агудел  густой  бас,
затем на лестнице послышались тяжелые шаги.
     -- Мистеру  Шерлоку  Холмсу,  -- сказал посыльный, входя в
комнату, и протянул письмо моему приятелю.
     Вот  прекрасный  случай  сбить  с  него   спесь!   Прошлое
посыльного  он  определил наобум и, конечно, не ожидал, что тот
появится в нашей комнате.
     -- Скажете, уважаемый, -- вкрадчивейшим голосом спросил я,
-- чем вы занимаетесь?
     -- Служу посыльным, -- угрюмо бросил он.  --  Форму  отдал
заштопать.
     -- А  кем  были  раньше? -- продолжал я, не без злорадства
поглядывая на Холмса.
     -- Сержантом королевской морской пехоты,  сэр.  Ответа  не
ждать?  Есть,  сэр.  --  Он прищелкнул каблуками, отдал честь и
вышел.

     ГЛАВА III. ТАЙНА ЛОРИСТОН-ГАРДЕНС

     Должен сознаться,  что  я  был  немало  поражен  тем,  как
оправдала  себя на деле теория моего компаньона. Уважение мое к
его способностям сразу возросло. И все же я не  мог  отделаться
от  подозрения,  что  все  это  было  подстроено заранее, чтобы
ошеломить меня, хотя зачем, собственно, -- этого я никак не мог
понять. Когда я взглянул на него, он держал в руке  прочитанную
записку,   и   взгляд   его   был  рассеянным  и  тусклым,  что
свидетельствовало о напряженной работе мысли.
     -- Как же вы догадались? -- спросил я.
     -- О чем? -- хмуро отозвался он.
     -- Да о том, что он отставной сержант флота?
     -- Мне некогда болтать о пустяках, -- отрезал он,  но  тут
же, улыбнувшись, поспешил добавить: -- Извините за резкость. Вы
прервали  ход  моих  мыслей,  но,  может, это и к лучшему. Так,
значит, вы  не  сумели  увидеть,  что  он  в  прошлом  флотский
сержант?
     -- Нет, конечно.
     -- Мне  было легче понять, чем объяснить, как я догадался.
Представьте себе, что вам нужно доказать,  что  дважды  два  --
четыре,  --  трудновато,  не  правда  ли, хотя вы в этом твердо
уверены. Даже через улицу я заметил на его руке  татуировку  --
большой  синий  якорь.  Тут  уже запахло морем. Выправка у него
военная, и он носит баки военного образца.  Стало  быть,  перед
нами  флотский.  Держится  он  с  достоинством,  пожалуй,  даже
начальственно. Вы должны были бы заметить, как высоко он держит
голову и как помахивает своей палкой, а  с  виду  он  степенный
мужчина  средних  лет -- вот и все приметы, по которым я узнал,
что он был сержантом,
     -- Чудеса! -- воскликнул я.
     -- А, чепуха, -- отмахнулся Холмс, но по лицу его я видел,
что он доволен моим восторженным изумлением. --  Вот  я  только
что  говорил,  что  теперь  больше нет преступников. Кажется, я
ошибся. Взгляните-ка!  --  Он  протянул  мне  записку,  которую
принес посыльный.
     -- Послушайте,  да  ведь  это ужасно! -- ахнул я, пробежав
еее глазами.
     -- Да, что-то, видимо, не совсем обычное, --  хладнокровно
заметил он. -- Будьте добры, прочтите мне это вслух.
     Вот письмо, которое я прочел:

     "Дорогой мистер Шерлок Холмс!
