времен династии Тан. Седьмой век.
Уверен, что прежде вам не доводилось видеть более искусной работы и  бо-
гатой глазури. Вы принесли с собой то самое блюдечко эпохи Мин, о  кото-
ром говорили?
   Я осторожно распаковал блюдечко и протянул его барону. Он  уселся  за
письменный стол, пододвинул лампу, поскольку  уже  темнело,  и  принялся
изучать фарфор. При этом лицо барона залил желтый цвет, и я смог спокой-
но рассмотреть его.
   Это действительно был на редкость миловидный мужчина,  вполне  заслу-
женно слывший в Европе красавцем. Не выше среднего роста, однако с  гра-
циозными и выразительными линиями фигуры. Лицо смуглое, почти восточное,
с большими томными черными глазами, неодолимо привлекательными для любой
женщины. Волосы и усы у него были иссиня-черные, причем  коротко  остри-
женные усики стояли торчком и были  тщательно  напомажены.  Правильность
этих миловидных черт нарушал лишь прямой тонкогубый рот. То был  настоя-
щий рот убийцы - жесткий и твердый, словно рубец, и  плотно  сжатый.  Он
свидетельствовал  о  бессердечии  и  производил  ужасающее  впечатление.
Кто-то очень неудачно посоветовал Грюнеру расчесывать усы таким образом,
чтобы они обнажали губы - этот сигнал опасности, подаваемый жертвам  ба-
рона самой природой. Голос его звучал завораживающе, а манеры  были  бе-
зупречны. Я бы дал ему чуть больше тридцати лет,  хотя  впоследствии  мы
узнали из документов, что барону было сорок два.
   - Прелесть, просто прелесть! - сказал он наконец. -  Вы  говорите,  у
вас есть набор из шести штук? Удивительно, почему я  прежде  никогда  не
слыхал о таких чудесных изделиях. Я знаю, что в Англии есть только  один
набор, способный сравниться с вашим, и он вряд ли когда-нибудь  появится
на рынке. Не будет ли нескромным с моей стороны спросить, как вы  завла-
дели им, доктор Хилл Бартон?
   - Так ли уж это важно? - ответил я с  таким  беспечным  видом,  какой
только сумел на себя напустить. - Вы видите, что это подлинник, а что до
его стоимости, так меня вполне устроит оценка знатока.
   - Очень таинственно, - сказал барон, и его черные глаза подозрительно
вспыхнули. - Когда имеешь дело с такими дорогими вещами, вполне  естест-
венно возникает желание узнать об условиях сделки все.  Разумеется,  это
подлинник, тут у меня нет никаких сомнений. Но давайте допустим,  что  в
один прекрасный день выяснится - а я обязан учитывать все возможности, -
что вы не имеете права продавать его?
   - Могу ручаться, что никаких претензий подобного рода не возникнет.
   - И все же эта сделка поражает меня своей необычностью.
   - Вы вправе принять ее или отказаться, - безразличным  тоном  ответил
я. - Я решил обратиться с моим предложением сначала  к  вам,  поскольку,
как я понял, вы - истинный ценитель. Но я не встречу никаких затруднений
в любом другом месте.
   - А кто сказал вам, что я - истинный ценитель?
   - Мне известно, что вы написали книгу о китайском фарфоре.
   - Вы читали эту книгу?
   - Нет.
   - Боже мой! Мне становится все труднее и  труднее  понимать  вас!  Вы
знаток и собиратель, в вашей коллекции есть очень ценный экспонат, и тем
не менее вы даже не позаботились обратиться к единственной в мире книге,
способной дать вам представление о подлинном значении и  стоимости  при-
надлежащего вам предмета! Как вы это объясните?
   - Я очень занятой человек. Практикующий врач.
   - Это не ответ. Если уж человек чем-то увлекся,  он  сумеет  выкроить
время для своего увлечения, как бы он ни был при этом  загружен  другими
делами. А в вашем письме было сказано, что вы - большой любитель  фарфо-
ра.
   - Так оно и есть.
   - Могу я задать вам несколько вопросов, чтобы проверить ваши  знания?
Должен сообщить вам, доктор - если вы и правда доктор, - что дело прини-
мает все более подозрительный оборот. Позвольте спросить,  что  вам  из-
вестно об императоре С› и какая связь между ним  и  С›соин  возле  Нары?
Господи, неужели этот вопрос обескуражил вас?
   Я с притворным возмущением вскочил со стула.
