обычаи. Не мне начинать говорить,  мистер  Моррис...  Если  вам
нужно что-нибудь сказать, я вас слушаю.
     -- Чтобы передать все мистеру Макгинти?
     -- Успокойтесь.  Лично  я  останусь верен ложе, говорю вам
это прямо. Но я не выдаю то, что мне  сказали  по  секрету.  Но
учтите,  ни в чем, что противоречит интересам ложи, не ждите от
меня помощи.
     -- Быть может, я отдам в  ваши  руки  свою  жизнь,  говоря
откровенно.  Но вы все же новичок. Значит, совесть у вас еще не
так  заскорузла,  как  у  других.  Вот  почему   мне   хотелось
поговорить с вами.
     -- Что же вы хотите сообщить мне?
     -- Если   вы   меня  выдадите,  пусть  ляжет  на  вас  мое
проклятие.
     -- Я сказал, что не выдам!
     -- Тогда ответьте: когда вы сделались членом ложи в Чикаго
и произнесли обеты верности и милосердия, приходила вам  на  ум
мысль, что это поведет вас к преступлениям?
     -- Смотря что называть преступлением.
     -- Смотря  что!  --  воскликнул  Моррис гневно. -- Мало вы
видели наших дел, если можете назвать их как-нибудь иначе. Ну а
прошлой ночью, когда старого человека, который мог  быть  вашим
отцом, избили до полусмерти, -- что это было, по-вашему?
     -- Некоторые  сказали  бы,  что  это  война,  --  спокойно
ответил Макмэрдо, -- а на войне -- как  на  войне:  все  сводят
счеты как могут.
     -- Вы  все-таки  ответьте  на  мой  вопрос:  думали  вы  о
чем-либо подобном, когда вступали в чикагскую ложу?
     -- Должен признаться, нет.
     -- Так  было  и  со  мной,  когда  я  вступил  в  орден  в
Филадельфии.  К  сожалению, дела мои там расстроились, и в один
проклятый Богом час я услышал о Вермиссе. Я  приехал  сюда  для
поправки  своих  дел. Боже, подумать только... Со мной приехали
жена и трое детей. На рыночной площади я открыл магазин, и дела
пошли отлично. Потом я вступил в местную ложу -- так же, как вы
вчера. Я сразу очутился во власти злодея  и  запутался  в  сети
преступлений.  Что  мне  оставалось  делать?  Я  не могу отсюда
уехать, так как все состояние мое вложено  в  магазин.  Если  я
откажусь  от  братства, то буду тут же убит, и один Бог ведает,
как поступят с моей женой и детьми. О, это  ужасно!  --  Моррис
закрыл лицо руками.
     Макмэрдо пожал плечами.
     -- Вы слишком сердобольны для всех этих дел.
     -- Во  мне  не  умерла  совесть,  но они превратили меня в
преступника. Особенно запомнился один случай. Однажды мне  дали
поручение.  Если  бы  я  отказался,  меня постигла бы смерть...
Воспоминание о случившемся будет вечно преследовать меня. Милях
в двадцати от города стоял уединенный дом, вон  там,  у  гор...
Мне  приказали  караулить двери, поручить мне самое дело они не
решились. Остальные вошли в комнату, и, когда  снова  появились
из  дверей,  их  руки были в крови... Мы собирались уйти, когда
позади нас в доме закричал ребенок. Я чуть не потерял  сознание
от ужаса, но мне надо было улыбаться, иначе в следующий раз они
вышли  бы с окровавленными руками из моего дома и мой маленький
Фрэд кричал бы так же... По приказу  я  сделался  палачом...  Я
верующий  католик,  но  патер  не  захотел  и говорить со мной,
узнав, что я Чистильщик... Меня отлучили от церкви... Мне ясно,
что вы идете по той же дороге, и я спрашиваю вас: готовы ли  вы
сделаться   хладнокровным   убийцей?..  Или  мы  все  же  можем
каким-нибудь способом остановить все это?
