пойду в
тюрьму со спокойной душой, если вы согласитесь помогать мне.
     -- Вы пойдете в тюрьму! -- воскликнул  Холмс.  --  Да  это
просто   замеча...   просто   ужасно.   Какое   обвинение   вам
предъявляют?
     -- Убийство мистера Джонаса Олдейкра из Лоуэр-Норвуда.
     На лице моего друга отразилось сочувствие, смешанное,  как
мне показалось, с удовольствием.
     -- Подумать   только!  --  заговорил  он.  --  Ведь  всего
несколько  минут  назад  я  жаловался  доктору   Уотсону,   что
сенсационные происшествия исчезли со страниц наших газет.
     Наш гость протянул дрожащую руку к "Дейли телеграф", так и
оставшейся лежать на коленях Холмса.
     -- Если  бы  вы  успели  развернуть  газету,  сэр,  вам не
пришлось бы спрашивать, зачем я к вам пришел. Мне кажется,  что
сейчас  все  только и говорят обо мне и о моем несчастье. -- Он
показал нам первую  страницу.  --  Вот.  С  вашего  позволения,
мистер  Холмс,  я  прочту. Слушайте: "Загадочное происшествие в
Лоуэр-Норвуде. Исчез местный подрядчик. Подозревается  убийство
и  поджог.  Преступник  оставил  следы".  Они  уже идут по этим
следам, мистер Холмс, и я знаю, они скоро будут здесь! За  мной
следили  с  самого вокзала. Они, конечно, ждут только ордера на
арест. Мама не переживет этого, не переживет! -- Он в  отчаянии
ломал руки, раскачиваясь на стуле.
     Я  с  интересом  разглядывал человека, которого обвиняли в
таком страшном преступлении: лет ему было около двадцати  семи,
светло-русые  волосы,  славное лицо с мягкими, будто смазанными
чертами, ни усов, ни бороды, испуганные голубые  глаза,  слабый
детский  рот;  судя  по  костюму  и  манерам  -- джентльмен, из
кармана летнего пальто торчит  пачка  документов,  подсказавших
Холмсу его профессию...
     -- Воспользуемся  оставшимся  у  нас  временем,  -- сказал
Холмс. -- Уотсон, прочтите, пожалуйста, статью.
     Под броским заголовком, который прочитал  нам  Макфарлейн,
было напечатано следующее интригующее сообщение:
     "Сегодня   ночью,  точнее,  рано  утром,  в  Лоуэр-Норвуде
случилось   происшествие,   которое   наводит   на   мысль    о
преступлении.  Мистер  Джонас Олдейкр хорошо известен в округе,
где он в течение многих  лет  брал  подряды  на  строительство.
Мистер  Джонас  Олдейкр  --  холостяк, пятидесяти двух лет, его
усадьбы  Дип-Дин-хаус  в  районе  Сайденхема  и  неподалеку  от
Сайденхем-роуд.  По словам соседей, он человек со странностями,
скрытный и необщительный. Несколько лет назад он оставил  дело,
на  котором  нажил  немалое  состояние.  Однако небольшой склад
стройматериалов у него остался.  И  вот  вчера  вечером,  около
двенадцати  часов, в пожарную охрану сообщили, что за его домом
во  дворе  загорелся  один  из  штабелей  с  досками.  Пожарные
немедленно  выехали,  но  пламя  с такой яростью пожирало сухое
дерево, что погасить огонь было невозможно,  и  штабель  сгорел
дотла. С первого взгляда могло показаться, что происшествие это
ничем  не  примечательно,  но  скоро выяснились обстоятельства,
указывающие на преступление. Всех поразило отсутствие на  месте
происшествия владельца склада, -- его стали искать, но нигде не
нашли. Когда вошли к нему в комнату, то увидели, что постель не
смята,  сейф  раскрыт,  по  полу разбросаны какие-то документы,
всюду следы борьбы, слабые пятна крови и наконец в углу дубовая
трость, рукоятка которой тоже испачкана кровью.  Известно,  что
вечером  у  мистера  Джонаса  Олдейкра  был  гость, которого он
принимал в спальне. Есть доказательства, что  найденная  трость
принадлежит   этому   гостю,   которым   является  Джон  Гектор
Макфарлейн-младший, компаньон  лондонской  юридической  конторы
"Грэм  и Макфарлейн", 426. Грешембилдингз, Восточно-центральный
район. По мнению полиции, данные, которыми она располагает,  не
оставляют  сомнений  в мотивах, толкнувших его на преступление.
