- Я решила молчать, но раз уж  моя
бедняжка дочь заговорила об этом, то делать нечего. И поскольку
я решилась, то расскажу все подробно.
     -- Вот это разумно! -- согласился я.
     -- Мистер  Дреббер  жил  у  нас почти три недели. Он и его
секретарь, мистер Стэнджерсон,  путешествовали  по  Европе.  На
каждом  чемодане  была наклейка "Копенгаген" -- стало быть, они
прибыли  прямо  оттуда.  Стэнджерсон  --   человек   спокойный,
сдержанный,  но  хозяин  его,  к  сожалению, был совсем другого
склада. У него были дурные привычки, и  вел  он  себя  довольно
грубо. Когда они приехали, он в первый же вечер сильно напился,
и  если  уж  говорить  правду,  после  полудня  вообще не бывал
трезвым. Он заигрывал с  горничными  и  позволял  себе  с  ними
недопустимые вольности. Самое ужасное, что он вскоре повел себя
так  и  с  моей  дочерью Алисой и не раз говорил ей такое, чего
она, к счастью, по  своей  невинности  даже  не  могла  понять.
Однажды  он  дошел  до  крайней  наглости  -- схватил ее и стал
целовать; даже его собственный секретарь не вытерпел и упрекнул
его за столь неприличное поведение.
     -- Но вы-то почему это терпели? -- спросил я. --  Вы  ведь
могли выставить вон ваших жильцов в любую минуту.
     Вопрос,  как  видите,  вполне  естественный, однако миссис
Шарпантье сильно смешалась.
     -- Видит Бог, я отказала бы  им  на  другой  же  день,  --
сказала она, -- но слишком велико было искушение -- ведь каждый
платил по фунту в день -- значит, четырнадцать фунтов в неделю,
а  в  это время года так трудно найти жильцов! Я вдова, сын мой
служит во  флоте,  и  это  стоит  немалых  денег.  Не  хотелось
лишаться  дохода,  ну  я и терпела, сколько могла. Но последняя
его выходка меня совсем уж возмутила, и я сейчас  же  попросила
его освободить комнаты. Потому-то он и уехал.
     -- А дальше?
     -- У  меня  отлегло  от  сердца, когда они уехали. Сын мой
сейчас дома, он в отпуску, но я побоялась рассказать ему --  он
очень  уж  вспыльчивый и нежно любит сестру. Когда я заперла за
ними дверь, у меня словно камень с души свалился. Но,  увы,  не
прошло  и  часа,  как раздался звонок и мне сказали, что мистер
Дреббер вернулся. Он вел себя очень развязно,  очевидно,  успел
порядком  напиться.  Он  вломился  в  комнату,  где сидели мы с
дочерью, и буркнул мне что-то невразумительное насчет того, что
он-де опоздал на поезд. Потом повернулся к Алисе  и  прямо  при
мне  предложил ей уехать с ним. "Вы уже взрослая, -- сказал он,
-- и по закону никто вам запретить не может. Денег у меня куча.
Не обращайте внимания на свою старуху, едемте вместе сейчас же!
Вы будете жить, как герцогиня!"  Бедная  Алиса  перепугалась  и
бросилась  прочь, но он схватил ее за руку и потащил к двери. Я
закричала, и тут вошел мой сын, Артур. Что  было  потом,  я  не
знаю. Я слышала только злобные проклятия и шумную возню. Я была
так  напугана,  что  не  смела открыть глаза. Наконец я подняла
голову и увидела, что Артур стоит на пороге с палкой в руках  и
смеется.  "Думаю,  что  наш  прекрасный  жилец  сюда  больше не
покажется, -- сказал он. -- Пойду на улику, погляжу, что он там
делает". Артур взял шляпу и вышел.  А  наутро  мы  узнали,  что
мистер Дреббер убит неизвестно кем.
     Рассказывая, миссис Шарпантье то вздыхала, то всхлипывала.
