алец утром
в спальне), и из ранки опять потекла  кровь.  Потом  я  схватил
пиджак,  набитый  медяками, которые я только что переложил туда
из своей нищенской сумы, швырнул его  в  окно,  и  он  исчез  в
Темзе.  Я собирался швырнуть туда и остальную одежду, но тут ко
мне ворвались полицейские и через несколько минут, вместо  того
чтобы быть изобличенным как мистер Невилл Сент-Клер, я оказался
арестованным как его убийца.
     Больше мне нечего прибавить. Желая сохранить грим на лице,
я отказывался   от   умывания.   Зная,  что  жена  будет  очень
тревожиться обо мне, я тайком  от  полицейских  снял  с  пальца
кольцо  и  передал  его  ласкару  вместе с наскоро нацарапанной
запиской, в которой я сообщал ей, что мне не  угрожает  никакая
опасность.
     -- Она только вчера получила эту записку, -- сказал Холмс.
     -- О боже! Какую неделю она провела!
     -- За   ласкаром   следила   полиция,--  сказал  инспектор
Брэдстрит,--  и  ему,  видимо,  никак  не  удавалось  отправить
записку  незаметно.  Он,  вероятно,  передал  ее  какому-нибудь
матросу, завсегдатаю своего притона, а тот в течение нескольких
дней все забывал опустить ее в ящик.
     -- Так это, без сомнения и было, -- подтвердил  Холмс.  --
Но неужели вас никогда не привлекали к суду за нищенство?
     -- Много раз. Но что значит для меня незначительный штраф!
     -- Однако  теперь  вам  придется оставить свое ремесло, --
сказал Брэдстрит. -- Если вы хотите, чтобы полиция  замяла  эту
историю, Хью Бун должен исчезнуть.
     -- Я уже поклялся себе в этом самой торжественной клятвой,
какую только может дать человек.
     -- В  таком случае, все будет забыто, -- сказал Брэдстрит.
-- Но если  вас  заметят  опять,  мы  уже  не  станем  скрывать
ничего...  Мы  очень признательны вам, мистер Холмс, за то, что
вы раскрыли это дело.  Хотел  бы  я  знать,  каким  образом  вы
достигаете подобных результатов.
     -- На этот раз, -- отозвался мой друг, -- мне понадобилось
посидеть  на  пяти  подушках  и выкурить полфунта табаку... Мне
кажется, Уотсон, что, если мы сейчас поедем на Бейкер-стрит, мы
поспеем как раз к завтраку.

     Перевод М. и Н. Чуковских


     Артур Конан-Дойль.
     Три студента

     В  1895  году  ряд обстоятельств -- я не буду здесь на них
останавливаться -- привел мистера Шерлока Холмса и меня в  один
из  наших  знаменитых  университетских  городов; мы пробыли там
несколько  недель  и  за  это   время   столкнулись   с   одним
происшествием,  о  котором  я  собираюсь рассказать, не слишком
запутанным,   но   весьма   поучительным.   Разумеется,   любые
подробности,  позволяющие читателю определить, в каком колледже
происходило дело или  кто  был  преступник,  неуместны  и  даже
оскорбительны.  Столь  позорную  историю  можно было бы предать
забвению безо всякого ущерба. Однако с должным тактом ее  стоит
изложить,  ибо  в ней проявились удивительные способности моего
друга. В  своем  рассказе  я  постараюсь  избегать  всего,  что
позволит угадать, где именно это случилось или о ком идет речь.
     Мы  остановились тогда в меблированных комнатах неподалеку
от библиотеки,  где  Шерлок  Холмс  изучал  древние  английские
хартии,--  его труды привели к результатам столь поразительным,
что они смогут  послужить  предметом  одного  из  моих  будущих
рассказов.  И  как-то вечером нас посетил один знакомый, мистер
Хилтон Сомс, -- преподаватель  колледжа  Святого  Луки.  Мистер
Сомс  был  высок  и  худощав  и  всегда  производил впечатление
человека нервозного и вспыльчивого. Но на сей раз он просто  не
владел  собой,  и  по  всему было видно; что произошло нечто из
ряда вон выходящее.
     --- Мистер Холмс, не сможете ли вы уделить  мне  несколько
часов  вашего  драгоценного времени? У нас в колледже случилась
пренеприятная история,  и,  поверьте,  если  бы  не  счастливое
обстоятельство,  что  вы сейчас в нашем городе, я бы и не знал,
как мне поступить.
     -- Я очень занят, и мне  не  хотелось  бы  отвлекаться  от
своих занятий, -- отвечал мой друг. -- Советую вам обратиться в
полицию.
