ра дать необходимые объяснения.
     Гнев,   изумление,   страх,   нерешительность   поочередно
сменялись на лице Бэркера. Наконец  он  попытался  укрыться  за
едкой иронией.
     -- Вы  уже  знаете  столько,  мистер  Холмс, -- с усмешкой
бросил он, -- что, может быть, вам лучше самому сделать это.
     -- Без сомнения, я мог бы еще  кое-что  прибавить,  мистер
Бэркер, но нам интереснее послушать вас.
     -- Вы  так  думаете?  Но  я вправе сказать лишь одно: если
здесь и кроется тайна, то она не мне принадлежит и  не  в  моих
привычках выдавать чужие секреты.
     В  этот  момент  в  комнату вошла миссис Дуглас, стоявшая,
оказывается, около полуоткрытой двери.
     -- Довольно, Сесил, -- сказала она, -- вы сделали для  нас
достаточно.
     -- Более  чем достаточно, -- уважительно заметил Холмс. --
Я глубоко сочувствую вам, миссис Дуглас, и прошу положиться  на
наш  здравый  смысл и нашу порядочность. Весьма возможно, что я
поступил ошибочно, не исполнив вашего желания, которое  передал
мне  доктор  Уотсон.  Однако в то время у меня еще были причины
предполагать, что вы замешаны в преступлении. Теперь я  убежден
в  обратном. Тем не менее еще осталось много невыясненного, и я
посоветовал  бы  вам  упросить  непреклонного  мистера  Бэркера
поведать всю историю.
     Тут  миссис  Дуглас  вскрикнула,  а  все мы были поражены,
увидев человека, который как бы выступил из стены и теперь  шел
к  нам из темного угла. Миссис Дуглас повернулась и обняла его;
Бэркер сжал его протянутую руку.
     -- Так  лучше,  Джон,  --  сказала  миссис  Дуглас,  --  я
уверена, так лучше.
     -- Да,  мистер  Дуглас,  --  подтвердил  Холмс, -- гораздо
лучше.
     Человек стоял, изучая нас. Он щурился, видимо,  от  света.
Лицо  у  него  было  примечательное: смелые серые глаза, густые
подстриженные  седеющие   усы,   выступающий   вперед   волевой
подбородок,   резко  очерченный  рот.  Дуглас  обвел  всех  нас
взглядом  и,  к  моему  вящему  удивлению,  подошел   ко   мне,
протягивая связку бумаг.
     -- Я  слыхал о вас, -- сказал он. Произношение у него было
не вполне английское, но  и  не  чисто  американское,  в  общем
мягкое  и  приятное.  --  Вы  писатель,  -- продолжал он. -- Но
ручаюсь, доктор Уотсон, что еще  никогда  через  ваши  руки  не
проходило  таких  историй.  Изложите  их,  как хотите. Я только
вручаю вам факты. Два дня я провел взаперти и, пользуясь слабым
дневным светом, который проникал  в  убежище,  набрасывал  свои
воспоминания. Это история Долины ужаса.
     -- Долина ужаса -- это прошлое, мистер Дуглас, -- спокойно
сказал Шерлок, -- а нам теперь хочется услышать о настоящем.
     -- Услышите,  сэр,  -- ответил Дуглас. -- Вы позволите мне
закурить?
     Холмс протянул сигару.
     -- Благодарю вас, мистер Холмс. Насколько мне известно, вы
сами курильщик и поймете, что значило для меня  не  курить  два
дня,  имея под рукой все необходимое, но опасаясь, как бы запах
дыма не выдал тайник. -- Он прислонился к  камину  и  втянул  в
себя  аромат  сигары. -- Я много слышал о вас, мистер Холмс, не
подозревая,  что  мне  придется  встретиться  с  вами.  Обещаю,
раньше,  чем вы ознакомитесь вот с этим, -- он кивнул головой в
сторону бумаг, -- вы скажете, что я сообщил вам кое-что новое.
     Макдоналд хмуро смотрел на пришельца.
     -- Я в недоумении, -- произнес  он  наконец.  --  Если  вы
мистер  Дуглас  из  Бирлстоунской  усадьбы,  то причины чьей же
смерти  разыскивали  мы  эти  два  дня?  И  откуда  вы   теперь
выскочили, точно чертик из табакерки?
     -- Ах,  мистер Мак, -- заметил с укоризной Холмс. -- Вы не
захотели перечитать описание приюта короля Карла! В те дни люди
нередко прятались в отличные тайники, а они, послужив  однажды,
могут пригодиться и в другой раз. Я был убежден, что мы разыщем
мистера Дугласа под этой крышей.