Временами  она  даже не говорила, а шептала так тихо, что я еле
разбирал  слова.  Но  все,   что   она   сказала,   я   записал
стенографически, чтобы потом не было недоразумений.
     -- Очень  любопытно,  -- сказал Холмс, зевая. -- Ну, и что
же дальше?
     -- Миссис Шарпантье замолчала, -- продолжал  сыщик,  --  и
тут   я   понял,   что   все  зависит  от  одного-единственного
обстоятельства. Я посмотрел на нее пристальным взглядом -- я не
раз убеждался, как сильно он действует на женщин, -- и спросил,
когда ее сын вернулся домой.
     -- Не знаю, -- ответила она.
     -- Не знаете?
     -- Нет, у него есть ключ, он сам отпирает дверь.
     -- Но вы уже спали, когда он пришел?
     -- Да.
     -- А когда вы легли спать?
     -- Около одиннадцати.
     -- Значит, ваш сын отсутствовал часа два, не меньше?
     -- Да.
     -- А может, четыре или пять часов?
     -- Может быть.
     -- Что же он делал все это время?
     -- Не знаю, -- сказала она, так побледнев, что даже губы у
нее побелели.
     Конечно, после этого уже не о чем было говорить.
     Я разузнал, где  находится  лейтенант  Шарпантье,  взял  с
собой  двух  полицейских и арестовал его. Когда я тронул его за
плечо и велел спокойно идти с  нами,  он  нагло  спросил:  "Вы,
наверное,  подозреваете,  что я убил этого негодяя Дреббера?" А
поскольку об убийстве и речи пока не было, то  все  это  весьма
подозрительно.
     -- Очень, -- подтвердил Холмс.
     -- При  нем  была  палка,  с которой он, по словам матери,
бросился вслед за Дреббером. Толстая, тяжелая дубинка, сэр.
     -- Как же, по-вашему, произошло убийство?
     -- А вот как. Он шел за Дреббером до самой  Брикстон-роуд.
Там  снова  завязалась  драка.  Шарпантье  ударил  этой  палкой
Дреббера, всего вероятнее, в живот, -- и тот сразу же  умер,  а
на  теле  никаких следов не осталось. Лил дождь, кругом не было
ни души, и Шарпантье оттащил свою жертву в пустой дом. А свеча,
кровь на полу, надпись на стене и кольцо --  это  всего-навсего
хитрости, чтобы запутать следствие.
     -- Молодец!  --  одобрительно  воскликнул Холмс. -- Право,
Грегсон, вы делаете большие успехи. У вас большая будущность.
     -- Я тоже доволен собой, кажется, я  недурно  справился  с
делом,  --  горделиво ответил сыщик. -- Молодой человек в своих
показаниях утверждает, что он пошел за Дреббером, но тот вскоре
заметил его и, подозвав кэб, уехал. Шарпантье утверждает,  что,
возвращаясь  домой, он якобы встретил своего товарища по флоту,
и они долго гуляли по улицам. Однако он не  смог  сказать,  где
живет  этот  его  товарищ. Мне кажется, тут все сходится одно к
одному  необыкновенно  точно.  Но  Лестрейд-то,  Лестрейд!  Как
подумаю,  что  он  сейчас  рыщет  по  ложному  следу,  так меня
разбирает смех! Смотрите-ка, да вот и он сам!
     Да, действительно в дверях стоял Лестрейд -- за разговором
мы не услышали его шагов на  лестнице.  Но  куда  девалась  его
самоуверенность,  его  обычная  щеголеватость? На лице его была
написана растерянность и  тревога,  измятая  одежда  забрызгана
грязью.  Очевидно, он пришел о чем-то посоветоваться с Шерлоком
Холмсом, потому  что,  увидев  своего  коллегу,  был  смущен  и
раздосадован. Он стоял посреди комнаты, нервно теребя шляпу, и,
казалось, не знал, как поступить.
     -- Совершенно небывалый случай, -- произнес он наконец, --
непостижимо запутанное дело!
