Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
времен династии Тан. Седьмой век.
Уверен, что прежде вам не доводилось видеть более искусной работы и бо-
гатой глазури. Вы принесли с собой то самое блюдечко эпохи Мин, о кото-
ром говорили?
Я осторожно распаковал блюдечко и протянул его барону. Он уселся за
письменный стол, пододвинул лампу, поскольку уже темнело, и принялся
изучать фарфор. При этом лицо барона залил желтый цвет, и я смог спокой-
но рассмотреть его.
Это действительно был на редкость миловидный мужчина, вполне заслу-
женно слывший в Европе красавцем. Не выше среднего роста, однако с гра-
циозными и выразительными линиями фигуры. Лицо смуглое, почти восточное,
с большими томными черными глазами, неодолимо привлекательными для любой
женщины. Волосы и усы у него были иссиня-черные, причем коротко остри-
женные усики стояли торчком и были тщательно напомажены. Правильность
этих миловидных черт нарушал лишь прямой тонкогубый рот. То был настоя-
щий рот убийцы - жесткий и твердый, словно рубец, и плотно сжатый. Он
свидетельствовал о бессердечии и производил ужасающее впечатление.
Кто-то очень неудачно посоветовал Грюнеру расчесывать усы таким образом,
чтобы они обнажали губы - этот сигнал опасности, подаваемый жертвам ба-
рона самой природой. Голос его звучал завораживающе, а манеры были бе-
зупречны. Я бы дал ему чуть больше тридцати лет, хотя впоследствии мы
узнали из документов, что барону было сорок два.
- Прелесть, просто прелесть! - сказал он наконец. - Вы говорите, у
вас есть набор из шести штук? Удивительно, почему я прежде никогда не
слыхал о таких чудесных изделиях. Я знаю, что в Англии есть только один
набор, способный сравниться с вашим, и он вряд ли когда-нибудь появится
на рынке. Не будет ли нескромным с моей стороны спросить, как вы завла-
дели им, доктор Хилл Бартон?
- Так ли уж это важно? - ответил я с таким беспечным видом, какой
только сумел на себя напустить. - Вы видите, что это подлинник, а что до
его стоимости, так меня вполне устроит оценка знатока.
- Очень таинственно, - сказал барон, и его черные глаза подозрительно
вспыхнули. - Когда имеешь дело с такими дорогими вещами, вполне естест-
венно возникает желание узнать об условиях сделки все. Разумеется, это
подлинник, тут у меня нет никаких сомнений. Но давайте допустим, что в
один прекрасный день выяснится - а я обязан учитывать все возможности, -
что вы не имеете права продавать его?
- Могу ручаться, что никаких претензий подобного рода не возникнет.
- И все же эта сделка поражает меня своей необычностью.
- Вы вправе принять ее или отказаться, - безразличным тоном ответил
я. - Я решил обратиться с моим предложением сначала к вам, поскольку,
как я понял, вы - истинный ценитель. Но я не встречу никаких затруднений
в любом другом месте.
- А кто сказал вам, что я - истинный ценитель?
- Мне известно, что вы написали книгу о китайском фарфоре.
- Вы читали эту книгу?
- Нет.
- Боже мой! Мне становится все труднее и труднее понимать вас! Вы
знаток и собиратель, в вашей коллекции есть очень ценный экспонат, и тем
не менее вы даже не позаботились обратиться к единственной в мире книге,
способной дать вам представление о подлинном значении и стоимости при-
надлежащего вам предмета! Как вы это объясните?
- Я очень занятой человек. Практикующий врач.
- Это не ответ. Если уж человек чем-то увлекся, он сумеет выкроить
время для своего увлечения, как бы он ни был при этом загружен другими
делами. А в вашем письме было сказано, что вы - большой любитель фарфо-
ра.
- Так оно и есть.
- Могу я задать вам несколько вопросов, чтобы проверить ваши знания?
Должен сообщить вам, доктор - если вы и правда доктор, - что дело прини-
мает все более подозрительный оборот. Позвольте спросить, что вам из-
вестно об императоре С› и какая связь между ним и С›соин возле Нары?
Господи, неужели этот вопрос обескуражил вас?
Я с притворным возмущением вскочил со стула.