   - Это уж слишком, сэр! Я пришел сюда, чтобы оказать вам любезность, а
не сдавать экзамен, будто какой-нибудь школьник. Вполне вероятно, что  я
знаю об этом предмете гораздо меньше, чем вы, но я не  намерен  отвечать
на вопросы, поставленные столь оскорбительным образом.
   Он пристально посмотрел на меня. Истомы в глазах как не бывало. Вдруг
они гневно сверкнули. Жесткие губы разомкнулись, обнажив тускло  блестя-
щие зубы.
   - Что за игру вы ведете? Вы явились сюда шпионить за мной. Вас подос-
лал Холмс! Вы хотите обвести меня вокруг пальца. Как я слышал, этот  па-
рень при смерти, вот он и посылает своих подручных следить за  мной!  Вы
ввалились ко мне без приглашения, и, клянусь Богом, сейчас вы убедитесь,
что выйти отсюда труднее, чем войти!
   Он вскочил на ноги, и я отступил на шаг, приготовившись отразить  на-
падение. Должно быть, он заподозрил меня с самого начала, а перекрестный
допрос уж наверняка открыл ему истину. Так или иначе, но мне было совер-
шенно ясно, что пытаться перехитрить его - безнадежное дело, Барон сунул
руку в боковой ящик и принялся яростно рыться в нем. Потом его ухо  уло-
вило какой-то звук, и он замер, сосредоточенно прислушиваясь.
   - Ага! - вскричал барон. - Ага! - И ринулся во внутренний кабинет.
   Два шага, и я у распахнутой двери. Разыгравшаяся в комнате сцена чет-
ко и на всю жизнь запечатлелась в моей памяти. Окно, выходившее  в  сад,
было раскрыто настежь, а возле него,  словно  какой-то  жуткий  призрак,
стоял Шерлок Холмс. Голова его была обмотана  кровавыми  бинтами,  белое
лицо искажено. В тот же миг он выскочил в окно, и я услышал, как его те-
ло с треском рухнуло в росшие на улице кусты лавра. Хозяин дома с ярост-
ным воплем бросился следом за Холмсом к открытому окну.
   А потом! Это произошло в мгновение ока, но тем не менее  я  отчетливо
все видел. Из гущи листвы стремительно высунулась рука - женская рука! В
тот же миг барон издал страшный крик - вопль, который будет  вечно  зве-
неть у меня в ушах Он прижал ладони к лицу и заметался по комнате, с си-
лой ударяясь головой о стены, потом рухнул на ковер и начал кататься  по
нему, корчась и оглашая дом непрерывными криками.
   - Воды! Ради Бога, дайте воды! - молил он.
   Схватив с бокового столика графин, я бросился ему на помощь. В тот же
миг из коридора в кабинет вбежали дворецкий и несколько  лакеев.  Помню,
как один из них лишился чувств, когда я спустился на колени возле  ране-
ного и повернул его страшное лицо к свету лампы. Купорос въедался в  не-
го, капая с подбородка и ушей. Один глаз уже покрылся бельмом и остекле-
нел, второй воспалился и покраснел. Лицо, которым я любовался всего нес-
колько минут назад, теперь было похоже на прекрасную картину, по которой
живописец провел мокрой и грязной губкой. Черты его смазались,  обесцве-
тились и приобрели страшный, нечеловеческий вид.
   Я в нескольких словах объяснил, каким  образом  произошло  нападение.
Кое-кто из слуг полез в окно, другие бросились на лужайку  через  двери,
но было темно и начинался дождь.  Крики  жертвы  перемежались  яростными
проклятиями в адрес мстительницы.
   - Это Китти Уинтер! - вопил барон. - Чертова кошка! Дьяволица! Она за
это заплатит! Заплатит! О, силы небесные, я не вынесу этой боли!
   Я обмыл его лицо растительным маслом, наложил на раны вату и впрыснул
барону морфий. Потрясение вытравило из его сознания  все  подозрения  на
мой счет, и он цеплялся за мои руки, словно в моей власти было прояснить
взгляд этих устремленных на меня остекленевших глаз,  похожих  на  глаза
дохлой рыбины. Вид этого пепелища едва не заставил меня прослезиться, но
я слишком хорошо помнил, что этот человек сотворил в  жизни  много  зла,
которое и навлекло на него столь ужасное возмездие. Его  огненно-горячие
руки впились в меня, и это было отвратительное ощущение.