Мы уверены, что в самом скором времени  сможем  сообщить  нашим
читателям новые подробности.
     Более  позднее  сообщение. -- Ходят слухи, что мистер Джон
Гектор Макфарлейн уже арестован по обвинению в убийстве мистера
Джонаса Олдейкра. Достоверно известно, что приказ об его аресте
подписан. Следствие получило новые улики, подтверждающие  самые
худшие   предположения.   Кроме   следов   борьбы,   в  спальне
несчастного  обнаружено,  что,  во-первых,  выходящая  во  двор
стеклянная  дверь  спальни оказалась открытой, во-вторых, через
двор к штабелю тянется след от  протащенного  волоком  тяжелого
предмета   и,   наконец,  в-третьих,  в  золе  были  обнаружены
обуглившиеся кости. Полиция пришла к заключению, что  мы  имеем
дело   с   чудовищным   преступлением:   убийца   нанес  жертве
смертельный удар в спальне, вынул из сейфа бумаги, оттащил труп
к штабелю и, чтобы скрыть следы, поджег его. Следствие поручено
опытному  специалисту   Скотленд-Ярда   инспектору   Лестрейду,
который  взялся за расследование со свойственной ему энергией и
проницательностью".
     Шерлок Холмс слушал отчет об  этих  необычайных  событиях,
закрыв глаза и соединив кончики пальцев.
     -- Случай,  несомненно,  интересный,  -- наконец задумчиво
проговорил он. -- Но позвольте спросить вас, мистер Макфарлейн,
почему вы до сих пор разгуливаете на  свободе,  хотя  оснований
для вашего ареста как будто вполне достаточно?
     -- Я  с родителями живу в Торрингтон-лодж, это в Блэкхите,
мистер Холмс, но вчера мы кончили  дела  с  мистером  Олдейкром
очень  поздно.  Я остался ночевать в Норвуде, в гостинице, и на
работу поехал оттуда. О случившемся я узнал  только  в  поезде,
когда  прочел  заметку,  которую  вы  сейчас  услышали. Я сразу
понял, какая ужасная опасность мне грозит,  и  поспешил  к  вам
рассказать  обо  всем.  Я нисколько не сомневаюсь, что, приди я
вместо этого в свою контору в Сити или возвратись вчера  домой,
меня  бы  уже давно арестовали. От вокзала Лондон-бридж за мной
шел какой-то человек, и я уверен... Господи, что это?
     Раздался  требовательный  звонок,  вслед  за  которым   на
лестнице  послышались тяжелые шаги, дверь гостиной открылась, и
на пороге появился наш старый  друг  Лейтрейд  в  сопровождении
полицейских.
     -- Мистер  Джон  Гектор  Макфарлейн!  --  сказал инспектор
Лестрейд.
     Наш несчастный посетитель  встал.  Лицо  его  побелело  до
синевы.
     -- Вы   арестованы   за  преднамеренное  убийство  мистера
Джонаса Олдейкра.
     Макфарлейн в отчаянии обернулся к нам и снова опустился на
стул, как будто ноги отказывались держать его.
     -- Подождите, Лестрейд,  --  сказал  Холмс,  --  позвольте
этому  джентльмену досказать нам то, что ему известно об этом в
высшей степени любопытном происшествии. Полчаса дела не меняют.
Мне кажется, это поможет нам распутать дело.
     -- Ну, распутать его будет нетрудно, -- отрезал Лестрейд.
     -- И все-таки, если вы не возражаете, мне  было  бы  очень
интересно выслушать мистера Макфарлейна.
     -- Что  ж,  мистер  Холмс,  мне  трудно  вам  отказать. Вы
оказали полиции две-три услуги, и  Скотленд-Ярд  перед  вами  в
долгу.  Но я останусь с моим подопечным и предупреждаю, что все
его показания будут использованы обвинением.
     -- Именно этого я и  хочу,  --  отозвался  наш  гость.  --
Выслушайте  правду  и  вникните  в нее, -- больше мне ничего не
нужно.
