было  бы  очень  интересно  посмотреть  вашу
оранжерею.
   Мы прошли вслед за нашим провожатым по небольшому  коридору,  который
вел от библиотеки к стеклянной двери оранжереи. Пока знаменитый  садовод
и я ждали у входа, Холмс медленно углубился  в  темный  душный  полумрак
оранжереи. Зажженная свеча, которую он нес в руке, то исчезала из  виду,
то появлялась, словно гигантский  светлячок,  среди  странных  очертаний
кактусов и кустов редких тропических растений. Приблизив свечу  к  кусту
камелий, он некоторое время разглядывал его через лупу.
   - Несчастные жертвы злодейского ножа, - простонал сэр Джон.
   - Нет, они были срезаны маленькими изогнутыми ножницами для ногтей, -
заметил Холмс. - Вы можете сами  увидеть,  что  на  стебельках  нет  тех
заусенцев, которые обычно получаются, если срезать их ножом. Кроме того,
небольшой разрез на листке показывает, что кончики  ножниц  выходили  за
стебелек цветка. Так. Я думаю, что здесь больше выяснять нечего.
   Когда мы возвращались, Холмс  остановился  около  маленького  окна  в
коридоре.  Открыв  задвижку  и  чиркнув  спичкой,  он  перегнулся  через
подоконник.
   - Под этим окном проходит дорожка,  которой  пользуется  прислуга,  -
пояснил сэр Джон.
   Я наклонился через плечо моего друга. Внизу от  стены  дома  до  края
узкой тропинки сугробом лежал нетронутый снег. Холмс ничего  не  сказал,
но, когда он выпрямился, я заметил на его лице удивление, почти досаду.
   Леди Довертон ждала нас в библиотеке.
   - Боюсь, что ваша слава преувеличена, мистер Холмс, - сказала она,  и
насмешка промелькнула в ее прелестных голубых глазах. - Я думала, что вы
вернетесь со всеми пропавшими  цветами  и,  может  быть,  даже  с  самим
рубином "Абас".
   - Во всяком случае, я надеюсь вернуть вам последнее, мадам, -  сказал
Холмс холодно.
   - Опасная похвальба, мистер Холмс.
   - Вряд ли кто-нибудь скажет вам, что мне свойственна хвастливость.  А
теперь, так  как  мы  с  доктором  Уотсоном  уже  немного  опаздываем  в
Нонпарейл-клаб... Бог мой, леди Довертон, боюсь,  что  вы  сломали  свой
веер! Мне остается только принести извинения по поводу нашего  вторжения
и пожелать доброй ночи.
   Мы уже доехали до Оксфорд-стрит, как вдруг Холмс, сидевший  в  полном
молчании, с головой, опущенной на грудь,  вскочил,  распахнул  дверцу  и
крикнул что-то нашему кэбмену.
   - Какой я глупец! - воскликнул он, хлопнув себя по лбу, когда наш кеб
повернул обратно. - Это какое-то помрачение ума!
   - В чем дело?
   - Уотсон, если когда-нибудь у меня появятся признаки  самодовольства,
шепните мне, пожалуйста, на ухо слово "камелии".
   Через несколько минут мы снова оказались перед портиком особняка сэра
Джона Довертона.
   - Не стоит беспокоить обитателей дома, - вполголоса произнес Холмс. -
Насколько я понимаю, эта калитка ведет к входу для прислуги.
   Мой друг быстрым шагом двинулся по дорожке вдоль стены дома, пока  мы
не оказались под окном,  которое,  как  я  сообразил,  выходило  из  уже
известного нам коридора. Опустившись на колени,  Холмс  начал  осторожно
разгребать снег голыми руками. Немного спустя он выпрямился, и я увидел,
что он расчистил от снега большую площадку.
   - Давайте  рискнем  зажечь  спичку,  Уотсон,  -  с  коротким  смешком
предложил он.