     -- Неужели,  мистер  Лестрейд!  -- торжествующе воскликнул
Грегсон.  --  Я  не  сомневался,  что  вы  придете   к   такому
заключению.  Удалось  ли  вам  найти секретаря, мистера Джозефа
Стэнджерсона?
     -- Мистер Джозеф Стэнджерсон, --  серьезным  тоном  сказал
Лестрейд,  --  убит  в гостинице "Холлидей" сегодня около шести
часов утра.

     ГЛАВА V. ПРОБЛЕСК СВЕТА

     Неожиданная и важная весть, которую принес  нам  Лестрейд,
слегка  ошеломила всех нас. Грегсон вскочил с кресла, пролив на
пол остатки виски с водой. Шерлок Холмс сдвинул брови и  крепко
сжал губы, а я молча уставился на него.
     -- И  Стэнджерсон  тоже...  --  пробормотал Холмс. -- Дело
осложняется.
     -- Оно  и  без  того  достаточно  сложно,   --   проворчал
Лестрейд,  берясь  за стул. -- Но я, кажется, угодил на военный
совет?
     -- А вы... вы точно знаете, что  он  убит?  --  запинаясь,
спросил Грегсон.
     -- Я только что был в его комнате, -- ответил Лестрейд. --
И первый обнаружил его труп.
     -- А  мы  тут  слушали  Грегсона,  который по-своему решил
загадку, -- заметил Холмс. -- Будьте добры, расскажите нам, что
вы видели и что успели сделать.
     -- Пожалуйста, -- ответил Лестрейд, усаживаясь на стул. --
Не скрою, я держался того мнения,  что  Стэнджерсон  замешан  в
убийстве   Дреббера.   Сегодняшнее   событие  доказало,  что  я
ошибался. Одержимый мыслью о его соучастии, я  решил  выяснить,
где он и что с ним. Третьего числа вечером, примерно в половине
девятого,  их  видели  вместе  на Юстонском вокзале. В два часа
ночи труп Дреббера нашли  на  Брикстон-роуд.  Следовательно,  я
должен  был  узнать,  что  делал  Стэнджерсон  между  половиной
девятого и тем часом, когда было совершено преступление, и куда
он девался  после  этого.  Я  послал  в  Ливерпуль  телеграмму,
сообщил приметы Стэнджерсона и просил проследить за пароходами,
отходящими   в   Америку.  Затем  я  объехал  все  гостиницы  и
меблированные комнаты в районе Юстонского вокзала. Видите ли, я
рассуждал так: если они с Дреббером расстались  у  вокзала,  то
скорее всего секретарь переночуй где-нибудь поблизости, а утром
опять явится на вокзал.
     -- Они,  вероятно,  заранее условились о месте встречи, --
вставил Холмс.
     -- Так и оказалось. Вчерашний вечер я потратил  на  поиски
Стэнджерсона,  но  безуспешно.  Сегодня  я  начал  искать его с
раннего утра и к восьми часам  добрался  наконец  до  гостиницы
"Холлидей"  на  Литл-Джордж-стрит. На вопрос, не живет ли здесь
мистер Стэнджерсон, мне сразу ответили утвердительно.
     -- Вы, наверное, тот джентльмен, которого он поджидает, --
сказали мне. -- Он ждет вас уже два дня.
     -- А где он сейчас? -- спросил я.
     -- У себя наверху, он еще спит. Он просил разбудить его  в
девять.
     -- Я  сам  его  разбужу,  --  сказал я, Я подумал, что мой
внезапный приход застанет его врасплох и  от  неожиданности  он
может проговориться насчет убийства.