     Лестрейд взглянул на часы.
     -- Даю вам тридцать минут.
     -- Прежде всего я хочу сказать, --  начал  Макфарлейн,  --
что  до  вчерашнего  дня  я  не  был знаком с мистером Джонасом
Олдейкром. Однако имя его я слыхал -- его знали  мои  родители,
но  уже  много лет не виделись с ним. Поэтому я очень удивился,
когда вчера часа в три дня он появился в моей конторе в Сити. А
услышав о цели его визита, я удивился  еще  больше.  Он  принес
несколько   вырванных   из   блокнота   страничек   с   кое-как
набросанными пометками и положил их мне на стол. Вот они.  "Это
мое  завещание,  -- сказал он, -- прошу вас, мистер Макфарлейн,
оформить его как положено. Я посижу здесь  и  подожду".  Я  сел
переписывать  завещание  и вдруг увидел -- представьте себе мое
изумление, -- что почти все свое состояние он оставляет мне!  Я
поднял  на  него  глаза,  --  этот  странный, похожий на хорька
человечек с белыми ресницами наблюдал за мной  с  усмешкой.  Не
веря  собственным  глазам,  я  дочитал  завещание,  и  тогда он
рассказал мне, что семьи у него нет, родных никого не осталось,
что в юности он был дружен с моими родителями, а обо мне всегда
слышал  самые  похвальные  отзывы  и  уверен,  что  его  деньги
достанутся  достойному  человеку. Я, конечно, стал его смущенно
благодарить.  Завещание   было   составлено   и   подписано   в
присутствии  моего  клерка.  Вот  оно, на голубой бумаге, а эти
бумажки, как я уже говорил, -- черновики.  После  этого  мистер
Олдейкр  сказал,  что  у  него дома есть еще бумаги -- подряды,
документы  на  установление  права  собственности,   закладные,
акции,  и  он  хочет,  чтобы  я их посмотрел. Он сказал, что не
успокоится до тех пор, пока все не будет  улажено,  и  попросил
меня   приехать   к  нему  домой  в  Норвуд  вечером,  захватив
завещание, чтобы скорее покончить с  формальностями.  "Помните,
мой  мальчик:  ни  слова вашим родителям, пока дело не кончено.
Пусть  это  будет  для  них  нашим  маленьким  сюрпризом",   --
настойчиво  твердил  он  и  даже взял с меня клятву молчать. Вы
понимаете, мистер Холмс, я не мог ему ни в чем  отказать.  Этот
человек  был  мой  благодетель,  и  я, естественно, хотел самым
добросовестным образом выполнить  все  его  просьбы.  Я  послал
домой  телеграмму,  что  у  меня важное дело и когда я вернусь,
неизвестно. Мистер Олдейкр сказал, что угостит меня  ужином,  и
просил  прийти  к  девяти часам, потому что раньше он не успеет
вернуться домой. Я долго искал его, и, когда позвонил у  двери,
было уже почти половина десятого. Мистер Олдейкр...
     -- Подождите! -- прервал его Холмс. -- Кто открыл дверь?
     -- Пожилая женщина, наверное, его экономка.
     -- И она, я полагаю, спросила, кто вы, и вы ответили ей?
     -- Да.
     -- Продолжайте, пожалуйста.
     Макфарлейн вытер влажный лоб и стал рассказывать дальше:
     -- Эта  женщина  провела  меня  в столовую; ужин -- весьма
скромный -- был уже подан. После  кофе  мистер  Джонас  Олдейкр
повел  меня  в  спальню, где стоял тяжелый сейф. Он отпер его и
извлек массу документов, которые мы стали разбирать. Кончили мы
уже  в  двенадцатом  часу.  Он  сказал,  что  не  хочет  будить
экономку,  и выпустил меня через дверь спальни, которая вела во
двор и все время была открыта.
     -- Портьера была опущена? -- спросил Холмс.
