вствовать непосредственное
настроение генералитета, офицеров, сержантского и рядового состава, узнать
о поведении союзников, выверить свой курс по отношению к ним в будущем.
Ведь война заканчивалась только на Западе.
  Лидеры союзников, протянув друг другу руки в Тегеране, Ялте (и вскоре в
Потсдаме), сделали тем самым несколько крупных шагов к тому, чтобы люди
планеты, живя в одном космическом доме, несущемся в бесконечных
пространствах Вселенной, поняли истину, которая встанет перед ними во весь
рост менее чем через полвека после общей Победы. Ни Сталин, ни Черчилль,
ни безвременно умерший Рузвельт в то время, видимо, еще не думали, что
наша цивилизация уникальна и, возможно, одинока в беспредельном
мироздании. Пока никто не доказал обратного. Вокруг нет обитаемых островов
и подобных Земле "кораблей". Поэтому всякая попытка одной части землян
уничтожить другую, которая живет и думает иначе, может разрушить бесценный
очаг. Человечество еще не знало, что оно вступает в ядерно-космическую
эру. Но тогда, весной 1945-го, казалось, что союз бывших недругов прочен и
долговечен. При всей своей ортодоксальности Сталин во имя антифашистской
коалиции пожертвовал Коминтерном, далеко отодвинул в сторону
идеологические постулаты, закрыл глаза на долгий и глубокий антисоветизм
Черчилля и западных демократий в целом. В самые критические, переломные
моменты на первый план у Сталина всегда выходили прагматические
соображения.
  Обычно Верховный Главнокомандующий читал лишь сводки Генштаба, донесения
фронтов, доклады представителей Ставки. А сейчас, в дни приближающегося
триумфа, он просмотрел немало сводок иного содержания. Вот одна из них:
  "В 15.30 25 апреля 1945 года в районе моста, что вост. Торгау, произошла
встреча между офицерским составом 173 гв. сп и патрулями войск союзников,
принадлежащих первой американской армии, 5-му армейскому корпусу, 69-й
пехотной дивизии. На вост. берег р. Эльба для переговоров переправилось
пять человек во главе с офицером американской армии Робертсоном...
  Рудник"911.
  Кто такой Рудник?912 Как эти рудники поведут себя в контактах с солдатами
союзников того, капиталистического мира? Будут братания или трения?
  Сталин вспомнил, что тремя неделями раньше он получил "особо важную"
телеграмму от Абакумова, который на основе доклада отдела "Смерш" 68-го
района авиационного базирования в Полтаве сообщил о действиях
генерал-майора Ковалева, заявившего: "С американцами у нас не клеится. Не
исключена возможность здесь, в Полтаве, вооруженного столкновения с
американцами"913. В связи с этим Ковалев приказал провести ряд мероприятий
на "всякий случай".
  Сталин, прочитав шифровку, негромко чертыхнулся:
  - Откуда берутся дураки? Ведь даже план боевых действий составил этот
Ковалев...
  Наискось документа наложил размашистую резолюцию:
  "Т-щу Фалалееву (ВВС)
Прошу унять т. Ковалева и воспретить ему самочинные действия.
  И. Сталин.
  А теперь вот сообщают: "Встречи с американскими и английскими войсками
проходят в восторженной обстановке. Вот что происходило во время встречи
генералов: командира 58 сд Русакова и командира 69-й американской пехотной
дивизии Рейнхардта... Тосты, речи, подарки, "ура". Начальник политотдела
5-й гвардейской армии Катков сообщает, что на этой встрече американцы
старались заполучить на память в качестве сувениров звездочки, погоны,
пуговицы... Генерал писал, что советские солдаты удивлены тем, что у
американцев трудно отличить генерала от рядового. У всех одинаковая форма.
То ли дело у нас: генерал виден издалека..."914
Сталин в душе был согласен с советскими солдатами. Ведь он сам любил
маршальскую форму и теперь не расставался с ней, нередко задерживаясь на
минуту-другую у зеркала. Американцы со своей гнилой демократией не
понимают: в обществе должна быть иерархия. В форме она сразу видна для
всех... Кстати, на встрече, пишет Катков, был и писатель Константин
Симонов. Неплохо пишет о войне, отметил попутно про себя Верховный. Сейчас
вот братаются, а сколько сил стоило наладить сотрудничество!
