Германии была готова вот-вот сорваться с места и
ринуться на восток, а Наркомат обороны, Генеральный штаб действовали так,
будто Гитлер и не думал, пока того не пожелает Сталин, сделать свой
роковой и страшный шаг.
  А разведка между тем сообщала все новые и новые тревожные данные.
Начальник разведотдела КОВО полковник Бондарев информировал в конце мая
1941 года о непрерывном прибытии новых танковых, артиллерийских и пехотных
частей в районы Люблина, Красностава, Замостья, Грубешова, Томашува,
Белжеца. В своих выводах, оценивающих обстановку, начальник "разведотдела
подчеркивал: "Сосредоточение войск к границе с СССР продолжается...
Подготовка театра военных действий проводится форсированными темпами"691.
Аналогичная картина была и в ЗапОВО. Полковник Блохин, начальник
разведотдела штаба округа, также доносил своему командованию: "На
основанию ряда проверенных агентурных данных, военная подготовка Германии
против СССР за последнее время, особенно с 2-5 мая, проводится более
интенсивно..." В донесении, в частности, говорилось, что один из засланных
на территорию СССР германских агентов заявил при допросе, что со своими
данными он должен вернуться в г. Цеханув не позже 5 июня, т.к. им сказали
- скоро возможно начало военных действий против СССР...692 Такие донесения
шли не только в штабы приграничных округов, но и в Москву.
  Нарком обороны, обеспокоенный положением дел, направил несколько комиссий
в приграничные округа для проверки положения дел в танковых войсках. А в
остальных? 16 июня по результатам проверки в Военные советы округов и
армий, штабы механизированных корпусов ушла шифровка:
  "Проверкой танковых войск в КОВО, ЗапОВО, ПрибОВО и ОдВО установлено:
  1. Обучение бойцов и командиров проходит оторванно от основной задачи,
вытекающей из боевой готовности механизированных войск, и протекает
нецелеустремленно.
  2. Огневая подготовка стоит на низком уровне и отстает oт плана огневой
подготовки на один-два месяца.
  3. Взаимодействия родов войск внутри мехсоединений отрабатываются мало и
плохо.
  4. Мотополки готовятся как стрелковые части. Не учитывается их назначение
и характер боевого использования.
  5. Подготовка радистов до сих пор стоит на низком уровне.
  6. Артполки ведением огня с открытых позиций прямой наводкой не овладели и
этому не обучаются.
  7. Ночные занятия проводятся как исключение и только в отдельных частях.
Системы подготовки к ночным действиям нет..."693
Подобных недостатков "нанизано" целых семнадцать пунктов. Но в директиве,
подписанной Тимошенко и Жуковым, опять ничего не говорится о крупных
оперативных вопросах, связанных с повышением готовности к отпору
неизбежного германского нападения. Они как бы загипнотизированы
уверенностью Сталина; война не начнется, пока они к ней не готовы...
  А не готовы были во многих отношениях: в оперативном, техническом,
мобилизационном. Еще до указанных событий Сталин послал А.И. Запорожца,
начальника Главного управления политической пропаганды Красной Армии,
проверить готовность укрепрайонов на западной границе. Запорожец,
возглавивший комиссию, проехал вдоль новой границы, где строились
оборонительные позиции. Его доклад Сталину (одновременно направленный
Молотову, Андрееву, Жданову и Маленкову) был неутешительным:
  "Укрепленные районы, строящиеся на наших западных границах, в большинстве
своем небоеспособны. Законченные строительством боевые сооружения (ДОТ) не
имеют должного вооружения... Укрепленные районы не обеспечены в
необходимом количестве постоянными и специально подготовленными
гарнизонами"694.
  Сталин переадресовал доклад наркому обороны, посоветовав тому более круто
спросить с исполнителей за медленное создание системы укрепрайонов,
которые, к сожалению, с началом войны не сыграют той роли, которая им
предназначалась. На новой границе УРы не были достроены, а на старой -
фактически демонтированы. Сталин спешил, торопил, но, когда дело касалось
принятия радикальных решений, проявлял свою обычную осторожность.
  По свидетельству Жукова, уже в самый канун войны Сталин, вопреки
настояниям военного руководства, категорически запретил привести войска
западных округов в повышенную боевую готовность. Его боязнь
"спровоцировать" немцев была просто-таки маниакальной. Но в то же время он
должен был понимать, что едва ли Германия нападет на СССР только в
результате "провокации", если это не входило в ее стратегические планы.
Однако ни Ворошилов, ни Тимошенко, ни Жуков не смогли найти достаточных
аргументов для того, чтобы показать, что полумеры ничего не решают.
  Таким образом, военно-стратегический просчет, связанный с определением
направления главного удара вермахта, усугубился упорным стремлением
Сталина не видеть того бесспорного факта, что война уже на пороге
Отечества.
  Гитлер тем временем созвал совещание высшего военного руководства, в ходе
которого заслушал сообщения генералов о завершении подготовки к нападению
на СССР. Ему докладывали, что с 22 мая железные дороги Германии переведены
на график ускоренного движения и сосредоточение войск будет закончено 19
июня, что военно-воздушные соединения первого удара, дислоцированные
западнее Вислы, к вечеру 21-го на малой высоте перебазируются на аэродромы
вблизи границ СССР. После уточнения деталей фюрер внес в план лишь одно
небольшое изменение: начало нападения перенести с 3.30 на 3.00 22 июня.
  Сталин, получая тревожные и, как впоследствии оказалось, в основном
правдивые сигналы и сообщения, не решился на принятие чрезвычайных мер
военного характера в соответствии с планами оперативно-стратегического
развертывания. Если бы заблаговременно, энергично и по возможности скрытно
были осуществлены необходимые оперативные и мобилизационные мероприятия,
начало войны могло быть совсем иным. Думаю, что очень точную оценку
действиям Сталина в этот период дал Маршал Советского Союза А.М.
