ь, и мы уйдем в песок времени,
растворившись в бесконечности. Через два-три поколения о каждом из нас
смогут вспомнить лишь самые близкие. Мы присоединимся к 70 - 80 миллиардам
теней людей, уже прошедших по планете. Так происходит извечное слияние с
природой: придя из нее, мы вновь возвращаемся туда. Но ни у кого нет права
лишать других жизни. Сталин попрал это право. Отнятая жизнь - преступление
необратимое. Отнятые жизни миллионов - преступление безмерное,
запредельное.
  Знакомясь с архивами, встречаясь и беседуя с очевидцами и жертвами тех,
теперь уже далеких событий, я прежде всего задавался вопросом: как могло
все это произойти? Почему погибли сотни и сотни тысяч людей? Почему все,
или по крайней мере очень многие, способствовали Сталину и его окружению в
совершении преступлений?
  Я уже высказал ряд соображений по этому поводу ранее. Добавлю следующее. В
истории неоднократно бывало, когда логика революции или контрреволюции
вела к террору. И тогда история, по словам Ф. Энгельса, самая жестокая из
богинь, могла тащить свою триумфальную колесницу через горы трупов не
только во время войны... Во второй половине 30-х годов никаких видимых
предпосылок к развязыванию массовых репрессий не было. Страна, несмотря на
многочисленные трудности, находилась на подъеме. Могучий революционный
заряд Октября придал долгое и устойчивое ускорение социальному движению.
Люди почувствовали первые реальные плоды живой, притягательной силы
социализма. И в этот момент Сталин и созданный им
карательно-бюрократический аппарат начали беспрецедентную кампанию
насильственной ликвидации всех представителей прошлых "оппозиций", всех,
кто мог в какой-либо форме, хотя бы теоретически, выразить несогласие с
режимом тирании "господствующей личности". Народ принял муки, казалось,
без всяких причин. Это могло произойти лишь в условиях, когда не было
создано надежного механизма социальной защиты.
  В этот период проявились наихудшие черты Сталина. На все времена дан
страшный урок: самые высокие политические идеалы без гармонии с
нравственностью могут быть фальшивой драгоценностью. Истории ведь не
скажешь, что нам не повезло с руководителем. Поскольку это невезение было
уже не раз, дело, видимо, заключается в несовершенстве механизма и
недостаточной демократичности процедуры выдвижения, контроля, прежде всего
снизу, и замены руководящей личности. А ведь Ленин полагал, что "масса
должна иметь право выбирать себе ответственных руководителей. Масса должна
иметь право сменять их, масса должна иметь право знать и проверять каждый
самый малый шаг их деятельности"534. Правда, ни сам Ленин, ни тем более
Сталин, не дали возможности "массе" самой, реально, выбирать себе
"ответственных руководителей". Сталин навязал партии, народу свое
понимание социализма и методов его построения. Чем выше уровень
демократии, тем меньше она зависит от личных качеств лидера. В конце
концов, она просто не приемлет непригодного.
  Сталин и его аппарат прибегли к террору без всякого исторического
оправдания. Вспомним слова Ф. Энгельса о том, что террор состоит в
большинстве случаев из бесполезных жестокостей, совершаемых перепуганными
людьми для самоутверждения.
  Согласно сталинскому миросозерцанию, великая цель оправдывала широкое
применение насилия - создание более "однородного" общества, прежде всего в
плане нивелирования мышления и помыслов людей. Но Сталин ошибся в главном:
он плохо знал народ, его возможности и чаяния. На какое-то время репрессии
заставили народ замолчать, безропотно выносить кровавое безумие. Но веру
советских людей в социальную справедливость, истинную ценность
гуманистических идеалов Сталин убить не смог. В значительной массе людей
сохранилось глухое недовольство и неприятие, загнанные глубоко внутрь. В
то время они не могли найти достойного выхода. К слову сказать, многие
начинали по-настоящему анализировать происходящее, лишь оказавшись за
колючей проволокой. Зерна негодования, гнева, возмущения и скорби дали
всходы лишь много лет спустя.
