она пришла в упадок, Уилсоны бросили это  занятие,  но
остались жить в старом доме. Их семья состояла из Горацио  Уилсона,  его
жены, сына и дочери, а также младшего брата  Горацио,  Тиболда,  который
поселился у них после возвращения из-за границы. Около  трех  лет  назад
тело Горацио Уилсона было найдено  в  реке.  Так  как  он  слыл  горьким
пьяницей, то все решили, что Уилсон в состоянии опьянения  поскользнулся
в тумане и упал в воду. Год спустя его жена, страдавшая пороком  сердца,
умерла от внезапного приступа. Нам стало известно это после  тщательного
исследования, проведенного врачом, а также показаний констебля и ночного
сторожа одной из барж Темзы.
   - Что же это были за показания? - вставил Холмс.
   - Ну, были разные слухи о каких-то странных звуках, которые как будто
исходили из старого дома Уилсонов. Но так как  на  берегу  Темзы  бывают
ночные  туманы,  то  люди,  вероятно,  были  введены  в  заблуждение   и
неправильно определили направление этих звуков. Констебль описал их  как
ужасные вопли, от которых в его жилах похолодела  кровь.  Если  бы  этот
полицейский был в моем отряде, то я  дал  бы  ему  здоровую  нахлобучку,
чтобы впредь с губ блюстителя закона никогда не слетали бы такие слова.
   - А в какое время это было?
   - В десять часов вечера, как раз  в  час  смерти  старой  леди.  Это,
конечно, просто совпадение, так как нет никаких сомнений, что она умерла
от сердечного припадка.
   - Пожалуйста, дальше.
   Лестрейд заглянул в записную книжку и продолжал:
   - В ночь на 17 мая прошлого года дочь  Уилсона  вместе  со  служанкой
пошла в клуб смотреть картины волшебного фонаря. Вернувшись,  она  нашла
своего брата Финеса Уилсона мертвым в кресле. Он  унаследовал  от  своей
матери слабое сердце и бессонницу. На этот раз не было слухов о криках и
воплях, но ввиду  необычного  выражения  лица  умершего  местный  доктор
пригласил полицейского  врача  помочь  провести  обследование.  Причиной
смерти был сердечный припадок, и врач подтвердил, что  он  может  иногда
вызывать искажение черт лица, придающее им выражение сильного ужаса.
   - Совершенно верно, - подтвердил я.
   - Так вот, Джэнет, дочь Уилсона,  была  так  расстроена  происшедшим,
что, по словам дяди, она решила немедленно распродать  все  имущество  и
уехать за границу, - продолжал Лестрейд.
   - Ну а что насчет дяди? Тиболд, не так ли, его имя?
   - Я полагаю, что завтра утром он будет у вас. Он уже навестил меня  в
Скотленд-Ярде  в  надежде,  что  полиция  сможет  успокоить   испуганную
племянницу и убедит ее принять разумное решение.  Так  как  у  нас  есть
более  важные  дела,  чем  утешать  истеричных  молодых  женщин,  то   я
посоветовал Уилсону обратиться к вам.
   - Вот как! Ну, вполне  понятно,  что  он  должен  испытывать  чувство
сожаления при потере этого дома.
   - Это не сожаление, мистер Холмс, Уилсон, кажется, искренне  привязан
к своей племяннице и заботится только о ее будущем.
   Лестрейд сделал паузу и усмехнулся.
   - Он не очень светский человек, этот Тиболд, и хотя я на  своем  веку
встречал много странных профессий,  он  превзошел  всех:  он  дрессирует
канареек!
   - Это не такая уж редкая профессия.
   - Вы считаете так?
   В манере Лестрейда появилось вызывающее самодовольство; он поднялся и
потянулся за шляпой.
   - Вполне очевидно, что вы не страдаете от бессонницы, мистер Холмс, -
сказал он, - иначе вы знали бы, что  птицы,  которых  дрессирует  Тиболд
Уилсон, несколько отличаются от обычных канареек...
   - Что имел в виду этот тип?  -  спросил  я,  в  то  время  как  сыщик
направлялся к выходу.
   - Просто он знает что-то, чего мы еще не знаем, - сухо ответил Холмс.
- Так как догадки обычно бесполезны и лишь  вводят  аналитический  ум  в
заблуждение, давайте подождем до завтра. Я могу сказать, однако,  что  у
меня нет склонности тратить свое время на это дело.
