еудач  и  наконец  установил,  что
продавал их капитан Питер Кери, владелец этой лачуги.
     Естественно,  я  стал наводить справки о нем. Я узнал, что
он  командовал  китобойным  судном,  которое  возвращалось   из
полярных  морей  как  раз в то время, когда мой отец следовал в
Норвегию. Осень тогда была ненастная, на море бушевали  штормы.
Отцовскую  яхту,  вероятно, отнесло на север, где ее и встретил
корабль капитана Питера Кери. Если это так, то  куда  же  исчез
мой  отец?  Во  всяком  случае,  если  бы  Питер Кери помог мне
выяснить, как эти ценные бумаги попали на рынок, я доказал  бы,
что мой отец не продавал их и что он взял их с собой без всякой
корыстной цели.
     Я приехал в Суссекс, чтобы повидать капитана, но как раз в
это время  он  погиб  страшной смертью. В протоколе следствия я
прочитал описание его "каюты". Упоминалось, между  прочим,  что
там  старые  судовые  журналы его корабля. Мне пришло в голову,
что если бы мне  посчастливилось  прочитать  в  одном  из  этих
журналов,   что  происходило  в  августе  1883  года  на  борту
"Морского единорога", я узнал бы загадочную судьбу моего  отца.
Прошлой ночью я попытался добраться до этих журналов, но не мог
открыть   дверь.   Сегодня   моя   попытка  была  успешнее,  но
обнаружилось,  что  страницы,  относящиеся  к   этому   месяцу,
вырваны. Тут-то вы меня и схватили.
     -- Это все? --спросил Хопкинс.
     -- Да, все. -- Глаза юноши забегали пои этих словах.
     -- Вам больше нечего сказать?
     Он колебался:
     -- Нечего.
     -- Вы здесь не были до вчерашней ночи?
     -- Нет.
     -- А  как  же  вы  об®ясните  вот  это?--вскричал Хопкинс,
протягивая ему злосчастную записную книжку с инициалами  нашего
пленника на первой странице и кровавым пятном на переплете.
     Несчастный  пал  духом.  Он  закрыл  лицо  руками  и вновь
задрожал.
     -- Откуда же вы взяли ее? -- простонал он. --  А  я  и  не
знал... Я думал, что потерял ее в отеле.
     -- Довольно!  --  сурово произнес Хопкинс.-- Если вам есть
еще что сказать, вы скажете на суде. А  теперь  вы  пойдете  со
мной  в полицию... Ну, мистер Холмс, я весьма признателен вам и
вашему другу  за  то,  что  вы  пришли  сюда  помочь  мне.  Как
выяснилось,  в вашем присутствии не было надобности. Я довел бы
дело до  конца  и  без  вас,  но  тем  не  менее  я  вам  очень
благодарен. Для вас оставлены комнаты в отеле "Брэмблтай", и мы
можем идти в деревню вместе.
     -- Ну,   Уотсон,   каково   же   ваше   мнение   обо  всем
этом?--спросил Холмс, когда на следующее утро мы ехали обратно.
     -- Я вижу, что вы не удовлетворены.
     -- О нет, мой дорогой Уотсон, я  совершенно  удовлетворен.
Но  в то же время не могу похвалить Стэнли Хопкинса. Его методы
никуда не годятся. Я разочаровался в  нем.  Я  ожидал  от  него
большего.  Всегда возможно второе решение задачи, и надо искать
его. Это первое правило уголовного следствия.
     -- Какое же здесь возможно второе решение?
     -- То,  которое  лежит   в   основе   моего   собственного
расследования.  Может  статься,  оно  ничего и не даст, не могу
сказать, но пройду этот путь до конца.
     На Бейкер-стрит Холмса ожидало несколько писем. Он схватил
одно из них, вскрыл и торжествующе рассмеялся.