- Это уж слишком, сэр! Я пришел сюда, чтобы оказать вам любезность, а
не сдавать экзамен, будто какой-нибудь школьник. Вполне вероятно, что я
знаю об этом предмете гораздо меньше, чем вы, но я не намерен отвечать
на вопросы, поставленные столь оскорбительным образом.
Он пристально посмотрел на меня. Истомы в глазах как не бывало. Вдруг
они гневно сверкнули. Жесткие губы разомкнулись, обнажив тускло блестя-
щие зубы.
- Что за игру вы ведете? Вы явились сюда шпионить за мной. Вас подос-
лал Холмс! Вы хотите обвести меня вокруг пальца. Как я слышал, этот па-
рень при смерти, вот он и посылает своих подручных следить за мной! Вы
ввалились ко мне без приглашения, и, клянусь Богом, сейчас вы убедитесь,
что выйти отсюда труднее, чем войти!
Он вскочил на ноги, и я отступил на шаг, приготовившись отразить на-
падение. Должно быть, он заподозрил меня с самого начала, а перекрестный
допрос уж наверняка открыл ему истину. Так или иначе, но мне было совер-
шенно ясно, что пытаться перехитрить его - безнадежное дело, Барон сунул
руку в боковой ящик и принялся яростно рыться в нем. Потом его ухо уло-
вило какой-то звук, и он замер, сосредоточенно прислушиваясь.
- Ага! - вскричал барон. - Ага! - И ринулся во внутренний кабинет.
Два шага, и я у распахнутой двери. Разыгравшаяся в комнате сцена чет-
ко и на всю жизнь запечатлелась в моей памяти. Окно, выходившее в сад,
было раскрыто настежь, а возле него, словно какой-то жуткий призрак,
стоял Шерлок Холмс. Голова его была обмотана кровавыми бинтами, белое
лицо искажено. В тот же миг он выскочил в окно, и я услышал, как его те-
ло с треском рухнуло в росшие на улице кусты лавра. Хозяин дома с ярост-
ным воплем бросился следом за Холмсом к открытому окну.
А потом! Это произошло в мгновение ока, но тем не менее я отчетливо
все видел. Из гущи листвы стремительно высунулась рука - женская рука! В
тот же миг барон издал страшный крик - вопль, который будет вечно зве-
неть у меня в ушах Он прижал ладони к лицу и заметался по комнате, с си-
лой ударяясь головой о стены, потом рухнул на ковер и начал кататься по
нему, корчась и оглашая дом непрерывными криками.
- Воды! Ради Бога, дайте воды! - молил он.
Схватив с бокового столика графин, я бросился ему на помощь. В тот же
миг из коридора в кабинет вбежали дворецкий и несколько лакеев. Помню,
как один из них лишился чувств, когда я спустился на колени возле ране-
ного и повернул его страшное лицо к свету лампы. Купорос въедался в не-
го, капая с подбородка и ушей. Один глаз уже покрылся бельмом и остекле-
нел, второй воспалился и покраснел. Лицо, которым я любовался всего нес-
колько минут назад, теперь было похоже на прекрасную картину, по которой
живописец провел мокрой и грязной губкой. Черты его смазались, обесцве-
тились и приобрели страшный, нечеловеческий вид.
Я в нескольких словах объяснил, каким образом произошло нападение.
Кое-кто из слуг полез в окно, другие бросились на лужайку через двери,
но было темно и начинался дождь. Крики жертвы перемежались яростными
проклятиями в адрес мстительницы.
- Это Китти Уинтер! - вопил барон. - Чертова кошка! Дьяволица! Она за
это заплатит! Заплатит! О, силы небесные, я не вынесу этой боли!
Я обмыл его лицо растительным маслом, наложил на раны вату и впрыснул
барону морфий. Потрясение вытравило из его сознания все подозрения на
мой счет, и он цеплялся за мои руки, словно в моей власти было прояснить
взгляд этих устремленных на меня остекленевших глаз, похожих на глаза
дохлой рыбины. Вид этого пепелища едва не заставил меня прослезиться, но
я слишком хорошо помнил, что этот человек сотворил в жизни много зла,
которое и навлекло на него столь ужасное возмездие. Его огненно-горячие
руки впились в меня, и это было отвратительное ощущение.
