ечаете?
     Я долго рассматривал широкополую шляпу с  плюмажем,  белый
кружевной  воротник и длинные локоны, обрамляющие суровое узкое
лицо. Это лицо никто не упрекнул бы ни в грубости  черт,  ни  в
жестокости  выражения,  но в поджатых тонких губах, в холодном,
непреклонном   взгляд"   было   что-то   черствое,    чопорное,
беспощадное.
     -- Он никого вам не напоминает?
     -- В нижней части лица есть что-то общее с сэром Генри.
     -- Да, пожалуй, чуть-чуть есть. Но подождите минутку!
     Он  встал  на  стул  и, держа свечку в левой руке, прикрыл
согнутой правой широкополую шляпу и длинные локоны.
     -- Силы небесные! -- воскликнул я вне себя от изумления.
     С полотна на меня смотрело лицо Стэплтона.
     -- Ага! Разглядели? Мои-то глаза привыкли  отделять  самое
лицо  от  того,  что  его обрамляет. Умение проникать взором за
маскировку -- основное качество сыщика.
     -- Поразительно! Как будто его портрет!
     -- Да,  любопытный  пример  возврата  к   прошлому   и   в
физическим  и  в  духовном  отношении.  Вот так начнешь изучать
фамильные портреты и, пожалуй, уверуешь в переселение  душ.  Он
тоже Баскервиль, это совершенно очевидно.
     -- И метит в наследники.
     -- Безусловно.  Этот  случайно  попавшийся  мне  на  глаза
портрет помог нам восполнить один из  самых  трудных  пробелов.
Теперь мы его поймали, Уотсон, теперь мы его поймали! И клянусь
вам,  завтра  к  ночи он будет биться в наших сетях, как бьются
его бабочки под сачком. Булавка, пробка, ярлычок -- и коллекция
на Бейкер-стрит пополнится еще одним экземпляром.
     Холмс громко расхохотался и  отошел  от  портрета.  В  тех
редких случаях, когда мне приходилось слышать его смех, я знал,
что это всегда предвещает какому-нибудь злодею большую беду.
     Одеваясь  на  следующее  утро,  я выглянул в окно и увидел
Холмса, который, оказывается, встал  еще  раньше  и  уже  успел
куда-то отлучиться.
     -- Да,  денек  у  нас  будет  хлопотливый,  --  сказал он,
радостно потирая руки в предвкушении всех этих хлопот. -- Скоро
начнем действовать. Сети уже  расставлены.  А  к  вечеру  будет
видно,  запуталась  в  них  эта  большая  зубастая Щука или уже
ускользнула на волю.
     -- Вы уже успели побывать на болотах?
     -- Я дошел до Гримпена и дал оттуда телеграмму в Принстаун
о смерти Селдена. Думаю, что никого из вас не станут беспокоить
по этому делу. Кроме того, я связался с моим верным Картрайтом,
который от тревоги за меня, по всей вероятности, не замедлил бы
умереть на пороге пещеры, как собака на могиле своего хозяина.
     -- С чего же мы сегодня начнем?
     -- Прежде всего повидаем сэра Генри. Да вот и он сам!
     -- С добрым утром, Холмс! -- сказал баронет. -- Вы  похожи
на   генерала,  который  обсуждает  с  начальником  штаба  план
предстоящего сражения.
     -- Так оно и есть. Уотсон явился за приказаниями.
     -- Я тоже.
     -- Прекрасно. Если  не  ошибаюсь,  наши  друзья  Стэплтоны
пригласили вас сегодня к обеду?
     -- Надеюсь,  что вы тоже пойдете? Они люди гостеприимные и
будут очень рады вам.
     -- К сожалению, мы с Уотсоном должны уехать в Лондон.
     -- В Лондон?
     -- Да. При данных обстоятельствах нам лучше быть там.
     Лицо у баронета вытянулось:
     -- А я-то  думал,  что  вы  не  покинете  меня  до  конца!