     -- Чудесно, Уотсон! Второе решение назревает. У  вас  есть
телеграфные   бланки?  Напишите  для  меня  парочку  телеграмм:
"Самнеру, пароходному агенту,  Рэтклифф-хайвей.  Пришлите  трех
человек, отправка завтра десять утра. Бэзил". Это мое имя в тех
кругах.  Вторая:  "Инспектору  Стэнли Хопкинсу. Лорд-стрит, 46,
Брикстон. Приезжайте завтра девять тридцать завтракать.  Важно.
Телеграфируйте,  если  не можете приехать. Шерлок Холмс"... Так
вот, Уотсон, эта  чертовщина  преследовала  меня  целых  десять
дней,  теперь  я  хочу  развязаться  с ней. Завтра, надеюсь, мы
покончим с этим делом -- и уже навсегда.
     Точно в указанный час появился инспектор Стэнли Хопкинс, и
мы все уселись за  великолепный  завтрак,  который  приготовила
миссис Хадсон. Молодой сыщик был в восторге от своей удачи.
     -- Так  вы  в  самом  деле  уверены,  что  ваше об®яснение
правильно? -- обратился к нему Холмс.
     -- Еще бы! Случай совершенно ясный.
     -- А по-моему, это дело еще не закончено.
     -- Вы удивляете меня, мистер  Холмс!  Чего  же  еще  можно
требовать?
     -- Разве ваше об®яснение охватывает все стороны дела?
     -- Несомненно. Я узнал, что молодой Нелиган прибыл в отель
"Брэмблтай"  в  день,  когда  было  совершено  преступление. Он
приехал якобы для игры  в  гольф.  Его  комната  находилась  на
первом  этаже,  и он мог уйти, когда ему вздумается. В ту самую
ночь он пошел в Вудмеис-Ли, встретился в хижине с Питером Кери,
повздорил с ним и убил его гарпуном. Затем,  ужаснувшись  делом
рук  своих,  он  убежал  из  хижины  и обронил записную книжку.
Принес он ее потому, что хотел расспросить Питера  Кери  насчет
этих  ценных бумаг. Вы, наверно, заметили, что некоторые из них
в списке отмечены крестиками? Это те, что проданы на Лондонском
рынке. Но большинство их,  очевидно,  находилось  еще  у  Керн.
Молодой  Нелиган,  по его признанию, мечтал овладеть ими, чтобы
выплатить долги отца. Некоторое  время  после  убийства  он  не
отваживался  подходить  к  хижине,  но  наконец  решился, чтобы
раздобыть нужные ему сведения.
     Просто и ясно, не правда ли?
     Холмс улыбнулся и покачал головой.
     -- Я вижу в вашей версии  один  недостаток,  Хопкинс:  она
абсолютно  неправдоподобна.  Вы  пробовали  проткнуть  гарпуном
тело? Нет? Так вот, дорогой сэр, вам придется  обратить  особое
внимание  на эту деталь. Мой друг Уотсон мог бы рассказать вам,
как я упражнялся в этом целое утро. Это не  так-то  легко,  тут
нужна  сильная  и  натренированная  рука.  А  удар капитану был
нанесен с такой силой, что гарпун  глубоко  вонзился  в  стену,
пройдя его тело насквозь. Можно ли предположить, что этот хилый
юноша способен нанести такой страшный удар? И что это именно он
-- тот  человек,  который  глубокой  ночью  пил  ром  с  Черным
Питером?
     И что это именно его профиль видели на  занавеске  за  два
дня  до того? Нет, нет, Хопкинс, придется нам поискать кое-кого
пострашнее.
     Во время речи Холмса  лицо  сыщика  все  больше  и  больше
вытягивалось. Его расчеты и надежды рушились, но он не сдавался
без борьбы.
     -- Вы  не  можете  отрицать, мистер Холмс, что Нелиган был
там в ту ночь. Явное доказательство этого -- книжка.  По-моему,
для  суда  этих  данных  достаточно,  пусть  даже в них и есть,
по-вашему, слабое место. А самое главное, мистер Холмс, что мой
преступник уже  задержан.  А  вашего  "человека  пострашнее"  я
что-то не вижу.
