последовательностью использовал их в борьбе с ним. Троцкий не очень
заботился о "причесанности" и взвешенности своих многочисленных
выступлений, замечаний, высказываний, думая больше об их афористичности,
парадоксальности и образности. Однажды в разговоре с Лениным Троцкий
бросил "крылатую фразу", которая стала известна Сталину: "Кукушка скоро
прокукует смерть Советской Республике". Другой раз, в беседе с делегатами
конгресса Коминтерна, он заметил, что если не вспыхнет революция в Европе
или Азии, то "может погаснуть факел в России". Отныне у Сталина появился
"железный" аргумент для обвинения Троцкого в неверии и капитулянтстве. И
чем больше впоследствии оправдывался Троцкий, тем больше он в глазах
других обвинял себя. Сталин уже тогда проявил себя исключительно цепким и
изощренным бойцом, устоять против которого политическому или
идеологическому противнику было очень непросто.
  Если практическая деятельность Троцкого в годы революции и гражданской
войны сыграла огромную роль, то в политическом отношении этот "выдающийся
вождь" часто преследовал лишь леворадикальные цели. Это был сторонник
жестких методов, репрессий и смертной казни на фронте. В своих мемуарах он
так излагает свое кредо: "Нельзя армию строить без репрессий. Нельзя вести
массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни.
Надо ставить солдат между возможной смертью впереди и неизбежной смертью
позади"175.
  В.И. Ленин, как и многие другие руководители партии, отмечая большие
организаторские и литературные способности, крайнее честолюбие Троцкого,
поддерживал его радикализм, заключавшийся в левацком понимании многих
основных идеи марксизма. С особой силой это выразилось в известной работе
Троцкого "Перманентная революция".
  А.М. Горький вспоминает, что он был удивлен высокой оценкой, которую дал
Ленин организаторским способностям Троцкого "Заметив мое удивление,
Владимир Ильич добавил:
  - Да, я знаю, о моих отношениях с ним что-то врут. Но - что есть - есть, а
чего нет - нет, это я тоже знаю. Он вот сумел организовать военных
специалистов.
  Помолчав, он добавил потише и невесело...
  - Честолюбив. И есть в нем что-то... нехорошее, от Лассаля"176.
  Действительно, Троцкий с редкой настойчивостью проводил в жизнь верную
идею об использовании старых специалистов в интересах революции. Именно он
предложил на заседании ЦК 25 октября 1918 года освободить из-под ареста
всех офицеров, взятых в качестве заложников. Но в постановлении ЦК
указывалось, что освобождаются только те, в отношении которых не будет
обнаружена принадлежность к контрреволюционному движению. Они могут быть
приняты в Красную Армию. Правда, здесь же было оговорено, что они "должны
предоставить список своих семейств", и им указывается, что "семьи будут
арестованы в случае их перехода к белогвардейцам". Сталин запомнил это
заседание ЦК. Предложения Троцкого о бывших царских офицерах тогда в целом
поддержали, а проект Сталина о привлечении к военному трибуналу
коман-дуюшего и члена Военного совета Южного фронта - отклонили. Сталин
оба эти решения расценил как "интеллигентский либерализм", особенно в
отношении бывших офицеров.
  Карл Радек в первом издании своих "Портретов и памфлетов" в статье "Лев
Троцкий" пишет, что ему "благодаря своей энергии удалось подчинить бывшее
кадровое офицерство... Он сумел завоевать себе доверие лучших элементов
специалистов и превратить их из врагов Советской России в ее убежденных
сторонников. Я помню ночь, когда пришел ко мне в комнату покойный адмирал
Альтфатер, один из первых офицеров старой армии, который начал не за
страх, а за совесть помогать Советской России, и сказал мне просто: "Я
приехал сюда потому, что был принужден. Я вам не верил, теперь буду
помогать вам и делать свое дело, как никогда я этого не делал, в глубоком
убеждении, что служу родине".