Откровенно говоря, в Баскервиль-холле не так-то уютно одному.
     -- Друг  мой,  вы должны повиноваться мне беспрекословно и
делать все, что я от вас потребую. Скажите вашим  друзьям,  что
мы  пришли бы с удовольствием, но неотложные дела призывают нас
в Лондон. Впрочем, мы скоро вернемся в Девоншир. Вы не забудете
передать им это?
     -- Если вы настаиваете.
     -- Уверяю вас, другого выхода нет.
     По тому, как баронет нахмурился в ответ на  эти  слова,  я
понял, что он обиделся и считает наш отъезд дезертирством.
     -- Когда вы думаете выехать? -- холодно спросил он.
     -- Сразу  же  после  завтрака.  Мы  доедем  на  лошадях до
Кумби-Треси, но Уотсон оставит вам свои вещи в залог,  так  что
ждите   его  обратно.  Уотсон,  напишите  записочку  Стэплтону,
извинитесь, что не можете у них быть.
     -- Мне тоже захотелось уехать в Лондон, -- сказал баронет.
-- Почему я должен сидеть здесь один?
     -- Потому, что вам нельзя покидать свой пост. Потому,  что
вы  дали  слово  слушаться меня во всем, а теперь я говорю вам:
оставайтесь здесь.
     -- Хорошо, я останусь.
     -- Еще одна просьба. Поезжайте в Меррипит-хаус на лошадях.
Отошлите экипаж обратно и  скажите  Стэплтонам,  что  домой  вы
пойдете пешком.
     -- Пешком, через болота?
     -- Да.
     -- Но  ведь  вы  же  сами  столько  раз удерживали меня от
этого!
     -- А теперь можете идти совершенно спокойно.  Я  настаиваю
на этом только потому, что уверен в вашем мужестве.
     -- Хорошо, я так и сделаю.
     -- И  если  вы  хоть  сколько-нибудь  дорожите  жизнью, не
сворачивайте с  тропинки,  которая  ведет  от  Меррипит-хаус  к
Гримпенской   дороге,  тем  более  что  это  ближайший  путь  к
Баскервиль-холлу.
     -- Все будет исполнено в точности.
     -- Вот и хорошо. А мы постараемся выехать сразу  же  после
завтрака, чтобы попасть в Лондон днем.
     Меня  очень удивила эта программа действий, хотя я помнил,
как накануне  вечером  Холмс  предупреждал  Стэплтона  о  своем
отъезде.  Но кто бы мог подумать, что ему придет в голову ехать
вместе со мной, да еще в такое время,  которое  он  сам  считал
критическим!  Впрочем,  мне  не  оставалось ничего другого, как
беспрекословно повиноваться моему другу, и вскоре мы простились
с опечаленным баронетом, а  через  два  часа,  отослав  шарабан
домой,  вышли  на  станционную платформу в Кумби-Треси. Там нас
ждал небольшого роста мальчик.
     -- Какие будут приказания, сэр?
     -- Садись в поезд,  Картрайт,  и  поезжай  в  Лондон.  Как
только  приедешь,  сейчас же дай от моего имени телеграмму сэру
Генри Баскервилю. Запроси его, не нашел ли  он  где-нибудь  мою
записную книжку, которую я потерял. Если нашел, пусть вышлет ее
заказной бандеролью на Бейкер-стрит.
     -- Слушаю, сэр.
     -- А  сейчас  узнай в станционной конторе, нет ли там чего
на мое имя.
     Мальчик вскоре вернулся с телеграммой. Холмс прочитал ее и
протянул мне. Там было написано следующее:
     "Телеграмму получил. Выезжаю ордером на арест.  Буду  пять
сорок. Лестрейд".
     -- Это   ответ   на   мою  утреннюю.  Лестрейд  --  лучший
сыщик-профессионал, нам может понадобиться его помощь...  Ну-с,
Уотсон,  время  у  нас  есть, и я думаю, что сейчас самое время
нанести визит вашей знакомой миссис Лауре Лайонс.