  Сегодня, например, уже по-иному воспринимаются и строки, написанные
Троцким в книге "Преступления Сталина" (1937 г.). Изгнанник, конечно,
смотрел на Сталина прежде всего через призму личной ненависти и предрекал
ему близкий крах. Он не мог предположить, что преступления Сталина будут
осуждены значительно позже, чем он предрекал. Но, думаю, стоит все же
воспроизвести его пророчество:
  "Завтра Сталин может стать обременительным для правящей прослойки...
Сталин стоит накануне завершения своей трагической миссии. Чем сильнее
кажется, что он ни в ком больше не нуждается, тем ближе час, когда никто
не будет нуждаться в нем. При этом Сталин едва ли услышит слова
благодарности за совершенный труд. Сталин сойдет со сцены, обремененный
всеми преступлениями, которые он совершил"535. Читатель имеет возможность
сам судить о выводе Троцкого.
  Действия Сталина порой выглядят иррационально. Трудно объяснить, например,
какой-либо политической логикой резкое ослабление армии накануне страшной
войны. Реализация планов экономического развития заведомо затруднялась
огромными потерями в кадровом потенциале. Кровавые действия Сталина
выглядели необъяснимыми: он санкционирует уничтожение М. Кольцова,
которого хорошо знал, встречался с ним, и не трогает Б. Пастернака с его
независимыми взглядами. Действиями Сталина руководила беспредельная жажда
власти. Его не могла "насытить" даже кровь многочисленных родственников,
самых близких друзей, соратников... Утоляя кровавую жажду и не утолив ее
до конца, Сталин совершил беспримерные преступления против свободы:
свободы жить и свободы мыслить.
  Оплакивая гибель сотен тысяч советских людей, лучших сынов и дочерей
Отечества, нельзя смириться с тем, что Сталин сделал пассивными
соучастниками своих деяний миллионы людей, которые поверили, что "так
нужно". Сталину удалось заручиться своего рода поддержкой множества
честных граждан. Огромные масштабы репрессий стали возможны потому, что
"вождь" вызвал социальную инерцию насилия, порождавшую доносительство,
беспринципность, массовую ложь, клевету. Это преступление Сталина особенно
тяжко. Ложь всегда оставляет глубокие следы. В памяти. В психологии людей.
В культуре. Тем более что ложь всегда пытается напялить на себя одеяние
правды. Ложь тогда не имеет шансов, когда ей противостоит правда в союзе с
совестью. Именно совесть бывает самым требовательным судьей. Она выступает
как бы нравственным посредником между миром бытия и личностью. Благодаря
совести мы знаем степень своего нравственного несовершенства, искренности
в отношении к идолам и идеалам. Обмануть свою совесть невозможно. Сегодня
известно, что если совесть в те годы часто молчала, то прежде всего
потому, что рядом не было правды.
  На годы сталинского единовластия приходится эпицентр трагедии всего
советского народа и потому, что насильно были вырваны из жизни многие
патриоты своего Отечества, лучшие специалисты, высокие таланты, люди,
подававшие особые надежды. Замена, часто поспешная, иногда случайная,
порой корыстная, не могла быть равноценной. Но Сталин знал, что те люди,
которые выдвигались вместо репрессированных, более преданны ему, его
"линии", установкам. Своим возвышением, часто неожиданным (нередко и
незаслуженным), новые руководители были обязаны только "вождю". Он мог,
естественно, рассчитывать на их преданность и усердие.
  За два года до начала войны страна была как бы обессиленной. Нет, дымились
трубы фабрик и заводов, ходили по рельсам поезда, студенты занимались в
университетах, люди надеялись, верили в лучшее завтра. Но "обессиленность"
была не только от переполненных лагерей, безвестья об исчезнувших близких,
знакомых, друзьях, поредевших партийных и военных рядах, а прежде всего от
надругательства над идеей, в которую поверили. Ведь Сталин, совершив
злодеяния против народа, совершил преступление и против мысли.
  Не Сталин остановил безумие. Этот бессмысленный террор дошел до предела,
угрожавшего функционированию самой системы. Угрожавшего на рубеже самых
тяжких испытаний. Такова была доля советского народа: страдать и
преодолевать, бороться и надеяться, жертвовать и побеждать.