     -- Сколько   же  времени  вы  морочили  нам  голову  таким
образом, мистер Холмс? -- сердито спросил инспектор.  --  Долго
ли  вы  предоставляли  нам  возможность тратить силы и время на
совершенно нелепые, как вам было известно, розыски?
     -- Ни одного лишнего часа, дорогой мистер  Мак.  Только  в
прошлую  ночь  у меня возникли новые соображения, и, так как их
можно было доказать лишь сегодня вечером,  я  предложил  вам  и
вашему  коллеге  днем отдохнуть. Скажите, пожалуйста, что мог я
сделать еще? Увидав платье, вынутое изо рва, я сразу понял, что
убитый -- не мистер Дуглас и мы, вероятнее  всего,  нашли  тело
велосипедиста  из  Тенбриджа.  Другого  заключения вывести было
нельзя. Поэтому мне  следовало  выяснить,  где  мог  скрываться
мистер  Дуглас,  и  я  нашел,  что,  вероятнее  всего,  он  при
содействии жены и друга спрятался в доме, представлявшем  такие
удобства, а позднее собирался бежать.
     -- Вы  оказались  правы, -- с одобрением сказал Дуглас. --
Мне хотелось  ускользнуть  от  вашего  британского  правосудия,
поскольку  я  не  знал,  какое  наказание  оно наложит на меня.
Вместе с  тем  мне  казалось,  что  таким  образом  и  заставлю
преследующих  меня  злобных  псов  потерять  след. Знайте, я не
сделал ничего, что заставило бы меня стыдиться, ничего,  что  я
не  готов  был бы повторить снова. Впрочем, вы сами убедитесь в
этом, когда я закончу мой рассказ.
     Я начну не с самого начала. Оно изложено здесь, --  Дуглас
указал  на тетрадь, -- и вы найдете его очень странным. В общих
чертах дело сводится к следующему. На земле живут люди, имеющие
основательные причины  меня  ненавидеть.  Они  отдали  бы  свой
последний доллар за то, чтобы я оказался в их руках. Пока жив я
и  живы  они,  на этом свете для меня нет безопасного угла. Они
вытеснили меня из Чикаго в Калифорнию. Потом фактически изгнали
из Америки. Лишь когда я после свадьбы поселился  в  английском
тихом  графстве,  мне  стало  казаться, что последние годы моей
жизни протекут спокойно. Я  не  объяснял  моей  жене  положения
вещей. Зачем было вмешивать ее во все это? Ведь она не имела бы
ни   минуты   покоя!   Тем   не  менее  она,  кажется,  кое-что
подозревала. Вероятно, я время от времени проговаривался, но до
вчерашнего дня ей не были  известны  обстоятельства  дела.  Она
узнала  их после того, как вы, джентльмены, говорили с нею. Она
сказала вам все, что знала, и Бэркер тоже. Ведь в ночь памятных
событий у нас оставалось мало времени  для  объяснений.  Теперь
жена  знает  мою  историю,  и,  право  же, я поступил бы умнее,
раньше сказав ей об опасности. Мне, дорогая, -- он взял  ее  за
руку,  --  было  тяжело коснуться прошлого, я хотел сделать как
лучше.
     Господа, накануне роковых событий  я  был  в  Тенбридже  и
случайно увидел на улице одного человека. Только мельком, но не
мог  не  узнать  моего  смертельного врага, который преследовал
меня, словно голодный волк дикую козу. Мне стало ясно, что беда
близка.
     Я вернулся домой и приготовился встретить  ее,  зная,  что
мне  придется  защищаться  собственными силами. В былое время о
моих удачах ходила слава по всем Соединенным Штатам,  и  я  был
уверен, что счастье по-прежнему улыбнется мне.