   Я чиркнул спичкой: на  черной  земле,  очищенной  Холмсом  от  снега,
лежали маленькой кучкой красновато-бурые замерзшие цветы.
   - Камелии!
   - вырвалось у меня. - Дорогой мой, что это значит?
   Лицо моего друга, когда он поднялся, было суровым.
   - Преступление, Уотсон, - сказал он. - Умное, тщательно  рассчитанное
преступление.
   Он поднял безжизненный цветок и некоторое время молча разглядывал  на
ладони темные, поблекшие лепестки.
   - Эндрю Джолифу повезло, что он успел прийти на Бейкер-стрит  прежде,
чем его настиг Грегсон, - промолвил он задумчиво.
   - Разбудить дом? - спросил я.
   - Вы всегда были человеком действия, Уотсон, -  ответил  Холмс,  сухо
усмехнувшись. - Нет, мой дорогой, я думаю, что нам лучше  вернуться  без
шума к нашему кэбу и отправиться на Сенг-Джеймс-стрит.
   За событиями этого вечера я потерял всякое представление  о  времени.
Когда мы, проехав от  Пикадилли  до  Сент-Джеймс-стрит,  остановились  у
дверей элегантного, ярко освещенного дома, я с  изумлением  увидел,  что
часы на Палас-Ярд показывают уже без малого полночь.
   - Жизнь в  Нонпарейл-клаб  начинается  тогда,  когда  его  соседи  по
Клаблэнду <Клаблэнд - название части Лондона, где сосредоточены  главные
аристократические клубы.> уже засыпают, - молвил  Холмс,  потянув  ручку
дверного колокольчика. Он черкнул несколько слов на визитной карточке  и
протянул ее лакею, открывшему дверь.
   Когда мы в сопровождении  лакея  поднимались  по  мраморной  лестнице
наверх, я мельком увидел величественные, роскошно отделанные  залы,  где
небольшие группы людей в вечерних костюмах сидели, погрузившись в чтение
газет, или толпились вокруг карточных столиков из розового дерева.
   Наш провожатый постучал в какую-то дверь. Мы  оказались  в  пропахшей
сигарным дымом небольшой уютной комнате, увешанной  игривыми  гравюрами.
Высокий военный с коротко подстриженными  усами  и  густыми  каштановыми
волосами,  лениво  развалившийся  в  кресле  перед  камином,   даже   не
пошевелился, когда  мы  вошли.  Повертев  карточку  Холмса,  он  холодно
посмотрел на нас голубыми глазами, которые живо напомнили мне глаза леди
Довертон.
   - Вы выбираете очень странное время для визита, джентльмены, - сказал
он с оттенком враждебности в голосе. - Сейчас чертовски поздно.
   - И становится еще позднее,  -  заметил  мой  друг.  -  Нет,  капитан
Мастермэн, стул не нужен. Я предпочитаю стоять.
   - Что ж, стойте. Что вам нужно?
   - Рубин "Абас", - спокойно промолвил Шерлок Холмс.
   Я вздрогнул и стиснул свою трость. Несколько  мгновений  Мастермэн  в
молчании пристально смотрел  на  Холмса  из  глубины  кресла,  а  затем,
закинув голову, расхохотался.
   - Дорогой сэр, вы должны извинить  меня!  -  вскричал  он  наконец  с
искаженным от смеха лицом. -  Но  вы  требуете  слишком  многого.  Среди
членов Нонпарейл-клаб не бывает лакеев, сбежавших от суда.  Вам  следует
искать Джолифа в другом месте.
   - Я уже разговаривал с ним.
   - Ах, вот  как!  -  насмешливо  улыбнулся  Мастермэн.  -  Значит,  вы
представляете интересы дворецкого?
   - Нет, я представляю интересы правосудия, - сурово ответил Холмс.