   Поэтому я облегченно вздохнул, когда мне  на  смену  прибыл  домашний
врач больного в сопровождении специалиста по ожогам. Приехал и полицейс-
кий инспектор. Я вручил ему свою настоящую визитную карточку.  Поступить
иначе было бы глупо и бессмысленно, поскольку в Скотленд-Ярде меня знали
в лицо почти так же хорошо, как и самого Холмса. Затем  я  покинул  этот
полный тоски и ужаса дом и менее чем через час был на Бейкер-стрит.
   Холмс, бледный и изможденный, сидел в своем привычном кресле. Раны  и
события сегодняшнего вечера потрясли даже его стальные нервы. Он с  ужа-
сом выслушал мой рассказ о страшном преображении барона.
   - Это расплата за грехи, Уотсон! Расплата за грехи! - воскликнул  он.
- Рано ли, поздно ли, но она непременно приходит. А грехов у него, видит
Бог, хватает, - добавил Холмс, взяв со стола том в коричневом переплете.
- Вот та самая книга, о которой рассказывала мисс Уинтер. Если уж она не
расстроит свадьбу, стало быть, это и вовсе невозможно. Но она  расстроит
ее, Уотсон. Должна расстроить. Ни одна уважающая себя женщина не  снесет
такого оскорбления.
   - Это дневник любовных похождений барона?
   - Или, скорее, дневник его распутства. Как хотите, так и называйте. В
тот миг, когда мисс Уинтер рассказала нам о нем, я понял, что книга  мо-
жет стать сокрушительным оружием, если только нам удастся завладеть  ею.
Я тогда ни словом не обмолвился о своем  замысле,  но  начал  вынашивать
его. Потом на меня напали, и я  воспользовался  этим  нападением,  чтобы
внушить барону, что я для него безвреден и предосторожности излишни. Все
складывалось очень удачно. Я бы выждал еще немного, но его отъезд в Аме-
рику вынудил меня действовать без промедления. Ведь барон наверняка заб-
рал бы столь компрометирующий документ с собой. Ночной  грабеж  отпадал:
барон осторожен. Зато в вечерние часы я мог попытать счастья, если б на-
верняка знал, что его внимание отвлечено. Тут-то мне и понадобились вы с
вашим синим блюдечком. Однако мне необходимо было совершенно точно уста-
новить местонахождение книги, поэтому в самый последний миг я  прихватил
с собой девушку. Сколько минут в моем распоряжении - зависело от  объема
ваших познаний в области китайской керамики. Откуда мне было знать,  что
там, в этом маленьком пакетике, который мисс Уинтер с  такими  предосто-
рожностями несла под накидкой? Я-то думал, что она будет только помогать
мне, но у нее, похоже, были там и свои дела.
   - Барон догадался, что я пришел от вас.
   - Я этого опасался. Но ваша игра отвлекла его, и я успел забрать кни-
гу. Правда, на то, чтобы скрыться незамеченным, времени уже не  хватило.
А, сэр Джеймс! Как я рад, что вы пришли!
   Наш вылощенный приятель явился по заранее посланному приглашению.  Он
с глубочайшим вниманием слушал рассказ Холмса о случившемся.
   - Вы свершили чудо! Чудо! - воскликнул он, выслушав историю. - Однако
если раны барона так ужасны, как описывает их доктор Уотсон, этого  обс-
тоятельства нам с избытком хватит, чтобы добиться нашей цели  и  сорвать
женитьбу, не прибегая к помощи этой ужасной книги!
   Холмс покачал головой.
   - Женщина такого типа, как Виолетта де Мервиль, будет любить  искале-
ченного страдальца еще крепче, чем  здорового  человека.  Нет,  нет,  мы
должны уничтожить его морально, а не физически. Эта книга - и только она
одна - вернет девушку на землю. Книга написана почерком барона, мисс  де
Мервиль не сможет этого не заметить.
   Сэр Джеймс унес с собой и книгу, и драгоценное блюдечко. Я и сам  за-
сиделся у Холмса дольше, чем нужно, и поэтому вышел на  улицу  вместе  с
полковником. Его ждал кабриолет. Сэр Джеймс вскочил в экипаж, отдал  ко-
роткую команду кучеру, на голове которого красовалась кокарда, и  быстро
уехал. Он наполовину свесил из окна свое пальто, чтобы прикрыть  им  ге-
ральдические знаки на дверце, но это ничуть не помешало  мне  разглядеть
их в ярком свете, падавшем из веерообразного оконца над дверью  дома.  Я
задохнулся от изумления, затем повернулся и вновь поднялся по лестнице в
комнату Холмса.
