у, походившую на забрало, он, очевидно, только  что  надел,
потому  что, когда он вошел, рука его была еще поднята. Судя по
нижней части  лица,  это  был  человек  сильной  воли:  толстая
выпяченная   губа   и  длинный  прямой  подбородок  говорили  о
решительности, переходящей в упрямство.
     -- Вы получили мою записку? -- спросил он  низким,  грубым
голосом  с сильным немецким акцентом. -- Я сообщал, что приду к
вам. -- Он смотрел то на одного из нас, то на  другого,  видимо
не зная, к кому обратиться.
     -- Садитесь,  пожалуйста. -- сказал Холмс. -- Это мой друг
и товарищ, доктор Уотсон. Он так добр, что иногда помогает  мне
в моей работе. С кем имею честь говорить?
     -- Вы  можете  считать,  что  я  граф фон Крамм, богемский
дворянин. Полагаю, что этот джентльмен, ваш друг,  --  человек,
достойный  полного  доверия,  и  я  могу  посвятить  его в дело
чрезвычайной  важности?  Если  это  не  так,  я  предпочел   бы
беседовать с вами наедине.
     Я  встал,  чтобы  уйти,  но  Холмс  схватил меня за руку и
толкнул обратно в кресло:
     -- Говорите либо  с  нами  обоими,  либо  не  говорите.  В
присутствии  этого  джентльмена  вы  можете  сказать  все,  что
сказали бы мне с глазу на глаз.
     Граф пожал широкими плечами.
     -- В таком случае я должен прежде всего взять с вас  обоих
слово,  что  дело, о котором я вам сейчас расскажу, останется в
тайне два года. По прошествии  двух  лет  это  не  будет  иметь
значения.  В настоящее время я могу, не преувеличивая, сказать:
вся эта история настолько серьезна,  что  может  отразиться  на
судьбах Европы.
     -- Даю слово, -- сказал Холмс.
     -- И я.
     -- Простите   мне   эту   маску,   --  продолжал  странный
посетитель.  --  Августейшее  лицо,  по  поручению  которого  я
действую,  пожелало,  чтобы  его  доверенный  остался  для  вас
неизвестен, и я должен признаться, что титул,  которым  я  себя
назвал, не совсем точен.
     -- Это я заметил, -- сухо сказал Холмс.
     -- Обстоятельства  очень  щекотливые, и необходимо принять
все меры, чтобы из-за них не разросся огромный скандал, который
мог бы сильно скомпрометировать одну  из  царствующих  династий
Европы.   Говоря   проще,  дело  связано  с  царствующим  домом
Ормштейнов, королей Богемии.
     -- Так  я  и  думал,  --  пробормотал   Холмс,   поудобнее
располагаясь в кресле и закрывая глаза.
     Посетитель   с   явным   удивлением  посмотрел  на  лениво
развалившегося,   равнодушного    человека,    которого    ему,
несомненно,   описали   как  самого  проницательного  и  самого
энергичного из всех европейских сыщиков. Холмс медленно  открыл
глаза и нетерпеливо посмотрел на своего тяжеловесного клиента.
     -- Если ваше величество соблаговолите посвятить нас в свое
дело, -- заметил он, -- мне легче будет дать вам совет.
     Посетитель вскочил со стула и принялся шагать по комнате в
сильном  возбуждении.  Затем с жестом отчаяния он сорвал с лица
маску и швырнул ее на пол.
     -- Вы правы, -- воскликнул он,  --  я  король!  Зачем  мне
пытаться скрывать это?
     -- Действительно,  зачем?  Ваше  величество  еще не начали
говорить, как я уже знал, что передо мной  Вильгельм  Готтсрейх
Сигизмунд  фон  Ормштейн, великий князь Кассель-Фельштейнский и
наследственный король Богемии.
     -- Но вы понимаете, --  сказал  наш  странный  посетитель,
снова  усевшись  и  поводя  рукой по высокому белому лбу, -- вы
понимаете, что я не  привык  лично  заниматься  такими  делами!
Однако  вопрос  настолько  щекотлив,  что я не мог доверить его
кому-нибудь из полицейских агентов, не рискуя оказаться  в  его
власти.  Я  приехал  из Праги инкогнито специально затем, чтобы
обратиться к вам за советом.
     -- Пожалуйста,  обращайтесь,  --   сказал   Холмс,   снова
закрывая глаза.
     -- Факты   вкратце   таковы:  лет  пять  назад,  во  время
продолжительного пребывания в Варшаве, я познакомился с  хорошо
известной  авантюристкой  Ирэн  Адлер. Это имя вам, несомненно,
знакомо?