Поэтому я облегченно вздохнул, когда мне на смену прибыл домашний
врач больного в сопровождении специалиста по ожогам. Приехал и полицейс-
кий инспектор. Я вручил ему свою настоящую визитную карточку. Поступить
иначе было бы глупо и бессмысленно, поскольку в Скотленд-Ярде меня знали
в лицо почти так же хорошо, как и самого Холмса. Затем я покинул этот
полный тоски и ужаса дом и менее чем через час был на Бейкер-стрит.
Холмс, бледный и изможденный, сидел в своем привычном кресле. Раны и
события сегодняшнего вечера потрясли даже его стальные нервы. Он с ужа-
сом выслушал мой рассказ о страшном преображении барона.
- Это расплата за грехи, Уотсон! Расплата за грехи! - воскликнул он.
- Рано ли, поздно ли, но она непременно приходит. А грехов у него, видит
Бог, хватает, - добавил Холмс, взяв со стола том в коричневом переплете.
- Вот та самая книга, о которой рассказывала мисс Уинтер. Если уж она не
расстроит свадьбу, стало быть, это и вовсе невозможно. Но она расстроит
ее, Уотсон. Должна расстроить. Ни одна уважающая себя женщина не снесет
такого оскорбления.
- Это дневник любовных похождений барона?
- Или, скорее, дневник его распутства. Как хотите, так и называйте. В
тот миг, когда мисс Уинтер рассказала нам о нем, я понял, что книга мо-
жет стать сокрушительным оружием, если только нам удастся завладеть ею.
Я тогда ни словом не обмолвился о своем замысле, но начал вынашивать
его. Потом на меня напали, и я воспользовался этим нападением, чтобы
внушить барону, что я для него безвреден и предосторожности излишни. Все
складывалось очень удачно. Я бы выждал еще немного, но его отъезд в Аме-
рику вынудил меня действовать без промедления. Ведь барон наверняка заб-
рал бы столь компрометирующий документ с собой. Ночной грабеж отпадал:
барон осторожен. Зато в вечерние часы я мог попытать счастья, если б на-
верняка знал, что его внимание отвлечено. Тут-то мне и понадобились вы с
вашим синим блюдечком. Однако мне необходимо было совершенно точно уста-
новить местонахождение книги, поэтому в самый последний миг я прихватил
с собой девушку. Сколько минут в моем распоряжении - зависело от объема
ваших познаний в области китайской керамики. Откуда мне было знать, что
там, в этом маленьком пакетике, который мисс Уинтер с такими предосто-
рожностями несла под накидкой? Я-то думал, что она будет только помогать
мне, но у нее, похоже, были там и свои дела.
- Барон догадался, что я пришел от вас.
- Я этого опасался. Но ваша игра отвлекла его, и я успел забрать кни-
гу. Правда, на то, чтобы скрыться незамеченным, времени уже не хватило.
А, сэр Джеймс! Как я рад, что вы пришли!
Наш вылощенный приятель явился по заранее посланному приглашению. Он
с глубочайшим вниманием слушал рассказ Холмса о случившемся.
- Вы свершили чудо! Чудо! - воскликнул он, выслушав историю. - Однако
если раны барона так ужасны, как описывает их доктор Уотсон, этого обс-
тоятельства нам с избытком хватит, чтобы добиться нашей цели и сорвать
женитьбу, не прибегая к помощи этой ужасной книги!
Холмс покачал головой.
- Женщина такого типа, как Виолетта де Мервиль, будет любить искале-
ченного страдальца еще крепче, чем здорового человека. Нет, нет, мы
должны уничтожить его морально, а не физически. Эта книга - и только она
одна - вернет девушку на землю. Книга написана почерком барона, мисс де
Мервиль не сможет этого не заметить.
Сэр Джеймс унес с собой и книгу, и драгоценное блюдечко. Я и сам за-
сиделся у Холмса дольше, чем нужно, и поэтому вышел на улицу вместе с
полковником. Его ждал кабриолет. Сэр Джеймс вскочил в экипаж, отдал ко-
роткую команду кучеру, на голове которого красовалась кокарда, и быстро
уехал. Он наполовину свесил из окна свое пальто, чтобы прикрыть им ге-
ральдические знаки на дверце, но это ничуть не помешало мне разглядеть
их в ярком свете, падавшем из веерообразного оконца над дверью дома. Я
задохнулся от изумления, затем повернулся и вновь поднялся по лестнице в
комнату Холмса.