     -- Я  склонен  думать,  что он сейчас поднимается по нашей
лестнице, -- спокойно ответил Холмс. --  Мне  кажется,  Уотсон,
вам  лучше  держать  этот револьвер под рукой. -- Холмс встал и
положил исписанный лист бумаги на столик, стоявший  поблизости.
-- Теперь мы готовы, -- добавил он.
     Послышались  грубые  голоса, а затем миссис Хадсон открыла
дверь и сказала, что трое мужчин спрашивают капитана Бэзила.
     -- Впустите их по одному,--  сказал  Холмс.  Первым  вошел
маленький, круглый человечек с румяными щеками и пышными седыми
бакенбардами. Холмс вытащил из кармана письмо.
     -- Ваше имя? -- спросил он.
     -- Джеймс Ланкастер.
     -- Мне очень жаль, Ланкастер, но место уже занято.
     Вот вам полсоверена за беспокойство. Пройдите в ту комнату
и подождите несколько минут.
     Второй  был высокий высохший человек с гладкими волосами и
болезненным цветом  лица.  Его  звали  Хью  Пэттино.  Он  также
получил отказ, полсоверена и приказание ждать.
     У  третьего  посетителя была примечательная внешность. Его
свирепое,  бульдожье  лицо  обросло  вз®ерошенными  волосами  и
бородой,  а  из-под  жестких,  густо  нависших  бровей сверкали
смелые темные глаза. Он поздоровался и  стоял  в  позе  моряка,
теребя в руках свою кепку.
     -- Ваше имя? -- спросил Холмс.
     -- Патрик Кэрис.
     -- Гарпунщик?
     -- Да, сэр. Двадцать шесть рейсов.
     -- Из Данди, кажется?
     -- Да, сэр.
     -- Согласны пойти с экспедиционным судном?
     -- Да, сэр. Жалованье?
     -- Восемь фунтов в месяц. Могли бы отправиться немедленно?
     -- Как только получу снаряжение.
     -- Бумаги при вас?
     -- Да, сэр.
     Он  вытащил  из  кармана  связку  потрепанных и засаленных
документов. Холмс просмотрел их и возвратил ему.
     -- Как раз такой человек мне и нужен, -- сказал он. -- Вот
контракт на этом столе. Подпишите его, и дело с. концом.
     Моряк вразвалку прошел по комнате и взялся за перо.
     -- Здесь подписать? -- спросил он, нагнувшись к столу.
     Холмс склонился над его плечом и протянул руки поверх  его
шеи.
     -- Теперь все в порядке,-- сказал он.
     Я  услышал  лязг  стали  и  рев раз®яренного быка. В ту же
минуту Холмс и моряк, сцепившись,  покатились  по  полу.  Моряк
обладал  гигантской силой: даже в наручниках, которые Холмс так
ловко надел ему на руки, он мог бы одолеть моего друга. Но мы с
Хопкинсом бросились на помощь. И  только  когда  холодное  дуло
револьвера  прижалась  к  его  виску,  он  наконец  понял,  что
сопротивление  бесполезно.  Мы  связали  ему  ноги  веревкой  и
подняли с полу, задыхаясь от борьбы.
     -- Я  должен  извиниться  перед  вами,  Хопкинс, -- сказал
Шерлок Холмс,-- яйца всмятку, боюсь, уже холодные. Но, я думаю,
такой успешный конец следствия придаст вам аппетит?
     Стэнли Хопкинс онемел от изумления.
     -- Что тут скажешь, мистер Холмс! -- наконец  выпалил  он,
мучительно покраснев.-- Видно, я с самого начала свалял дурака.
Нельзя было ни на минуту забывать, что вы учитель, а я -- всего
лишь  ученик.  Даже  теперь,  видя  вашу  работу, я все-таки не
пойму, как вы это проделали и что это значит.