     -- Будьте любезны, доктор, посмотрите в моей картотеке, --
пробормотал Холмс, не открывая глаз.
     Много  лет  назад  он  завел  систему  регистрации  разных
фактов,  касавшихся  людей и вещей, так что трудно было назвать
лицо или предмет, о которых он не мог бы сразу дать сведения. В
данном случае я нашел биографию  Ирэн  Адлер  между  биографией
еврейского   раввина  и  биографией  одного  начальника  штаба,
написавшего труд о глубоководных рыбах.
     -- Покажите-ка,  --  сказал  Холмс.  --  Гм!  Родилась   в
Нью-Джерси  в 1858 году. Контральто, гм... Ла Скала, так-так!..
Примадонна императорской оперы в Варшаве, да! Покинула  оперную
сцену,  ха!  Проживает  в  Лондоне...  совершенно  верно!  Ваше
величество, насколько я понимаю, попали в сети к  этой  молодой
особе,  писали  ей  компрометирующие  письма и теперь желали бы
вернуть эти письма.
     -- Совершенно верно. Но каким образом?
     -- Вы тайно женились на ней?
     -- Нет.
     -- Никаких документов или свидетельств?
     -- Никаких.
     -- В таком случае, я вас не понимаю, ваше величество. Если
эта молодая женщина захочет использовать письма для шантажа или
других целей, как она докажет их подлинность?
     -- Мой почерк.
     -- Пустяки! Подлег.
     -- Моя личная почтовая бумага.
     -- Украдена.
     -- Моя личная печать.
     -- Подделка.
     -- Моя фотография.
     -- Куплена.
     -- Но мы сфотографированы вместе!
     -- О-о, вот это очень плохо! Ваше величество действительно
допустили большую оплошность.
     -- Я был без ума от Ирэн.
     -- Вы серьезно себя скомпрометировали.
     -- Тогда я был всего лишь кронпринцем. Я был молод. Мне  и
теперь только тридцать.
     -- Фотографию необходимо во что бы то ни стало вернуть.
     -- Мы пытались, но нам не удалось.
     -- Ваше  величество  должны  пойти на издержки: фотографию
надо купить.
     -- Ирэн не желает ее продавать.
     -- Тогда ее надо выкрасть.
     -- Было сделано пять попыток. Я дважды нанимал взломщиков,
и они перерыли весь ее дом. Раз, когда она  путешествовала,  мы
обыскали  ее  багаж.  Дважды  ее  заманивали  в  ловушку. Мы не
добились никаких результатов.
     -- Никаких?
     -- Абсолютно никаких.
     Холмс засмеялся.
     -- Ничего себе задачка! -- сказал он.
     -- Но для меня это очень серьезная задача!  --  с  упреком
возразил король.
     -- Да,  действительно.  А  что  она намеревается сделать с
фотографией?
     -- Погубить меня.
     -- Но каким образом?
     -- Я собираюсь жениться.
     -- Об этом я слышал.
     -- На Клотильде Лотман фон Саксен-Менинген. Быть может, вы
знаете  строгие  принципы  этой  семьи.   Сама   Клотильда   --
воплощенная  чистота. Малейшая тень сомнения относительно моего
прошлого привела бы к разрыву.
     -- А Ирэн Адлер?
     -- Она  грозит,  что  пошлет  фотоснимок  родителям   моей
невесты.  И  пошлет,  непременно пошлет! Вы ее не знаете. У нее
железный характер. Да, да, лицо  обаятельной  женщины,  а  душа
жестокого  мужчины. Она ни перед чем не остановится, лишь бы не
дать мне жениться на другой.
     -- Вы уверены, что она еще не отправила  фотографию  вашей
невесте?
     -- Уверен.
     -- Почему?
     -- Она   сказала,   что  пошлет  фотографию  в  день  моей
официальной помолвки. А это будет в ближайший понедельник.
     -- О, у нас остается три дня! -- сказал Холмс, зевая. -- И
это очень  приятно,  потому  что  сейчас  мне   надо   заняться
кое-какими важными делами. Ваше величество, конечно, останетесь
пока что в Лондоне?
     -- Конечно.  Вы  можете найти меня в гостинице Лэнгхэм под
именем графа фон Крамма.
     -- В таком случае, я пришлю вам записочку --  сообщу,  как
продвигается дело.
     -- Очень прошу вас. Я так волнуюсь!
     -- Ну, а как насчет денег?
     -- Тратьте,  сколько  найдете  нужным. Вам предоставляется
полная свобода действий.
     -- Абсолютно?
     -- О, я готов отдать за эту фотографию любую из  провинций
моего королевства!
     -- А на текущие расходы?
