пременно приведет, к  международному  конфликту.  Могу
без  преувеличения сказать, что вопросы мира и войны зависят от
этого  документа.  Если  розыски  его  не  могут  проходить   в
совершенной тайне, лучше совсем отказаться от них, так как этот
документ  похитили  именно  для того, чтобы предать его широкой
огласке.
     -- Понимаю. А теперь, мистер  Трелони  Хоуп,  я  буду  вам
весьма  признателен, если вы расскажете мне подробно, при каких
обстоятельствах исчез этот документ.
     -- Я вам изложу все в нескольких словах,  мистер  Холмс...
Этот  документ  -- письмо от одного иностранного монарха -- был
получен шесть дней назад. Письмо имеет такое большое  значение,
что  я  не  решался оставлять его в сейфе министерства и каждый
вечер уносил с собой домой, на Уайтхолл-террас, где хранил  его
в  спальне,  в закрытой на ключ шкатулке для официальных бумаг.
Оно находилось там и вчера вечером, я уверен в  этом.  Когда  я
одевался  к  обеду,  я  еще раз открыл шкатулку и убедился, что
документ на месте. А сегодня  утром  письмо  исчезло.  Шкатулка
стояла  около  зеркала на моем туалетном столе всю ночь. Сплю я
чутко, моя жена тоже. Мы оба готовы поклясться, что никто ночью
не входил в комнату.
     -- В котором часу вы обедали?
     -- В половине восьмого.
     -- Когда вы легли спать?
     -- Моя жена была в театре. Я ждал ее. Мы  ушли  в  спальню
около половины двенадцатого.
     -- Значит,  в  течение  четырех  часов  шкатулка  никем не
охранялась?
     -- В спальню входить не позволено никому, кроме  горничной
-- по  утрам  и моего камердинера или камеристки моей жены -- в
течение остальной части дня. Но эти  двое  --  верные  слуги  и
давно  живут  у  нас  в доме. Кроме того, ни один из них не мог
знать, что в шкатулке хранится нечто более ценное, чем  простые
служебные бумаги.
     -- Кто знал о существовании этого письма?
     -- В моем доме -- никто.
     -- Но ваша жена, конечно, знала?
     -- Нет, сэр. Я ничего не говорил моей жене до сегодняшнего
утра, пока не обнаружил пропажу письма.
     Премьер одобрительно кивнул головой.
     -- Я  всегда  знал, как велико ваше чувство долга, сэр, --
сказал он. -- Не сомневаюсь, что в  столь  важном  и  секретном
деле оно оказалось бы сильнее даже самых тесных семейных уз.
     Министр по европейским делам поклонился.
     -- Совершенно  справедливо, сэр. До сегодняшнего утра я ни
одним словом не обмолвился жене об этом письме.
     -- Могла ли она догадаться сама?
     -- Нет, мистер Холмс, она не могла догадаться, да и  никто
не мог бы.
     -- А прежде у вас пропадали документы?
     -- Нет, сэр.
     -- Кто здесь в Англии знал о существовании этого письма?
     -- Вчера  о  письме  были  извещены все члены кабинета. Но
требование хранить тайну, которое сопровождает каждое заседание
кабинета,  на   этот   раз   было   подкреплено   торжественным
предупреждением   со  стороны  премьер-министра.  Боже  мой,  и
подумать только, что через несколько часов я сам потерял его!
     Отчаяние  исказило  красивое  лицо   Трелони   Хоупа.   Он
схватился   за   голову.  На  мгновение  перед  нами  открылись
подлинные  чувства  человека  порывистого,  горячего  и   остро
впечатлительного.
     Но тут же маска высокомерия снова появилась на его лице, и
уже спокойным голосом он продолжал:
     -- Кроме членов кабинета, о существовании письма знают еще
два, возможно,  три  чиновника  департамента, и больше никто во
всей Англии, уверяю вас, мистер Холмс.
     -- А за границей?
     -- За границей, я уверен, не  видел  этого  письма  никто,
кроме  того,  кто  его  написал. Я твердо убежден, что даже его
министры... то есть я хотел сказать, что  при  отправлении  оно
миновало обычные официальные каналы.
     Холмс на некоторое время задумался, затем сказал:
     -- А   теперь,   сэр,   я  должен  получить  более  точное
представление, что это за документ и  почему  его  исчезновение
повлечет за собой столь серьезные последствия.