     -- Что вы хотите делать? --  резко  спросил  Макмэрдо.  --
Ведь не донести же?
     -- Боже  сохрани, -- ответил Моррис. -- Одна мысль об этом
стоила бы мне жизни.
     -- Ну что ж, -- сказал Макмэрдо, -- лично мне вы  кажетесь
просто  слабохарактерным человеком. К тому же вы придаете всему
этому слишком много значения.
     -- Слишком много! Поживите здесь  дольше,  тогда  узнаете!
Посмотрите  в  долину,  какую  тень  бросают на нее клубы дыма?
Поверьте, тень преступлений куда мрачнее.  Мы  живем  в  Долине
ужаса. С заката до утренней зари сердца мирных жителей трепещут
от страха. Скоро, молодой человек, вы сами убедитесь в этом.
     -- Поживем  --  увидим,  --  беспечно  сказал Макмэрдо. --
Придет время, и я скажу вам,  что  думаю  по  этому  поводу.  А
теперь  мне ясно только одно: вы не годитесь для жизни в долине
и чем скорее продадите свою лавочку  за  любую  цену  и  уедете
отсюда,  тем  лучше.  Я  не забуду, что вы сказали. Надеюсь, вы
говорили с добрыми намерениями. Прощайте.
     -- Погодите,  --  остановил  его  Моррис.  --  Нас   могли
заметить  вместе, и кто знает, не пожелают ли они узнать, о чем
мы разговаривали.
     -- С вашей стороны предусмотрительно подумать об этом.
     -- Скажем, я предлагал вам место у меня в магазине.
     -- А я отказался. Ну что ж, договорились.  Прощайте,  брат
Моррис, и желаю, чтобы в будущем вам жилось легче.
     В  тот  же  вечер  Макмэрдо  в задумчивости сидел у себя в
гостиной возле печки и курил. Неожиданно дверь распахнулась и в
комнату ввалился мастер ложи. Он сел против молодого человека и
несколько секунд молча смотрел на него. Макмэрдо выдержал  этот
взгляд совершенно спокойно. Наконец Макгинти сказал:
     -- Я редко хожу в гости, брат Макмэрдо, так как посетители
отнимают  у  меня  слишком  много времени. Тем не менее я решил
навестить вас.
     -- Горжусь этим, -- ответил Макмэрдо и поднялся  с  места,
чтобы  достать  из  буфета  бутылку  виски.  -- Не ожидал такой
чести.
     -- Ну как рука?
     Макмэрдо скривился.
     -- Дает о себе знать, но ничего: стоит помучиться.
     -- Да, -- ответил Макгинти, -- стоит для людей,  преданных
ложе  и  готовых  работать  на нее. О чем вы толковали с братом
Моррисом на Мельничном холме?
     Вопрос прозвучал неожиданно, но у  Макмэрдо  был  наготове
ответ.
     -- Моррис  добрый  парень. Ему показалось, что я нуждаюсь,
и, желая мне помочь, он предложил мне место в своем магазине.
     -- И вы отказались?
     -- Ну, конечно. Я могу, не выходя из комнаты,  заиметь  за
четыре часа больше, чем он дал бы мне за месяц.
     -- Верно. Но на вашем месте я не стал бы часто встречаться
с Моррисом.
     -- Почему?
     -- Потому  что  я  советую  вам это. Для всех оказалось бы
вполне достаточно моего слова.
     -- Может быть, но не для меня, -- смело возразил Макмэрдо.
     Глаза  смуглого  исполина  гневно  вспыхнули,   однако   в
следующую  секунду  выражение  его лица изменилось, и он громко
засмеялся неискренним смехом.
     -- Я всегда говорил, что вы странная  карта  в  игре.  Ну,
если вам нужны объяснения, извольте, я их вам дам. Разве Моррис
не отзывался плохо о ложе?
     -- Нет.
     -- А обо мне?
     -- Тоже нет.