     Коридорный  вызвался  проводить меня до его комнаты -- она
была на втором этаже и выходила в узенький коридорчик.  Показав
мне  его  дверь, коридорный пошел было вниз, как вдруг я увидел
такое, от чего, несмотря на мой двадцатилетний опыт,  мне  едва
не  стало  дурно. Из-под двери вилась тоненькая красная полоска
крови, она пересекала пол коридорчика  и  образовала  лужицу  у
противоположной  стены. Я невольно вскрикнул; коридорный тотчас
же вернулся назад. Увидев  кровь,  он  чуть  не  хлопнулся  без
чувств,  Дверь  оказалась  заперта  изнутри,  но мы высадили ее
плечами и ворвались в комнату. Окно было открыто, а возле  него
на  полу,  скорчившись,  лежал человек в ночной рубашке. Он был
мертв,  и,  очевидно,  уже  давно:  труп  успел  окоченеть.  Мы
перевернули  его на спину, и коридорный подтвердил, что это тот
самый человек, который жил у них в гостинице под именем Джозефа
Стэнджерсона. Смерть наступила от сильного удара ножом в  левый
бок;  должно  быть,  нож задел сердце. И тут обнаружилось самое
странное. Как вы думаете, что мы увидели над трупом?
     Прежде чем  Холмс  успел  ответить,  я  почувствовал,  что
сейчас  услышу  что-то  страшное,  и  у  меня  по коже поползли
мурашки.
     -- Слово "Rache", написанное кровью, -- сказал Холмс.
     -- Да, именно. --  В  голосе  Лестрейда  звучал  суеверный
страх.
     Мы   помолчали.   В  действиях  неизвестного  убийцы  была
какая-то зловещая методичность, и  от  этого  его  преступления
казались  еще ужаснее. Нервы мои, ни разу не сдававшие на полях
сражений, сейчас затрепетали.
     -- Убийцу  видели,  --  продолжал  Лестрейд.  --  Мальчик,
приносивший  молоко, шел обратно в молочную через проулок, куда
выходит конюшня,  что  на  задах  гостиницы.  Он  заметил,  что
лестница,  всегда  валявшаяся  на  земле,  приставлена  к  окну
второго этажа гостиницы,  а  окно  распахнуто  настежь.  Отойдя
немного,  он  оглянулся  и  увидел,  что по лестнице спускается
человек. И спускался он так спокойно,  не  таясь,  что  мальчик
принял  его  за  плотника или столяра, работавшего в гостинице.
Мальчик не обратил особого внимания на этого человека,  хотя  у
него  мелькнула мысль, что в такую рань обычно еще не работают.
Он  припоминает,  что  человек  этот  был  высокого  роста,   с
красноватым  лицом  и  в  длинном коричневом пальто. Он, должно
быть, ушел из комнаты не сразу после убийства --  он  ополоснул
руки  в  тазу  с  водой  и  тщательно  вытер нож о простыню, на
которой остались кровяные пятна.
     Я  взглянул  на  Холмса  --  описание  убийцы  в  точности
совпадало  с  его  догадками.  Однако  лицо  его не выражало ни
радости, ни удовлетворения.
     -- Вы не нашли в  комнате  ничего  такого,  что  могло  бы
навести на след убийцы? -- спросил он.
     -- Ничего.  У Стэнджерсона в кармане был кошелек Дреббера,
но тут нет ничего удивительного:  Стэнджерсон  всегда  за  него
расплачивался.  В  кошельке  восемьдесят  фунтов  с мелочью, и,
очевидно, оттуда ничего не взято. Не знаю, каковы  мотивы  этих
странных  преступлений,  но  только  не  ограбление. В карманах
убитого не обнаружено никаких  документов  или  записок,  кроме
телеграммы  из Кливленда, полученной с месяц назад. Текст ее --
"Дж. Х. в Европе". Подписи в телеграмме нет.
     -- И больше ничего? -- спросил Холмс.
     -- Ничего существенного. На кровати брошен роман,  который
Стэнджерсон  читал на ночь вместо снотворного, а на стуле рядом
лежит трубка  убитого.  На  столе  стоит  стакан  с  водой,  на
подоконнике -- аптекарская коробочка, и в ней две пилюли.