   Мой друг не был особенно огорчен, когда на следующее утро  посетитель
не явился. Но, вернувшись домой от пациента, к  которому  я  был  спешно
вызван вскоре после завтрака, я застал в приемной мужчину средних лет  в
очках. Когда посетитель поднялся, я заметил, что он был очень худощав  и
что его лицо, носящее отпечаток учености и аскетизма, было покрыто сетью
многочисленных морщин и имело тусклый, пергаментно-желтый оттенок,  что,
несомненно, свидетельствовало о длительном  пребывании  под  тропическим
солнцем.
   - Ну, Уотсон, вы прибыли как раз  вовремя,  -  сказал  Холмс.  -  Это
мистер Тиболд Уилсон, о котором говорил нам Лестрейд в прошлый вечер.
   Наш посетитель тепло пожал мне руку.
   - Ваше имя, конечно, хорошо известно мне, доктор Уотсон! - воскликнул
он. - Мы все должны быть вам благодарны за то, что вы познакомили мир  с
гением Шерлока Холмса, - он  извинит  меня,  конечно...  Вы  же,  будучи
врачом, хорошо сведущим в нервных болезнях, несомненно, окажете полезное
влияние на мою несчастную племянницу.
   Холмс смиренно выдержал мой укоризненный взгляд.
   - Уотсон, - сказал он, - я обещал мистеру Уилсону сопровождать его  в
Дептфорд, потому что молодая леди, кажется, решила покинуть завтра  дом.
Но я должен повторить, мистер Уилсон, что я не вижу, каким  образом  мое
присутствие сможет помешать этому делу.
   - Вы чересчур скромны, мистер Холмс. Когда я обратился в  полицию,  я
надеялся, что там смогут убедить Джэнет в том, что,  как  бы  ужасны  ни
были потери в нашей семье за последние три года, причины их тем не менее
вполне естественны и что для нее нет никаких оснований  покидать  родной
дом.
   У меня  создалось  впечатление,  -  добавил  он  с  усмешкой,  -  что
инспектор был несколько огорчен тем, что я так охотно согласился  с  его
предложением воспользоваться вашей помощью.
   -  Я,  конечно,  припомню  это  Лестрейду,  -  ответил  сухо   Холмс,
поднимаясь с кресла, - Ну а теперь, Уотсон,  может  быть,  вы  попросите
миссис Хадсон вызвать экипаж, и во время нашей поездки в Дептфорд мистер
Уилсон сможет разъяснить нам некоторые неясные моменты.
   Просторные улицы  Вест-Энда  <Вест-Энд  -  западная  часть  Лондона.>
сменились большими торговыми дорогами, по которым мчались  с  топотом  и
стуком ломовые лошади. Эти дороги, в свою  очередь,  перешли  наконец  в
лабиринт грязных улиц, которые, следуя вдоль изгибов  реки,  становились
все более и более жалкими по мере того, как мы приближались к  скоплению
водоемов и темных зловонных закоулков, которые некогда служили колыбелью
морской торговли и богатства империи.
   Я заметил, что Холмс был скучен и апатичен, и, чтобы расшевелить его,
решил вызвать нашего клиента на разговор.
   - Я слышал, что вы специалист по части канареек, - заметил я.
   Глаза  Тиболда  Уилсона  за  его  сильными  очками  загорелись  огнем
энтузиазма.
   - Просто исследователь,  сэр,  но  с  тридцатью  годами  практических
изысканий! - воскликнул  он.  -  Неужели  вы  также?..  Ах,  нет?  Какая
жалость! Изучение, выведение и дрессировка фринджиллских канареек -  это
задача,   достойная   целой   человечески   жизни.   Вы,   конечно,   не
придерживаетесь тех невежественных взглядов, доктор Уотсон, которые  так
распространены на этот счет даже в самых просвещенных  кругах.  Когда  я
излагал в Британском  орнитологическом  обществе  вопрос  о  скрещивании
канареек с Мадейры и  Канарских  островов,  я  был  буквально  ошеломлен
ребячеством вопросов, которые мне задавали там.
   - Инспектор  Лестрейд  намекнул  на  некоторые  особенности  в  вашей
дрессировке этих маленьких певцов. - Певцов, сэр? Вот дрозд - это певец!
Фринджиллская же канарейка обладает самым совершенным в природе слухом и
необычайной способностью звукоподражания, которая может быть  развита  и
использована для выгоды и поучения человеческого рода. Но инспектор  был
прав, - продолжал он более спокойно, - в том, что я дрессирую моих  птиц
в определенном направлении. Я выучил их  петь  ночью  при  искусственном
свете.
   - Вот как! Ну, это довольно странное занятие.