     Сегодня   ночью   в   доме  No  3  в  Лористон-Гарденс  на
Брикстон-роуд произошла скверная история. Около двух часов ночи
наш полисмен, делавший обход, заметил в доме свет,  а  так  как
дом  нежилой,  он  заподозрил  что-то неладное. Дверь оказалась
незапертой, и в первой комнате, совсем пустой, он  увидел  труп
хорошо   одетого  джентльмена;  в  кармане  он  нашел  визитные
карточки:  "Енох  Дж.  Дреббер,  Кливленд,  Огайо,  Соединенные
Штаты".   И   никаких   следов   грабежа,   никаких   признаков
насильственной смерти. На полу есть кровяные пятна, но на трупе
ран не оказалось. Мы не можем понять, как он очутился в  пустом
доме,  и  вообще  это  дело  --  сплошная  головоломка. Если вы
приедете в любое время до двенадцати, вы застанете меня  здесь.
В  ожидании  вашего ответа или приезда я оставляю все как было.
Если не сможете приехать, я сообщу вам все подробности  и  буду
чрезвычайно  обязан,  если  вы соблаговолите поделиться со мной
вашим мнением.
     Уважающий вас Тобиас Грегсон"
     -- Грегсон -- самый толковый  сыщик  в  Скотленд-Ярде,  --
сказал  мой  приятель. -- Он и Лестрейд выделяются среди прочих
ничтожеств. Оба расторопны и энергичны, хотя банальны до ужаса.
Друг  с  другом  они  на  ножах.  Они  ревнивы  к  славе,   как
профессиональные  красавицы.  Будет потеха, если оба нападут на
след.
     Удивительно неторопливо журчала его речь!
     -- Но  ведь,  наверное,  нельзя  терять  ни  секунды,   --
встревожился я. -- Пойти позвать кэб?
     -- А я не уверен, поеду я или нет. Я же лентяй, каких свет
не видел,  то  есть,  конечно,  когда  на  меня нападет лень, а
вообще-то могу быть и проворным.
     -- Вы же мечтали о таком случае!
     -- Дорогой мой,  да  что  мне  за  смысл?  Предположим,  я
распутаю  это  дело  --  ведь  все  равно  Грегсон,  Лестрейд и
компания   прикарманят   всю   славу.   Такова   участь    лица
неофициального.
     -- Но он просит у вас помощи.
     -- Да.  Он  знает,  что  до меня ему далеко, и сам мне это
говорил, но скорее отрежет себе язык,  чем  признается  кому-то
третьему.   Впрочем,   пожалуй,  давайте  поедем  и  посмотрим.
Возьмусь за дело на свой риск. По  крайней  мере  посмеюсь  над
ними, если ничего другого мне не останется. Пошли!
     Он  засуетился и бросился за своим пальто: приступ энергии
сменил апатию.
     -- Берите шляпу, -- велел он.
     -- Хотите, чтобы я поехал с вами?
     -- Да, если вам больше нечего делать.
     Через  минуту  мы  оба  сидели  в  кэбе,  мчавшем  нас   к
Брикстон-роуд.
     Стояло  пасмурное,  туманное  утро,  над  крышами  повисла
коричневатая дымка,  казавшаяся  отражением  грязно-серых  улиц
внизу. Мой спутник был в отличном настроении, без умолку болтал
о кремонских скрипках и о разнице между скрипками Страдивариуса
и  Амати.  Я  помалкивал;  унылая  погода  и  предстоявшее  нам
грустное зрелище угнетали меня.
     -- Вы как будто  совсем  не  думаете  об  этом  деле,  ---
прервал я наконец его музыкальные рассуждения.
     -- У  меня  еще  нет  фактов,  --  ответил  он. -- Строить
предположения, не зная всех обстоятельств дела,  --  крупнейшая
ошибка. Это может повлиять на дальнейший ход рассуждений.
     -- Скоро  вы  получите  ваши  факты, -- сказал я, указывая
пальцем. -- Вот Брикстон-роуд, а это,  если  не  ошибаюсь,  тот
самый дом.
     -- Правильно. Стойте, кучер, стойте!
     Мы  не  доехали ярдов сто, но по настоянию Холмса вышли из
кэба и к дому подошли пешком.
     Дом No 3 в тупике, носившем  название  "Лористон-Гарденс",
выглядел зловеще, словно затаил в себе угрозу.