     С радостным возгласом Шерлок Холмс вскочил со стула.
     -- Последнее звено! -- воскликнул он. -- Теперь все ясно!
     Оба сыщика вытаращили на него глаза.
     -- Сейчас  в моих руках все нити этого запутанного клубка,
-- уверенно заявил мой приятель. --  Конечно,  еще  не  хватает
кое-каких  деталей,  но цепь событий, начиная с той минуты, как
Дреббер расстался со Стэнджерсоном  на  вокзале,  и  вплоть  до
того,  как  вы нашли труп Стэнджерсона, мне ясна, как будто все
происходило на моих глазах. И я вам это докажу. Не могли бы  вы
взять оттуда пилюли?
     -- Они  у  меня,  -- сказал Лестрейд, вытаскивая маленькую
белую коробочку. -- Я взял и пилюли, и кошелек,  и  телеграмму,
чтобы  сдать  в полицейский участок. По правде говоря, пилюли я
прихватил случайно: я не придал им никакого значения.
     -- Дайте сюда, -- сказал Холмс и  повернулся  ко  мне.  --
Доктор, как вы думаете, это обыкновенные пилюли?
     Нет,  пилюли,  конечно, нельзя было назвать обыкновенными.
Маленькие,  круглые,  жемчужно-серого  цвета,  они  были  почти
прозрачными, если смотреть их на свет.
     -- Судя  по  легкости  и  прозрачности, я полагаю, что они
растворяются в воде, -- сказал я.
     -- Совершенно верно, -- ответил Холмс.  --  Будьте  добры,
спуститесь  вниз  и принесите этого несчастного парализованного
терьера, -- хозяйка вчера просила усыпить его, чтобы он  больше
не мучился.
     Я   сошел   вниз   и  принес  собаку.  Тяжелое  дыхание  и
стекленеющие глаза говорили о  том,  что  ей  недолго  осталось
жить.  Судя  по  побелевшему  носу,  она  уже почти перешагнула
предел собачьего существования. Я положил терьера на  коврик  у
камина.
     -- Сейчас  я разрежу одну пилюлю пополам, -- сказал Холмс,
вынимая перочинный нож. -- Одну половинку мы положим обратно --
она еще может пригодиться.  Другую  я  кладу  в  этот  бокал  и
наливаю  чайную  ложку  воды. Видите, наш доктор прав -- пилюля
быстро растворяется.
     -- Да,  весьма  занятно,  --  обиженным   тоном   произнес
Лестрейд,  очевидно, заподозрив, что над ним насмехаются, -- но
я все-таки не понимаю,  какое  это  имеет  отношение  к  смерти
Джозефа Стэнджерсона?
     -- Терпение,  друг  мой, терпение! Скоро вы убедитесь, что
пилюли имеют к ней самое прямое  отношение.  Теперь  я  добавлю
немного  молока,  чтобы было повкуснее и собака вылакала бы все
сразу.
     Вылив содержимое бокала в блюдце, он  поставил  его  перед
собакой.  Та  вылакала  все  до  капли.  Серьезность Холмса так
подействовала на нас, что мы молча, как  завороженные,  следили
за  собакой,  ожидая  чего-то  необычайного. Ничего, однако, не
произошло. Терьер лежал на коврике, все так же тяжело дыша,  но
от пилюли ему не стало ни лучше, ни хуже.
     Холмс  вынул  часы;  прошла  минута, другая, собака дышала
по-прежнему,  а  Шерлок  Холмс  сидел  с  глубоко   огорченным,
разочарованным  видом.  Он  прикусил  губу,  потом  забарабанил
пальцами по столу -- словом,  выказывал  все  признаки  острого
нетерпения. Он так волновался, что мне стало его искренне жаль,
а оба сыщика иронически улыбались, явно радуясь его провалу.