   - Я выяснил, кто наш клиент! -  воскликнул  я,  распираемый  желанием
поскорее выпалить великое известие. - Холмс, да это же...
   - Это истинный рыцарь и верный друг, - сказал Холмс, жестом  призывая
меня к молчанию. - Давайте же раз и навсегда удовлетворимся этим.
   Я не знаю, каким образом была пущена в дело порочащая  барона  книга.
Это устроил сэр Джеймс Или же, что более вероятно, столь щекотливое  по-
ручение было доверено отцу юной дамы. Во всяком случае, это возымело же-
лаемое действие. Спустя три дня в "Утренней  почте"  появилась  заметка,
сообщавшая, что бракосочетание барона Адальберта Грюн›ра и мисс Виолетты
де Мервиль не состоится. В той же газете был помещен первый отчет о слу-
шании судебного дела, возбужденного против мисс Китти Уинтер по  серьез-
ному обвинению в нанесении увечий посредством купороса. На  суде  откры-
лись такие смягчающие вину обстоятельства, что приговор, как вы помните,
оказался самым мягким, какой только можно было вынести за такое преступ-
ление. Шерлоку Холмсу угрожали преследованием за кражу со взломом, одна-
ко, когда цель благородна, а клиент достаточно знатен, даже косный  анг-
лийский закон становится гибким и человечным. Моего друга так и не поса-
дили на скамью подсудимых.

   Перевод А. Башкировой, А. Левейко, А. Шарова


   Артур Конан Дойл

   Смерть русского помещика

   Разбираясь как-то в своем архиве, просматривая дневники, которые  вел
все годы моего знакомства и, осмелюсь утверждать, дружбы с мистером Шер-
локом Холмсом, я наткнулся на несколько страничек, живописующих наш раз-
говор одним далеким ноябрьским вечером. Выцветшие строки, бегущие по по-
желтевшим листкам, вернули меня в тот промозглый ненастный  день,  когда
мы с Холмсом сидели перед пылающим камином, а за окном в  извечном  лон-
донском тумане тонули газовые фонари Бейкер-стрит.
   Это был один из тех дней, когда перед Холмсом не стояла задача, решая
которую он мог применить свой знаменитый  дедуктивный  метод,  его  мозг
простаивал, изнывал, лишенный необходимой пищи, и я  со  страхом  ожидал
той минуты, когда рука Холмса протянется к несессеру, в котором он  дер-
жал шприц и морфий. Однако, поглядывая время от времени на моего прияте-
ля, я не замечал ничего, что свидетельствовало бы о том, что он  собира-
ется прибегнуть к этому страшному средству, и я с  самонадеянностью  ду-
мал, что, вероятно, на него таки подействовали мои увещевания.  Откинув-
шись на спинку кресла, закрыв глаза, Холмс  небрежно  водил  смычком  по
струнам лежащей на коленях скрипки, извлекая из нее грустные,  протяжные
звуки.
   Успокоенный, я возвращался к книге, которую читал весь этот бесконеч-
ный день. Наконец я перевернул последнюю  страницу,  закрыл  книгу  и  с
грустью провел ладонью по золотому тиснению обложки. Талант автора поко-
рил меня. Чувства настолько переполняли меня, что я встал и отошел к ок-
ну. Скрестив руки на груди, я следил за немногочисленными прохожими.
   - Какая загадочная книга! - не сдержался я. И тут я услышал спокойный
голос Холмса:
   - Книга неплоха, но не без недостатков.
   - Вы читали "Братьев Карамазовых"?
   Я был поражен. Читатели, знакомые с моими рассказами о Шерлоке  Холм-
се, осведомлены о том, что этот ни на кого не похожий человек,  обладаю-
щий огромными знаниями в весьма специфических областях, тем не менее был
невеждой во всем, что касалось литературы и философии.
   - Дорогой Уотсон, - сказал Холмс. - Я не изменил  своим  принципам  и
по-прежнему считаю, что неразумно забивать мозговой чердак рухлядью, ко-
торая только занимает место и бесполезна в моей работе.
   - Так что же побудило вас прочитать эту книгу? -  недоуменно  спросил
я, опускаясь в кресло.
   - Две причины. Во-первых, как  всякий  англичанин,  я  сентиментален,
воспоминания детства накрепко сидят во мне, и я не желаю с  ним  расста-
ваться. Дело в том, что мой отец, человек передовых взглядов,  дружил  с
Герценом, известным русским революционером и писателем. Посещая его,  он
иногда брал с собой меня и моего старшего брата Майкрофта. В один из та-
ких визитов мы застали в этом гостеприимном доме Достоевского,  будущего
автора этой книги1.