                                  Глава 7




  У дверей войны

  ...Их дальнозоркость не есть провидение
далекого будущего. Они - пророки и видят
лишь свои отвлеченные доктрины, а не
грядущую жизнь.
  Н. Бердяев



  Была глубокая зимняя ночь января 1939 года. Трудовая Москва спала. Лишь
кое-где в зданиях наркоматов, Генштаба, огромной коробке на Лубянке сквозь
зашторенные окна пробивались слабые блики света. Члены Политбюро, наркомы,
военное руководство, как всегда, бодрствовали. Такой распорядок дня -
работа до глубокой ночи - сложился постепенно. Сталин и раньше возвращался
домой к полуночи, а когда международная обстановка начала еще больше
ухудшаться, стал регулярно задерживаться в своем кабинете до двух-трех
часов ночи, а иногда и того позже. Ну а для НКВД ночь была чуть ли не
основным рабочим временем.
  Сталин после 12 ночи редко вызывал к себе кого-либо. Исключение составляло
только ближайшее окружение - Молотов, Ворошилов, Берия. Обсуждая тот или
иной вопрос, они по предложению Сталина нередко делали перерыв и
отправлялись ужинать на его дачу в Кунцево, где за трапезой продолжали
заниматься делами. Сталин обычно давал возможность высказаться каждому,
бросая иногда короткие реплики, а затем, в конце, не спеша резюмировал.
Порой его решения существенно отличались от мнения собеседников, однако
это их не смущало. Они тут же соглашались. Пожалуй, возражал порой, и то
ненастойчиво, Молотов. Берии удавалось чаще, чем другим, угадывать мысли
"вождя", и он не скрывал своего удовлетворения. Иногда требовалась
какая-то справка, уточнение детали, статистические данные. Сталин тут же
звонил по "вертушке" наркому, иному высокому должностному лицу и коротко
справлялся о деле. Почти не было случая, чтобы на другом конце провода не
оказалось нужного человека. Иной раз складывалось впечатление, что Сталин
такими звонками проверял усердие руководителей, которые в свою очередь и
ночью держали при себе определенное число работников для решения внезапно
поставленной задачи. Ночные бдения накануне войны стали обычными.
  Сегодня Сталин сидел над отчетным докладом, с которым он будет выступать
на очередном, XVIII съезде партии. В начале января Пленум ЦК решил созвать
съезд 10 марта 1939 года. Первый вариант доклада, подготовленный в
аппарате ЦК, уже невозможно было узнать. Десятки страниц Сталин переписал
заново. Он хотел выразить две главные идеи. Первая: мир накануне новых
потрясений. Рушится система послевоенных мирных договоров. Экономический
кризис ускоряет рост военной опасности. На горизонте - тучи мировой войны.
А если точнее, подумал и написал Сталин, "новая империалистическая война
стала фактом".
  Идея вторая, которую хотел популярно изложить "вождь", заключалась в
публичном утверждении новых успехов социализма. Он считал, что в
результате разгрома "капитулянтов и вредителей" страна стала еще более
могучей. Полистав страницы со статистическими выкладками, которые ему
подготовили, Сталин после долгих размышлений быстро стал писать: "Мы
перегнали главные капиталистические страны в смысле техники производства
(?! - Прим. Д.В.) и темпов развития промышленности. Это очень хорошо. Но
этого мало. Нужно перегнать их также в экономическом отношении. Мы это
можем сделать, и мы это должны сделать... Нужно строить новые заводы.
Нужно ковать новые кадры для промышленности. Но для этого необходимо
время, и немалое. Невозможно в 2 - 3 года перегнать экономически главные
капиталистические страны. Для этого требуется несколько больше времени"536.
  Устало отодвинув доклад, Сталин вызвал Поскребышева и попросил принести
списки делегатов предыдущего съезда и избранных на нем членов ЦК. Вчера у
помощника этих списков под рукой не оказалось. Открыв тоненькую папочку,
Сталин погрузился в чтение. Пожалуй, более половины фамилий ему были
хорошо знакомы. Этот известен ему еще по Наркомнацу, другой по
коллективизации, третий памятен беседой при назначении секретарем обкома.
Военных делегатов он знал почти всех. Сталин медленно водил пальцем по
спискам, иногда задерживаясь на той или другой фамилии. Цепкая память
восстанавливала встречи, беседы, разговоры.