     -- Я не уверен, но,  по-моему,  только  до  половины.  Да,
вспомнил,  он  поднял  ее, чтобы выпустить меня. Я не мог найти
трости, но  он  сказал:  "Не  беда,  мой  мальчик,  мы  теперь,
надеюсь,  будем  часто  видеться с вами, хочется верить, это не
обременительная для вас обязанность. Придете в следующий раз  и
заберете  свою  трость".  Так  я  и ушел -- сейф раскрыт, пачки
документов на столе. Было уже поздно  возвращаться  в  Блэкхит,
поэтому   я   переночевал   в  гостинице  "Анерли  Армз".  Вот,
собственно, и все. А об этом страшном событии я узнал только  в
поезде.
     -- У  вас  есть  еще вопросы, мистер Холмс? -- осведомился
Лестрейд. Слушая Макфарлейна, он раза  два  скептически  поднял
брови.
     -- Пока я не побывал в Блэкхите, нет.
     -- В Норвуде, хотели вы сказать, -- поправил Лестрейд.
     -- Ну да, именно это я и хотел сказать, -- улыбнулся своей
загадочной улыбкой Холмс.
     Хотя  Лестрейд  и не любил вспоминать это, но он не один и
не два раза убедился на собственном опыте, что Холмс  со  своим
острым,  как  лезвие бритвы, умом видит гораздо глубже, чем он,
Лестрейд. И он подозрительно посмотрел на моего друга.
     -- Мне бы хотелось поговорить с  вами,  мистер  Холмс,  --
сказал  он. -- Что ж, мистер Макфарлейн, вот мои констебли, кэб
ждет внизу.
     Несчастный молодой человек встал и, умоляюще посмотрев  на
нас, пошел из комнаты. Полицейские последовали за ним; Лестрейд
остался.
     Холмс взял со стола странички черновых набросков завещания
и принялся с живейшим любопытством их изучать.
     -- Любопытный  документ,  Лестрейд,  не  правда  ли? -- Он
протянул их инспектору.
     Представитель власти озадаченно  повертел  их  в  руках  и
сказал:
     -- Я  разобрал  только  первые  строки,  потом  в середине
второй страницы еще несколько и две строчки  в  конце.  В  этих
местах  почерк  почти  каллиграфический, все остальное написано
скверно, а три слова вообще невозможно прочесть.
     -- И что вы по этому поводу думаете? -- спросил Холмс.
     -- А вы что думаете?
     -- Думаю,  что   завещание   было   написано   в   поезде.
Каллиграфические  строки  написаны на остановках, неразборчивые
во время хода  поезда,  а  совсем  непонятные  --  когда  вагон
подскакивал  на  стрелках.  Эксперт  сразу  определил  бы,  что
завещание составлено в пригородном поезде,  потому  что  только
при  подходе  к  большому городу стрелки следуют одна за другой
так часто.  Если  считать,  что  он  писал  всю  дорогу,  можно
заключить, что это был экспресс и что между Норвудом и вокзалом
Лондон-бридж он останавливался всего один раз.
     Лестрейд захохотал.
     -- Ну,   мистер  Холмс,  для  меня  ваши  теории  чересчур
мудрены. Какое все это имеет отношение к происшедшему?
     -- Самое  прямое:  подтверждает  рассказ  Макфарлейна,   в
частности,  то,  что  Джонас  Олдейкр  составил  свое завещание
наспех. Вероятно, он занимался этим  по  дороге  в  Лондон.  Не
правда  ли,  любопытно -- человек пишет столь важный документ в
столь мало подходящей обстановке. Напрашивается вывод,  что  он
не  придавал  ему  большого  значения.  Именно  так поступил бы
человек, наперед знающий, что завещание никогда  не  вступит  в
силу.
     -- Как  бы там ни было, он написал свой смертный приговор,
-- возразил Лестрейд.
     -- Вы так думаете?
     -- А вы разве нет?
     -- Может быть. Мне в этом деле еще не все ясно.
     -- Не ясно? Но ведь яснее и быть не может Молодой  человек
неожиданно   узнает,  что  в  случае  смерти  некоего  пожилого
джентльмена он наследует состояние. И что он делает? Не  говоря
никому  ни  слова, он под каким-то предлогом отправляется в тот
же  вечер  к  своему  клиенту,  дожидается,  пока  экономка  --
единственный,  кроме  хозяина,  обитатель  дома  --  заснет, и,
оставшись со своим благодетелем вдвоем,  убивает  его,  сжигает
труп  в  штабеле досок, а сам отправляется в местную гостиницу.