   - А во-вторых?
   - Во-вторых, эта книга о преступлении, хотя  я  догадываюсь,  что  не
только о нем.
   - Но это же вымысел! - воскликнул  я.  Холмс  отложил  смычок,  набил
трубку, закурил и, окутавшись клубами дыма, сказал:
   - Для меня это было не так важно. Хотя, должен заметить, меня не  по-
кидают подозрения, что в основе сюжета лежит реально  совершенное  прес-
тупление2.
   - В конце концов это не принципиально, - раздраженно сказал я. -  Сю-
жет для автора столь серьезного произведения -  лишь  средство  наиболее
полно донести до читателя свои мысли. Насколько тщательно  продуман  сю-
жет, настолько облегчается задача писателя.
   - Совершенно с вами согласен. Но именно в сюжете я вижу изъяны, кото-
рые дают мне право говорить, что книга не лишена недостатков.
   - Вы можете обосновать свое утверждение? - с подозрением спросил я.
   - Конечно, Уотсон, конечно! - засмеялся Холмс. - Ответьте хотя бы  на
вопрос: кто убийца?
   Я пожал плечами, удивленный нелепостью вопроса:
   - Лакей. Смердяков. Боже, как трудны для произношения  русские  фами-
лии...
   - Насчет фамилий я с вами согласен, для меня  они  тоже  представляют
определенную сложность. Но что касается лакея, я не был бы так категори-
чен.
   - То есть как?!
   - А почему вы считаете, что убил  Смердяков?  -  невозмутимо  спросил
Холмс.
   - Он сам рассказал об этом старшему из братьев, Ивану.
   - Правильно. Сам рассказал. Иначе бы откуда вы об этом  узнали,  ведь
автор описывает сцену убийства его словами. Полноте, Уотсон, вы же врач,
у вас не появились сомнения, вы сразу же поверили этому признанию?
   Я оторопело смотрел на Холмса, не в силах вымолвить ни  слова.  Между
тем Шерлок Холмс продолжал, с видимым удовольствием попыхивая трубкой:
   - Смердяков - больной человек, психика его  расстроена.  Тому  свиде-
тельство само его происхождение от сумасшедшей  Лизаветы  Смердяковой  и
Федора Павловича, который тоже не отличался тихим нравом, будучи раздра-
жительным, взбалмошным, нетерпимым. Смердяков - типичный эпилептик,  ор-
ганизм которого, и прежде всего мозг, измучен припадками.  Пусть  он  не
падал в погреб, пусть симулировал припадок, это ничего не  меняет  и  не
является подтверждением истинности его слов. На следующее утро его скру-
тило так, что он оказался в больнице и провел два дня в беспамятстве.  И
вы, Уотсон, думаете, что я поверю в признание этого человека?
   Видя мое замешательство, Холмс улыбнулся:
   - Вы можете сказать, что настоящий припадок у Смердякова начался  ут-
ром, то есть после убийства Федора Павловича, а до того,  следовательно,
он находился в здравом уме, из чего  можно  заключить,  что  он  говорит
правду. Но разве вы не знаете, что нередки случаи частичного  помутнения
рассудка за два, три, четыре часа до собственно припадка?..
   - Выходит, он оговорил себя?
   - Нет! Он сказал правду, но ту правду, в которую верил сам. На  самом
же деле он лишь внушил себе, что убил он, внушил, находясь под  сильней-
шим воздействием слов Ивана Карамазова, произнесенных в их  разговоре  у
калитки. Смердяков хотел убить, готовил преступление, он столько раз со-
вершал его мысленно, что когда волею обстоятельств был вычеркнут  из  им
же созданной схемы, то горячечное сознание восстало  против  иного  хода
событий.
   Голос Шерлока Холмса действовал на меня гипнотически.
   - Видимо, все происходило следующим образом, -  не  торопясь  говорил
Холмс. - Смердяков слышит крик Федора Павловича, а потом и вопль  Григо-
рия. Выждав некоторое время, он выходит в  сад,  видит  открытую  дверь,
входит. Перед ним на полу окровавленный труп Карамазова-старшего.  Смер-
дяков подходит к иконостасу, забирает конверт,  вынимает  из  него  3000
рублей, пустой конверт бросает на пол, дабы отвести подозрения от себя и
бросить те