     -- Ладно, ладно, -- добродушно сказал  Холмс,  --  мы  все
учимся  на  своих  ошибках. Вот теперь вы уже твердо запомните,
что нельзя  упускать  из  виду  второе  решение.  Вы  были  так
поглощены  молодым  Нелиганом,  что даже не вспомнили о Патрике
Кэрнсе. А ведь он-то и сеть убийца Питера Кери.
     Хриплый голос моряка перебил его:
     -- Послушайте, мистер! Я не  жалуюсь,  что  вы  так  грубо
обошлись  со  мной,  но  надо  все-таки  называть  вещи  своими
именами. Вы говорите: "убийца Питера Кери". А  вот  я  заявляю,
что  был вынужден убить его. Это далеко не одно и то же. Может,
вы не поверите? Может, вы думаете, я плету небылицы?
     -- Совсем нет, -- ответил Холмс. --  Мы  охотно  выслушаем
все, что вы хотите сказать.
     -- Я  буду  говорить недолго, и, клянусь богом, каждое мое
слово -- правда. Я знал Черного Питера, и когда  он  взялся  за
нож, я схватил гарпун, потому что понимал, что только одному из
нас  быть  в  живых. Вот так он и умер. Может, это и называется
убийством. Мне  все  равно,  как  умирать,  только  мне  больше
нравится  испустить  дух с веревкой на шее, чем с ножом Черного
Питера в сердце.
     -- Как вы очутились в его доме? -- спросил Холмс.
     -- Я расскажу все по порядку. Только  дайте  я  сяду,  так
легче будет говорить. Эта история началась в августе 1883 года.
Питер  Кери  был  хозяином  "Морского единорога", а я у него --
запасным гарпунщиком. Мы выбрались из торосистых  льдов  и  шли
домой.  Встречный  ветер  трепал нас, а шторм не унимался целую
неделю. Вдруг натыкаемся на маленькое суденышко:  оно  дрейфует
на  север.  Всего  экипажа  один  человек,  да  и тот не моряк.
Остальные, бывшие в этом суденышке, решили, что оно  пойдет  ко
дну,  уселись  в  шлюпку и пошли к норвежскому берегу. И должно
быть, все до одного потонули. Так вот, мы этого человека  взяли
к  себе на судно. Они с капитаном долго толковали в каюте. Весь
его багаж, принятый к нам на борт, состоял  из  одной  жестяной
коробки.  Насколько  мне известно, имени этого человека ни разу
никто не назвал. На вторую же ночь он исчез, будто его и  вовсе
не  бывало. Болтали, будто он или сам бросился в воду, или упал
за борт -- в ту ночь  разыгралась  сильная  буря.  Только  один
человек  знал,  что с ним случилось, -- это был я. Потому что в
глухую темную ночь, за два дня до того, как мы  миновали  маяки
Шотландских островов, я собственными глазами видел, как капитан
схватил его за ноги и сбросил в море.
     Я  никому  не  сболтнул  ни  слова. Думаю -- посмотрю, что
будет дальше. Пришли  мы  в  Шотландию.  Дела  этого  никто  не
поминал,  да  никто  ни  о  чем  и  не спрашивал. Погиб человек
случайно, и никому это не интересно. Вскоре Питер Кери вышел  в
отставку,  и только спустя много лет мне удалось узнать, где он
поселился. Я сообразил, что он  взял  грех  на  душу  ради  той
жестяной  коробки.  Ну,  думаю,  теперь  он  мне  заплатит  как
следует, чтобы я держал язык за зубами,
     От одного моряка, который встретил его в Лондоне, я узнал,
что он живет здесь, и приехал, чтобы выжать из него кое-что.  В
первую ночь он держался благоразумно: пообещал мне такую сумму,
что  я  на  всю  жизнь  был  бы  избавлен от моря. Окончательно
договориться мы должны были через две ночи. Я пришел  --  вижу,
он уже пьян и настроение у него самое гнусное. Мы сели, выпили,
поговорили о старых временах. Чем больше он пил, тем меньше мне
нравилось  выражение  его  лица.  Я  заметил  гарпун  на стене:
пожалуй, думаю, он мне понадобится. А  того  наконец  прорвало:
ухватил  он большой складной нож и полез на меня, изрыгая слюну
и ругань. Я по всему видел, что он готов  на  убийство.  Но  не
успел  он  раскрыть нож, как я пригвоздил его гарпуном к стене.