   - Бог мой, до чего торжественно сказано! Ваше счастье, мистер  Холмс,
что  у  меня  нет  свидетелей.  Вы  позволили   себе   высказать   такие
утверждения, что вам пришлось бы  плохо  в  суде.  Должен  сказать,  что
клевета обходится в кругленькую сумму - пять тысяч гиней. Выход в  дверь
- сзади вас.
   Холмс неторопливо пересек комнату и, вынув из кармана часы, сверил их
с часами, которые стояли на камине.
   - Сейчас пять  минут  первого,  -  произнес  он.  -  Для  того  чтобы
доставить рубин ко мне на Бейкер-стрит, в вашем распоряжении время до  9
часов утра.
   Мастермэн вскочил с кресла.
   - Слушайте, черт вас возьми!.. - зарычал он.
   - Так мы не договоримся, капитан Мастермэн. - прервал  его  Холмс.  -
Чтобы вы поняли, что мое требование не блеф, я  в  назидание  вам  бегло
перечислю несколько обстоятельств  дела.  Вы  знали  прошлое  Джолифа  и
устроили его на работу к сэру Джону, имея в виду, что это пригодится вам
в будущем.
   - Докажите, черт вас возьми! Что вы суете нос в чужие дела?
   - Позже вам понадобились деньги, -  продолжал  невозмутимо  Холмс,  -
много денег, если судить по стоимости рубина "Абас".  Я  не  сомневаюсь,
что, ознакомившись с вашими карточными долгами, мы смогли бы назвать эту
сумму. Тогда вы изобрели - я с сожалением  должен  добавить,  с  помощью
вашей сестры, - план, хитро задуманный и беспощадно исполненный.
   От леди Довертон вы получили точное и подробное описание шкатулки,  в
которой хранился драгоценный камень,  и  заказали  ее  копию.  Трудность
заключалась в том, что вы не знали, когда сэр  Джон  Достанет  рубин  из
сейфа: он делал это очень редко. Известие о предстоящем званом обеде, на
который вы были приглашены в числе других гостей, навело  вас  на  очень
простое решение. Полагаясь на то, что все дамы искренне  вас  поддержат,
вы решили попросить своего зятя показать драгоценность. Но  как  сделать
так, чтобы сэр Джон и все остальные ушли из комнаты, оставив рубин?  Вот
здесь-то, мне думается, и обнаруживаются почти неуловимые следы  участия
женского ума в выработке плана. Не было способа более надежного,  нежели
использовать гордость сэра Джона - его  знаменитые  красные  камелии.  И
этот способ подействовал именно так, как вы предвидели.
   Когда Джолиф вернулся с известием, что цветы оборваны, сэр  Джон  тут
же сунул шкатулку куда попало и вместе с гостями кинулся в оранжерею. Вы
проскользнули обратно и положили шкатулку в карман.  А  когда  похищение
было обнаружено, то вы сообщили сэру  Джону  сущую  правду  о  том,  что
негодяй дворецкий в прошлом имел судимость за кражу драгоценностей.
   И все-таки, хоть план  был  умно  задуман  и  смело  осуществлен,  вы
допустили две существенные ошибки.
   Первая состояла в том, что копия шкатулки, кстати,  довольно  неумело
взломанная, которую вы, вероятно, за несколько часов до обеда  подсунули
под матрац кровати Джолифа, была отделана светлым бархатом. Осмотр через
лупу показал, что на этой нежной поверхности не было ни малейшего  следа
потертости, которую обычно оставляет  вделанный  в  цепочку  драгоценный
камень.
   Вторая ошибка была роковой. Ваша сестра сказала, что  сорвала  цветок
для своего наряда перед самым обедом. Если  бы  это  действительно  было
так, то в восемь часов цветы должны были быть в  целости  Я  задал  себе
вопрос, что бы я сделал, если бы захотел отделаться как можно быстрее от
дюжины цветов. Ответ прост: выкинул бы их в  ближайшее  окно,  в  данном
случае в окно коридора, ведущего из оранжереи.