  Троцкий, пишет Радек, был беспощадным человеком. Когда возникла
смертельная опасность для Советской России, Троцкий не останавливался ни
перед какими экономическими, материальными и людскими жертвами. В этом он
был похож на Сталина. Троцкий, вспоминает Радек, сказал парадоксальную
фразу: "Мы ограбили всю Россию, чтобы победить белых". В своем очерке
Радек идеализирует Троцкого, приписывает ему много из того, что отличало
не только его. Но сегодня ясно, что Ленин, видя ум и большие
организаторские и пропагандистские способности Троцкого, долго пытался
"довернуть" его в нужную сторону. И наверняка, живи дольше Ленин, судьба
Троцкого была бы иной.
  Почти по всем основным вопросам Троцкий расходился со Сталиным, иногда и с
партией. Как пишет известный американский историк С. Коэн, Троцкий,
например, в "нэпе увидел первый признак вырождения большевизма и утраты
радикального характера русской революцией". Его предложения о "диктатуре
промышленности", развертывании "трудовых армий", необходимости "крови и
нервов" для достижения цели при внешнем левачестве были крайне опасны.
Троцкий, продолжает С. Коэн, "почувствовал, что, когда гражданская война
закончилась, завершилась и кульминационная точка его судьбы"177.
  Задним числом, уже в эмиграции, Троцкий будет усиленно распространять
версию, что Ленин хотел привлечь его в "блок" против Сталина и вместе с
ним, Троцким, сместить генсека на XII съезде партии. В книге "Моя жизнь"
Троцкий пишет: "...Ленин систематически и настойчиво ведет дело к тому,
чтобы нанести на XII съезде, в лице Сталина, жесточайший удар
бюрократизму, круговой поруке чиновников, самоуправству, произволу и
грубости... Ленин успел в сущности только объявить войну Сталину и его
союзникам, причем и об этом узнали лишь непосредственно заинтересованные,
но не партия"178. Зачем понадобились эти, не лишенные здравого смысла,
откровения Троцкому? А прежде всего затем, чтобы заявить: Ленин видел его,
Троцкого, своим преемником. С этой целью он по-своему комментирует
ленинское "Письмо к съезду" и делает вывод: бесспорная цель завещания --
облегчить ему руководящую работу. Вот в этих словах весь потаенный (да и
потаенный ли?) смысл долгой борьбы Троцкого. Он никогда не сможет
смириться с горечью личного краха. Ведь он уже видел себя лидером, вождем.
  О сомнительности версии Троцкого говорят сами ленинские строки. Ленину
совсем ни к чему был "блок" с Троцким для смещения Сталина. Авторитет
Ленина был непререкаемым. Другое дело, что иногда в силу разных "высот"
интеллектов его не понимали. Когда Владимир Ильич заболел, это непонимание
кое-кто пробовал объяснить последствиями болезни, трудностью общения,
оторванностью вождя от жизни. Однако не вызывает сомнений: если бы
Владимир Ильич был здоров, одно его личное предложение о замене генсека на
заседании Политбюро, подкрепленное, имеющимися аргументами, сделало бы
свое дело. Ленин счел неудачной фигуру Сталина на посту генсека, но,
видимо, не менее неудачной была бы и кандидатура Троцкого. Оба "выдающихся
вождя" не должны были подниматься на капитанский мостик гигантского
российского корабля.
  До смерти Ленина отношения Сталина с Троцким были сложными. Сталин вначале
даже внутренне восхищался "трибуном", но впоследствии довольно быстро
понял, что "форма" Троцкого еще не отражает всей глубины его вождистского
содержания. Сталин, возможно, раньше других, не считая, разумеется,
Ленина, почувствовал, понял, что Троцкий замахнулся на роль преемника
вождя. Постепенно внутренняя неприязнь Сталина к Троцкому усилилась, а
затем вылилась в тщательно скрываемую (до поры до времени) ненависть. Для
себя Сталин своего врага мысленно называл "авантюристом", "жуликом",
перефразируя ленинские слова о "жульничании" бывшего меньшевика Троцкого.
Сталин, обладая отличной памятью, нанизывал многочисленные ошибки,
зигзаги, повороты, авантюры Троцкого на нить своих будущих аргументов,
разоблачений, критики, осуждения... Он не забыл "революционной" фразы
Троцкого во время Бреста; помнил, как Троцкий отдал приказ расстрелять
большую группу политработников Восточного фронта за измену нескольких
военспецов (трагедию удалось предотвратить лишь благодаря вмешательству
Ленина); держал в уме левацкое предложение Троцкого о посылке корпуса
кавалерии в Индию для инициирования революции; памятовал о "кукушке"
Троцкого, которая была готова куковать конец Советской власти...