Боже, как он заревел! Его лицо до сих пор не дает мне уснуть...
Кровь лилась ручьем, а я стоял и ждал. Но кругом было тихо, и я
успокоился. Огляделся -- вижу: на  полке  жестяная  коробка.  У
меня  на  нее такое же право, как у Питера Кери, поэтому я взял
ее и вышел из хижины. И сдуру забыл на столе свой кисет.
     А теперь  я  расскажу  вам  самую  диковинную  часть  этой
истории.  Только  я  выбрался на воздух, как вдруг слышу чьи-то
шаги. Я засел в кустах. Смотрю, к хижине  пробирается  человек.
Вошел в нее, закричал, как полоумный, и пустился бежать со всех
ног,  пока  не  пропал  из  виду. А я всех перехитрил: прошагал
десять миль пешком, в Танбридж-Уэллсе сел на поезд и приехал  в
Лондон.
     Когда  я  раскрыл  коробку, оказалось, что в ней ни гроша.
Ничего там не было, кроме бумаг, которые я не решился  продать.
Я  потерял  власть  над  Черным  Питером  и  очутился на мели в
Лондоне без единого шиллинга.  У  меня  оставалось  только  мое
ремесло.  Я  увидел  эти  об®явления  о  гарпунщиках  и большом
жалованье и отправился к морским агентам, а  они  послали  меня
сюда.  Вот  все,  что  мне известно. И хоть я прикончил Черного
Питера, но правосудие должно благодарить меня  --  я  сэкономил
правительству расход на пеньковую веревку.
     -- Весьма  убедительные показания,-- сказал Холмс, вставая
и закуривая трубку.--Я думаю, Хопкинс, вам  следует,  не  теряя
времени, препроводить арестованного
     в более надежное место. Эта комната не совсем пригодна под
камеру,  мистер  Патрик  Кэрнс  занимает слишком много места на
нашем ковре.
     -- Не знаю, как и благодарить вас, мистер Холмс, -- сказал
Хопкинс. -- До сих пор я не понимаю,  как  вы  достигли  такого
успеха.
     -- Просто я с самого начала ухватился за верную нить. Знай
я раньше  о  записной  книжке, она, может быть, так же сбила бы
меня с толку, как и вас. Но все, что я  слышал  об  этом  деле,
вело  только  в  одном  направления.  Огромная  силища,  уменье
пользоваться гарпуном, бутылка рома, кисет из тюленьей  кожи  с
крепким  табаком  --  все  это  указывало  на моряка, причем на
китобоя.  Я  был  убежден,  что  инициалы  "П.К."  --   простое
совпадение.  Кисет  не  принадлежал Питеру Кери, потому что тот
редко курил и в его "каюте" не  нашли  трубки.  Вы  помните,  я
спрашивав,  были  ли в "каюте" виски и коньяк. Вы ответили, что
были. Но кто, кроме моряка, станет пить ром,  когда  под  рукой
есть коньяк или виски? Да, я был уверен, что это моряк.
     -- А как вы отыскали его?
     -- Мой  дорогой  сэр,  ведь это же очень просто. Моряк мог
быть только из числа тех, кто плавал вместе с Кери на  "Морском
единороге".  Насколько  мне  было  известно,  капитан на другом
судне не плавал. Я затратил три  дня  на  телеграммы  в  Данди,
чтобы  установить  имена  команды  "Морского  единорога" в 1883
году. Когда я узнал, что в числе гарпунщиков был Патрик  Кэрнс,
мои расследования почти закончились. Я считал, что этот человек
находится,  вероятно,  в  Лондоне и не прочь на некоторое время
покинуть Англию. Поэтому я провел несколько  дней  в  Ист-Энде,
выдумал  арктическую  экспедицию,  предложил заманчивые условия
для гарпунщиков, которые будут служить под,  командой  капитана
Бэзила, -- и вот результат.