   - Я считаю, что это - доброе дело. Ведь мои птицы выдрессированы  для
пользы тех, кто страдает от бессонницы, и у меня есть  клиенты  во  всех
уголках страны. Мелодичное  пение  помогает  приятно  провести  время  в
течение долгой бессонной ночи, а погасив лампу, вы прекращаете концерт.
   - Мне кажется, что Лейстред был прав, - заметил я, - у вас  на  самом
деле необычная профессия.
   Во время нашего разговора Холмс лениво поднял тяжелую  трость  нашего
клиента и начал рассматривать ее с некоторым вниманием.
   - Мне думается, что вы возвратились в  Англию  около  трех  лет  тому
назад, - заметил он.
   - Да.
   - Из Кубы, не так ли?
   Тиболд Уилсон вздрогнул, и  на  мгновение,  мне  кажется,  я  заметил
что-то вроде настороженности в том быстром взгляде, который он бросил на
Холмса.
   - Это так, - сказал он, - но как вы узнали?
   - Ваша трость вырезана из той породы черного дерева,  которая  растет
только на Кубе. Нельзя ошибиться при взгляде на этот зеленоватый оттенок
и исключительно блестящую полировку.
   - Но трость могла быть куплена в  Лондоне  после  моего  возвращения,
скажем, из Африки.
   - Нет, она принадлежала вам в течение нескольких лет.
   Холмс поднес трость к окну экипажа и наклонил  ее  так,  что  дневной
свет упал на ее, ручку.
   - Вы можете заметить, - продолжал он, - что  здесь  есть  легкие,  но
правильной формы царапины, которые  нарушили  полировку  ручки  с  левой
стороны,  как  раз  там,  где  кольцо  безымянного  пальца  левой   руки
соприкасается с ее поверхностью. Черное дерево - одно из  самых  твердых
пород дерева, и требуется значительное время, чтобы причинить ему  такой
износ. Кольцо же на пальце, очевидно, сделано из металла более твердого,
чем золото. Отсюда я делаю также вывод, мистер Уилсон, что  вы  левша  и
носите серебряное кольцо на безымянном пальце левой руки.
   - Боже мой, как это  просто!  А  я-то  подумал,  что  вы  узнали  это
каким-то более тонким способом. Действительно, я был  занят  в  сахарном
промысле на Кубе и по возвращении  оттуда  привез  с  собой  мою  старую
трость. Но вот мы уже у нашего дома, и, если вы  сможете  успокоить  мою
запуганную племянницу столь же быстро, как вы проследили мое прошлое,  я
буду вашим должником, мистер Шерлок Холмс.
   Выйдя из экипажа, мы оказались  в  переулке  с  жалкими,  неряшливыми
домами,  спускавшимися  под  уклон  к  реке;  желтая  дымка  тумана  уже
поднималась от берега вверх по переулку.  Перед  нами  тянулась  высокая
стена  из  осыпавшегося  кирпича.  Через  железные  ворота  мы   мельком
разглядели довольно внушительный особняк, расположенный в саду.
   - Старый дом знавал лучшие дни, - сказал наш спутник, когда мы прошли
через ворота и последовали за ним по садовой дорожке. - Он был  построен
в тот самый год, когда Петр Великий посетил Скэлс-Корт. Из верхних  окон
дома можно разглядеть запущенный парк этого владения.
   Окружающая обстановка обычно редко производит на меня впечатление, но
надо признаться, что я ощутил чувство некоторой подавленности  при  виде
той грустной картины, которая предстала перед нами.  Дом,  хотя  и  имел
величественный вид и внушительные размеры, был  обращен  к  нам  стеной,
штукатурка которой была  покрыта  пятнами,  а  местами  отпала,  обнажив
древнюю кирпичную кладку. Спутанная масса плюща, покрывавшая одну стену,
простирала свои длинные усики через  остроконечную  крышу  и  обвивалась
вокруг дымовой трубы. Заросший  сад  представлял  собой  картину  полной
запущенности, а окружающий воздух был  насыщен  сырым,  затхлым  запахом
реки.
   Тиболд Уилсон  провел  нас  через  маленький  зал,  в  комфортабельно
обставленную  гостиную.  Молодая  женщина  с  каштановыми   волосами   и
веснушчатым лицом, разбиравшая за  письменным  столом  какие-то  бумаги,
вскочила при нашем появлении.
   - Это мистер Шерлок Холмс и доктор Уотсон, - объявил Тиболд Уилсон. -
А это моя  племянница  Джэнет,  чьи  интересы  вы  собирались  защищать,
несмотря на ее неразумное поведение.