     Король  достал  из-за  плаща  тяжелый  кожаный  мешочек  и
положил его на стол.
     -- Здесь триста фунтов золотом и семьсот ассигнациями,  --
сказал он.
     Холмс  написал расписку на страничке своей записной книжки
и вручил королю.
     -- Адрес мадемуазель? -- спросил он.
     -- Брайони-лодж, Серпантайн-авеню, Сент-Джонсвуд.
     Холмс записал.
     -- И еще один вопрос, -- сказал  он.  --  Фотография  была
кабинетного размера?
     -- Да, кабинетного.
     -- А теперь доброй ночи, ваше величество, к я надеюсь, что
скоро  у  нас  будут  хорошие  вести... Доброй ночи, Уотсон, --
добавил он, когда  колеса  королевского  экипажа  застучали  по
мостовой. -- Будьте любезны зайти завтра в три часа, я бы хотел
потолковать с вами об этом деле.

     II

     Ровно  в  три  часа я был на Бейкер-стрит, но Холмс еще не
вернулся. Экономка сообщила мне, что он вышел из дому в  начале
девятого. Я уселся у камина с намерением дождаться его, сколько
бы  мне  ни  пришлось  ждать.  Я  глубоко  заинтересовался  его
расследованием, хотя оно  было  лишено  причудливых  и  мрачных
черт,  присущих тем двум преступлениям, о которых я рассказал в
другом  месте.  Но  своеобразные  особенности  этого  случая  и
высокое  положение  клиента  придавали делу необычный характер.
Если даже оставить в  стороне  самое  содержание  исследования,
которое производил мой друг, -- как удачно, с каким мастерством
он сразу овладел всей ситуацией и какая строгая, неопровержимая
логика  была  в  его  умозаключениях!  Мне  доставляло истинное
удовольствие следить за быстрыми, ловкими приемами,  с  помощью
которых  он  разгадывал  самые  запутанные  тайны.  Я настолько
привык к его неизменным триумфам, что самая возможность неудачи
не укладывалась у меня в голове.
     Было около четырех  часов,  когда  дверь  отворилась  и  в
комнату вошел подвыпивший грум4, с бакенбардами, с растрепанной
шевелюрой,  с  воспаленным лицом, одетый бедно и вульгарно. Как
ни привык я к удивительной способности моего друга менять  свой
облик,   мне   пришлось   трижды   вглядеться,   прежде  чем  я
удостоверился, что это действительно Холмс. Кивнув мне на ходу,
он исчез в своей спальне, откуда появился через  пять  минут  в
темном  костюме,  корректный, как всегда. Сунув руки в карманы,
он протянул ноги к пылающему камину и  несколько  минут  весело
смеялся.
     -- Чудесно!  --  воскликнул  он,  затем закашлялся и снова
расхохотался, да так,  что  под  конец  обессилел  и  в  полном
изнеможении откинулся на спинку кресла.
     -- В чем дело?
     -- Смешно,  невероятно  смешно!  Уверен, что вы никогда не
угадаете, как я провел это утро и что я в конце концов сделал.
     -- Не могу себе представить. Полагаю, что вы наблюдали  за
привычками или, может быть, за домом мисс Ирэн Адлер.
     -- Совершенно   верно,   но   последствия   были  довольно
необычайные... Однако расскажу по порядку. В начале девятого  я
вышел   из   дому  под  видом  безработного  грума.  Существует
удивительная симпатия, своего рода содружество между всеми, кто
имеет дело с лошадьми. Станьте грумом, и вы  узнаете  все,  что
вам  надо.  Я быстро нашел Брайони-лодж. Это крохотная шикарная
двухэтажная вилла;  она  выходит  на  улицу,  позади  нее  сад.
Массивный  замок  на  садовой калитке. С правой стороны большая
гостиная, хорошо обставленная,  с  высокими  окнами,  почти  до
полу,  и с нелепыми английскими оконными затворами, которые мог
бы открыть и ребенок. За домом ничего особенного,  кроме  того,
что  к  окну галереи можно добраться с крыши каретного сарая. Я
обошел этот  сарай  со  всех  сторон  и  рассмотрел  его  очень
внимательно,  но  ничего  интересного не заметил. Затем я пошел
вдоль улицы и увидел, как я и ожидал, в переулке, примыкающем к
стене сада, конюшню. Я помог конюхам чистить лошадей и  получил
за  это  два  пенса,  стакан водки, два пакета табаку и вдоволь
сведений о мисс Адлер, а также  и  о  других  местных  жителях.
Местные  жители  меня  не  интересовали  нисколько,  но  я  был
вынужден выслушать их биографии.