     -- Замечательно!    --    воскликнул   Хопкинс.--   Просто
замечательно!
     -- Вы  должны  как  можно  скорее  добиться   освобождения
молодого  Нелигана,  --  сказал  Холмс.--  Думаю,  вам  следует
извиниться перед ним. Жестяную коробку надо ему возвратить, но,
конечно, те  ценные  бумаги,  что  проданы  Питером  Кери,  уже
пропали  навсегда... Вот и кэб, Хопкинс, вы можете увезти этого
человека. Если мое присутствие понадобится на суде,  дайте  нам
знать в Норвегию. Точный адрес я сообщу вам позже.

     Примечания

     1 Пуритане -- религиозная секта,  проповедовавшая  строгую
нравственность и простоту жизни.



     Артур Конан Дойл.
     Шерлок Холмс при смерти

     Квартирная  хозяйка  Шерлока  Холмса,  миссис Хадсон, была
настоящей мученицей. Мало того, что второй этаж ее дома в любое
время  подвергался  нашествию  странных и зачастую малоприятных
личностей,  но   и   сам   ее   знаменитый   квартирант   своей
эксцентричностью  и  безалаберностью жестоко испытывал терпение
хозяйки. Его чрезвычайная неаккуратность, привычка музицировать
в  самые неподходящие часы суток, иногда стрельба из револьвера
в комнате, загадочные и весьма неароматичные химические  опыты,
которые  он  часто  ставил,  да  и вся атмосфера преступлений и
опасности, окружавшая его,  делали  Холмса  едва  ли  не  самым
неудобным  квартираитом в Лондоне. Но, с другой стороны, платил
он по-царски. Я  не  сомневаюсь,  что  тех  денег,  которые  он
выплатил  миссис  Хадсон за годы нашей с ним дружбы, хватило бы
на покупку всего ее дома.
     Она  благоговела  перед  Холмсом и никогда не осмеливалась
перечить  ему,  хотя  его  образ  жизни   причинял   ей   много
беспокойства.  Она симпатизировала ему за удивительную мягкость
и вежливость в обращении с женщинами. Он не любил женщин  и  не
верил  им,  но  держался с ними всегда по-рыцарски учтиво. Зная
искреннее расположение миссис Хадсон к Холмсу, я с волнением ее
выслушал,  когда  на  второй год моей женитьбы она прибежала ко
мне с известием о тяжелой болезни моего бедного друга.
     --  Он  умирает,  доктор  Уотсон,  --  говорила она. -- Он
болеет уже три дня, и с каждым днем ему все хуже и хуже.  Я  не
знаю,  доживет ли он до завтра. Он запретил мне вызывать врача.
Но сегодня утром, когда я увидела, как у него все кости на лице
обтянулись и как блестят глаза, я не могла больше выдержать. "С
вашего согласия или без него, мистер Холмс, я немедленно иду за
врачом",--  сказала  я.  "В  таком случае, позовите Уотсона",--
согласился он. Не теряйте ни минуты, сэр, иначе  вы  можете  не
застать его в живых!
     Я  был  потрясен,  тем  более  что  ничего не слыхал о его
болезни. Излишне говорить, что я тут же схватил пальто и шляпу.
По дороге я стал расспрашивать миссис Хадсон.
     --  Я  могу вам рассказать очень немного, сэр, -- отвечала
она. -- Он расследовал какое-то дело в Розерхайте, в  переулках
у реки, и, вероятно, там заразился. В среду пополудни он слег и
с тех пор не встает. За все эти три дня ничего