     Два государственных деятеля обменялись быстрым взглядом, и
премьер нахмурил густые брови:
     -- Мистер  Холмс,  письмо  было  в  длинном, узком голубом
конверте. На красной сургучной печати изображен приготовившийся
к нападению лев. Адрес написан крупным твердым почерком...
     -- Эти подробности, --  прервал  его  Холмс,  --  конечно,
очень  интересны  и  существенны,  но мне надо знать содержание
письма. О чем говорилось в нем?
     -- Это строжайшая государственная тайна, и боюсь, что я не
могу ответить вам, тем более что не вижу в этом  необходимости.
Если с помощью ваших необычайных, как говорят, способностей вам
удастся  найти  соответствующий моему описанию конверт вместе с
его содержимым,  вы  заслужите  благодарность  своей  страны  и
получите   любое   вознаграждение,   которое   будет   в  наших
возможностях.
     Шерлок Холмс, улыбаясь, встал.
     -- Я понимаю, конечно, что вы принадлежите к  числу  самых
занятых  людей  Англии,  --  сказал  он,  --  но и моя скромная
профессия отнимает у меня много времени. Очень сожалею, что  не
могу  быть  вам  полезным  в  этом  деле,  и  считаю дальнейшее
продолжение нашего разговора бесполезной тратой времени.
     Премьер-министр вскочил.  В  его  глубоко  сидящих  глазах
сверкнул   тот   недобрый   огонь,  который  нередко  заставлял
съеживаться от страха сердца членов кабинета.
     -- Я не привык, сэр... -- начал он,  но  овладел  собой  и
снова занял свое место.
     Минуту   или   более   мы   сидели   молча.  Затем  старый
государственный деятель пожал плечами:
     -- Мы вынуждены принять ваши  условия,  мистер  Холмс.  Вы
безусловно  правы,  и  с нашей стороны неразумно ожидать от вас
помощи, пока мы не доверимся вам полностью.
     -- Я согласен с вами, сэр, -- сказал молодой дипломат.
     -- Хорошо, я расскажу вам все,  но  полагаюсь  целиком  на
вашу   скромность  и  на  скромность  вашего  коллеги,  доктора
Уотсона. Я взываю к вашему  патриотизму,  джентльмены,  ибо  не
могу  представить себе большего несчастья для нашей страны, чем
разглашение этой тайны.
     -- Вы можете вполне довериться нам.
     -- Так вот, это письмо  одного  иностранного  монарха;  он
обеспокоен  недавним расширением колоний нашей страны. Оно было
написано в минуту раздражения и лежит  целиком  на  его  личной
ответственности.  Наведение  справок показало, что его министры
ничего не знают об этом письме. К тому же тон  письма  довольно
резкий,  и некоторые фразы носят столь вызывающий характер, что
его опубликование несомненно взволновало бы общественное мнение
Англии. И даже более, сэр: могу сказать не колеблясь, что через
неделю после опубликования письма наша страна будет вовлечена в
большую войну.
     Холмс  написал  имя  на  листке  бумаги  и   показал   его
премьер-министру.
     -- Совершенно верно, это он. И именно это письмо, которое,
возможно,  повлечет  за собой миллионные расходы и гибель сотен
тысяч людей, исчезло таким загадочным образом.
     -- Вы известили автора письма?
     -- Да, сэр, была отправлена шифрованная телеграмма.
     -- Но, может  быть,  он  и  рассчитывал  на  опубликование
письма?
     -- Нет, сэр! У нас есть все основания полагать, что он уже
понял   неосторожность   и   опрометчивость   своего  поступка.
Опубликование письма было бы для него  и  для  его  страны  еще
большим ударом, чем для нас.
     -- Если  так,  то  в чьих же интересах раскрыть содержание
этого письма? Для чего кому-то понадобилось украсть его?
     -- Тут,  мистер  Холмс,  вы  заставляете  меня   коснуться
области  высокой  международной  политики.  Если  вы примете во
внимание ситуацию в Европе, вам будет  нетрудно  .понять  мотив
преступления.  Европа  представляет  собой  вооруженный лагерь.
Существуют   два   союза,   имеющие   равную   военную    силу.
Великобритания  держит нейтралитет. Если бы мы были вовлечены в
войну с одним союзом, это обеспечило бы превосходство  другого,
даже  независимо  от  того,  участвовал бы он в ней или нет. Вы
понимаете?
     -- Все совершенно ясно. Итак, в краже и разглашении письма
заинтересованы враги этого монарха, стремящиеся посеять  раздор
между его страной и нами?