   Но на глубоком снегу под окном не было видно никаких  следов.  Должен
вам признаться, вначале это несколько озадачило меня. Но затем -  доктор
Уотсон может это подтвердить  -  я  понял,  что  задача  решается  очень
просто. Я вернулся, расчистил снег под окном и нашел  останки  пропавших
камелий, лежавшие на мерзлой земле. Цветы не могли утонуть в снегу - они
слишком легки. Значит, они были выброшены до  снегопада,  начавшегося  в
шесть часов. Следовательно, рассказ Леди Довертон - вымысел,  и  в  этих
увядших цветах кроется решение всей загадки.
   Во время рассказа моего друга я наблюдал, как краска  гнева  на  лице
Мастермэна постепенно сменялась отталкивающей  бледностью.  Когда  Холмс
смолк, капитан, зловеще поблескивая глазами, стремительно кинулся в угол
комнаты к столу.
   - Не советую, - сказал Холмс любезно.
   Мастермэн помолчал, не отнимая руки от ящика стола.
   - Что вы собираетесь делать? - проскрежетал он.
   - В случае, если рубин "Абас" будет доставлен ко мне до девяти часов,
я  не  стану  предавать  дело  огласке  и  по  моей  просьбе  сэр  Джон,
несомненно, воздержится от дальнейшего расследования. Я берегу  имя  его
жены. В ином случае вы почувствовали бы всю тяжесть моей  руки,  капитан
Мастермэн. Вы совратили сестру, вы составили  грязный  заговор  с  целью
поймать в ловушку невинного человека. Когда я  сопоставляю  все  это,  я
затрудняюсь вспомнить более гнусное преступление.
   - А скандал, черт вас возьми? - вскричал Мастермэн.
   - Скандал в Нонпарейл-клаб! Я по уши в карточных  долгах,  и  если  я
отдам вам этот рубин... Он помолчал и украдкой  бросил  на  нас  быстрый
взгляд.
   - Послушайте, Холмс, что вы скажете о предложении сыграть?..
   Мой друг направился к двери.
   - В вашем распоряжении время до девяти часов, - сказал он холодно.  -
Пойдемте, Уотсон.
   Снова начал падать снег, когда мы на  Сент-Джеймс-стрит  ждали,  пока
привратник вызовет кэб.
   - Дорогой мой, боюсь, что вы очень устали, - заметал Холмс.
   - Наоборот, в вашем обществе я всегда чувствую себя бодрым, - ответил
я.
   - Ну, вы вполне заслужили несколько часов  отдыха.  Наши  сегодняшние
приключения окончены.
   Но мой друг несколько поспешил. Когда запоздалый кэб доставил нас  на
Бейкер-стрит и я уже открывал входную дверь своим ключом, наше  внимание
привлек свет фонарей кареты,  которая  быстро  приближалась  со  стороны
Мэрилебон-Род. Закрытый четырехколесный экипаж остановился неподалеку, и
через мгновение закутанная женская фигура торопливо направилась  к  нам.
Лицо женщины скрывала густая вуаль, но было что-то смутно знакомое в  ее
высокой  изящной  фигуре  и  царственной  посадке  головы,   когда   она
остановилась перед нами на заснеженной мостовой.
   - Я хочу поговорить с вами, мистер Холмс, - сказала она повелительно.
   Мой друг поднял брови.
   - Уотсон, может быть, вы пройдете вперед и зажжете свет, - сказал  он
спокойно.
   За многие годы, на протяжении которых я был  связан  с  делами  моего
друга, я повидал  немало  красивых  женщин,  переступавших  порог  нашей
квартиры. Но я не помню более красивой, чем женщина, которая в  ту  ночь
вошла, прошелестев юбками, в нашу скромную гостиную.
   Она  откинула  вуаль,  и  газовый  рожок  осветил   бледным   сиянием
совершенную красоту ее лица и блестящие,  опушенные  длинными  ресницами
голубые глаза, которые  смело  встретили  строгий,  непреклонный  взгляд
Холмса.