     -- А что вы узнали об Ирэн Адлер? -- спросил я.
     -- О, она вскружила головы  всем  мужчинам  в  этой  части
города.  Она самое прелестное существо из всех, носящих дамскую
шляпку  на  этой  планете.  Так  говорят  в  один   голос   все
серпантайнские  конюхи.  Она  живет  тихо,  выступает иногда на
концертах, ежедневно в пять часов дня выезжает кататься и ровно
в семь возвращается к обеду. Редко  выезжает  в  другое  время,
кроме тех случаев, когда она поет. Только один мужчина посещает
ее  --  только  один,  но  зато  очень часто. Брюнет, красавец,
прекрасно одевается, бывает у нее ежедневно, а порой и  по  два
раза в день. Его зовут мистер Годфри Нортон из Темпла5. Видите,
как  выгодно войти в доверие к кучерам! Они его возили домой от
серпантайнских конюшен раз двадцать и все о нем знают. Выслушав
то, что они мне рассказывали, я снова стал прогуливаться взад и
вперед вблизи Брайони-лодж и обдумывать дальнейшие действия.
     Этот Годфри Нортон, очевидно, играет существенную роль  во
всем  деле.  Он  юрист.  Это звучит зловеще. Что их связывает и
какова причина его частых посещений? Кто она: его клиентка? Его
друг? Его возлюбленная? Если она его  клиентка,  То,  вероятно,
отдала  ему  на хранение ту фотографию. Если же возлюбленная --
едва ли. От решения этого вопроса зависит,  продолжать  ли  мне
работу  в  Брайони-лодж  или обратить внимание на квартиру того
джентльмена в Темпле. Этот вопрос очень  щекотлив  и  расширяет
поле  моих  розысков...  Боюсь,  Уотсон, что надоедаю вам этими
подробностями, но, чтобы  вы  поняли  всю  ситуацию,  я  должен
открыть вам мои мелкие затруднения.
     -- Я внимательно слежу за вашим рассказом, -- ответил я.
     -- Я   все   еще   взвешивал  в  уме  это  дело,  когда  к
Брайони-лодж  подкатил  изящный  экипаж  и  из  него   выскочил
какой-то  джентльмен,  необычайно  красивый, усатый, смуглый, с
орлиным носом. Очевидно, это и был тот  субъект,  о  котором  я
слышал.  По-видимому,  он очень спешил и был крайне взволнован.
Приказав кучеру ждать, он пробежал  мимо  горничной,  открывшей
ему дверь, с видом человека, который чувствует себя в этом доме
хозяином.
     Он  пробыл там около получаса, и мне было видно через окно
гостиной, как он ходит взад и вперед  по  комнате,  возбужденно
толкует о чем-то и размахивает руками. Ее я не видел. Но вот он
вышел  на улицу, еще более взволнованный. Подойдя к экипажу, он
вынул из кармана золотые часы и озабоченно  посмотрел  на  них.
"Гоните,  как дьявол! -- крикнул он кучеру. -- Сначала к Гроссу
и Хенке на Риджент-стрит, а затем к  церкви  святой  Моники  на
Эджвер-роуд. Полгинеи, если доедете за двадцать минут!"
     Они умчались, а я как раз соображал, не последовать ли мне
за ними,  как  вдруг  к  дому  подкатило  прелестное  маленькое
ландо6. Пальто на кучере  было  полуэастегнуто,  узел  галстука
торчал  под  самым  ухом,  а  ремни упряжи выскочили из пряжек.
Кучер едва успел остановить лошадей,  как  Ирэн  выпорхнула  из
дверей  виллы  и  вскочила  в  ландо.  Я  видел  ее  лишь  одно
мгновение, но а этого было довольно: очень миловидная женщина с
таким лицом, в которое мужчины влюбляются до  смерти.  "Церковь
святой Моники, Джон! -- крикнула она. -- Полгинеи, если доедете
за двадцать минут!"
     Это  был  случай, которого нельзя было упустить, Уотсон. Я
уже начал раздумывать, что  лучше:  бежать  за  ней  вслед  или
прицепиться  к  задку  ландо, как вдруг на улице показался кэб.
Кучер дважды посмотрел  на  такого  неказистого  седока,  но  я
вскочил  прежде,  чем  он  успел  что-либо  возразить. "Церковь
святой Моники, -- сказал я, -- и полгинеи, если вы  доедете  за
двадцать  минут!"  Было  без двадцати пяти минут двенадцать, и,
конечно, нетрудно было догадаться, в чем дело.