     Целый  день  я был настороже, не выходил в парк и поступал
правильно: он пустил бы в меня  заряд  картечи  раньше,  чем  я
успел  бы  заметить  его. Когда мост подняли, я прогнал мысль о
беде, не допуская, что он мог пробраться в  дом  и  спрятаться,
выжидая меня. Но когда я делал обычный вечерний обход дома, как
всегда  в  халате,  то,  войдя  в  свою  комнату,  почувствовал
опасность. Наверное, человек, многократно подвергавший  угрозам
свою  жизнь,  обретает  нечто  вроде шестого чувства, которое и
подает  ему  сигналы.  Почему  я  остро  осознавал  приближение
несчастья,  точно  не  могу сказать. Но в следующее мгновение я
заметил под оконной драпировкой носки ботинок. Увидев  источник
своих   инстинктивных   опасений,   я   кинулся   за  молотком,
припасенным мной ранее на камине. В ту же минуту  враг  прыгнул
на  меня.  Блеснул  нож, но я ударил по лезвию молотком. Оружие
выпало из  рук  противника.  Тогда  нападающий  вытащил  из-под
пальто,  ружье. Щелкнул курок, но я успел схватить ствол руками
и поднять его кверху. Мы отчаянно боролись. Мой противник ни на
секунду не ослаблял усилий, однако в какое-то мгновение приклад
оказался ближе ко мне. Не знаю, может  быть,  я  дернул  курок,
может  быть,  мы  оба  потянули  за  собачку. Так или иначе два
заряда попали ему в лицо, и, взглянув вниз, я  увидел  то,  что
осталось  от  Теда  Болдуина.  Я узнал этого человека в городе,
узнал его также, когда он накинулся на меня, но,  увидев  столь
обезображенный  труп,  даже его собственная мать не сказала бы,
кто перед ней. Я привык к страшным зрелищам, но и мне стало  не
по себе.
     Прибежал Бэркер. Я услышал шаги жены, но вовремя остановил
ее. Тут было зрелище не для женщин. Обещав ей скоро прийти в ее
комнату, я начал давать Бэркеру объяснения, но он сам все понял
с первого  взгляда. Нам оставалось только ждать прислугу. Никто
не явился, и мы сообразили, что никто не услышал выстрела,  что
все случившееся известно только нам.
     Тогда-то  у  меня  зародилась идея, которая показалась нам
обоим блестящей. Рукав Теда приподнялся, обнаружив  знак  ложи.
Смотрите!
     Дуглас   завернул   свой   собственный   рукав  и  показал
коричневый треугольник в круге, то есть  в  точности  такой  же
знак, какой мы видели на руке убитого.
     -- Именно  клеймо  навело  меня на мысль выдать убитого за
себя. Мы были  приблизительно  одного  роста  и  сложения,  его
волосы  походили  на  мои,  а  от лица ничего не осталось. Мы с
Бэркером сняли с Теда вот этот костюм,  накинули  на  него  мой
халат  и  положили  труп  в  той  позе, в которой вы его нашли.
Связав вещи Болдуина в узел,  я  уложил  туда  же  единственную
тяжесть,  которая  оказалась  под  рукой. Все было выброшено из
окна. Карточку, которую он намеревался положить на мой труп,  я
оставил  возле  него.  Мы  надели  мои кольца на его пальцы, но
когда дело дошло до обручального...
     Он вытянул свою мускулистую руку.
     -- Вы сами видите, что я ничего не  мог  сделать.  Со  дня
свадьбы  это  кольцо не покидало своего места, и снять его было
невозможно. Мне и не хотелось расставаться  с  ним.  Мы  решили
предоставить  эту  подробность  судьбе.  Зато  я принес кусочек
пластыря и наклеил его на уцелевшую часть лица убитого,  в  том
самом  месте,  где,  как вы видите, он наклеен у меня. Только в
этом  случае,  мистер  Холмс,  вы  допустили  оплошность:  сняв
пластырь, вы не увидали бы пореза.
     Вот  каково  было  положение вещей. Если бы я притаился на
некоторое время,  а  затем  уехал  в  какое-нибудь  место,  где
позднее  ко  мне  присоединилась  бы  жена, остаток дней наших,
вероятно, протек бы спокойно. Увидев  в  газетах,  что  Болдуин
убил   меня,   эти   дьяволы  прекратили  бы  преследование.  Я
спрятался, Бэркер сделал все остальное.
     Вы сами можете догадаться, о чем именно он  позаботился  в
первую   очередь.  Мой  друг  открыл  окно  и  сделал  кровавый
отпечаток на подоконнике с целью показать, каким  путем  убежал
убийца. Это была смелая мысль. Потом Сесил позвонил. Дальнейшее
вы знаете. Теперь, джентльмены, делайте, что вам угодно, однако
верьте,  что  я  сказал всю правду. Позвольте только задать вам
один вопрос: как поступит со мной английское правосудие?
     Наступило молчание. Его прервал Шерлок Холмс.
     -- В  основе  своей  английские  законы   справедливы,   и
наказание  будет  не  тяжелее  вашего  проступка.  Но, скажите,
откуда  Болдуин  узнал,  что  вы  живете  здесь,  а  также  как
пробраться в дом и где удобнее спрятаться?
     -- Мне самому это непонятно.
     Лицо Холмса было серьезно и бледно.
     -- Боюсь,  что  дело еще далеко не окончено, -- заявил он.
-- На вашем пути могут встретиться опасности похуже английского
закона или даже ваших американских врагов. Я  предугадываю  для
вас несчастья, мистер Дуглас, и советую вам остерегаться.

      * ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Чистильщики *

     А  теперь  я  должен  попросить читателя на время покинуть
Сассекс и перенестись лет на  двадцать  назад  и  на  несколько
тысяч   миль   к   западу.   Перед  ним  развернется  настолько
необыкновенная история, что,  быть  может,  трудно  будет  даже
поверить в ее достоверность. Причем это не начало какого-нибудь
нового повествования. После описания происшедших в то время и в
тех   местах   событии,   разрешив  тайну  прошлого,  мы  снова
встретимся в квартире на Бейкер-стрит, где завершатся эти,  как
и многие другие знаменательные события.

     1. ГЛАВНОЕ ДЕЙСТВУЮЩЕЕ ЛИЦО

     Дело происходило 4 февраля 1875 года. Стояла суровая зима,
густой  снег  покрывал  ущелья  гор  Джилмертон. Вечерний поезд
медленно полз по железнодорожному пути, соединяющему  множество
шахтерских  и  заводских  поселков.  Он  поднимался  по крутому
откосу,  который  ведет   от   Стегвилля,   расположенного   на
низменности,  к  городу  Вермисса,  стоящему  в  верхнем  конце
долины. Дорога была  одноколейной,  на  каждой  запасной  ветке
стояли  вереницы  платформ  с  углем  и железной рудой. Стояли,
словно немые  доказательства  скрытого  под  землей  несметного
богатства  долины,  привлекшего  в  нее  множество людей разной
национальности и сильно оживившего этот унылый край Соединенных
Штатов. Вряд ли  первопроходцы,  пересекшие  его,  представляли
себе,  что  самые прекрасные прерии и роскошные пастбища ничего
не стоят по сравнению с этой мрачной областью, покрытой черными
утесами и чащей леса. Над почти непроходимым бором, покрывавшим
склоны гор, поднимались покрытые вечными снегами вершины.
     По  долине,  извивавшейся  между   зубчатых   скал,   полз
маленький  поезд.  В  вагонах,  вмещавших всего по двадцать или
тридцать человек, только что зажгли лампы. Они горели тускло  и
слабо  освещали  пассажиров, в основном рабочих, возвращавшихся
домой после трудового дня. Судя по  их  закоптелым  лицам,  это
были  большей  частью  шахтеры.  Почти  все они курили и иногда
переговаривались.
     В одном из вагонов сидели  двое  в  полицейских  мундирах,
привлекавших к себе настороженное внимание не только рудокопов,
но  и  едущих женщин-работниц и двоих-троих стариков, в которых
нетрудно было узнать местных мелких лавочников. В углу, поодаль
от всех, расположился молодой человек.  На  вид  ему  не  менее
тридцати  лет,  он  среднего  роста,  у  него свежий цвет лица.
Проницательные  серые  глаза   поблескивали   сквозь   очки   и
доброжелательно  посматривали на соседей. Эти взгляды позволяли
сделать   вывод   об   общительном   характере;   поверхностный
наблюдатель  предположил  бы  даже,  что это недалекий простак.
Однако более пристальное внимание позволяло угадать в очертании
его  подбородка  и  суровой  складке  губ,  что  под   наружным
добродушием  темноволосого молодого мужчины крылась незаурядная
сила.   Раза   два   он   пробовал   заговорить   с   ближайшим
соседом-шахтером,  но,  получив  краткие  неприветливые ответы,
замолк и стал хмуро смотреть в окно  на  открывавшийся  пейзаж.
Груды  шлака  громоздились  по  обеим  сторонам железнодорожной
линии; за ними поднимались вышки угольных шахт.  Группы  жалких
деревянных  домишек  с  плохо  освещенными окнами жались друг к
другу.  На  частых  полустанках  толпились  закоптелые  жители:
долина  Вермиссы  не  привлекала  к  себе праздных людей, здесь
велась жестокая  борьба  за  существование.  На  лице  молодого
пассажира,  который  смотрел  из  окна  вагона  на безрадостную
местность,  выражалось   смешанное   чувство   брезгливости   и
любопытства.  Не  раз,  достав длинное письмо, он снова и снова
пробегал его глазами и что-то писал сбоку. В  конце  концов  он
вытащил  из  сумки револьвер и переложил его в потайной карман.
Как ни быстро это было сделано, человек, сидевший  на  соседней
скамье, успел все заметить.
     -- Вот как, приятель, вы, видно, готовы ко всему?
     Молодой незнакомец улыбнулся с некоторым замешательством.
     -- Да, там, откуда я еду, иногда оружие необходимо.
     -- А откуда вы едете?
     -- Из Чикаго.