     План кампании, составленный Холмсом, прояснялся для меня с
каждой минутой. С помощью баронета он убедит Стэплтона, что нас
нет здесь, а на самом деле мы вернемся к  тому  времени,  когда
наша помощь будет больше всего нужна. Если сэр Генри упомянет о
телеграмме,  полученной  от  Холмса  из  Лондона,  это  рассеет
последние подозрения Стэплтона. И я  уже  видел  мысленно,  как
наши сети все туже и туже стягиваются вокруг зубастой щуки.
     Миссис  Лаура  Лайонс  сидела  у  себя  в рабочей комнате.
Шерлок  Холмс  приступил  к  разговору  с  такой   прямотой   и
откровенностью, что у нее широко открылись глаза от изумления.
     -- Я   расследую   обстоятельства   смерти   сэра  Чарльза
Баскервиля, -- начал он. -- Мой друг,  доктор  Уотсон,  передал
мне  все,  что вы ему сообщили в связи с этим и о чем предпочли
умолчать.
     -- О чем же я умолчала? -- дерзко спросила она.
     -- Вы признались, что вызывали сэра Чарльза  к  калитке  к
десяти  часам  вечера. Как мы знаем, он умер именно в тот час и
на том самом месте. Вы умолчали  о  связи,  существующей  между
этими двумя фактами.
     -- Между ними не существует никакой связи.
     -- В   таком   случае   совпадение   получилось   поистине
поразительное. Но я думаю, что в  конце  концов  мы  эту  связь
установим.  Я буду с вами совершенно откровенен, миссис Лайонс.
Речь идет об убийстве, а улики по этому делу  таковы,  что  под
следствием может оказаться не только ваш друг, мистер Стэплтон,
но и его жена.
     Миссис Лайонс вскочила с кресла:
     -- Его жена!
     -- Это  уже ни для кого не тайна. Особа, которую он выдает
за свою сестру, на самом деле его жена.
     Миссис Лайонс опустилась в кресло и с такой силой  впилась
пальцами в его ручки, что ногти у нее побелели.
     -- Его жена! Его жена... Но ведь он холостяк!
     Шерлок Холмс пожал плечами.
     -- Докажите  мне  это!  Докажите!  И  если  сможете...  --
Яростный блеск ее глаз говорил лучше всяких слов.
     -- За доказательствами дело не станет,  --  сказал  Шерлок
Холмс,  вынимая  из  кармана какие-то бумаги. -- Вот фотография
этой супружеской четы, снятая четыре года  назад  в  Йорке.  На
обороте  надпись: "М-р и м-с Ванделер", но вы, конечно, узнаете
и его и эту женщину, если вам приходилось  встречаться  с  ней.
Дальше  --  три  документа,  подписанные людьми, заслуживающими
всяческого доверия. Это описание  мистера  и  миссис  Ванделер,
которые содержали некогда частную школу "Сент-Оливер". Прочтите
их,  и  у  вас не останется ни малейших сомнений в том, что это
действительно знакомые вам люди.
     Миссис  Лайонс  мельком  просмотрела  лежавшие  перед  ней
бумаги  и перевела взгляд на нас. Отчаяние превратило ее лицо в
неподвижную маску.
     -- Мистер Холмс, -- сказала она, --  этот  негодяй  обещал
жениться на мне, если я получу развод. Значит, нельзя верить ни
одному  его  слову?  Значит,  он  все  время обманывал меня? Но
зачем? Зачем? Я думала,  что  он  печется  только  обо  мне.  А
выходит, я была орудием в его руках. Чего ради хранить верность
человеку,  который  так лжет? Чего ради выгораживать его? Пусть
поплатится за свое злодейство! Спрашивайте меня о чем угодно, я
ничего не утаю. В одном клянусь вам: когда я писала то  письмо,
мне  и  не снилось, что это погубит сэра Чарльза, моего лучшего
друга!