     -- Значит,  он  просто  не  доверяет  вам.  В  душе  же он
неверный брат. Мы это знаем и ждем только случая наказать  его.
В  нашем  загоне  нет места для паршивой овцы. А если вы будете
вести знакомство с неверным человеком, подозрение в  неверности
падет и на вас. Понятно?
     -- Я  не  могу  подружиться с ним, потому что этот человек
мне не нравится,  --  ответил  Макмэрдо.  --  Что  же  до  моей
неверности,  так заговори о ней не вы, а кто-нибудь другой, ему
бы не пришлось произнести следующую фразу.
     -- Хорошо, сказано достаточно, -- заметил Макгинти.  --  Я
пришел, чтобы вовремя предупредить вас, что и сделал.
     -- Но как вы узнали о моем свидании с Моррисом?
     Макгинти засмеялся.
     -- Я  должен знать все, что происходит в городе, -- сказал
он, -- и советую помнить, что я  все  знаю.  Ну,  мне  пора,  я
только добавлю, что...
     Но   он   не   успел  закончить  прощальную  фразу:  дверь
распахнулась, и настороженные лица трех  полицейских  заглянули
внутрь.  Макмэрдо  вскочил и вытащил было револьвер, однако тут
же снова спрятал его в карман, увидев наведенные на  себя  дула
винтовок. Четвертый человек, тоже в мундире, вошел в комнату, и
Макмэрдо  узнал  в  нем  капитана  Мервина  из  Чикаго. Капитан
подошел к нему и покачал головой.
     -- Я так и  думал,  что  нам  еще  предстоит  встретиться.
Одевайтесь и пошли.
     -- Вам придется за это ответить, -- прогремел Макгинти. --
Как вы  смеете  врываться  в  частный  дом и оскорблять честных
людей?
     -- Это вас не касается, советник, -- ответил Мервин. -- Мы
пришли не за вами, а вот  за  этим  молодчиком,  и  вы  обязаны
помогать полиции исполнять ее долг.
     -- Он мой друг, и я отвечаю за него.
     -- Смотрите,  мистер  Макгинти,  как  бы  вам  не пришлось
отвечать за собственные дела. Ну а этот Макмэрдо  был  негодяем
еще  до  приезда  в Вермиссу, негодяем он остался и теперь... А
ну-ка давайте сюда револьвер, молодчик.
     -- Вот он, -- хладнокровно сказал Макмэрдо. -- Будь  мы  с
вами  с  глазу  на  глаз,  капитан  Мервин, вы бы разговаривали
иначе.
     -- Где приказ об аресте? -- спросил Макгинти. --  Ей-богу,
пока  в  полиции служат такие господа, как вы, в Вермиссе будет
все хуже. Вы нас оскорбили и ответите за это.
     -- Исполняйте ваш долг, как вы его понимаете, советник, --
сказал Мервин, -- а мы будем исполнять свой.
     -- В чем меня обвиняют? -- спросил Макмэрдо.
     -- В том, что вы  участвовали  в  нападении  на  редактора
Стейнджера в помещении "Гералда". Можете радоваться, что вас не
обвиняют в убийстве.
     Макгинти грубо рассмеялся.
     -- Если  дело в этом, то советую вам бросить его: Макмэрдо
был  в  Доме  союза  и  до  полуночи  играл  в  покер.  Человек
двенадцать свидетелей подтвердят мои слова.
     -- Все   выяснится   на  суде.  А  пока  пошли,  Макмэрдо.
Отойдите, мистер Макгинти, в сторону: во время исполнения своих
служебных обязанностей я сопротивления не допущу.
     В голосе  капитана  прозвучала  такая  решительность,  что
Макмэрдо  и  Макгинти  осталось только подчиниться. На прощание
мастер успел шепнуть несколько слов арестованному.
     -- А как же?.. --он указал большим пальцем через плечо,  и
Макмэрдо понял, что он имеет в виду фальшивые доллары.