     -- Да, сэр.
     -- А  кому могли переслать этот документ, если бы он попал
в руки врага?
     -- Любому из европейских  правительств.  Весьма  возможно,
что  в  настоящий  момент  оно  несется  по  назначению с такой
скоростью, какую только способен развить пароход.
     Министр Трелони Хоуп опустил  голову  на  грудь  в  тяжело
вздохнул. Премьер ласково положил руку ему на плечо:
     -- С  вами случилось несчастье, мой дорогой друг. Никто не
решится обвинить вас -- вы приняли все меры предосторожности...
Теперь, мистер Холмс, вам  известно  все.  Что  вы  посоветуете
предпринять?
     Холмс печально покачал головой:
     -- Вы  полагаете,  сэр,  что  война  неизбежна,  если этот
документ не будет возвращен?
     -- Думаю, что она вполне возможна.
     -- Тогда, сэр, готовьтесь к войне.
     -- Это жестокие слова, мистер Холмс!
     -- Примите во внимание факты,  сэр.  Я  не  допускаю,  что
письмо  было похищено после половины двенадцатого ночи, так как
с этого часа и до момента,  когда  обнаружена  пропажа,  мистер
Хоуп и его жена находились в спальне. Значит, оно было похищено
вчера   вечером,   между   половиной   восьмого   и   половиной
двенадцатого -- вероятно, ближе к половине восьмого, потому что
вор знал, где оно лежит, и, конечно,  постарался  завладеть  им
как  можно  раньше.  А  теперь, сэр, если такой важный документ
похищен еще вчера, то где он может  быть  сейчас?  У  вора  нет
никаких  причин  хранить  его.  Скорее  всего, его уже передали
заинтересованному лицу. Какие же у нас теперь шансы перехватить
его или даже напасть на его след? Оно для нас недосягаемо.
     Премьер-министр поднялся с дивана:
     -- Вы рассуждаете  совершенно  логично,  мистер  Холмс.  Я
вижу, что тут действительно ничего нельзя сделать.
     -- Допустим,  например, что документ был похищен горничной
или лакеем...
     -- Они оба -- старые и верные слуги.
     -- Насколько я понял, спальня находится на втором этаже  и
не  имеет  отдельного  хода с улицы, а из передней в нее нельзя
подняться  незамеченным.  Значит,  письмо  похитил  кто-то   из
домашних.  Кому  вор  мог передать его? Одному из международных
шпионов и секретных агентов, имена которых мне хорошо известны.
Есть три человека,  которые,  можно  сказать,  возглавляют  эту
компанию. Я начну с того, что узнаю, чем занят сейчас каждый из
них.  Если  кто-нибудь  из  них уехал, в особенности же если он
уехал вчера вечером, мы будем знать, куда делся этот документ.
     -- А зачем ему уезжать? -- спросил министр по  европейским
делам.  --  Он  мог  бы  с  таким  же  успехом отнести письмо в
посольство здесь же в Лондоне.
     -- Не думаю. Эти агенты работают совершенно самостоятельно
и часто   находятся   в   довольно   натянутых   отношениях   с
посольствами.
     Премьер-министр кивком головы подтвердил это:
     -- Полагаю, что вы правы, мистер Холмс. Он собственноручно
доставит  такой  ценный  подарок  к  месту назначения. Ваш план
действий мне кажется абсолютно верным.  Однако,  Хоуп,  нам  не
следует   из-за   этого   несчастья  забывать  о  прочих  наших
обязанностях. Если в течение дня произойдут новые  события,  мы
сообщим вам, мистер Холмс, и вы, разумеется, информируете нас о
результатах ваших собственных расследований.
     Министры  поклонились и с видом, полным достоинства, вышли
из комнаты.
     Когда наши  высокопоставленные  гости  ушли,  Холмс  молча
закурил  трубку  и  на  некоторое  время  погрузился в глубокую
задумчивость. Я развернул утреннюю  газету  и  начал  читать  о
сенсационном  преступлении,  которое  было  совершено в Лондоне
накануне вечером, как  вдруг  мой  приятель  громко  вскрикнул,
вскочил на ноги и положил трубку на камин.