     -- Я верю каждому вашему слову, сударыня, -- сказал Шерлок
Холмс. -- Вам, вероятно, очень  тяжело  рассказывать  об  этом.
Давайте  сделаем  так:  я  буду  говорить сам и, если ошибусь в
чем-нибудь  существенном,  вы  меня  поправите.   Письмо   было
написано по наущению Стэплтона?
     -- Под его диктовку.
     -- Он,  вероятно,  говорил  вам, что сэр Чарльз возьмет на
себя все издержки по бракоразводному процессу?
     -- Да.
     -- А потом, когда письмо  было  отослано,  убедил  вас  не
ходить на свидание?
     -- Он  сказал,  что  перестанет  уважать самого себя, если
деньги на процесс даст кто-то другой. Клялся, что, несмотря  на
всю  свою  бедность, отдаст последнее пенни, лишь бы уничтожить
препятствие, которое отделяет нас друг от друга.
     -- Он,  по-видимому,   весьма   последователен   в   своих
поступках!  Итак,  о дальнейших событиях вы ничего не слышали и
узнали о смерти сэра Чарльза только из газет?
     -- Да.
     -- И Стэплтон взял с вас слово, что вы никому не скажете о
предполагавшемся свидании?
     -- Да. Он сказал, что смерть сэра  Чарльза  произошла  при
весьма  загадочных  обстоятельствах  и, если о письме узнают, я
буду взята на подозрение. Он запугал меня, и я решила молчать.
     -- Так, понимаю. Но вы все-таки подозревали что-то?
     Миссис Лайонс опустила глаза, видимо, не решаясь ответить.
     -- Я хорошо знаю этого человека, -- сказала  она  наконец.
-- Но если б он не обманул меня, я бы его не выдала.
     -- В  общем,  вы  счастливо  отделались,  -- сказал Шерлок
Холмс. -- Он был в ваших руках  и  прекрасно  знал  это,  а  вы
все-таки  остались  живы.  Последние  месяцы  вы ходили по краю
бездны. А теперь, миссис Лайонс, разрешите пожелать  вам  всего
хорошего. Но мы еще, вероятно, увидимся...
     -- Ну  вот,  все  мало-помалу выясняется, туман редеет, --
сказал Холмс, когда мы снова вышли на станционную  платформу  к
приходу  лондонского  экспресса.  --  Скоро  я  смогу  пункт за
пунктом  воссоздать  это   преступление   --   пожалуй,   самое
сенсационное  преступление нашего времени. Криминалисты скажут,
что нечто подобное уже было, и, конечно,  вспомнят  убийство  в
Гродно,  на  Украине,  в  1866  году  и  Андерсона  из Северной
Каролины,  но  у  теперешнего  нашего   дела   есть   некоторые
совершенно   своеобразные   черты.  Мы  даже  сейчас  не  можем
предъявить прямые улики этому коварному  хитрецу.  Но  помяните
мое  слово,  Уотсон:  к тому времени, когда мы ляжем спать, все
будет выяснено.
     Лондонский экспресс с грохотом подкатил к  станции,  и  из
вагона   первого   класса   выскочил   на  платформу  маленький
коренастый   человек,   напоминающий   чем-то   бульдога.    Мы
поздоровались,  и  по  той  почтительности,  с  какой  Лестрейд
относился к моему товарищу, мне стало ясно, что он многое понял
с тех пор, как они начали работать вместе. Я прекрасно  помнил,
сколько презрения вызывали когда-то у этого практика логические
выкладки нашего любителя теорий.
     -- Ну как, крупное дело? -- спросил Лестрейд.
     -- Такого  давно  не  бывало,  --  сказал Холмс. --У нас в
запасе два часа свободного времени. Давайте  употребим  его  на
обед,  а  потом,  Лестрейд,  мы  угостим  вас  чистейшим ночным
воздухом Дартмура и поможем вам прочистить горло от лондонского
тумана. Никогда здесь не были?  В  таком  случае  вы  не  скоро
забудете свое первое знакомство с этими местами.