   - Я не ожидал столь позднего визита, леди Довертон,  -  промолвил  он
сурово.
   - Я думала, что вы всезнающий человек, мистер Холмс, - ответила она с
легкой насмешкой в голосе. - Но вы, пожалуй, совсем не знаете женщин.
   - Я не понимаю...
   - Значит, я должна напомнить вам о  вашей  похвальбе?  Утрата  рубина
"Абас" - это несчастье, и я не могла унять свое беспокойство, не  узнав,
выполнили ли вы свое обещание. Ну, сэр, признайтесь,  что  вы  потерпели
неудачу?
   - Наоборот, я добился успеха.
   Наша гостья встала со стула, ее глаза блестели.
   - Это плохая шутка, мистер Холмс, - сказала она надменно.
   Я уже упоминал где-то, что, хотя Холмс  питал  глубокое  недоверие  к
противоположному  полу,  ему  было  свойственно  рыцарское  отношение  к
женщинам. Но сейчас, когда он смотрел на леди Довертон, его лицо  словно
окаменело, на нем застыло выражение угрозы. Я впервые видел его таким  в
присутствии женщины.
   - Вы несколько запоздали с никому не нужным  притворством,  мадам,  -
сказал он. - Я посетил Нонпарейл-клаб и  взял  на  себя  труд  объяснить
вашему брату способ, с помощью которого он приобрел рубин "Абас",  и  ту
роль, которую вы...
   - Боже мой!
   - .
   Которую вы, я говорю, сыграли в этом  деле.  Я  надеюсь,  что  вы  не
захотите разрушить мое  заблуждение,  которое  состоит  в  том,  что  вы
сыграли эту роль не по своей воле.
   Какое-то мгновение надменная  леди  молчала,  вглядываясь  в  Холмса,
затем со сдавленным стоном упала на колени, схватившись  руками  за  его
пальто. Холмс нагнулся и поспешно поднял ее.
   - Становитесь на колени перед вашим мужем, леди Довертон, а не передо
мной, - спокойно произнес он. -  Воистину,  вам  предстоит  ответить  за
многое.
   - Я клянусь вам...
   - Тише! Я знаю все. И не пророню ни слова.
   - Вы не скажете ему? - задыхаясь, спросила она.
   - Я не вижу в этом пользы. Завтра  утром  Джолиф,  безусловно,  будет
освобожден, и дело о рубине "Абас" будет закончено.
   - Бог вознаградит вас за  ваше  милосердие,  -  сказала  леди  тихим,
прерывающимся голосом. - Я сделаю все, чтобы искупить свою вину. Но  мой
несчастный брат - его проигрыш в карты...
   - Ах да, капитан Мастермэн... Я не думаю, леди Довертон, чтобы у  вас
были причины  слишком  беспокоиться  об  этом  джентльмене.  Банкротство
капитана и скандал, который разразится в связи с этим в  Нонпарейл-клаб,
может быть, заставят его выбрать более  честный  путь,  нежели  тот,  по
которому он шел  до  сих  пор.  В  самом  деле,  когда  скандал  немного
забудется, можно будет уговорить сэра Джона, чтобы он  устроил  капитана
на  службу  в  колониальные  войска.  Судя  по  тому,  что  я   знаю   о
предприимчивости и  манере  поведения  этого  молодого  человека,  я  не
сомневаюсь, что он очень подойдет для службы на северо-западной  границе
Индии.
   Очевидно, события этого вечера утомили меня больше, чем  я  думал.  Я
проспал почти до 10 часов. Когда я  вошел  в  гостиную,  оказалось,  что
Холмс уже позавтракал. Он сидел в  своем  старом  красном  халате  перед
камином, откинувшись на спинку кресла и протянув ноги к огню.  Воздух  в
гостиной прогорк от дыма  трубки,  которую  он  обычно  выкуривал  после
завтрака, набивая ее остатками табака из трубок, не докуренных накануне.