  Вот В.М. Михайлов, начальник строительства Дворца Советов. Он у него был
один или два раза вместе с академиком Б.М. Иофаном. Выслушивали его,
Сталина, пожелания по проектированию и развертыванию строительных работ.
И.Е. Любимов запомнился тем, что обычно в числе первых рапортовал ему о
перевыполнении плана предприятиями легкой промышленности. Взгляд "вождя"
долго не мог оторваться от строки: "А.С. Енукидзе - секретарь Президиума
ЦИК СССР". Ведь был другом, а поди ж ты, какой скрытный оказался... А вот
целая "обойма" заведующих отделами ЦК партии - К.Я. Бауман, И.А.
Пятницкий, Я.А. Яковлев, А.И. Стецкий... Как могут меняться люди! Яков
Аркадьевич Эпштейн, которого почему-то называли Яковлевым, так хорошо
поработал в годы коллективизации, а тут вдруг завилял. Сталин вспомнил,
что не раз приглашал Яковлева обедать к себе, а это было признаком особого
расположения. Стецкий умел работать с писателями, артистами, но у Сталина
он никогда особого доверия не вызывал. Стало быть, предчувствие его не
обмануло - враг... Взгляд Сталина зацепился за фамилию М.Л. Рухимовича,
наркома оборонной промышленности. С ним у него было много встреч; цепкий,
исполнительный человек, но оказался замешанным в связях с троцкистами...
Вот Л.И. Мирзоян, первый секретарь ЦК КП(б) Казахстана. Он плохо его знал,
но помнил, как после обсуждения кандидатуры Мирзояна дал согласие на
"избрание".
  Сталин взял карандаш и подчеркнул фамилии бывших членов и кандидатов в
члены Политбюро - Я.Э. Рудзутак, С.В. Косиор, В.Я. Чубарь, П.П. Постышев.
Хорошо, что он вовремя рассмотрел этих людей; они могли быть опасны не
только для партии, но и для него. Всплыли в памяти их письма с просьбами
разобраться, пощадить, вникнуть в дела НКВД, где, по их мнению, "свила
гнездо банда провокаторов".
  Листая списки, Сталин обратил внимание, что у большинства фамилий, сразу
же после инициалов, рукой Поскребышева сделаны карандашные пометки "в.н.",
иногда указана какая-то дата. Тут же понял, что означает дата - приведение
приговора в исполнение или просто смерти. Но не сразу уловил смысл
буквенных сокращений. И все же, остановившись на фамилии Я.С. Агранова,
догадался: "в.н." - враг народа. Да, Я.С. Агранов, его старый товарищ,
которого год назад расстреляли, тоже оказался врагом народа... Перед
глазами мелькали фамилии тех, кого уже не было в живых: К.В. Уханов, Б.А.
Семенов, С.С. Лобов, Б.П. Шеболдаев, И.П. Румянцев, М.М. Хатаевич, Н.Н.
Демченко, Д.Е. Сулимов, Ш.З. Элиава, Н.М. Голодед, А.К. Лепа, Г.Н.
Каминский, Н.М. Попов, И.А. Зеленский, А.С. Булин. Н.Ф. Гикало... Сталин
подумал: кто же остался? Но вспомнив, что почти три сотни делегатов XVII
съезда проголосовали против него, успокоился: это дело их рук...
  Да, среди делегатов съезда было слишком много скрытых врагов. А ведь
подавляющее большинство этих людей вступили в партию еще до революции, в
годы гражданской войны. Размышляя над списками, Сталин, возможно, подумал:
"Они оказались не готовы жить при социализме. Путы оппозиционеров, видно,
держали их крепко. Не смогли понять социализма!" Эти люди навеки
замолчали. Они ничего не могут ни сказать, ни даже подумать об очередном
съезде, растущей военной опасности, о том, что не Бог, а он, товарищ
Сталин, был им высшим судьей.
  Как бы продолжая свои ночные размышления, Сталин назавтра сказал Г.М.
Маленкову, которого все чаще и чаще вызывал к себе и поручал самые
различные ответственные задания:
  - Думаю, от вражеского балласта очистились мы хорошо. Нужны свежие силы,
нужны новые люди в партии...