  Сталина до сих пор возмущало поведение Троцкого как наркомвоенмора,
разъезжавшего в гражданскую войну по фронтам в специальном поезде в
сопровождении одного, а то и двух бронепоездов, заполненных затянутыми в
кожу молодыми приверженцами "пролетарского вождя". Не нравилось генсеку,
да и не только ему, что вскоре после революции Троцкий окружил себя
большим штатом помощников и секретарей. Глазман, Бутов, Сермукс,
Познанский, другие "оруженосцы" помогали Троцкому вести большой архив,
переписку, готовить тезисы и материалы к бесчисленным статьям и
выступлениям, давали ему нередко и творческие импульсы. Троцкий в этом
отношении предвосхитил роль интеллектуального окружения политических
деятелей конца XX века, которые нередко просто беспомощны без такого
аппарата.
  Генсек был убежден, что Троцкий в революции, гражданской войне, в первые
годы перехода на мирные рельсы смотрел на все многочисленные проблемы
России в немалой мере лишь через призму своих узкокарьеристских,
эгоистических, властолюбивых интересов, не учитывал всей сложности
сложившейся социально-политической ситуации. Вскоре их отношения
характеризовались уже глубокой взаимной неприязнью. К слову сказать, у
Троцкого сложились плохие отношения не только со Сталиным. Не скрывая
обычно своего превосходства над другими, он фактически никогда не имел в
руководстве близких сторонников. Даже кратковременный союз с Зиновьевым и
Каменевым, который возникнет позже, будет "склеен" на откровенно
антисталинской основе. Но, надо сказать прямо, Троцкий сильно недооценил
Сталина, эту "выдающуюся посредственность", как он стал говорить открыто
после того, как его вывели в 1926 году из состава Политбюро.
  После мартовского приступа болезни Владимира Ильича Сталин внутренне
считал себя просто обязанным не допустить Троцкого к руководству партией.
Поражение последнего в развязанной его сторонниками дискуссии заметно
уменьшило шансы Троцкого, независимо от того, какое решение принял бы
съезд по ленинскому "Письму". Сталин был убежден, о чем он впоследствии не
раз говорил в узком кругу (возможно, для своего оправдания), что, приди к
руководству партией Троцкий, революционным завоеваниям угрожала бы
смертельная опасность.
  Троцкий не только недооценил волю и изощренный ум Сталина, но и своими
бесконечными выпадами, дискуссиями, полемическими статьями невольно поднял
авторитет Сталина, который в этих условиях уже выступал как защитник
ленинского наследия, хранитель единства партии. Чем больше "наскакивал"
Троцкий на Сталина, тем сильнее падала его популярность. И дело здесь не в
Сталине, а в сложившемся общественном мнении о том, что Троцкий атакует
линию партии. По существу, Троцкий сам помог Сталину укрепить его
политические позиции. Сталин в глазах членов партии как будто ни разу не
"качнулся" вправо или влево, проявляя гибкость" (а порой и изощренную
хитрость), опираясь в борьбе с Троцким на своих будущих противников -
Зиновьева и Каменева.
  Январь 1924 года останется для советских людей памятным временем. Еще 19
января М.И. Калинин докладывал на Политбюро, что врачи, которые лечат,
наблюдают за здоровьем Ленина, выражают определенный оптимизм, что он
сможет постепенно вернуться к политической деятельности. Он ходит, ему
читают материалы, появились проблески надежды... Но все надежды рухнули в
одночасье...
  Кому нужно в полуразрушенной стране вечно спорящее руководство? Именно об
этом парадоксе напомнила XIII партконференция, которая состоялась в
середине января 1924 года. Она обсудила очередные задачи экономической
политики и дала политическую оценку троцкистской оппозиции.