     Глава XIV. СОБАКА БАСКЕРВИЛЕЙ

     Одним  из  недостатков  Шерлока  Холмса -- если только это
можно назвать недостатком -- было то, что он никогда и ни с кем
не  делился  своими  планами  вплоть  до  их  свершения.  Такая
скрытность объяснялась отчасти властной натурой этого человека,
любившего  повелевать  окружающими  и  поражать их воображение,
отчасти  профессиональной  осторожностью,  не  позволявшей  ему
рисковать  без  нужды.  Как  бы то ни было, эта черта характера
Шерлока Холмса доставляла много неприятностей тем, кто  работал
с  ним  в  качестве  его  агентов  или  помощников. Я сам часто
страдал от нее, но то, что мне пришлось вытерпеть за это долгое
путешествие в темноте, превзошло  все  мои  прошлые  муки.  Нам
предстояло   нелегкое   испытание,   мы   были  готовы  нанести
последний, решающий удар, а Холмс упорно молчал, и я мог только
догадываться о его планах.  Мое  нервное  напряжение  дошло  до
предела,  как  вдруг  в  лицо  нам  пахнуло холодным ветром, и,
глянув в темноту, на пустынные просторы,  тянувшиеся  по  обеим
сторонам  узкой  дороги,  я  понял,  что  мы снова очутились на
болотах. Каждый шаг лошадей, каждый поворот колес приближал нас
к развязке всех этих событий.
     В присутствии возницы, нанятого в Кумби-Треси, нельзя было
говорить  о  деле,  и  мы,  несмотря  на  все  свое   волнение,
беседовали  о каких-то пустяках. Я облегченно вздохнул, когда в
стороне от дороги показался  коттедж  Френкленда,  от  которого
оставалось  две-три  мили  до Баскервиль-холла и до того места,
где должна была разыграться заключительная сцена  трагедии.  Не
останавливаясь  у  подъезда,  мы  проехали  к калитке в тисовой
аллее,  расплатились  с  возницей,  отправили  его  обратно   в
Кумби-Треси, а сами пошли по направлению к Меррипит-хаус.
     -- Вы с оружием, Лестрейд?
     Маленький сыщик улыбнулся:
     -- Раз на мне брюки, значит, и задний карман у них есть, а
раз есть задний карман, значит, он не пустует.
     -- Вот  и  прекрасно!  Мы с Уотсоном тоже приготовились ко
всяким неожиданностям.
     -- Я вижу, вы настроены очень серьезно,  мистер  Холмс.  А
что от нас теперь требуется в этой игре?
     -- Требуется терпение. Будем ждать.
     -- Действительно,  места  здесь не очень веселые! -- Сыщик
повел плечами, глядя на мрачные склоны холмов и  туман,  озером
разлившийся  над  Гримпенской  трясиной.  -- А вон где-то горит
огонек.
     -- Это Меррипит-хаус -- конечная цель нашего  путешествия.
Теперь попрошу вас ступать как можно тише и говорить шепотом.
     Мы  осторожно  шагали по тропинке, которая вела к дому, но
ярдов за двести от него Холмс остановился.
     -- Дальше не  надо,  --  сказал  он.  --  Вот  эти  валуны
послужат нам прекрасной ширмой.
     -- Здесь и будем ждать?
     -- Да, устроим засаду. Станьте вот сюда, Лестрейд. Уотсон,
ведь вы  бывали в доме? Расположение комнат знаете? Вон те окна
с переплетом -- что это?
     -- По-моему, кухня.
     -- А следующее, ярко освещенное?
     -- Это столовая.
     -- Шторы подняты. Вы лучше меня знаете, как  туда  пройти.
Загляните  в  окно  --  что  они там делают? Только, ради бога,
тише. Как бы вас не услышали.