- Я выяснил, кто наш клиент! - воскликнул я, распираемый желанием
поскорее выпалить великое известие. - Холмс, да это же...
- Это истинный рыцарь и верный друг, - сказал Холмс, жестом призывая
меня к молчанию. - Давайте же раз и навсегда удовлетворимся этим.
Я не знаю, каким образом была пущена в дело порочащая барона книга.
Это устроил сэр Джеймс Или же, что более вероятно, столь щекотливое по-
ручение было доверено отцу юной дамы. Во всяком случае, это возымело же-
лаемое действие. Спустя три дня в "Утренней почте" появилась заметка,
сообщавшая, что бракосочетание барона Адальберта Грюн›ра и мисс Виолетты
де Мервиль не состоится. В той же газете был помещен первый отчет о слу-
шании судебного дела, возбужденного против мисс Китти Уинтер по серьез-
ному обвинению в нанесении увечий посредством купороса. На суде откры-
лись такие смягчающие вину обстоятельства, что приговор, как вы помните,
оказался самым мягким, какой только можно было вынести за такое преступ-
ление. Шерлоку Холмсу угрожали преследованием за кражу со взломом, одна-
ко, когда цель благородна, а клиент достаточно знатен, даже косный анг-
лийский закон становится гибким и человечным. Моего друга так и не поса-
дили на скамью подсудимых.
Перевод А. Башкировой, А. Левейко, А. Шарова
Артур Конан Дойл
Смерть русского помещика
Разбираясь как-то в своем архиве, просматривая дневники, которые вел
все годы моего знакомства и, осмелюсь утверждать, дружбы с мистером Шер-
локом Холмсом, я наткнулся на несколько страничек, живописующих наш раз-
говор одним далеким ноябрьским вечером. Выцветшие строки, бегущие по по-
желтевшим листкам, вернули меня в тот промозглый ненастный день, когда
мы с Холмсом сидели перед пылающим камином, а за окном в извечном лон-
донском тумане тонули газовые фонари Бейкер-стрит.
Это был один из тех дней, когда перед Холмсом не стояла задача, решая
которую он мог применить свой знаменитый дедуктивный метод, его мозг
простаивал, изнывал, лишенный необходимой пищи, и я со страхом ожидал
той минуты, когда рука Холмса протянется к несессеру, в котором он дер-
жал шприц и морфий. Однако, поглядывая время от времени на моего прияте-
ля, я не замечал ничего, что свидетельствовало бы о том, что он собира-
ется прибегнуть к этому страшному средству, и я с самонадеянностью ду-
мал, что, вероятно, на него таки подействовали мои увещевания. Откинув-
шись на спинку кресла, закрыв глаза, Холмс небрежно водил смычком по
струнам лежащей на коленях скрипки, извлекая из нее грустные, протяжные
звуки.
Успокоенный, я возвращался к книге, которую читал весь этот бесконеч-
ный день. Наконец я перевернул последнюю страницу, закрыл книгу и с
грустью провел ладонью по золотому тиснению обложки. Талант автора поко-
рил меня. Чувства настолько переполняли меня, что я встал и отошел к ок-
ну. Скрестив руки на груди, я следил за немногочисленными прохожими.
- Какая загадочная книга! - не сдержался я. И тут я услышал спокойный
голос Холмса:
- Книга неплоха, но не без недостатков.
- Вы читали "Братьев Карамазовых"?
Я был поражен. Читатели, знакомые с моими рассказами о Шерлоке Холм-
се, осведомлены о том, что этот ни на кого не похожий человек, обладаю-
щий огромными знаниями в весьма специфических областях, тем не менее был
невеждой во всем, что касалось литературы и философии.
- Дорогой Уотсон, - сказал Холмс. - Я не изменил своим принципам и
по-прежнему считаю, что неразумно забивать мозговой чердак рухлядью, ко-
торая только занимает место и бесполезна в моей работе.
- Так что же побудило вас прочитать эту книгу? - недоуменно спросил
я, опускаясь в кресло.