  19 и 20 января Н.К. Крупская постепенно, "дозами", читала В.И. Ленину
материалы партконференции. Когда в субботу, вспоминала позднее Надежда
Константиновна, во время моего чтения Владимир Ильич стал волноваться, я
сказала ему, что резолюции приняты единогласно. Обсуждение вопроса об
оппозиции шло остро. Зиновьев и Каменев, будущие союзники Троцкого,
требовали на конференции его вывода из состава Политбюро и ЦК. Возможно,
Ленин увидел в этом факте признаки раскола, истоки усиления одной
личности? Нетрудно представить, как было тяжело Ленину, находясь на
протяжении многих месяцев в полной ясности сознания, не принимать
активного участия в партийных делах! Все видеть, слышать, понимать, много
думать и быть бессильным... Могучая мысль была в немом заточении... Можно
только догадываться о глубине духовной трагедии вождя. Ленин понимал, что
его предположения о возможности обострения фракционной борьбы в партийном
руководстве - грозная реальность.
  Днем 21-го произошло резкое ухудшение в состоянии здоровья В.И. Ленина.
  Евдокия Смирнова, работница швейной фабрики, которая со дня мартовского
приступа Ленина помогала Надежде Константиновне ухаживать за больным
Лениным, вспоминала:
  - Утром, как всегда, подала я ему кофе, а он поклонился приветливо и
прошел мимо стола, а пить не стал, ушел к себе в комнату и лег. Я ждала
его до 4 часов с горячим кофе, все думала, проснется, выпьет. А уж ему
плохо стало. Спросили у меня горячие бутылки... Пока их наливали да
принесли, они уж не нужны ему были...
  Вечером, в 18.50, Ленина не стало. Патологоанатомическое исследование
подтвердило диагноз врачей, что основой болезни явился резко выраженный
склероз сосудов мозга от чрезмерно напряженной умственной деятельности, а
непосредственной причиной смерти - кровоизлияние в мозг. Троцкий,
находившийся на юге, не прибыл на похороны, дезинформированный Сталиным об
их сроках. С Тифлисского вокзала 22 января он передал по телеграфу в
"Правду" коротенькую статью. В ней есть такие строки:
  "И вот нет Ильича. Партия осиротела. Осиротел рабочий класс. Именно это
чувство порождается прежде всего вестью о смерти учителя, вождя.
  Как пойдем вперед, найдем ли дорогу, не собьемся ли?..
  Наши сердца потому поражены сейчас такой безмерной скорбью, что мы все,
великой милостью истории, родились современниками Ленина, работали рядом с
ним, учились у него...
  Как пойдем вперед? - С фонарем ленинизма в руках..."179
Было бы кощунственно ставить под сомнение искренность скорбных слов
Троцкого. Перед Лениным не мог не преклоняться и Троцкий.
  Ночью 22-го состоялся экстренный Пленум ЦК, а 27 января гроб с телом
Ильича был установлен в Мавзолее на Красной площади. На II Всесоюзном
съезде Советов, открывшемся 26 января, были приняты решения об
увековечении памяти В.И. Ленина. Траурное заседание II съезда Советов
проходило в затянутом в креп Большом театре.
  В 6 часов 20 минут вечера Председатель ЦИК СССР М.И. Калинин обращается с
предложением к членам Президиума ЦИК СССР и членам ЦК РКП(б) занять места
за столом президиума. В нашей литературе до недавнего времени дело
изображалось так, будто на заседании выступал один Сталин со своей
"клятвой". Но все было иначе. Первым выступил Калинин, затем Крупская,
Зиновьев. Председатель Исполкома Коминтерна Зиновьев прямо спросил
присутствующих. "...сумеем ли мы провести нашу страну дальше, в тот край
обетованный, который предносился (так в тексте. - Прим. Д.В.) духовному
взору Владимира Ильича? Сумеем ли мы, хотя бы с грехом пополам, напрягая
все силы коллективною разума и коллективной организованности, выполнить
то, чему учил нас Владимир Ильич?" Выступали Бухарин, Клара Цеткин,
Томский, Ша-Абдурасулев, Краюшкин, Сергеев, Нариманов, Зверева, Каменев. В
выступлении последнего была выражена интересная мысль: "Он никогда не
боялся остаться один, и мы знаем великие поворотные моменты в истории
человечества, когда этот вождь, призванный руководить человеческими
массами, был одинок, когда вокруг него не было не только армии, но и
группы единомышленников... Единственно, что не оставляло его никогда, -
это вера в творчество подлинных народных масс"180. Держали слово на
заседании Ольденбург, Ворошилов, Смородин, Рыков. Сталин выступал
четвертым, после Зиновьева.