     Я  подкрался  на  цыпочках  к  низкой   каменной   ограде,
окружающей  чахлый  садик  Стэплтонов, и, пробираясь в ее тени,
дошел  до  того  места,   откуда   можно   было   заглянуть   в
незанавешенное окно.
     В  комнате  были  двое мужчин -- сэр Генри и Стэплтон. Они
сидели друг против друга за круглым столом, ко мне в профиль, и
курили сигары. Перед ними стояли чашки с кофе и вино.  Стэплтон
оживленно  говорил  о чем-то, но баронет сидел бледный и слушал
его невнимательно. Ему,  вероятно,  не  давала  покоя  мысль  о
скором возвращении домой по зловещим болотам.
     Но  вот  Стэплтон  встал  и  вышел из комнаты, а сэр Генри
подлил  себе  вина  в  стакан  и  откинулся  на  спинку  стула,
попыхивая  сигарой.  Я услышал скрип двери, потом похрустывание
гравия на тропинке. Шаги приближались ко  мне.  Выглянув  из-за
стены,  я увидел, что натуралист остановился у небольшого сарая
в углу сада. Звякнул  ключ  в  замке,  и  в  сарае  послышалась
какая-то возня. Стэплтон пробыл там не больше двух минут, снова
звякнул  ключом, прошел мимо меня и исчез в доме. Я увидел, что
он вернулся к своему гостю; осторожно пробравшись к  товарищам,
я рассказал им все это.
     -- Значит,  женщина  не  с ними? -- спросил Холмс, когда я
кончил.
     -- Нет.
     -- Тогда где же она? Ведь, кроме  кухни  и  столовой,  все
окна темные.
     -- Право, не знаю.
     Я уже говорил, что над Гримпенской трясиной стлался густой
белый  туман.  Он  медленно  полз в нашу сторону, окружая нас и
справа и слева низким, но плотным валом. Лившийся сверху лунный
свет превращал его  в  мерцающее  ледяное  поле,  над  которым,
словно  черные  пики,  вздымались верхушки отдаленных гранитных
столбов. Холмс повернулся в ту сторону и, глядя на эту медленно
подползающую белую стену, нетерпеливо пробормотал:
     -- Смотрите, Уотсон, туман движется прямо на нас.
     -- А это нехорошо?
     -- Хуже некуда! Туман -- единственное, что может  нарушить
мои  планы.  Но  сэр Генри там не задержится. Уже десять часов.
Теперь все -- и наш успех и даже его жизнь -- зависит от  того,
выйдет ли он прежде, чем туман доползет до тропинки, или нет.
     Ночное  небо  было  чистое,  без  единого  облачка  Звезды
холодно поблескивали в  вышине,  луна  заливала  болота  мягким
неверным светом. Прямо перед нами смутно чернели очертания дома
с  остроконечной  крышей, словно ощетинившейся трубами, которые
четко выступали на звездном небе. Широкие золотые полосы падали
из окон нижнего этажа в сад и дальше, на болота.  Одна  из  них
вдруг погасла. Слуги вышли из кухни. Теперь лампа горела только
в   столовой,   где  те  двое  --  убийца-хозяин  и  ничего  не
подозревающий гость --  покуривали  сигары  и  продолжали  свой
разговор.
     Белая  волокнистая  пелена, затянувшая почти все болото, с
каждой минутой приближалась к дому.  Первые  прозрачные  клочья
уже завивались у золотистого квадрата освещенного окна. Дальняя
стена  сада  совсем исчезла в этой клубящейся мгле, над которой
виднелись  только  верхушки  деревьев.   Вот   белесые   кольца
показались  с  обеих  сторон  дома и медленно слились в плотный
вал, и верхний этаж с крышей всплыл над  ним,  точно  волшебный
корабль  на  волнах  призрачного  моря.  Холмс  яростно  ударил
кулаком  о  камень,  за  которым  мы  стоял