     Это был один из четырех домов, стоявших немного поодаль от
улицыы;  два дома были обитаемы и два пусты. Номер 3 смотрел на
улицу тремя рядами тусклых окон; то здесь,  то  там  на  мутном
темном стекле, как бельмо на глазу, выделялась надпись "Сдается
внаем".  Перед  каждым  домом  был разбит маленький палисадник,
отделявший его от улицы, -- несколько деревцев  над  редкими  и
чахлыми  кустами;  по палисаднику шла узкая желтоватая дорожка,
судя по виду, представлявшая собою смесь глины и  песка.  Ночью
прошел   дождь,  и  всюду  стояли  лужи.  Вдоль  улицы  тянулся
кирпичный забор в  три  фута  высотой,  с  деревянной  решеткой
наверху;  к  забору  прислонился  дюжий  констебль,  окруженный
небольшой  кучкой  зевак,  которые  вытягивали  шеи  в  тщетной
надежде хоть мельком увидеть, что происходит за забором.
     Мне  думалось,  что  Шерлок  Холмс  поспешит войти в дом и
сразу же займется расследованием.  Ничего  похожего.  Казалось,
это  вовсе  не входило в его намерения. С беспечностью, которая
при таких обстоятельствах граничила с позерством,  он  прошелся
взад  и  вперед  по тротуару, рассеянно поглядывая на небоо, на
землю, на дома напротив и на решетку забора.  Закончив  осмотр,
он  медленно  зашагал  по  дорожке,  вернее,  по  траве,  сбоку
дорожки,  и  стал  пристально  разглядывать  землю.  Дважды  он
останавливался; один раз я заметил на лице его улыбку и услышал
довольное  хмыканье.  На  мокрой  глинистой  земле  было  много
следов, но ведь ее уже основательно истоптали полицейские, и  я
недоумевал,  что  еще  надеется  обнаружить там Холмс. Однако я
успел  убедиться  в  его  необычайной  проницательности  и   не
сомневался,  что он может увидеть много, такого, что недоступно
мне.
     В дверях дома нас встретил высокий,  белолицый  человек  с
льняными  волосами  и  с записной книжкой в руке. Он бросился к
нам и с чувством пожал руку моему спутнику.
     -- Как хорошо, что вы приехали!.. -- сказал он.  --  Никто
ничего не трогал, я все оставил, как было.
     -- Кроме  этого, -- ответил Холмс, указывая на дорожку. --
Стадо буйволов, и то не оставило бы после  себя  такое  месиво!
Но,  разумеется, вы обследовали дорожку, прежде чем дали ее так
истоптать?
     -- У меня было много дела в  доме,  --  уклончиво  ответил
сыщик.   --   Мой  коллега,  мистер  Лестрейд,  тоже  здесь.  Я
понадеялся, что он проследит за этим.
     Холмс бросил на меня взгляд и саркастически поднял брови.
     -- Ну,  после  таких  мастеров  своего  дела,  как  вы   и
Лестрейд, мне, пожалуй, тут нечего делать, -- сказал он.
     Грегсон самодовольно потер руки.
     -- Да  уж,  кажется, сделали все, что можно. Впрочем, дело
заковыристое, а я знаю, что вы такие любите.
     -- Вы сюда подъехали в кэбе?
     -- Нет, пришел пешком, сэр.
     -- А Лестрейд?
     -- Тоже, сэр.
     -- Ну, тогда пойдемте, посмотрим  комнату,  --  совсем  уж
непоследовательно  заключил  Холмс  и  вошел  в  дом.  Грегсон,
удивленно подняв брови, поспешил за ним.
     Небольшой коридор с давно не метенным дощатым полом вел  в
кухню  и  другие службы. Справа и слева были две двери. Одну из
них, видимо, уже несколько месяцев не открывали; другая вела  в
столовую, где и было совершено загадочное убийство. Холмс вошел
в  столовую,  я  последовал  за  ним  с  тем гнетущим чувством,
которое вселяет в нас присутствие смерти.