  Долгий период недоверия, подозрительности между СССР и западными
демократиями надо было перешагнуть. То, что не удалось сделать до войны,
было осуществлено с "помощью" Гитлера. Фюрер, ведя войну на два фронта,
невольно сделал СССР и западные страны союзниками. Сталин помнил, как 12
июля 1941 года в Кремль прибыл посол Великобритании С. Криппс со своими
сотрудниками, а также с членами британской миссии. Сталин с Молотовым в
сопровождении Шапошникова, Кузнецова, Вышинского встретились с
англичанами. Сталин еще никак не мог отойти от жестокого потрясения,
которое он испытал после начала войны. Ему стоило большого труда надеть на
себя маску обычного величавого спокойствия. Только сейчас, за полчаса до
этой официальной встречи, Шапошников доложил Сталину: два дня назад 2-я и
3-я танковые группы немцев и часть сил 9-й армии группы "Центр" вышли на
широком фронте на рубеж рек Западная Двина и Днепр... Подумать только:
немцы на Днепре! Ударный кулак немецких армии численностью около 70
соединений готовился после начавшегося Смоленского сражения нанести
смертельный удар дальше, по Москве... Сталин, потерявший душевное
равновесие, как-то механически обменялся рукопожатиями с англичанами и
отрешенно смотрел на спины Молотова и Криппса, подписывавших соглашение о
совместных действиях двух стран.
  Он помнил, как через неделю после этого посол СССР в Лондоне И.М. Майский
и министр иностранных дел Чехословакии Я. Масарик подписали аналогичное
соглашение, а потом, в этом же июле и тоже в Лондоне, соглашение между
СССР и польским правительством о взаимной помощи в войне против Германии.
По настоянию польской стороны в первом пункте соглашения было
зафиксировано: "Правительство СССР признает советско-германские договоры
1939 года касательно территориальных перемен в Польше утратившими
силу"915. В тот же день Сталин в Москве встретился с личным представителем
американского президента Ф. Рузвельта Гарри Гопкинсом. Американец заявил
по поручению президента, "что тот, кто сражается против Гитлера, является
правой стороной в этом конфликте, и мы намерены оказать помощь этой
стороне"916. Сталин коротко изложил просьбу о технической помощи, выразив
надежду, что президент понимает положение СССР. Соглашение о помощи будет
заключено позже, но ознакомительная поездка Гопкинса положила начало
налаживанию сотрудничества.
  Через год М.М. Литвинов, посол СССР в США, подпишет вместе с госсекретарем
Кордэллом Хэллом соглашение о принципах "ведения войны против агрессии".
Еще во время беседы с Гопкинсом Сталин, рассказав о критическом положении
на фронтах, попросил (он это совсем не умел делать; ведь Сталин никогда,
ничего и ни у кого не просил) у Соединенных Штатов как можно быстрее
прислать зенитные орудия среднего калибра, крупнокалиберные зенитные
пулеметы, винтовки, алюминий для строительства самолетов и высокооктановый
бензин. В последующем, негромко, но настойчиво говорил Сталин, прошу
передать просьбу президенту - нам будут нужны самолеты. Много самолетов...
Еще в июле Сталин направил специальную миссию во главе с генералом Ф.И.
Голиковым в Англию. Сталин лично проинструктировал генерала, поручил это
же сделать Шапошникову, Тимошенко, Микояну по конкретным вопросам. У
Голикова были две основные задачи: стимулировать стратегический интерес к
высадке англичан в Европе или в Арктике, а также способствовать более
быстрому оказанию военно-технической помощи. После возвращения в Москву и
получасового доклада Сталину Голиков получил распоряжение сразу же
направиться и в Соединенные Штаты. Здесь Сталин концентрировал внимание на
главном вопросе: налаживание военных поставок в широком объеме и в
возможно короткие сроки. Перед угрозой поражения Сталин проявлял большую
активность в военно-политической области. Идеологические антагонизмы
как-то сразу отошли на второй план, показав свою вторичность и
преодолимость.