   Молодая леди смело взглянула на нас, но мне удалось  заметить  легкое
дрожание и подергивание ее губ, что говорило о сильном волнении.
   - Завтра я уезжаю, дядя, - воскликнула она, - и что бы ни сказали эти
джентльмены, это не изменит моего решения! Здесь только печаль и страх -
и больше всего страх!
   - Страх чего? - спросил я.
   Она провела рукой по глазам:
   - Я не могу объяснить... Мне действуют  на  нервы  тени  и  странные,
неясные звуки.
   - Вы унаследовали и деньги  и  имущество,  Джэнет,  -  сказал  мистер
Уилсон серьезно. - Неужели из-за каких-то теней вы готовы  покинуть  дом
ваших предков? Будьте же благоразумны!
   - Мы здесь как раз для того, чтобы помочь вам, молодая леди, - сказал
Холмс с некоторой мягкостью в голосе, - постарайтесь же  успокоиться.  В
жизни мы так часто вредим собственным интересам,  принимая  опрометчивые
решения...
   - Вы смеетесь над женской интуицией, сэр?
   - Ни в коем случае, ведь она часто является для нас путеводной нитью.
Вы можете уехать или остаться - как вы сочтете нужным. Но  поскольку  мы
здесь, может быть, вы покажете нам свой дом и несколько  отвлечетесь  от
своих переживаний?
   - Превосходное предложение! -  весело  воскликнул  Тиболд  Уилсон.  -
Идемте, Джэнет, и мы вскоре избавим вас от загадочных звуков и теней.
   Наша маленькая процессия переходила из одной меблированной комнаты  в
другую.
   - Теперь я провожу вас в спальни, - сказала  мисс  Уилсон,  когда  мы
наконец остановились перед лестницей.
   - Нет ли подвалов в этом старинном доме?
   - Есть здесь один подвал, мистер Холмс, но он мало используется, если
не считать того, что там хранятся дрова и какие-то дядины  ящики...  Вот
сюда, пожалуйста.
   Мы находились в мрачном каменном помещении.  Около  одной  стены  был
сложен штабель дров, а в дальнем углу стояла пузатая голландская печь  с
железной трубой, идущей по потолку. Через  застекленную  дверь,  которая
открывалась в сад, тусклый свет падал на  пол,  выложенный  из  каменных
плит.
   Холмс понюхал окружающий воздух, и  я  тоже  ощутил  сильный  затхлый
запах от находящейся поблизости реки.
   - Вам, наверное, досаждают крысы - они часто навещают дома на  берегу
Темзы.
   - Да, они здесь водились, но когда дядя приехал сюда, он избавил  нас
от них.
   - Так, так. Черт возьми! - продолжал Холмс, взглянув на пол. - Что за
деловитый маленький народец!
   Посмотрев  вниз,  я  заметил,  что  внимание  Шерлока   Холмса   было
привлечено садовыми муравьями, сновавшими по полу из-под нижней печки  и
вверх по ступенькам, ведущим к двери в сад.
   - Как хорошо, Уотсон, - усмехнулся он, указывая тростью на  крошечные
крупинки, которые тащили муравьи, - что нам не нужно, добывая себе пищу,
волочить кладь размерами раза в три больше нас самих.  Неплохой  урок  в
терпении и настойчивости.
   Он погрузился в молчание, задумчиво смотря на пол.
   - Урок, - повторил он медленно.
   Тонкие губы м-ра Уилсона сжались.
   - К чему эти шутки?! - воскликнул он. -  Муравьи  здесь  потому,  что
слуги бросали мусор в печку, вместо того чтобы выносить его  в  мусорный
ящик.
   - А вы поэтому и повесили замок на дверцу?
   - Да, да! Если хотите, я могу принести  ключ.  Нет?  Тогда,  если  вы
здесь закончили, разрешите мне проводить вас в спальни.
   - Мне хотелось бы осмотреть комнату, в которой  скончался  ваш  брат,
мисс Уилсон, - попросил Холмс, когда мы поднялись этажом выше.
   - Вот здесь, - ответила она, открывая дверь.
   Это была большая комната, обставленная со  вкусом  и  даже  некоторой
роскошью и освещенная двумя окнами в глубоких нишах. С окнами  граничила
другая голландская печка, украшенная желтыми кафельными плитками, хорошо
гармонировавшими с общим тоном комнаты. К печной  трубе  была  подвешена
пара птичьих клеток.
   - Куда ведет эта боковая дверь? - спросил Холмс.
   - Ко мне в комнату, где прежде жила мои мать, - ответила мисс Уолсон.