     -- Все  в порядке, -- шепотом ответил Макмэрдо: у него был
тайник под полом в спальне.
     -- До свидания, -- громко  сказал  Макгинти,  пожимая  ему
руку. -- Я поговорю с адвокатом Релаем и все издержки возьму на
себя. Можете быть уверены: вас скоро освободят.
     Капитан подозрительно посмотрел на них.
     -- Вы  двое,  --  обратился он к полицейским, -- сторожите
арестованного и стреляйте, если он надумает бежать. А  я  обыщу
дом.
     Но  обыск  ничего  не  дал,  и  Макмэрдо повели в полицию.
Стемнело, дул резкий ветер, поэтому людей на улицах было  мало.
Но  встречавшиеся  прохожие, ободренные темнотой и присутствием
полиции, осыпали арестованного оскорблениями.
     -- Судите проклятого Чистильщика! --  крикнул  кто-то.  --
Линчуйте его!
     После короткого допроса Макмэрдо поместили в общую камеру.
Там он увидел Болдуина и других участников нападения.
     Но  длинная  рука  ложи  дотянулась и сюда. Ночью какой-то
полицейский вошел в камеру с охапкой соломы и вынул из нее  две
бутылки  виски, еду и колоду карт. Арестованные провели ночь не
скучно.
     Утром стало ясно, что им действительно нечего опасаться. С
одной стороны, свидетели нападения -- метранпаж и наборщики  --
признали, что освещение было слабое, а они волновались и потому
не  могут  теперь клятвенно удостоверить личности нападавших; к
тому  же  ловкий  адвокат,  приглашенный  Макгинти,  совсем  их
запутал. Пострадавший, который дал показания в больнице, помнил
лишь,  что первый ударивший его человек был с усами. Стейнджер,
правда,  добавил,  что  убежден  в  причастности  к   нападению
Чистильщиков,  потому  что из всех окрестных жителей только они
одни его ненавидят и он уже не раз получал  от  них  угрожающие
письма.  Но,  с  другой стороны, шестеро граждан, в том числе и
муниципальный советник Макгинти, заявили, что все обвиняемые  в
момент  нападения  играли  в  карты  в  Доме союза и ушли очень
поздно. В результате обвиняемых отпустили, сказав им  несколько
слов,  похожих  на извинение, а капитану Мервину и всей полиции
сделали замечание за неуместное усердие.
     Когда огласили решение, в зале раздались крики  одобрения.
Макмэрдо  глянул  и  увидел  много  знакомых  лиц.  Братья ложи
улыбались и махали шляпами. Остальные присутствующие, сжав губы
и сдвинув  брови,  молча  смотрели  на  оправданных,  когда  те
выходили  из суда. Только один рабочий с черной бородой крикнул
им вслед:
     -- Проклятые убийцы!.. Мы все же засадим вас!

     5. САМЫЙ ТЕМНЫЙ ЧАС

     Если что-либо и могло еще  больше  увеличить  популярность
Макмэрдо  среди  братьев Чистильщиков, то лишь этот происшедший
арест и последовавшее оправдание.  Он  уже  заслужил  репутацию
веселого  гуляки, человека гордого и вспыльчивого, неспособного
снести оскорбление ни от кого, даже  от  самого  мастера  ложи.
Лишь  некоторых  старших  братьев, в том числе и Болдуина, явно
раздражало столь быстрое возвышение новичка. Но  они  держались
осторожно,  потому  что  Макмэрдо так же легко вступал в драку,
как смеялся и шутил.
     Зато старик Шефтер теперь вообще  не  желал  иметь  с  ним
никакого  дела  и  категорически  запретил  появляться у него в
доме. Однако любящая Этти не могла отказаться  от  Джона,  хотя
здравый  смысл  и ей подсказывал, к чему повело бы замужество с
таким человеком. Как-то утром, проведя бессонную ночь,  девушка
решила повидаться с Джоном и уговорить его отказаться от всяких
темных  дел. Она отправилась к нему и незаметно проскользнула в
комнату, где, как она знала, жил Макмэрдо. Тот сидел за  столом
и  что-то  писал. Шагов Этти он не услышал. Внезапно ее охватил
порыв шаловливости.  Она  на  цыпочках  подкралась  к  Джону  и
неожиданно положила руку ему на плечо.