     -- Нет, нет, уважаемый сэр, это невозможно. Если делу дать
законный  ход,  его  уже  не  остановишь,  а  это как раз такой
случай, когда следует любым путем избежать  огласки,  чтобы  не
бросить тень на колледж. Вы известны своим тактом не менее, чем
талантом  расследовать  самые сложные дела, и я бы ни к кому не
обратился, кроме вас. Умоляю вас, мистер Холмс, помогите мне.
     Вдали от милой его сердцу Бейкер-стрит  нрав  моего  друга
отнюдь   не  становился  мягче.  Без  своего  альбома  газетных
вырезок, без  химических  препаратов  и  привычного  беспорядка
Холмс  чувствовал  себя неуютно. Он раздраженно пожал плечами в
знак согласия, и наш визитер,  волнуясь  и  размахивая  руками,
стал торопливо излагать суть дела.
     -- Видите  ли,  мистер  Холмс,  завтра  первый  экзамен на
соискание стипендии Фортескью, и я  один  из  экзаменаторов.  Я
преподаю   греческий   язык,   и  первый  экзамен  как  раз  по
греческому. Кандидату на стипендию дается для перевода  большой
отрывок   незнакомого   текста.   Этот   отрывок  печатается  в
типографии, и, конечно, если бы кандидат  мог  приготовить  его
заранее,  у  него  было  бы огромное преимущество перед другими
экзаменующимися. Вот почему необходимо,  чтобы  экзаменационный
материал оставался в тайне.
     Сегодня   около   трех  часов  гранки  текста  прибыли  из
типографии. Задание -- полглавы из Фукидида. Я обязан тщательно
его выверить -- в тексте не должно быть  ни  единой  ошибки.  К
половине  пятого  работа  еще  не  была  закончена,  а я обещал
приятелю быть у него к чаю. Уходя, я оставил гранки  на  столе.
Отсутствовал я более часа.
     Вы,  наверное,  знаете,  мистер Холмс, какие двери у нас в
колледже -- массивные, дубовые, изнутри обиты  зеленым  сукном.
По  возвращении  я  с  удивлением  заметил в двери ключ. Я было
подумал, что это я  сам  забыл  его  в  замке,  но,  пошарив  в
карманах,  нашел  его  там.  Второй,  насколько мне известно, у
моего слуги, Бэннистера, он служит у меня вот уже десять лет, и
честность его вне подозрений. Как выяснилось, это действительно
был его ключ -- он заходил узнать, не пора ли подавать чай,  и,
уходя,  по  оплошности  забыл ключ в дверях. Бэннистер, видимо,
заходил через несколько минут после моего ухода. В другой раз я
не обратил бы внимания на его забывчивость, но в тот  день  она
обернулась весьма для меня плачевно.
     Едва  я взглянул на письменный стол, как понял, что кто-то
рылся в моих бумагах. Гранки  были  на  трех  длинных  полосах.
Когда  я  уходил, они лежали на столе. А теперь я нашел одну на
полу,  другую  --  на  столике  у  окна,  третью  --  там,  где
оставил...
     Холмс в первый раз перебил собеседника:
     -- На полу лежала первая страница, возле окна -- вторая, а
третья -- там, где вы ее оставили?
     -- Совершенно  верно,  мистер  Холмс.  Удивительно! Как вы
могли догадаться?
     -- Продолжайте ваш рассказ, все это очень интересно.
     -- На минуту мне пришло в голову, что  Бэннистер  разрешил
себе недопустимую вольность -- заглянул в мои бумаги. Но он это
категорически  отрицает,  и  я  ему  верю. Возможно и другое --
кто-то проходил мимо, заметил в дверях ключ и, зная,  что  меня
нет,  решил  взглянуть  на  экзаменационный  текст. Речь идет о
большой сумме денег --  стипендия  очень  высокая,  и  человек,
неразборчивый   в  средствах,  охотно  пойдет  на  риск,  чтобы
обеспечить себе преимущество.
     Бэннистер  был  очень  расстроен.  Он  чуть   не   потерял
сознание,  когда стало ясно, что гранки побывали в чужих руках.
Я дал ему глотнуть бренди, и он сидел в кресле  в  изнеможении,
пока  я  осматривал комнату. Помимо разбросанных бумаг, я скоро
заметил и другие следы  незваного  гостя.  На  столике  у  окна
лежали  карандашные  стружки.  Там  же  я нашел кончик грифеля.
Очевидно, этот негодяй  списывал  текст  в  величайшей  спешке,
сломал карандаш и вынужден был его очинить.