   Несколько минут Холмс с равнодушным видом бродил по комнате.
   - Ваш брат, я полагаю, любил читать по ночам, - заметал он.
   - Да, он страдал бессонницей, но как вы...
   - Пустяки, на поверхности ковра  по  правую  сторону  кресла  имеются
следы свечного воска. Ага! Что это здесь?
   Холмс остановился у окна и внимательно  посмотрел  на  верхнюю  часть
стены. Затем, поднявшись  на  подоконник,  он  протянул  руку  и  слегка
потрогал штукатурку в разных местах, после чего  понюхал  кончики  своих
пальцев. Когда он спустился вниз, его лицо было нахмурено  и  озадачено.
Он начал медленно двигаться по комнате, не отрывая взгляда от потолка.
   - Очень странно, - бормотал он.
   - Что-нибудь не в порядке, мистер Холмс? - нерешительно спросила мисс
Уилсон.
   - Меня просто интересует происхождение этих странных линий и завитков
на верхней части стены и штукатурке.
   - Это, должно быть, проклятые тараканы, которые  притащили  на  своих
лапках пыль! - извиняющимся тоном воскликнул Уилсон.  -  Я  уже  говорил
вам, Джэнет, что вы должны внимательнее следить за работой  слуг.  Ну  а
что теперь, мистер Холмс?
   Мой друг, который направился к боковой двери и заглянул внутрь, снова
закрыл ее и шагнул к окну.
   - Наш визит оказался бесполезным, - сказал он, и так как я вижу,  что
туман все поднимается, боюсь, что нам придется отправиться домой. Здесь,
наверно, ваши знаменитые канарейки? - добавил он, указывая на клетки над
печью.
   - Нет, просто образцы. Но взгляните сюда.
   Уилсон повел нас по коридору и открыл дверь.
   - Вот! - сказал он. Очевидно, это была его собственная спальня, и она
не была похожа ни на одну из спален, которые я когда-либо видел. От пола
до  потолка  комната  была  увешана  множеством  клеток,   и   маленькие
золотистые певуньи в них наполняли воздух нежным пением и трелями.
   - Дневной или ламповый свет - это  для  них  все  равно.  Ну,  Кэрри,
Кэрри! - Уилсон просвистал  короткую  мелодию,  которая  показалась  мне
знакомой. Птичка подхватила ее и залилась восхитительным пением.
   - Это песнь жаворонка! - воскликнул я.
   - Совершенно верно. Как я говорил уже раньше, фринджиллская канарейка
при соответствующей дрессировке может превосходно имитировать звуки.
   - Я должен признаться, что не моту разобрать эту мелодию,  -  заметал
я, когда одна из птичек разразилась низким, все нарастающим свистом.
   Мистер Уилсон поспешно набросил полотенце на клетку.
   - Это песенка тропической ночной птицы, - коротко отрезал  он,  -  и,
так как я предпочитаю, чтобы  мои  птички  днем  пели  дневные  песенки,
придется наказать Пеперино, оставив его в темноте.
   - Меня удивляет, что вы в спальне предпочитаете открытый камин печке,
- заметил Холмс, - ведь это может вызвать сильный сквозняк.
   - Я не замечал этого... Боже мой, туман в самом деле  усиливается.  Я
боюсь, мистер Холмс, что вам предстоит довольно неприятное путешествие.
   - Да, нам пора отправляться.
   Когда мы спустились по лестнице и задержались в зале, в то время  как
Уилсон пошел за нашими шляпами, Холмс наклонился к молодой хозяйке.
   - Мне хотелось бы напомнить вам, мисс Уилсон, о  том,  что  я  сказал
раньше насчет женской интуиции, - спокойно заметил он. - Бывают  случаи,
когда правду легче ощутить, чем увидеть глазами... Доброй ночи!
   Мгновением  позже  мы  ощупью  пробирались  по  садовой   дорожке   к
ожидавшему  нас  экипажу,  свет   которого   тускло   пробивался   через
поднимающийся туман. Мой друг был погружен в свои мысли, пока мы мчались
в западном направлении через грязные улицы, убожество которых стало  еще
заметнее при ярком свете газовых фонарей, горевших около  многочисленных
трактиров. Ночь обещала быть скверной, и случайный путник, пробиравшийся
сквозь желтый туман,  нависший  над  тротуарами,  казался  лишь  смутной
тенью.
   - Мне хотелось бы, мой дорогой друг, - заметал я, - чтобы  вы  впредь
воздерживались от столь бесполезной траты сил. Вы и так  уже