Позвонив миссис Хадсон, я попросил кофе и яичницу с ветчиной.
   - Я рад, что вы  появились  вовремя,  Уотсон,  -  сказал  он,  весело
взглянув на меня из-под опущенных ресниц.
   - Умение миссис Хадсон  приготовлять  завтрак  в  любое  время  -  не
последнее из ее достоинств, - ответил я.
   - Вы правы. Но я говорю не о вашем завтраке. Я жду сэра Джона.
   - В таком случае. Холмс,  поскольку  это  дело  деликатное,  пожалуй,
будет лучше, если я оставлю вас наедине.
   Холмс знаком усадил меня обратно.
   - Мой дорогой, я буду рад вашему присутствию. А вот, я думаю,  и  наш
посетитель, на несколько минут раньше условленного срока.
   В дверь постучали,, и знаменитый цветовод вошел в комнату.
   - У вас  есть  для  меня  новости,  мистер  Холмс?  -  воскликнул  он
нетерпеливо. - Скажите, сэр, скажите! Я весь внимание.
   - Да, у меня есть новости для вас, - ответил Холмс с легкой улыбкой.
   Сэр Джон устремился к нему.
   - Значит, камелии... - начал он.
   - Не надо волноваться. Было бы лучше, если бы мы забыли о тех красных
камелиях. Я заметил на кусте массу прекрасных бутонов. - Слава Богу,  вы
правы, - сказал наш посетитель благоговейно. - И я  рад  видеть,  мистер
Холмс, что вы цените редкостные дары  природы  выше,  нежели  сокровища,
созданные руками человека. И все-таки утрата рубина "Абас" ужасна.  Есть
ли у вас надежда вернуть драгоценность?
   - Конечно. Но прежде чем продолжать обсуждение этого дела, я  попрошу
вас выпить вместе со мной бокал портвейна.
   Сэр Джон удивленно поднял брови.
   - В такой ранний час, мистер Холмс? - воскликнул он, - Право, сэр,  я
не думал...
   - Ну, - улыбнулся Холмс, наполнив три бокала на  буфетном  столике  и
протягивая один из них нашему гостю. - Утро сегодня  холодное,  и  я  от
души рекомендую вам это редкостное вино.
   С легкой гримасой неодобрения сэр Джон поднес бокал  к  губам.  Через
мгновение тишину внезапно нарушил возглас удивления.  Наш  гость,  белый
как платок, который он поднес к губам, широко открытыми глазами  смотрел
то на Холмса, то на пылающий огнем кристалл, который выпал из его рта на
платок.
   - Рубин "Абас", - растерянно прошептал он.
   Холмс искренне рассмеялся и, сложив руки, поднес их к груди.
   -  Вы  должны  простить  меня!  -  воскликнул  он.  -  Доктор  Уотсон
подтвердит вам, что я никогда не могу  удержаться  от  этих  театральных
эффектов. Наверное,  сказывается  тот  факт,  что  в  моих  жилах  течет
вернейская кровь.
   Ошеломленный сэр Джон не в силах был оторвать взгляд от  драгоценного
камня, который мерцал, как  раскаленный  уголек,  на  фоне  белоснежного
платка.
   - Боже мой! Я едва верю своим глазам, - сказал он дрожащим голосом. -
Как вам удалось вернуть его?
   - А тут я должен просить вас о снисхождении, так как скажу лишь,  что
ваш дворецкий Джолиф, столь тяжко пострадавший, освобожден из-под стражи
сегодня утром  и  что  драгоценный  камень  возвращен  своему  законному
владельцу, - ответил Холмс мягко. - Вот медальон и цепочка, с которой  я
позволил себе снять рубин, чтобы сыграть с вами маленькую шутку, положив
драгоценный камень в  ваш  бокал  портвейна.  Прошу  вас  не  продолжать
расследование этого дела.
   - Будет т