     -- Прекрасно,  --  откликнулся  Холмс. Рассказ занимал его
все больше, и к нему явно возвращалось хорошее  настроение.  --
Вам повезло.
     -- Это  не  все.  Письменный  стол у меня новый, он покрыт
отличной красной кожей. И мы с Бэннистером готовы поклясться --
кожа на нем была гладкая, без единого  пятнышка.  А  теперь  на
поверхности стола я увидел порез длиной около трех дюймов -- не
царапину,  а  именно  порез.  И не только это: я нашел на столе
комок темной замазки или глины, в  нем  видны  какие-то  мелкие
крошки,  похожие  на  опилки.  Я  убежден:  эти  следы  оставил
человек, рывшийся в бумагах. Следов на  полу  или  каких-нибудь
других  улик,  указывающих на злоумышленника, не осталось. Я бы
совсем потерял голову, не вспомни я, по счастью, что вы  сейчас
у  нас в городе. И я решил обратиться к вам. Умоляю вас, мистер
Холмс, помогите мне! Надо во что бы то  ни  стало  найти  этого
человека,  иначе  придется  отложить  экзамен,  пока  не  будет
подготовлен новый материал,  но  это  потребует  объяснений,  и
тогда  не  миновать  скандала, который бросит тень не только на
колледж, но и на весь университет. У меня одно  желание  --  не
допустить огласки.
     -- Буду  рад  заняться  этим делом и помочь вам, -- сказал
Холмс, поднимаясь  и  надевая  пальто.  --  Случай  любопытный.
Кто-нибудь заходил к вам после того, как вы получили гранки?
     -- Даулат Рас, студент-индус; он живет на этой же лестнице
и приходил справиться о чем-то, связанном с экзаменами.
     -- Он тоже будет экзаменоваться?
     -- Да.
     -- Гранки лежали на столе?
     -- Насколько я помню, они были свернуты трубочкой.
     -- Но видно было, что это гранки?
     -- Пожалуй.
     -- Больше у вас в комнате никто не был?
     -- Никто.
     -- Кто-нибудь знал, что гранки пришлют вам?
     -- Только наборщик.
     -- А ваш слуга, Бэннистер?
     -- Конечно, нет. Никто не знал.
     -- Где сейчас Бэннистер?
     -- Он  так  и  остался в кресле у меня в кабинете. Я очень
спешил к вам. А ему было так плохо, что он не мог  двинуться  с
места.
     -- Вы не закрыли дверь на замок?
     -- Я запер бумаги в ящик.
     -- Значит,  мистер  Сомс,  если  допустить,  что  индус не
догадался, то человек, у  которого  гранки  побывали  в  руках,
нашел их случайно, не зная заранее, что они у вас?
     -- По-моему, да.
     Холмс загадочно улыбнулся.
     -- Ну,  --  сказал он, -- идемте. Случай не в вашем вкусе,
Уотсон, -- тут нужно не действовать, а думать.  Ладно,  идемте,
если хотите. Мистер Сомс, я к вашим услугам.
     Низкое  окно  гостиной  нашего  друга,  длинное,  с частым
свинцовым переплетом, выходило в поросший лишайником  старинный
дворик  колледжа.  За  готической  дверью  начиналась  каменная
лестница с истертыми  ступенями.  На  первом  этаже  помещались
комнаты  преподавателя. На верхних этажах жили три студента; их
комнаты находились одна  над  другой.  Когда  мы  подошли,  уже
смеркалось.  Холмс остановился и внимательно посмотрел на окно.
Затем приблизился к нему вплотную, встал на цыпочки и,  вытянув
шею, заглянул в комнату.
     -- Очевидно, он вошел в дверь. Окно не открывается, только
маленькая форточка, --сообщил наш ученый гид.
     -- Вот  как!  -- отозвался Холмс и, непонятно улыбнувшись,
взглянул на нашего спутника. -- Что же, если  здесь  ничего  не
узнаешь, пойдемте в дом.
     Хозяин отпер дверь и провел нас в комнату. Мы остановились
на пороге, а Холмс принялся внимательно осматривать ковер.
     -- К  сожалению,  никаких  следов,  --  сказал он. -- Да в
сухую погоду их и не может быть. Слуга ваш, наверно, уже пришел
в себя. Вы думаете,  он  так  и  остался  в  кресле,  когда  вы
уходили? А в каком именно?
     -- Вон там, у окна.
     -- Понятно.  Возле  того  столика.  Теперь входите и вы. Я
окончил осматривать ковер. Примемся теперь за столик.  Нетрудно
догадаться,  что здесь произошло. Кто-то вошел в комнату и стал
лист  за  листом  переносить  гранки  с  письменного  стола  на
маленький  столик к окну -- оттуда он мог следить за двором, на
случай, если вы появитесь, и  таким  образом  в  нужную  минуту
скрыться.