     -- Да,  --  сказал  он,  --  лучшего  пути  нет. Положение
отчаянное,  но  не  безнадежное.  Сейчас,  необходимо  хотя  бы
узнать,  кто  этот похититель, -- ведь, возможно, письмо еще не
ушло из его рук. В конце концов, этих людей  интересуют  только
деньги,  а к моим услугам -- казначейство Британии. Если письмо
продается, я куплю  его...  даже  если  правительству  придется
увеличить на пенни подоходный налог. Возможно, этот человек все
еще  держит  его  при  себе:  надо  же  ему  узнать, какую цену
предложат здесь, прежде чем попытать свое счастье за  границей!
Есть  только  три человека, способные на такую смелую игру: это
Оберштейн, Ля Ротьер и Эдуард Лукас. Я повидаюсь со всеми.
     Я заглянул в утреннюю газету:
     -- Эдуард Лукас с Годолфин-стрит?
     -- Да.
     -- Вы не можете повидаться с ним.
     -- Почему?
     -- Вчера вечером он был убит в своем доме.
     Мой  друг  так  часто  удивлял   меня   во   время   наших
приключений,  что  я  испытал  чувство  торжества,  увидев, как
поразило его мое сообщение. Он в изумлении уставился  на  меня,
затем  выхватил  из  моих рук газету. Вот та заметка, которую я
читал в ту минуту, когда Холмс встал со своего кресла:

     УБИЙСТВО В ВЕСТМИНСТЕРЕ
     Вчера вечером в доме No  16  на  Годолфин-стрит  совершено
таинственное   преступление.   Годолфин-стрит--   одна  из  тех
старинных  тихих  улиц,   которые   тянутся   между   рекою   и
Вестминстерским  аббатством,  почти  под  сенью  большой  башни
здания парламента. Большинство ее домов построено еще  в  XVIII
веке.  В  одном  из  этих  домов,  в  маленьком,  но изысканном
особняке, несколько лет подряд проживал  мистер  Эдуард  Лукас,
хорошо  известный  в  обществе как обаятельный человек, один из
лучших теноров-любителей Англии. Мистер Лукас был  холост:  ему
было  тридцать  четыре  года;  его прислуга состояла из пожилой
экономки миссис Прингл и  лакея  Миттона.  Экономка  обычно  по
вечерам  не  работала;  она  рано поднималась к себе в комнату,
расположенную  в  верхнем  этаже  дома.  Лакей  в  этот   вечер
отправился  навестить  приятеля  в Хам Мерсмите. С десяти часов
мистер Лукас оставался в квартире один. Пока еще  не  выяснено,
что   произошло  за  это  время,  но  без  четверти  двенадцать
констебль Бэррет, проходя по Годолфин-стрит, заметил, что дверь
дома No16 приоткрыта. Он постучал, но не получил ответа. Увидев
в первой комнате свет, он вошел в коридор и снова постучал,  но
и на этот раз ему не ответили. Тогда он отворил, дверь и вошел.
     В  комнате  царил  страшный  беспорядок:  вся  мебель была
сдвинута в сторону, посередине валялся опрокинутый стул.  Около
этого  стула,  все еще сжимая рукой его ножку, лежал несчастный
владелец дома. Он был убит ударом ножа прямо в  сердце,  причем
смерть,   вероятно,  наступила  мгновенно.  Нож,  которым  было
совершено убийство, оказался кривым индийским кинжалом,  взятым
из  коллекции  восточного  оружия,  украшавшего  одну  из  стен
комнаты. Убийство,  по-видимому,  было  совершено  не  с  целью
грабежа,  ибо  ценные  вещи,  находившиеся  в комнате, остались
нетронутыми.
     Мистер Эдуард Лукас был настолько известен и любим  всеми,
что   сообщение   о  его  насильственной  и  загадочной  смерти
встречено искренней скорбью его многочисленных друзей.

     -- Ну, Уотсон, что вы думаете об этом?  --  спросил  Холмс
после долгого молчания.
     -- Удивительное совпадение!
     -- Совпадение?  Один  из  трех  людей,  которых мы считали
возможными  участниками  этой  драмы,  умирает   насильственной
смертью  в  тот  самый час, когда разыгрывается драма. Какое же
это совпадение! Нет, нет, мой дорогой Уотсон, эти  два  события
связаны  между  собой,  несомненно,  связаны.  И наша задача --
отыскать эту связь.
     -- Но теперь полиция все узнает.
     -- Вовсе,  нет.  Они  знают  только  то,  что   видят   на
Годолфин-стрит.   Они   не   знают   и   ничего  не  узнают  об
Уайтхолл-террас. Только нам известны оба случая,  и  только  мы
можем сопоставить их. Есть одно явное обстоятельство, которое в
любом   случае  возбудило  бы  мои  подозрения  против  Лукаса.