     Большая квадратная комната казалась еще больше оттого, что
в ней не  было  никакой  мебели.  Яркие  безвкусные  обои  были
покрыты   пятнами   плесени,   а   кое-где  отстали  и  свисали
лохмотьями, обнажая желтую штукатурку. Прямо против двери стоял
аляповатый камин с полкой, отделанной под белый мрамор; на краю
полки был прилеплен огарок красной восковой свечки. В неверном,
тусклом   свете,   пробивавшемся    сквозь    грязные    стекла
единственного  окна,  все вокруг казалось мертвенно-серым, чему
немало способствовал толстый слой пыли на полу.
     Все эти подробности я заметил уже после. В первые минуты я
смотрел только на одинокую страшную  фигуру,  распростертую  на
голом  полу, на пустые, незрячие глаза, устремленные в потолок.
Это  был  человек  лет  сорока  трех-четырех,  среднего  роста,
широкоплечий,   с   жесткими,   кудрявыми  черными  волосами  и
коротенькой, торчащей вверх бородкой. На нем был сюртук и жилет
из плотного сукна,  светлые  брюки  и  рубашка  безукоризненной
белизны.  Рядом  валялся  вылощенный цилиндр. Руки убитого были
раскинуты, пальцы сжаты  в  кулаки,  ноги  скрючены,  словно  в
мучительной  агонии. На лице застыло выражение ужаса и, как мне
показалось, ненависти -- такого  выражения  я  никогда  еще  не
видел  на  человеческом лице. Страшная, злобная гримаса, низкий
лоб, приплюснутый нос и выступающая  вперед  челюсть  придавали
мертвому  сходство с гориллой, которое еще больше усиливала его
неестественная вывернутая поза. Я  видел  смерть  в  разных  ее
видах,  но  никогда еще она не казалась мне такой страшной, как
сейчас, в  этой  полутемной,  мрачной  комнате  близ  одной  из
главных магистралей лондонского предместья.
     Щуплый,  похожий  на  хорька  Лестрейд  стоял  у двери. Он
поздоровался с Холмсом и со мной.
     -- Этот случай наделает много шуму, сэр, -- заметил он. --
Такого мне еще не встречалось, а ведь я человек бывалый.
     -- И нет никакого ключа к этой тайне, -- сказал Грегсон.
     -- Никакого, -- подхватил Лестрейд.
     Шерлок Холмс подошел к трупу  и,  опустившись  на  колени,
принялся тщательно разглядывать его.
     -- Вы уверены, что на нем нет ран? -- спросил он, указывая
на брызги крови вокруг тела.
     -- Безусловно! -- ответили оба.
     -- Значит,  это кровь кого-то другого -- вероятно, убийцы,
если тут  было  убийство.  Это  мне  напоминает  обстоятельства
смерти Ван Янсена в Утрехте, в тридцать четвертом году. Помните
это дело, Грегсон?
     -- Нет, сэр.
     -- Прочтите,  право, стоит прочесть. Да, ничто не ново под
луной. Все уже бывало прежде.
     Его чуткие  пальцы  в  это  время  беспрерывно  летали  по
мертвому  телу, ощупывали, нажимали, расстегивали, исследовали,
а в глазах стояло то  же  отсутствующее  выражение,  которое  я
видел  уже  не  раз.  Осмотр  произошел так быстро, что вряд ли
кто-либо понял, как тщательно  он  был  сделан.  Наконец  Холмс
понюхал губы трупа, потом взглянул на подметки его лакированных
ботинок.
     -- Его не сдвигали с места? -- спросил он.
     -- Нет, только осматривали.
     -- Можно  отправить  в  морг, -- сказал Холмс. -- Больше в
нем нет надобности.
     Четыре  человека  с  носилками  стояли  наготове.  Грегсон
позвал  их,  они  положили труп на носилки и понесли. Когда его
поднимали, на пол упало и покатилось кольцо.  Лестрейд  схватил
его и стал рассматривать.