- Две причины. Во-первых, как всякий англичанин, я сентиментален,
воспоминания детства накрепко сидят во мне, и я не желаю с ним расста-
ваться. Дело в том, что мой отец, человек передовых взглядов, дружил с
Герценом, известным русским революционером и писателем. Посещая его, он
иногда брал с собой меня и моего старшего брата Майкрофта. В один из та-
ких визитов мы застали в этом гостеприимном доме Достоевского, будущего
автора этой книги1.
- А во-вторых?
- Во-вторых, эта книга о преступлении, хотя я догадываюсь, что не
только о нем.
- Но это же вымысел! - воскликнул я. Холмс отложил смычок, набил
трубку, закурил и, окутавшись клубами дыма, сказал:
- Для меня это было не так важно. Хотя, должен заметить, меня не по-
кидают подозрения, что в основе сюжета лежит реально совершенное прес-
тупление2.
- В конце концов это не принципиально, - раздраженно сказал я. - Сю-
жет для автора столь серьезного произведения - лишь средство наиболее
полно донести до читателя свои мысли. Насколько тщательно продуман сю-
жет, настолько облегчается задача писателя.
- Совершенно с вами согласен. Но именно в сюжете я вижу изъяны, кото-
рые дают мне право говорить, что книга не лишена недостатков.
- Вы можете обосновать свое утверждение? - с подозрением спросил я.
- Конечно, Уотсон, конечно! - засмеялся Холмс. - Ответьте хотя бы на
вопрос: кто убийца?
Я пожал плечами, удивленный нелепостью вопроса:
- Лакей. Смердяков. Боже, как трудны для произношения русские фами-
лии...
- Насчет фамилий я с вами согласен, для меня они тоже представляют
определенную сложность. Но что касается лакея, я не был бы так категори-
чен.
- То есть как?!
- А почему вы считаете, что убил Смердяков? - невозмутимо спросил
Холмс.
- Он сам рассказал об этом старшему из братьев, Ивану.
- Правильно. Сам рассказал. Иначе бы откуда вы об этом узнали, ведь
автор описывает сцену убийства его словами. Полноте, Уотсон, вы же врач,
у вас не появились сомнения, вы сразу же поверили этому признанию?
Я оторопело смотрел на Холмса, не в силах вымолвить ни слова. Между
тем Шерлок Холмс продолжал, с видимым удовольствием попыхивая трубкой:
- Смердяков - больной человек, психика его расстроена. Тому свиде-
тельство само его происхождение от сумасшедшей Лизаветы Смердяковой и
Федора Павловича, который тоже не отличался тихим нравом, будучи раздра-
жительным, взбалмошным, нетерпимым. Смердяков - типичный эпилептик, ор-
ганизм которого, и прежде всего мозг, измучен припадками. Пусть он не
падал в погреб, пусть симулировал припадок, это ничего не меняет и не
является подтверждением истинности его слов. На следующее утро его скру-
тило так, что он оказался в больнице и провел два дня в беспамятстве. И
вы, Уотсон, думаете, что я поверю в признание этого человека?
Видя мое замешательство, Холмс улыбнулся:
- Вы можете сказать, что настоящий припадок у Смердякова начался ут-
ром, то есть после убийства Федора Павловича, а до того, следовательно,
он находился в здравом уме, из чего можно заключить, что он говорит
правду. Но разве вы не знаете, что нередки случаи частичного помутнения
рассудка за два, три, четыре часа до собственно припадка?..
- Выходит, он оговорил себя?
- Нет! Он сказал правду, но ту правду, в которую верил сам. На самом
же деле он лишь внушил себе, что убил он, внушил, находясь под сильней-
шим воздействием слов Ивана Карамазова, произнесенных в их разговоре у
калитки. Смердяков хотел убить, готовил преступление, он столько раз со-
вершал его мысленно, что когда волею обстоятельств был вычеркнут из им
же созданной схемы, то горячечное сознание восстало против иного хода
событий.
Голос Шерлока Холмса действовал на меня гипнотически.
- Видимо, все происходило следующим образом, - не торопясь говорил
Холмс. - Смердяков слышит крик Федора Павловича, а потом и вопль Григо-
рия. Выждав некоторое время, он выходит в сад, видит открытую дверь,
входит. Перед ним на полу окровавленный труп Карамазова-старшего. Смер-
дяков подходит к иконостасу, забирает конверт, вынимает из него 3000
рублей, пустой конверт бросает на пол, дабы отвести подозрения от себя и
бросить те