Годолфин-стрит в  Вестминстере  находится  в  нескольких  шагах
ходьбы  от  Уайтхолл-террас.  Другие тайные агенты, о которых я
говорил, живут в дальнем конце Вест-Энда. Поэтому, естественно,
Лукасу было гораздо проще, чем остальным,  установить  связь  и
получить  сведения  из  дома министра по европейским делам. Это
незначительное обстоятельство,  но  если  учесть,  что  события
развертывались   с   такой   быстротой,   оно  может  оказаться
существенным. Ага! Есть какие-то новости!
     Появилась миссис Хадсон, неся на подносе дамскую  визитную
карточку. Холмс взглянул на нее, поднял брови и передал мне.
     -- Попросите  леди Хильду Трелони Хоуп пожаловать сюда, --
сказал он.
     Спустя мгновение нашей  скромной  квартире  была  вторично
оказана  честь,  на  этот  раз  посещением самой очаровательной
женщины в Лондоне. Я часто  слышал  о  красоте  младшей  дочери
герцога Белминстера, но ни одно описание ее, ни одна фотография
не  могли  передать  удивительное,  мягкое обаяние и прелестные
краски ее тонкого лица. Однако в то осеннее утро не красота  ее
бросилась  нам  в  глаза  при  первом  взгляде.  Лицо  ее  было
прекрасно, но бледно от волнения; глаза блестели, но  блеск  их
казался  лихорадочным; выразительный рот был крепко сжат -- она
пыталась овладеть  собой.  Страх,  а  не  красота  --  вот  что
поразило  нас,  когда  наша  очаровательная  гостья появилась в
раскрытых дверях.
     -- Был у вас мой муж, мистер Холмс?
     -- Да, миледи, был.
     -- Мистер Холмс,  умоляю  вас,  не  говорите  ему,  что  я
приходила сюда!
     Холмс холодно поклонился и предложил даме сесть.
     -- Ваша   светлость   ставит   меня  в  весьма  щекотливое
положение. Прошу вас сесть и рассказать, что вам угодно. Но,  к
сожалению, никаких безусловных обещаний заранее дать я не могу.
     Она  прошла  через  всю  комнату и села спиной к окну. Это
была  настоящая  королева  --  высокая,  грациозная   и   очень
женственная.
     -- Мистер  Холмс,  -- начала она, и, пока она говорила, ее
руки в белых перчатках беспрестанно сжимались и разжимались, --
я буду с вами откровенна и надеюсь, что это заставит  вас  быть
откровенным со мною. Между моим мужем и мною нет тайн ни в чем,
кроме одного: это политика. Здесь он молчит, он не рассказывает
мне  ничего.  Однако  я  узнала, что вчера вечером у нас в доме
случилось нечто весьма неприятное.  Мне  известно,  что  пропал
какой-то  документ.  Но поскольку здесь затронута политика, мой
муж отказывается посвятить  меня  в  это  дело.  А  ведь  очень
важно...  поверьте,  очень  важно... чтобы я знала об этом все.
Кроме членов правительства, вы  --  единственный  человек,  кто
знает  правду.  Умоляю  вас,  мистер  Холмс, объясните мне, что
произошло и каковы могут быть последствия! Расскажите мне  все,
мистер  Холмс.  Пусть  интересы  вашего клиента не заставят вас
молчать. Уверяю вас, я действую в его интересах, и если  бы  он
только  понимал  это, то, вероятно, полностью доверился бы мне.
Что это была за бумага, которую похитили?
     -- Миледи, вы требуете от меня невозможного.
     Она глубоко вздохнула и закрыла лицо руками.
     -- Вы должны меня понять, миледи. Если  ваш  муж  находит,
что вам лучше оставаться в неведении относительно данного дела,
как  могу  я, с которого взяли слово хранить эту тайну, открыть
вам то, что он  желал  бы  скрыть?  Вы  даже  не  имеете  права
спрашивать меня -- вы должны спросить мужа.
     -- Я  спрашивала его. Я пришла к вам, пытаясь использовать
последнюю возможность. Но если даже вы не хотите сказать ничего
определенного, вы крайне обяжете меня, ответив на один вопрос.
     -- Какой, миледи?
     -- Может ли из-за  этого  случая  пострадать  политическая
карьера моего мужа?
     -- Видите  ли,  миледи,  если  дело  не будет улажено, оно
может, конечно, им