     -- Здесь  была женщина! -- удивленно воскликнул он. -- Это
женское обручальное кольцо...
     Он  положил  его  на  ладонь  и  протянул  нам.   Обступив
Лестрейда,  мы  тоже  уставились  на  кольцо.  Несомненно, этот
гладкий золотой ободок когда-то украшал палец новобрачной.
     -- Дело осложняется, -- сказал Грегсон. -- А оно, ей-Богу,
и без того головоломное.
     -- А вы уверены, что это  не  упрощает  его?  --  возразил
Холмс.  --  Но довольно любоваться кольцом, это нам не поможет.
Что вы нашли в карманах?
     -- Все тут. -- Грегсон, выйдя в переднюю, указал на  кучку
предметов, разложенных на нижней ступеньке лестницы. -- Золотые
часы  фирмы  Баро,  Лондон,  No  97163.  Золотая цепочка, очень
тяжелая и  массивная.  Золотое  кольцо  с  масонской  эмблемой.
Золотая  булавка  --  голова  бульдога  с  рубиновыми  глазами.
Бумажник русской кожи для визитных карточек и карточки, на  них
написано:  Енох  Дж.  Дреббер,  Кливленд  --  это соответствует
меткам на белье --  Е.  Д.  Д.  Кошелька  нет,  но  в  карманах
оказалось  семь  фунтов тринадцать шиллингов. Карманное издание
"Декамерона"  Боккаччо  с  надписью  "Джозеф  Стэнджерсон"   на
форзаце.  Два письма -- одно адресовано Е. Дж. Дребберу, другое
-- Джозефу Стэнджерсону.
     -- Адрес какой ?
     -- Стрэнд,  Американская  биржа,  до  востребования.   Оба
письма  от  пароходной  компании "Гийон" и касаются отплытия их
пароходов из Ливерпуля. Ясно,  что  этот  несчастный  собирался
вернуться в Нью-Йорк.
     -- Вы начали разыскивать этого Стэнджерсона?
     -- Сразу  же,  сэр. Я разослал объявления во все газеты, а
один из моих людей поехал на  американскую  биржу,  но  еще  не
вернулся.
     -- А Кливленд вы запросили?
     -- Утром послали телеграмму.
     -- Какую?
     -- Мы  просто  сообщили,  что  произошло,  и  просили дать
сведения.
     -- А  вы  не  просили  сообщить   подробнее   относительно
чего-нибудь такого, что показалось вам особенно важным?
     -- Я спросил насчет Стэнджерсона.
     -- И  больше ни о чем? Нет ли здесь, по-вашему, каких-либо
особых  обстоятельств  в  жизни  Дреббера,  которые  необходимо
выяснить?
     -- Я  спросил  обо  всем,  что считал нужным, -- обиженным
тоном ответил Грегсон.
     Шерлок Холмс усмехнулся  про  себя  и  хотел  было  что-то
сказать,  как вдруг перед нами возник Лестрейд, который остался
в  комнате,  когда  мы  вышли  в  переднюю.   Он   пыжился   от
самодовольства и потирал руки.
     -- Мистер Грегсон, я только что сделал открытие величайшей
важности!  -- объявил он. -- Не догадайся я тщательно осмотреть
стены, мы ничего бы и не узнали!
     У  маленького  человечка  блестели  глаза,   он,   видимо,
внутренне  ликовал  оттого, что обставил своего коллегу на одно
очко.
     -- Пожалуйте сюда, -- сказал он суетливо, ведя нас обратно
в комнату, где, казалось, стало немного светлее после того, как
унесли ее страшного обитателя. -- Вот станьте-ка сюда!
     Он чиркнул спичкой о подошву ботинка и поднес ее к стене.
     -- Глядите! -- торжествующе сказал он. Я уже говорил,  что
во многих местах обои висели клочьями.