  Сталин, как типичный прагматик, быстро переступил через идеологические
предубеждения и решительно пошел навстречу западным державам. Впрочем,
иного рационального выбора у него не было. Вообще нужно сказать, что в
создании антигитлеровской коалиции Сталин сыграл заметную роль. С самого
начала войны, по мере обретения душевного равновесия, советский лидер
стремился заручиться поддержкой как можно большею числа стран, делал все,
чтобы Япония и Турция оставались на позициях нейтралитета по отношению к
СССР. Но, естественно, особые надежды он возлагал на Великобританию и США.
  Сталин сразу же стремился перевести зарождавшееся сотрудничество в деловую
плоскость. Так, едва ли не в первом послании Черчиллю 18 июля 1941 года
Сталин прямо поставил вопрос: "Мне кажется... что военное положение
Советского Союза, равно как и Великобритании, было бы значительно
улучшено, если бы был создан фронт против Гитлера на Западе (Северная
Франция) и на Севере (Арктика)". Во всех своих последующих переговорах,
переписке, телеграммах Сталин не уставал напоминать о втором фронте.
Правда, в этом же послании Сталин, как бы отсекая от нынешних реалий свои
предвоенные маневры и действия, оправдывая территориальные изменения, с
которыми были не согласны на Западе, писал: "Можно представить, что
положение немецких войск было бы во много раз выгоднее, если бы советским
войскам пришлось принять удар немецких войск не в районе Кишинева, Львова,
Бреста, Белостока, Каунаса и Выборга, а в районе Одессы,
Каменец-Подольска, Минска и окрестностей Ленинграда"917. Мы знаем, что
Черчилль уже 26 июля заявил о фактической невозможности открыть второй
фронт во Франции. Сталин, поставленный в августе немецкими войсками в
критическое положение, вновь направил личное послание Черчиллю в предельно
откровенном, даже беспощадном по отношению к себе и союзникам, тоне.
Рассказав о новых крупных стратегических неудачах на советско-германском
фронте, Сталин вопрошал: "Каким образом выйти из этого более чем
неблагоприятного положения?" И отвечал: "Я думаю, что существует лишь один
путь выхода из такого положения: создать уже в этом году второй фронт
где-либо на Балканах или во Франции, могущий оттянуть с Восточного фронта
30 - 40 немецких дивизий, и одновременно обеспечить Советскому Союзу 30
тысяч тонн алюминия к началу октября с.г. и ежемесячную минимальную помощь
в количестве 400 самолетов и 500 танков (малых или средних).
  Без этих двух видов помощи Советский Союз либо потерпит поражение, либо
будет ослаблен до того, что потеряет надолго способность оказывать помощь
своим союзникам...
  Я понимаю, что настоящее послание доставит Вашему Превосходительству
огорчение. Но что делать? Опыт научил меня смотреть в глаза
действительности, как бы она ни была неприятной, и не бояться высказать
правду, как бы она ни была нежелательной"918.
  Приходила ли ему мысль, когда он диктовал эти строки, что он поспешил в
августе 1939 года? Кто знает, прояви он терпение, а Лондон и Париж
прозорливость, антифашистская коалиция могла бы быть создана еще два года
назад... Однако Сталин никогда не показывал своих сомнений. Он уже давно
усвоил, что люди должны верить в безошибочность его действий.
  Сталин в своем письме обусловил необходимость действенной, эффективной
помощи угрозой поражения СССР. И если в конце концов Сталину удалось
добиться благодаря доброй воле союзников крупной военно-технической
помощи, которая, к сожалению, в наших военно-исторических трудах долго
недооценивалась или явно преуменьшалась, то его усилия открыть второй
фронт оказались малопродуктивными. Мы знаем, что Сталин обратился к
Черчиллю с этим предложением еще в июле 1941 года. Но прошел тяжелейший
1941-й, тяжелый 1942-й, затем и нелегкий 1943-й... Лишь в июне 1944 года
начнется операция "Оверлорд". К слову сказать, когда он спросил Молотова,
что означает это английское слово, то, услышав, - "владыка", "властелин",
был покороблен. Ему казалось, что настоящий владыка судеб войны идет к
Берлину с Востока. Черчилль неисправим, это его творчество... К этому
времени советские войска готовились серией ударов освободить Белоруссию и
Западную Украину, восточные районы Польши и Чехословакии и выйти к
границам Германии. Второй фронт был открыт тогда, когда уже ни у кого не
вызывала сомнений способность СССР самому, один на один, завершить разгром
гитлеровской Германии.