     Намерение  Этти  испугать  его  более  чем  удалось.  Джон
мгновенно  вскочил,  точно  подброшенный  пружиной,   и   резко
повернулся. Левая рука его одновременно смяла лежавшую на столе
бумагу,  а  правой он едва не схватил девушку за горло. Секунду
он смотрел на нее бешеным непонимающим взглядом, потом на  лице
изобразились облегчение, удивление и, наконец, радость.
     -- А,  это  вы,  Этти,  --  сказал Джон, вытирая мгновенно
вспотевший лоб. -- Подумать только, что вы пришли ко мне,  а  я
вас  так  встречаю!  Ох,  Этти,  позвольте  мне  загладить  мой
поступок! -- И он протянул к ней руки.
     Но  она  еще  находилась  под  сильным   впечатлением   от
увиденного  выражения смертельного страха, которое в первый миг
отразило его лицо.
     -- Почему вы так сильно испугались меня? О Джон,  если  бы
ваша  совесть  была  чиста,  вы  не посмотрели бы на меня таким
взглядом!
     -- Я думал о другом, и когда вы бесшумно подкрались...
     -- Нет, Джон. -- В  ней  вдруг  вспыхнуло  подозрение.  --
Дайте мне письмо, которое вы писали!
     -- Этти, я не могу исполнить вашей просьбы.
     -- Вы писали другой женщине! Иначе вы не стали бы скрывать
от меня  письмо.  Может  быть,  вы писали своей жене? Я даже не
знаю наверняка, что вы холосты. Ведь вас здесь никто не знает!
     -- Я не женат, Этти. Клянусь,  вы  для  меня  единственная
женщина в мире!
     -- Тогда почему вы не хотите показать мне письмо?
     Он посмотрел на нее с нежностью.
     -- Дорогая,  я  дал  клятву  не  "показывать его и, как не
нарушил бы слова, данного вам, так сдержу и обещание, взятое  у
меня другими. Дело касается ложи, и это тайна даже от вас. Если
я  испугался прикосновения вашей руки, неужели вы не понимаете,
почему? Ведь это могла был" и рука врага.
     Он привлек ее к себе, и поцелуи окончательно разогнали  ее
сомнения и страхи.
     -- Скажите, теперь вы снова спокойны? Да?
     -- О  каком  спокойствии  вы говорите, Джон, когда в любой
день я могу услышать, что вас судят за  убийство?  Макмэрдо  --
Чистильщик! Эти слова каждый раз болью пронзают мое сердце.
     -- Мы  стараемся  своими средствами отстоять принадлежащие
нам права.
     Этти прижалась к нему.
     -- Оставьте их, Джон! Ради меня! Я пришла просить  вас  об
этом. О Джон, видите, я умоляю вас на коленях!
     Он  поднял  девушку  и,  прижав  ее  к  груди,  постарался
успокоить.
     -- Право, Эгги, вы сами не знаете, чего просите. Могу ли я
бросить начатое дело? Это было бы нарушением  клятвы,  изменой!
Знай  вы обстоятельства, в которых я нахожусь, вы не просили бы
об этом. А потом -- разве ложа так  просто  отпустит  человека,
посвященного в ее тайны?
     -- Я  уже  все  обдумала,  Джон.  У  отца  есть  кое-какие
сбережения, и ему тоже надоел этот проклятый город.  Мы  вместе
сбежим в Филадельфию или в Нью-Йорк и спрячемся там.
     Джон горько рассмеялся:
     -- У  ложи  длинная  рука! Она легко протянется отсюда и в
Филадельфию и в Нью-Йорк.