     В  этом углу от стены отстал большой кусок, обнажив желтый
квадрат шероховатой штукатурки. На ней кровью было выведено

     RACHE

     -- Видали? -- хвастливо сказал Лестрейд,  как  балаганщик,
представляющий  публике аттракцион. -- Это самый темный угол, и
никому не пришло в голову сюда заглянуть. Убийца -- он или  она
-- написал  это  своей  собственной  кровью. Глядите, вот кровь
стекла со стены, и здесь  на  полу  пятно.  Во  всяком  случае,
самоубийство  исключается.  А  почему убийца выбрал именно этот
угол? Сейчас объясню. Видите огарок на камине? Когда он  горел,
этот угол был самый светлый, а не самый темный.
     -- Ну  хорошо,  надпись попалась вам на глаза, а как вы ее
растолкуете? -- пренебрежительным тоном сказал Грегсон.
     -- Как? А вот как. Убийца -- будь то мужчина  или  женщина
-- хотел  написать  женское имя "Рэчел", но не успел докончить,
наверное, что-то помешало. Попомните мои слова: рано или поздно
выяснится, что тут замешана женщина по  имени  Рэчел.  Смейтесь
сколько  угодно,  мистер  Шерлок  Холмс.  Вы,  конечно, человек
начитанный и умный, но в конечном счете старая ищейка даст  вам
несколько очков вперед!
     -- Прошу  прощения,  --  сказал мой приятель, рассердивший
маленького человечка своим смехом. -- Разумеется,  честь  этого
открытия  принадлежит  вам,  и  надпись,  без сомнения, сделана
вторым участником  ночной  драмы.  Я  не  успел  еще  осмотреть
комнату и с вашего позволения осмотрю сейчас.
     Он  вынул  из  кармана  рулетку  и  большую круглую лупу и
бесшумно заходил по  комнате,  то  и  дело  останавливаясь  или
опускаясь  на  колени;  один  раз он даже лег на пол. Холмс так
увлекся, что, казалось, совсем забыл о нашем существовании -- а
мы слышали то бормотанье,  то  стон,  то  легкий  присвист,  то
одобрительные и радостные восклицания. Я смотрел на него, и мне
невольно  пришло  на  ум,  что он сейчас похож на чистокровную,
хорошо выдрессированную гончую, которая  рыщет  взад-вперед  по
лесу,  скуля  от нетерпения, пока не нападет на утерянный след.
Минут двадцать, если  не  больше,  он  продолжал  свои  поиски,
тщательно   измеряя   расстояние   между  какими-то  совершенно
незаметными для меня следами, и время  от  времени  --  так  же
непонятно  для  меня  --  что-то  измерял рулеткой на стенах. В
одном месте он осторожно собрал щепотку серой  пыли  с  пола  и
положил  в  конверт.  Наконец  он  стал разглядывать через лупу
надпись на стене, внимательно исследуя каждую букву. Видимо, он
был удовлетворен осмотром, потому что спрятал рулетку и лупу  в
карман.
     -- Говорят,  будто  гений -- это бесконечная выносливость,
-- с улыбкой заметил он. -- Довольно неудачное определение,  но
к работе сыщика подходит вполне.
     Грегсон   и   Лестрейд   наблюдали   за  маневрами  своего
коллеги-дилетанта  с  нескрываемым  любопытством   и   не   без
презрения.  Очевидно, они не могли оценить того, что понимал я:
все, что делал Холмс, вплоть до незначительных с виду  мелочей,
служило какой-то вполне определенной и практической цели.
     -- Ну, что скажете, сэр? -- спросили оба хором.
     -- Не  хочу  отнимать  у вас пальму первенства в раскрытии
преступления, -- сказал мой приятель, -- и поэтому  не  позволю
себе  навязывать  советы.  Вы  оба так хорошо справляетесь, что
было бы грешно  вмешиваться.  --  В  голосе  его  звучал  явный
сарказм. -- Если вы сообщите о ходе расследования, -- продолжал
он,  --  я буду сча