     Мой кэб мчался стрелой. Не  думаю,  чтобы  когда-нибудь  я
ехал  быстрее,  но  экипаж  и ландо со взмыленными лошадьми уже
стояли у входа в церковь. Я рассчитался с кучером и взбежал  по
ступеням.  В  церкви  не  было  ни  души,  кроме  тех, за кем я
следовал, да священника, который, по-видимому, обращался к  ним
с  какими-то  упреками.  Все  трое стояли перед алтарем. Я стал
бродить по боковому приделу,  как  праздношатающийся,  случайно
зашедший  в  церковь.  Внезапно,  к  моему  изумлению,  те трое
обернулись ко мне, и Годфри Нортон со всех ног бросился  в  мою
сторону.
     "Слава  богу!  --  закричал  он.  --  Вас-то  нам и нужно.
Идемте! Идемте!"
     "В чем дело?" -- спросил я.
     "Идите, идите, добрый человек, всего три минуты!"
     Меня чуть не силой потащили к  алтарю,  и,  еще  не  успев
опомниться,  я  бормотал  ответы,  которые  мне  шептали в ухо,
клялся в  том,  чего  совершенно  не  знал,  и  вообще  помогал
бракосочетанию   Ирэн   Адлер,   девицы,   с  Годфри  Нортоном,
холостяком.
     Все это  совершилось  в  одну  минуту,  и  вот  джентльмен
благодарит  меня с одной стороны, леди -- с другой, а священник
так и сияет улыбкой. Это было самое нелепое положение, в  каком
я  когда-либо  находился;  воспоминание  о нем и заставило меня
сейчас хохотать. По-видимому, у них не были выполнены  какие-то
формальности,  и  священник  наотрез  отказался совершить обряд
бракосочетания, если не будет свидетеля. Мое удачное  появление
в  церкви  избавило  жениха  от необходимости бежать на улицу в
поисках  первого  встречного.  Невеста  дала  мне  гинею,  и  я
собираюсь  носить  эту  монету  на часовой цепочке как память о
своем приключении.
     -- Дело приняло весьма неожиданный оборот, -- сказал я. --
Что же будет дальше?
     -- Ну, я понял,  что  мои  планы  под  серьезной  угрозой.
Похоже было на то, что молодожены собираются немедленно уехать,
и  потому  с  моей  стороны  требовались  быстрые  и энергичные
действия. Однако у дверей церкви они  расстались:  он  уехал  в
Темпл,  она  --  к  себе  домой.  "Я поеду кататься в парк, как
всегда, в пять часов", -- сказала она, прощаясь с ним. Больше я
ничего не  слыхал.  Они  разъехались  в  разные  стороны,  а  я
вернулся, чтобы взяться за свои приготовления.
     -- В чем они заключаются?
     -- Немного холодного мяса и стакан пива, -- ответил Холмс,
дергая колокольчик. -- Я был слишком занят и совершенно забыл о
еде. Вероятно,  сегодня вечером у меня будет еще больше хлопот.
Кстати, доктор, мне понадобится ваше содействие.
     -- Буду очень рад.
     -- Вы не боитесь нарушать законы?
     -- Ничуть.
     -- И опасность ареста вас не пугает?
     -- Ради хорошего дела готов и на это.
     -- О, дело великолепное!
     -- В таком случае, я к вашим услугам.
     -- Я был уверен, что могу на вас положиться.
     -- Но что вы задумали?
     -- Когда миссис Тернер принесет ужин, я вам все объясню...
Теперь, -- сказал  он,  жадно  накидываясь  на  скромную  пищу,
приготовленную  экономкой,  -- я должен во время еды обсудить с
вами все дело, потому что времени у меня осталось мало.  Сейчас
без  малого пять часов. Через два часа мы должны быть на месте.
Мисс Ирэн или, скорее, миссис, возвращается со своей прогулки в
семь часов. Мы должны быть у Брайони-лодж, чтобы встретить ее.
     -- Что же дальше?
     -- А это предоставьте мне. Я уже подготовил то, что должно
произойти. Я настаиваю только на одном: что бы  ни  случилось--
не вмешивайтесь. Вы понимаете?
     -- Я должен быть нейтрален?
     -- Вот  именно.  Не  делать  ничего.  Вероятно,  получится
небольшая неприятность. Не вмешивайтесь. Кончится тем, что меня
отнесут в  дом.  Через  четыре  или  пять  минут  откроют  окно
гостиной. Вы должны стать поближе к этому открытому окну.
     -- Хорошо.
     -- Вы должны наблюдать за мною, потому что я буду у вас на
виду.
     -- Хорошо.
     -- И  когда  я  подниму  руку  -- вот так, -- вы бросите в
комнату то, что я вам дам для  этой  ц