     -- Ну так уедем в Англию или в  Швецию,  на  родину  моего
отца.  Уедем  куда хотите, только бы очутиться подальше от этой
Долины ужаса!
     Макмэрдо вспомнил о Моррисе.
     -- Вот  уже  второй  раз  при   мне   так   ее   называют.
Действительно, многие из вас подавлены страхом.
     -- О  Джон,  все  минуты  нашей  жизни омрачены. Может, вы
думаете, что Болдуин простил? Он только боится  вас,  иначе  --
что  было  бы  уже  с  нами!  Если бы видели, какими глазами он
смотрит на меня...
     -- Поймите, милая, я не могу сейчас уехать. Зато, если  вы
мне   доверитесь,   я  найду  сам  хороший,  честный  выход  из
положения.
     -- Из такого положения не может быть честного выхода.
     -- Да, с вашей точки зрения. Но дайте мне шесть месяцев, и
я, не стыдясь ничьих взглядов, смогу уйти из долины.
     Девушка недоверчиво взглянула на него.
     -- Шесть месяцев? Вы обещаете?
     -- Ну, может быть, семь или восемь...  Во  всяком  случае,
раньше чем через год мы отсюда выберемся.
     Больше Этти ничего не добилась. Но и это было уже кое-что.
Отдаленный  свет  несколько рассеял мрак безнадежного будущего.
Когда Этти вернулась домой, на  душе  у  нее  было  легче,  чем
когда-либо за все время, что она знала Джона.
     Поскольку  Макмэрдо  сделался  полноправным  членом ложи и
стал получать более подробные сведения, он вскоре выяснил,  что
деятельность   Чистильщиков   отнюдь  не  ограничивалась  одной
долиной, а была гораздо  обширнее  и  сложнее.  Даже  Макгинти,
видимо, не был осведомлен о ней полностью. Брат высшей ступени,
именовавшийся  областным  делегатом  и  живший в Хобсоне, ведал
многими  отдельными  ложами  и  самовластно  распоряжался  ими.
Макмэрдо  только  раз  видел его -- маленького седого человека,
похожего на крысу, который не  ходил,  а  скользил,  исподтишка
бросая  взгляды  направо  и  налево.  Его звали Иване Потт. Сам
мастер триста сорок первой ложи явно испытывал по  отношению  к
этому человеку что-то вроде уважительного трепета.
     Однажды  Сканлейн, живший в одном доме с Макмэрдо, получил
от Макгинти письмо, к которому была  приложена  записка  Иванса
Потга.  Тот  сообщал  главе ложи Вермиссы, что присылает к нему
двух  хороших  ребят,  Лоулера  и  Эндрюса,  которым  предстоит
поработать  в  окрестностях  города.  Не  потрудится  ли мастер
хорошенько спрятать их до того времени,  когда  им  пора  будет
действовать?  И Макгинти просил Сканлейна и Макмэрдо приютить у
себя приезжих.
     В тот же вечер явились Лоулер и Эндрюс,  каждый  со  своим
дорожным  мешком. Лоулер, человек пожилой и замкнутый, в черном
сюртуке и мягкой шляпе, с седой растрепанной  бородой,  походил
на священника. Второй же, Эндрюс, почти еще мальчик, с открытым
лицом  и  развязными  манерами,  наоборот,  казался школьником,
который беззаботно наслаждается каникулами.  Оба  они  не  пили
ничего  спиртного  и,  в  общем,  вели  себя  крайне  примерно.
Впрочем, они  более  или  менее  охотно  рассказывали  о  своих
прошлых  поручениях.  На  счету  Лоулера  их было четырнадцать,
Эндрюса -- три. Лишь о том,  что  им  предстояло  сделать,  они
помалкивали.
     -- Нас  выбрали потому, что ни я, ни этот мальчик не пьем,
-- только  и  сказал  Лоулер.  --  Значит,  ничего  лишнего