  Сталин как Председатель ГКО и Ставки был вынужден уделять самое
пристальное внимание дипломатическим вопросам. Чем ближе были видны
контуры долгожданной Победы, тем чаще у Сталина допоздна засиживался
Молотов, ему больше обычного приходилось встречаться с представителями
союзников. Верховный понимал, что в сложившемся антифашистском союзе
Англия и США действовали в подавляющем большинстве случаев согласованно,
представляя как бы единую западную силу. Но вместе с тем Сталин уже в
начале войны почувствовал определенные различия в позициях партнеров. Сам
очень хитрый человек, Сталин пытался рассмотреть за конкретными
дипломатическими шагами Рузвельта и Черчилля скрытый смысл, выгоду,
которые они хотели извлечь из складывавшейся ситуации. Председателя ГКО
больше всего заботило, часто вызывало негодование, что союзники бесконечно
откладывают и переносят открытие второго фронта в Европе. Получая по
дипломатическим и разведывательным каналам данные о первой (декабрь 1941
г. - январь 1942 г.), второй (июнь 1942 г.) и третьей (май 1943 г.)
Вашингтонских конференциях, англо-американских встречах в Касабланке и
Квебеке, других контактах и обсуждая эти сообщения с Молотовым, Сталин
видел стремление союзников начать действовать в Европе лишь наверняка, при
критическом состоянии Германии и ее вооруженных сил.
  В мае - июне 1942 года Молотов по настоянию Сталина совершил поездку в
Лондон и Вашингтон. Предсовнаркома поставил наркому иностранных дел в
качестве главной задачи - провести переговоры о принятии союзниками
конкретных обязательств по открытию второго фронта в 1942 году. Но
Рузвельт и Черчилль делали многочисленные оговорки. Правда, в совместном
англо-советском коммюнике, принятом в Лондоне, говорилось, что во время
переговоров "была достигнута полная договоренность в отношении неотложных
задач создания второго фронта в Европе в 1942 году"919. Но уже вскоре
стало ясно, что союзники не намерены выполнять свои обязательства. Сталин
не скрывал своего разочарования, раздражения и недовольства. Это можно
почувствовать из послания Сталина Черчиллю, отправленного 23 июля 1942
года. В нем, в частности, говорилось:
  "Что касается... вопроса... об организации второго фронта в Европе, то я
боюсь, что этот вопрос начинает принимать несерьезный характер. Исходя из
создавшегося положения на советско-германском фронте, я должен заявить
самым категорическим образом, что Советское Правительство не может
примириться с откладыванием организации второго фронта в Европе на 1943
год"920.
  После такой телеграммы Черчилль, как он вспоминал позже, не мог
ограничиться лишь ответным посланием. Он выразил готовность к личной
встрече со Сталиным на территории СССР. Сталин дал согласие, и 12 августа
Черчилль прибыл в Москву в сопровождении начальника генерального штаба
Брука, заместителя министра иностранных дел Кадогана, других официальных
лиц. Вот что вспоминал Черчилль о своем настроении во время перелета из
Каира в Москву: "Я размышлял о моей миссии в это угрюмое большевистское
государство, которое я когда-то настойчиво пытался задушить при его
рождении и которое вплоть до появления Гитлера я считал смертельным врагом
цивилизованной свободы. Что должен был я сказать им теперь? Генерал
Уэйвелл, у которого были литературные способности, суммировал все это в
стихотворении, которое он показал мне накануне вечером. В нем было
несколько четверостиший, и последняя строка каждого из них звучала: "Не
будет второго фронта в 1942 году". Это было все равно что вести большой
кусок льда на Северный полюс"921.