  Речь Сталина (как обычно, текст готовил он сам, с последующим
ознакомлением с ней членов Политбюро) была выдержана в патетической манере
клятвы. "Катехизисное" мышление и здесь дало себя знать. Все разложено по
"полочкам". Призвал создать "царство труда на земле, а не на небе". Но в
его речи было и нечто такое, что всегда, до последних дней его жизни будет
присуще ему, Сталину, - гимн силе, готовности к жертвам: "мы не пощадим
сил", "отражая бесчисленные удары", "сила нашей страны", "в этом наша
сила", "не пощадим своей жизни"181. Сталин от имени партии клялся хранить
звание члена партии, ее единство, укреплять диктатуру пролетариата,
крепить союз рабочих и крестьян, укреплять союз братских республик,
верность интернационализму. В речи не было упомянуто ни о народовластии,
ни о социалистической демократии, ни о свободе. Возможно, они
подразумевались в русле упрочения диктатуры пролетариата? Ведь она имеет
не только насильственную сторону! Однако, скорее всего, Сталин просто в
этих "тонкостях" не нуждался.
  Начиналась новая глава истории. Преемником Ленина на посту Председателя
Совнаркома стал А.И. Рыков, на пост Председателя Совета Труда и Обороны
был выдвинут Л.Б. Каменев. Сталин, оставаясь генсеком, стал ждать решения
ХIII съезда партии, где согласно воле умершего Ленина должны были зачитать
его "Письмо к съезду". Но знал ли он об этом "Письме"? На этот счет были
разноречивые свидетельства. Но сегодня известно: он знал и готовился к
нейтрализации "Завещания".



  Дальние истоки трагедии_________________________________


  Есть события, которые до поры до времени остаются в тени истории, хотя они
заслуживают неизмеримо большего. Это касается, в частности, судьбы
ленинского "Письма к съезду". Я уже говорил, что, вероятнее всего, оно
было адресовано делегатам XII съезда партии, но до них, в силу ряда
причин, доведено не было. По-моему, Марк Аврелий писал: по-разному летают
мысль и стрела; мысль, даже когда она осторожна, рассматривая что-либо,
несется тем не менее прямо к своему предмету. Мысли Ленина, изложенные в
его "Письме", "неслись к своему предмету", встречая немало препон. Похоже,
для конкретного исторического момента они не смогли, в силу
противодействия, сыграть ту роль, на которую были рассчитаны, но для
будущего их роль неоценима. В истории политической мысли они останутся как
предупреждение-пророчество, гласящее: самые высокие и благородные цели
требуют для своей реализации моральной чистоты.
  Письмо Ленина от 24 - 25 декабря 1922 года, как и добавление от 4 января
1923 года, перепечатанные и уложенные в конверты, Крупская в соответствии
с волей Владимира Ильича передала в ЦК партии 18 мая 1924 года, за пять
дней до открытия очередного, XIII съезда РКП(б). В специальном протоколе,
фиксирующем передачу этих бесценных документов, рукой Крупской записано:
"Мною переданы записи, которые Владимир Ильич диктовал во время болезни с
23 декабря по 23 января, - 13 отдельных записей. В это число не входит еще
запись по национальному вопросу (в данную минуту находящаяся у Марии
Ильиничны).
  Некоторые из этих записей уже опубликованы (о Рабкрине, о Суханове). Среди
неопубликованных записей имеются записи от 24 - 25 декабря 1922 года и от
4 января 1923 года, которые заключают в себе личные характеристики
некоторых членов Центрального Комитета. Владимир Ильич выражал твердое
желание, чтобы эта его запись после его смерти была доведена до сведения
очередного партийного съезда. Н. Крупская"182.
  Пленум, состоявшийся накануне съезда, по докладу комиссии принимавшей
ленинские бумаги, принял следующее постановление: "Перенести оглашение
зачитанных документов, согласно воле Владимира Ильича, на съезд, произведя
оглашение по делегациям и уст