Следы крови на полу и на рукоятке его трости почти не  заметны.
Возможно,  он  считает,  что убил Олдейкра без кровопролития, и
решает уничтожить труп, чтобы замести следы, которые, вероятно,
с неизбежностью указывали на него. Это очевидно.
     -- В  том-то  и  дело,  милый  Лестрейд,  что  уж  слишком
очевидно.  Среди  ваших  замечательных  качеств  нет  одного --
воображения, но все-таки попробуйте на одну минуту  представить
себя  на  месте этого молодого человека и скажите: совершили бы
вы убийство вечером того дня, когда узнали о завещании? Неужели
вам не пришло бы в голову,  что  соседство  этих  двух  событий
опасно,   что   еще   опаснее  слуги,  которые  знают  о  вашем
присутствии в доме. Ведь дверь-то  ему  открывала  экономка!  И
наконец  затратить  столько  усилий,  чтобы  уничтожить труп, и
оставить в комнате трость, чтобы  все  знали,  кто  преступник!
Согласитесь, Лестрейд, это маловероятно.
     -- Что  касается  трости,  мистер  Холмс,  вам известно не
хуже, чем мне: преступники часто волнуются и делают то, чего бы
никогда не сделали в  нормальном  состоянии.  Скорее  всего  он
просто  побоялся  вернуться  за  тростью  в спальню. Попробуйте
придумать версию, которая объясняла бы факты лучше, чем моя.
     -- Можно придумать сколько угодно, -- пожал плечами Холмс.
-- Пожалуйста, вот вполне правдоподобный вариант. Дарю его  как
рабочую  гипотезу.  Какой-то  бродяга  идет  мимо  дома и видит
благодаря поднятой портьере в спальне двоих. Поверенный уходит.
Входит бродяга, замечает трость, хватает ее, убивает  Олдейкра.
И, устроив пожар с сожжением, исчезает.
     -- Зачем бродяге сжигать труп?
     -- А зачем Макфарлейну?
     -- Чтобы уничтожить улики.
     -- А  бродяга  хотел  сделать  вид,  что  вообще  никакого
убийства не было.
     -- Почему же бродяга ничего не взял?
     -- Потому что увидел, что бумаги не  представляют  никакой
ценности.
     Лестрейд  покачал  головой, хотя мне показалось, что вид у
него стал чуть менее самоуверенный.
     -- Если вам угодно, мистер Холмс, ищите своего бродягу,  а
мы  уж  займемся  Макфарлейном.  Кто  прав, покажет будущее. Но
советую вам,  мистер  Холмс,  обратить  внимание  на  следующее
обстоятельство:  как  удалось  установить,  не  пропала ни одна
бумага, а Макфарлейн -- единственный человек на свете, кому  не
надо  было  ничего брать. Будучи законным наследником, он и так
должен был все получить.
     Этот довод как будто произвел на моего друга впечатление.
     -- Не могу  отрицать,  --  сказал  он,  --  что  некоторые
обстоятельства  явно  свидетельствуют  в пользу вашей версии. Я
только высказал мысль, что возможны и другие. Впрочем,  как  вы
справедливо  заметили, будущее покажет. До свидания. Если вы не
возражаете, я сегодня буду в Норвуде, посмотрю, как подвигается
дело.
     Как  только  за  инспектором  закрылась  дверь,  мой  друг
вскочил  с  кресла  и  стал  энергично собираться, как человек,
которому предстоит любимая работа.
     -- Прежде всего, Уотсон, --  говорил  он,  быстро  надевая
сюртук, -- я, как и сказал, поеду в Блэкхит.
     -- Почему не в Норвуд?
     -- Потому  что  перед  нами  два в высшей степени странных
эпизода, следующих немедленно один за  другим.  Полиция  делает
ошибку,  сконцентрировав все внимание на втором эпизоде, по той
причине, что он имеет вид преступления. Но логика требует иного
подхода, это несомненно. Сначала нужно попытаться выяснить все,
связанное  с  первым  эпизодом,  то  есть   с   этим   странным
завещанием,  которое  было  составлено  так  поспешно  и на имя
человека, который меньше всего этого ожидал.  Может  быть,  оно
даст