     -- Неужели  же  это  просто  совпадение?  -- воскликнул он
наконец; вскочив со стула, он яростно зашагал  по  комнате.  --
Нет,   не   может   быть!  Те  самые  пилюли,  которые,  как  я
предполагал,   убили   Дреббера,   найдены    возле    мертвого
Стэнджерсона.  И  вот  они  не действуют! Что же это значит? Не
верю, чтобы весь ход моих  рассуждений  оказался  неправильным.
Это  невозможно! И все-таки бедный пес жив... А! Теперь я знаю!
Знаю!
     С этим радостным возгласом он схватил коробочку,  разрезал
вторую  пилюлю  пополам,  растворил  в  воде,  долил  молока  и
поставил перед терьером. Едва несчастный пес лизнул языком  эту
смесь,  как  по  телу  его  пробежали  судороги, он вытянулся и
застыл, словно сраженный молнией.
     Шерлок Холмс глубоко вздохнул и отер со лба пот.
     -- Надо больше доверять себе, -- сказал он. -- Пора бы мне
знать, что если какой-нибудь факт идет вразрез с длинной  цепью
логических  заключений,  значит, его можно истолковать иначе. В
коробке лежало две пилюли -- в одной содержался смертельный яд,
другая -- совершенно безвредная. Как это я не догадался раньше,
чем увидел коробку!
     Последняя фраза показалась мне настолько странной,  что  я
усомнился,  в  здравом  ли  он  уме.  Однако труп собаки служил
доказательством правильности его доводов. Я  почувствовал,  что
туман  в моей голове постепенно рассеивается и я начинаю смутно
различать правду.
     -- Вам всем это кажется сущей дичью, --  продолжал  Холмс,

внимания на  единственное  обстоятельство,  которое  и  служило
настоящим  ключом  к  тайне.  Мне посчастливилось ухватиться за
него, и все дальнейшее только подтверждало  мою  догадку  и,  в
сущности,  являлось  ее  логическим следствием. Поэтому все то,
что ставило вас  в  тупик  и,  как  вам  казалось,  еще  больше
запутывало  дело,  мне,  наоборот,  многое  объясняло  и только
подтверждало  мои  заключения.  Нельзя  смешивать  странное   с
таинственным.  Часто  самое  банальное преступление оказывается
самым загадочным, потому что ему  не  сопутствуют  какие-нибудь
особенные  обстоятельства,  которые  могли бы послужить основой
для умозаключений. Это  убийство  было  бы  бесконечно  труднее
разгадать,  если  бы  труп  просто  нашли на дороге, без всяких
"outre"11 и  сенсационных  подробностей,  которые  придали  ему
характер   необыкновенности,   Странные  подробности  вовсе  не
осложняют расследование, а, наоборот, облегчают его.
     Грегсон, сгоравший от нетерпения во время  этой  речи,  не
выдержал.
     -- Послушайте,  мистер  Шерлок  Холмс, -- сказал он, -- мы
охотно признаем, что вы человек сообразительный и изобрели свой
особый метод работы. Но сейчас нам ни к чему выслушивать лекцию
по  теории.  Сейчас  надо  ловить  убийцу.  У  меня  было  свое
толкование  дела,  но,  кажется, я ошибся. Молодой Шарпантье не
может быть причастен ко второму убийству.  Лестрейд  подозревал
Стэнджерсона  и,  очевидно,  тоже  промахнулся.  Вы  все  время
сыплете намеками и делаете вид,  будто  знаете  гораздо  больше
нас,  но теперь мы вправе спросить напрямик: что вам известно о
преступлении? Можете ли вы назвать убийцу?
     -- Не могу не согласиться с  Грегсоном,  сэр,  --  заметил
Лестрейд.  -- Мы оба пытались найти разгадку, и оба ошиблись. С
той минуты, как я пришел, вы уже несколько раз говорили, что  у
вас  есть  все  необходимые  улики.  Надеюсь,  теперь-то  вы не
станете их утаивать?
     -- Если медлить с арестом убийцы,  --  добавил  я,  --  он
может совершить еще какие-ни