     -- Меня  он  увидеть  не мог, -- вставил Сомс, -- я пришел
через калитку.
     -- Ага, превосходно! Но как бы то ни было, он устроился  с
гранками  возле окна с этой целью. Покажите мне все три полосы.
Отпечатков пальцев нет, ни одного! Так, сначала он перенес сюда
первую и переписал ее.  Сколько  на  это  нужно  времени,  если
сокращать  слова? Четверть часа, не меньше. Потом он бросил эту
полосу и схватил следующую. Дошел до середины, но тут вернулись
вы,  и  ему  пришлось  немедленно  убираться  прочь;   он   так
торопился,  что  не  успел  даже  положить  на  место  бумаги и
уничтожить следы. Когда вы входили с лестницы, вы, случайно, не
слышали поспешно удаляющихся шагов?
     -- Как будто нет.
     -- Итак,  неизвестный  лихорадочно  переписывал   у   окна
гранки,  сломал карандаш и вынужден был, как видите, чинить его
заново. Это весьма интересно, Уотсон. Карандаш  был  не  совсем
обычный.  Очень  толстый, с мягким грифелем, темно-синего цвета
снаружи,  фамилия  фабриканта  вытиснена  на  нем   серебряными
буквами, и оставшаяся часть не длиннее полутора дюймов. Найдите
такой  точно карандаш, мистер Сомс, и преступник в ваших руках.
Если я добавлю, что у него большой и тупой перочинный нож, то у
вас появится еще одна улика.
     Мистера Сомса несколько ошеломил этот поток сведений.
     -- Я понимаю ход ваших мыслей, -- сказал он, -- но как  вы
догадались о длине карандаша?..
     Холмс  протянул  ему  маленький  кусочек  дерева с буксами
"НН", над которыми облупилась краска.
     -- Теперь ясно?
     -- Нет, боюсь, и теперь не совсем...
     -- Вижу, что я всегда  был  несправедлив  к  вам,  Уотсон.
Оказывается,  вы не единственный в своем роде. Что означают эти
буквы "НН"? Как  известно,  чаще  всего  встречаются  карандаши
Иоганна Фабера. Значит, "НН" -- это окончание имени фабриканта.
     Он  наклонил столик так, чтобы на него падал электрический
свет.
     -- Если писать на тонкой бумаге,  на  полированном  дереве
останутся  следы. Нет, ничего не видно. Теперь письменный стол.
Этот комок, очевидно, и есть та  темная  глина,  о  которой  вы
говорили.  Формой напоминает полую пирамидку; в глине, как вы и
сказали, заметны опилки.  Так,  так,  очень  интересно!  Теперь
порез  на  столе  --  кожа,  попросту  говоря,  вспорота. Ясно.
Начинается с  тонкой  царапины  и  кончается  дырой  с  рваными
краями.  Весьма  вам  признателен  за  этот  интересный случай,
мистер Сомс. Куда ведет эта дверь?
     -- Ко мне в спальню.
     -- Вы   заходили   туда   после   того,   как   обнаружили
посягательство на экзаменационный текст?
     -- Нет, я сразу бросился к вам.
     -- Позвольте   мне  заглянуть  в  спальню...  Какая  милая
старомодная  комната.  Будьте  любезны,  подождите  немного:  я
осмотрю  пол.  Нет,  ничего интересного. А что это за портьера?
Так, за ней висит одежда. Случись кому-нибудь прятаться в  этой
комнате,  он  забрался  бы  сюда:  кровать  слишком  низкая,  а
гардероб -- узкий. Здесь, конечно, никого нет?
     Холмс взялся за портьеру, и по его  слегка  напряженной  и
даже  настороженной  позе  было  видно,  что  он  готов к любой
неожиданности. Он отдернул  портьеру,  но  там  мы  не  увидели
ничего,  кроме  нескольких костюмов. Холмс обернулся и внезапно
наклонился над полом.
     -- Ну-ка, а это что? --  воскликнул  он.  На  полу  лежала
точно  такая  же  пирамидка  из  темной  вязкой массы, как и на
письменном столе. Холмс на ладони поднес ее к лампе.
     -- Ваш гость,  как  видите,  оставил  следы  не  только  в
гостиной, но и в спальне, мистер Сомс.
     -- Что ему было здесь нужно?
     -- По-моему,  это  вполне  очевидно.  Вы  пришли  не с той
стороны, откуда он вас ждал, и он услыхал ваши шаги,  когда  вы
уже  были  у  самой  двери. Что ему оставалось? Он схватил свои
вещи и бросился к вам в спальню.