  Да, партии нужны новые люди. Тем более что после XVII съезда ее
численность сократилась на 330 тысяч человек! Он неплохо провел операцию
по удалению из партии многочисленных врагов. Что и говорить, без роста
численности преданных ему, Сталину, коммунистов невозможно браться за
дерзкую, фантастическую задачу: перегнать главные капиталистические страны
в экономическом отношении. Но партии нужно новое, молодое, сталинское
пополнение... И уже в 1939 году кандидатами в члены ВКП(б) было принято
более миллиона человек. Партия становилась все больше, как об этом прямо
писали и говорили, "сталинской".
  Вернувшись к докладу, Сталин вписал в текст еще один абзац. "Некоторые
деятели зарубежной прессы болтают, - четким почерком с большим наклоном
писал "вождь", - что очищение советских организаций от шпионов, убийц и
вредителей, вроде Троцкого, Зиновьева, Каменева, Якира, Тухачевского,
Розенгольца, Бухарина и других извергов, "поколебало" будто бы советский
строй, внесло "разложение". Эта пошлая болтовня стоит того, чтобы
поиздеваться над ней". Перо едва поспевало за мыслью:
  "В 1937 году были приговорены к расстрелу Тухачевский, Якир, Уборевич и
другие изверги. После этого состоялись выборы в Верховный Совет СССР.
Выборы дали Советской власти 98,6% всех участников голосования. В начале
1938 года были приговорены к расстрелу Розенгольц, Рыков, Бухарин и другие
изверги. После этого состоялись выборы в Верховные Советы союзных
республик. Выборы дали Советской власти 99,4% всех участников голосования.
Спрашивается, где же тут признаки "разложения" и почему это "разложение"
не сказалось на результатах выборов?"537
Ночная логика Сталина была, как и он сам, железной. "Вождь" непоколебимо
верил в свои антиистины.
  Нет, Сталина не беспокоили муки раскаяния. Чувство раскаяния, как,
впрочем, милосердия и сострадания, ему было неведомо. Заглянув во время
ночной работы над докладом в недавнее прошлое, Сталин должен был увидеть в
нем не просто праведный гнев и скорбный укор. Он не мог не почувствовать
опасности, которую невольно нагнетал в той же мере, в какой ослабил за
последние годы "первую землю социализма".



  Политические маневры__________________________________


  Сталину казалось, что кровавая чистка, которая была проведена в партии и
стране, стабилизировала общество. Вопреки целому ряду объективных
признаков, свидетельствовавших о перерождении партии, уничтожении
интеллектуального слоя партийных, технических и военных кадров, усилении
административно-директивных методов в жизни общества, Сталин продолжал
считать (и об этом он сказал в своем докладе на XVIII съезде партии)
исторически оправданным курс на "ликвидацию троцкистских и иных
двурушников".
  С начала 1939 года основное внимание Сталина, пожалуй, было обращено на
внешнеполитические проблемы. Хотя принято считать, что вторая мировая
война началась 1 сентября 1939 года нападением фашистской Германии на
Польшу, Сталин полагал иначе. И это было в определенной мере справедливо.
Япония продолжала завоевательные действия в Китае; Италия напала на
Абиссинию и Албанию; была осуществлена широкая германо-итальянская
интервенция против республиканской Испании. Германия захватила Австрию, а
буквально в дни работы XVIII съезда ВКП(б) аннексировала Чехию и
фактически Словакию. Мир был подожжен со многих сторон. Сталин спрашивал:
чем же объяснить систематические уступки многих государств агрессорам?
Задав вопрос, сам же и отвечал: "Главная причина состоит в отказе
большинства неагрессивных стран, и прежде всего Англии и Франции, от
политики коллективной безопасности, от политики коллективного отпора
агрессорам, в переходе их на позицию невмешательства, на позицию
"нейтралитета"538.
  Узнав во время заседания XVIII съезда партии о том, что Германия захватила
Клайпедскую область Литвы, что чехословацкий президент подписал Берлинский
пакт, означавший ликвидацию чехословацкой государственности, Сталин
приказал направить резкий протест в Берлин. В ноте наркома иностранных дел
М.М. Литвинова,