  Сталин, несмотря на исключительно тяжелую, критическую обстановку на
Сталинградском и Юго-Восточном фронтах, провел много часов в беседах с
Черчиллем. В них участвовали с советской стороны Молотов и Ворошилов, с
английской - посол Керр и личный представитель американского президента
Гарриман. Черчилль был вынужден прямо сказать, что в 1942 году второго
фронта не будет. Если бы союзники попытались его открыть, то, по словам
премьер-министра, наиболее вероятным результатом этой акции союзников было
бы их поражение. Сталин долго, многословно возражал, выдвигая, правда,
соображения преимущественно нравственного характера.
  - Тот, кто не хочет рисковать, никогда не выиграет воину. Не надо только
бояться немцев, - приводил доводы Сталин.
  - Но второй фронт в Европе - это не единственный второй фронт, - не
сдавался английский премьер. Он пытался увлечь Сталина планами союзников
по проведению операции в Северной Африке.
  Переговоры Сталина с Черчиллем 12 августа, каких бы вопросов они ни
касались, настойчиво возвращались к теме второго фронта. Сталина толкала к
этому безрадостная фронтовая обстановка. Но Черчилль с помощью Гарримана
искал все новые и новые аргументы, дабы доказать невозможность его
открытия в 1942 году. Тогда Сталин, посоветовавшись с Молотовым, сделал
необычный ход. Во время очередной встречи 13 августа он вручил собеседнику
меморандум по вопросу о втором фронте. Хотя накануне Сталин якобы
"уступил, признав, что это решение неподвластно его контролю"922. В
меморандуме констатировалось, что союзники официально отказались от
согласованного решения, зафиксированного в англо-советском коммюнике от 12
июня 1942 года. Черчилль был обескуражен. Сталин, находясь в критическом
положении, когда на волоске висела судьба Сталинграда и, возможно, всего
юга страны, решил переложить значительную долю ответственности на своих
союзников. В тексте меморандума были те же слова, с которыми Сталин
накануне обращался к Черчиллю и Гарриману. Английский премьер сразу же
ознакомился с его содержанием:
  "...Отказ Правительства Великобритании от создания второго фронта в 1942
году в Европе наносит моральный удар всей советской общественности,
рассчитывающей на создание второго фронта, осложняет положение Красной
Армии на фронте и наносит ущерб планам Советского Командования... Мы
считаем поэтому, что именно в 1942 году возможно и следует создать второй
фронт в Европе. Но мне, к сожалению, не удалось убедить в этом господина
Премьер-Министра Великобритании, а г. Гарриман, представитель Президента
США при Переговорах в Москве, целиком поддержал господина Премьер-министра.
  13 августа 1942 года.
  И. Сталин"923.
  Естественно, Черчилль на следующий же день ответил "памятной запиской",
где отмечалось, что "переговоры с г-м Молотовым о втором фронте, поскольку
они были ограничены как устными, так и письменными оговорками", не могли
быть основанием "для изменения стратегических планов русского верховного
командования"924.
  До середины 1944 года вопрос о втором фронте стоял в центре
дипломатических усилий Сталина. Правда, когда ветер Победы стал все
сильнее надувать его паруса, Верховный Главнокомандующий уже не обострял
до предела эту проблему, как в начале войны. Например, когда в октябре
1942 года через посольство США в Москве к Сталину обратился корреспондент
Ассошиэйтед Пресс Кэссиди, он не был принят Председателем ГКО, но получил
предельно лаконичные письменные ответы.
  "1. Какое место в советской оценке текущего положения занимает возможность
второго фронта?
  Ответ. Очень важное, - можно сказать, - первостепенное место.
  2. Насколько эффективна помощь союзников Советскому Союзу?..
  Ответ. В сравнении с той помощью, которую оказывает союзникам Советский
Союз, оттягивая на себя главные силы немецко-фашистских войск, - помощь
союзников Советскому Союзу пока еще малоэффективна"925.
  Сталин, размышляя о линии своего поведения в отношении союзников,
прекрасно понимал, что и им и его партнерами движет тольк