     -- Здесь вы впервые?
     -- Да.
     -- Оружие наверняка вам и здесь пригодится.
     -- Почему  вы  в этом так уверены? -- живо спросил молодой
человек, явно заинтересованный.
     -- Разве вы не слышали о том, что у нас тут происходит?
     -- Нет, ничего.
     -- А  я  был  уверен,  что  о  нас  говорят  повсюду.   Не
огорчайтесь,   скоро   услышите.  Но  что  заставило  вас  сюда
приехать?
     -- Я слышал, что здесь можно легко найти работу.
     -- Вы член Рабочего союза?
     -- Естественно.
     -- Тогда, пожалуй, работу получите. У вас есть тут друзья?
     -- Нет, но я их приобрету.
     -- Каким образом?
     -- Я принадлежу к ордену масонов. Почти  в  каждом  городе
есть ложа, а где есть ложа, там у меня окажутся друзья.
     Слова  собеседника  сразу произвели сильное впечатление на
рабочего.  Он  с  подозрением  оглянулся  на   сидящих   вблизи
пассажиров. После этого он поднялся, сел рядом и протянул руку.
Они обменялись рукопожатием.
     -- Я верю, но никогда нелишне удостовериться.
     Правой   рукой   он  дотронулся  до  своей  правой  брови.
Незнакомец тотчас же поднес левую руку к левой брови.
     -- Темные ночи неприятны, -- произнес сосед.
     -- Да, для странствующих иностранцев, --  ответил  молодой
человек.
     -- Этого  достаточно. Я брат Сканлейн, триста сорок первая
ложа, долина Вермиссы. Я рад видеть вас у нас.
     -- Спасибо.  Я  брат  Джон  Макмэрдо,  двадцать   девятая,
Чикаго. И я рад встрече с братом.
     -- В  округе  наших  много.  Нигде  в  стране орден так не
процветает, как в долине Вермиссы. Но  молодцы  вроде  вас  нам
очень  нужны.  Одного  не  понимаю:  почему здоровый человек из
Рабочего союза не нашел себе места в Чикаго?
     -- У меня было много случаев хорошо заработать, -- ответил
Макмэрдо.
     -- Тогда почему уехали из Чикаго?
     Макмэрдо указал в сторону полицейских и слегка улыбнулся.
     -- Эти  двое  джентльменов,  вероятно,   с   удовольствием
приняли бы эстафету в отношении меня от своих чикагских коллег.
     Сканлейн   сочувственно   кивнул,   искоса   взглянув   на
полицейских.
     -- У вас были большие неприятности?
     -- Да.
     -- Тюрьма?
     -- Еще не  время  толковать  о  таких  вещах,  --  ответил
Макмэрдо,  как бы сожалея, что уже сказал больше, чем хотел. --
Имелись  веские  причины   для   моего   отъезда   из   Чикаго,
удовольствуйтесь этим. Кроме того, кто вы такой, чтобы задавать
вопросы?
     Серые  глаза  Макмэрдо  блеснули  раздраженно  за стеклами
очков.
     -- Не сердитесь, я не собирался вас обидеть. И  уверен  --
наши  ребята  отнесутся к вам хорошо, что бы вы там ни сделали.
Куда вы сейчас направляетесь?
     -- В Вермиссу.
     -- Это  третья   остановка   отсюда.   Где   намереваетесь
поселиться?
     Макмэрдо вынул письмо и прочел адрес.
     -- Джейкоб  Шефтер, улица Шеридана... Мне рекомендовал его
знакомый в Чикаго.
     -- Я сам живу в Хобсоне, так что  этого  адреса  не  знаю.
Кстати,  мы подъезжаем к Хобсону, и на прощание я хочу дать вам
один совет. Если вы столкнетесь с трудностями в Вермиссе, идите
прямо в Дом профсоюза и спросите Макгинти. Он мастер вермисской
ложи, и в Вермиссе все делается, как  того  хочет  Черный  Джек
Макгинти. Может, мы встретимся в ложе. Прощайте.
     Сканлейн  направился  к  выходу,  и Макмэрдо снова остался
наедине со своими мыслями.  Уже  стемнело,  и  красные  отсветы
горнов мелькали во мраке.
     -- По-моему,  ад  должен выглядеть именно так, -- произнес
чей-то голос.
     Макмэрдо оглянулся и увидел, что один из полицейских встал
и всматривается в окно.
     -- Наверняка, -- поддакнул второй констебль. -- И вряд  ли
в  преисподней  обитают  дьяволы  хуже  местных...  Полагаю, вы
новоприезжий, молодой человек?
     -- Что вам-то до этого? -- м