     -- Господи боже мой, мистер Холмс, значит, все время, пока
я разговаривал с Бэннистером, негодяй сидел в  спальне,  как  в
ловушке, а мы об этом и не подозревали?
     -- Похоже, что так.
     -- Но,  возможно,  все  было иначе, мистер Холмс. Не знаю,
обратили ли вы внимание на окно в спальне.
     -- Мелкие стекла, свинцовый переплет, три  рамы,  одна  на
петлях и достаточно велика, чтобы пропустить человека.
     -- Совершенно  верно. И выходит это окно в угол двора, так
что со двора одна его часть не  видна  совсем.  Преступник  мог
залезть  в  спальню,  оставить за шторой следы, пройти оттуда в
гостиную и, наконец обнаружив, что  дверь  не  заперта,  бежать
через нее.
     Холмс нетерпеливо покачал головой.
     -- Давайте рассуждать здраво, -- сказал он. -- Как я понял
из ваших  слов,  этой  лестницей пользуются три студента, и они
обычно проходят мимо вашей двери.
     -- Да, их трое.
     -- И все они будут держать этот экзамен?
     -- Да.
     -- У вас есть причины подозревать  кого-то  одного  больше
других?
     Сомс ответил не сразу.
     -- Вопрос  весьма  щекотливый,  --  проговорил  он.  -- Не
хочется высказывать подозрения, когда нет доказательств.
     -- И все-таки у вас есть подозрения. Расскажите их нам,  а
о доказательствах позабочусь я.
     -- Тогда  я расскажу вам в нескольких словах о всех троих.
Сразу надо мной живет  Гилкрист,  способный  студент,  отличный
спортсмен, играет за колледж в регби и крикет и завоевал первые
места  в  барьерном  беге  и  прыжках в длину. Вполне достойный
молодой человек. Его отец -- печальной известности  сэр  Джейбс
Гилкрист -- разорился на скачках. Сыну не осталось ни гроша, но
это трудолюбивый и прилежный юноша. Он многого добьется.
     На  третьем  этаже  живет  Даулат  Рас,  индус. Спокойный,
замкнутый, как большинство индусов. Он успешно занимается, хотя
греческий -- его слабое место. Работает упорно и методично.
     На  самом  верху  комната  Майлса  Макларена.   Когда   он
возьмется  за  дело,  то добивается исключительных успехов. Это
один из самых одаренных  наших  студентов,  но  он  своенравен,
беспутен  и лишен всяких принципов. На первом курсе его чуть не
исключили за какую-то темную историю с картами. Весь семестр он
бездельничал и, должно быть, очень боится этого экзамена.
     -- Значит, вы подозреваете его?
     -- Не  берусь  утверждать.  Но  из  всех  троих  за  него,
пожалуй, я поручусь меньше всего.
     -- Понимаю.  А  теперь,  мистер  Сомс,  познакомьте  нас с
Бэннистером.
     Слуга был невысокий  человек  лет  пятидесяти,  с  сильной
проседью,  бледный, гладко выбритый. Он не совсем еще оправился
от неожиданного потрясения, нарушившего мирный ход  его  жизни.
Пухлое лицо его подергивала нервная судорога, руки дрожали.
     -- Мы  пытаемся  разобраться  в  этой  неприятной истории,
Бэннистер, -- обратился к нему хозяин.
     -- Понимаю, сэр.
     -- Если не ошибаюсь, вы оставили в двери ключ?  --  сказал
Холмс.
     -- Да, сэр.
     -- Как странно, что его случилось с вами в тот самый день,
когда в комнате были столь важные бумаги.
     -- Да, сэр, очень неприятно. Но я забывал ключ и раньше.
     -- Когда вы вошли в комнату?
     -- Около  половины  пятого.  В  это  время  я обычно подаю
мистеру Сомсу чай.
     -- Сколько вы здесь пробыли?
     -- Я увидел, что его нет, и сейчас же вышел.
     -- Вы заглядывали в бумаги на столе?
     -- Нет, сэр, как, можно!
     -- Почему вы оставили ключ в двери?
     -- У меня в руках был поднос. Я хотел потом  вернуться  за
ключом. И забыл.
     -- В двери есть пружинный замок?
     -- Нет, сэр.
     -- Значит, она стояла открытой все время?
     -- Да, сэр.
     -- И выйти из комнаты было просто?
     -- Да, сэр.
     -- Вы  очень  разволновались, когда мистер Сомс вернулся и
позвал вас?
     -- Да, сэр. Такого не случалось ни