Василевский: "...причин для того, чтобы добиться оттягивания сроков
вступления СССР в войну, имелось достаточно, и жесткая линия Сталина не
допускать того, что могла бы использовать Германия как повод для
развязывания войны, оправдана историческими интересами социалистической
Родины. Но вина (именно вина! - Прим. Д.В.) его состоит в том, что он не
увидел, не уловил того предела, дальше которого такая политика становилась
не только ненужной, но и опасной. Такой предел следовало смело перейти
(выделено мной. - Прим. Д.В.), максимально быстро привести Вооруженные
Силы в полную боевую готовность, осуществить мобилизацию, превратить
страну в военный лагерь. Следовало, видимо, тянуть время где-то максимум
до июня, но работу, какую можно вести скрытно, выполнить еще раньше.
Доказательств того, что Германия изготовилась для военного нападения на
нашу страну, имелось достаточно - в наш век их скрыть трудно. Опасения,
что на Западе поднимается шум по поводу якобы агрессивных устремлений
СССР, нужно было отбросить. Мы подошли волей обстоятельств, не зависящих
от нас, к рубикону войны, и нужно было твердо сделать шаг вперед. Этого
требовали интересы нашей Родины"695. Может быть, на это потребовалась бы
всего неделя?! Кто скажет? Если бы директива о приведении в боевую
готовность западных округов ушла хотя бы на несколько дней раньше!..
Помешало единовластие Сталина. Бюрократическая система была в руках
"вождя"...
  Трудно не согласиться с трезвыми рассуждениями Василевского, но... если бы
они были высказаны накануне войны! К сожалению, никто из политического и
военного окружения Сталина не попытался убедить его в той истине, которую
так мудро, но поздно изложил Василевский! О доле - и немалой! - вины
военных в этом важнейшем стратегическом просчете говорил и Г.К. Жуков: "В
период назревания опасной военной обстановки мы, военные, вероятно, не
сделали всего, чтобы убедить И. В. Сталина в неизбежности войны с
Германией в самое ближайшее время и доказать необходимость проведения в
жизнь срочных мероприятий, предусмотренных оперативно-мобилизационными
планами"696. Просил бы читателя обратить внимание на слово "убедить" И.В.
Сталина...
  Величие, мудрость, зрелость руководителя заключается, видимо, в том, что
именно вождь должен убеждать окружающих в истинности своих решений. И в
данном случае мы вновь сталкиваемся с порочным стилем руководства Сталина,
который, по сути, автоматически отвергал альтернативные предложения и
решения. Воля Сталина проявлялась как державное упрямство, не признающее
других мнений. Конечно, говоря словами Клаузевица, "война - это акт
насилия, имеющий целью заставить противника выполнить нашу волю". Но она,
воля, может добиться этого, если выступает в союзе с мудростью. Но этого
союза не было...
  Волевой интеллект Сталина в данном случае показал, каково соотношение его
некоторых компонентов. Сталин непреклонно держался поставленной цели: не
допустить войны. Но в этом случае стремление к цели, во имя достижения
которой хороши были, как считал "вождь", любые средства, как бы отодвинуло
остальное на второй план. Пытаясь проникнуть в духовный мир Сталина на
основе анализа конкретных фактов того времени, мы видим, что упорство
"вождя" базировалось на чрезмерной уверенности в себе, неспособности
признать ошибочность своего решения, самолюбии. Подобное, во многом
"бесконтрольное", упорство, близкое к упрямству, в конце концов
подтачивает и саму волю, которая является его источником. А это ведет к
тому, что на каком-то этапе упрямство как бы парализует волю, сковывая ее
путами вдруг появляющейся нерешительности, сомнений и колебании. Человек
никак не может совершить чрезвычайно нужный и ответственный шаг. Именно
таким предстал в последние дни перед войной, особенно в решающие часы,
Сталин, человек, несомненно, волевой. Воля, подавленная упрямством, не
внемлет доводам интеллекта. Это есть, по словам Энгельса, "ослепленное
упрямство", которое вступает в конфликт с аргументами ума.
  Ко всему этому, подчеркну еще раз, Сталин не обладал даром предвидения,
способностью приподнять завесу над грядущим и заглянуть за горизонты
сегодняшнего бытия. Он продолжал пристально вглядываться в настоящее,
глядя себе под ноги, находясь под гипнозом желаемого. У него не было
способности опережающего отражения бытия. В противном случае разве он не
мог предвидеть, например, последствий репрессий десятков тысяч высших
армейских командиров накануне войны? Можно, конечно, сказать, что здесь он
руководствовался только политическими и личными соображениями, однако, так
или иначе, трагедия этих горьких лет свидетельствует не только о глубокой
моральной ущербности "вождя", но и о его ограниченной способности видеть
будущее. Ошибки в оценке военно-политической ситуации накануне войны -
неоспоримое тому доказательство.
  Концентрация политической власти в руках одного человека может вести к
тому, что нравственный, волевой, интеллектуальный изъян, который у
простого, рядового человека выглядит лишь как его личная слабость, у
руководителя такого масштаба, каким был Сталин, приобретает судьбоносное
значение. Поскольку политические, военно-стратегические просчеты,
допущенные Сталиным и его окружением накануне войны, советский народ, его
армия смогли исправить в конечном счете ценой огромных жертв. Мы привычно
говорим, что в этом еще раз проявилась решающая роль народных масс в
историческом процессе. Значительно реже мы анализируем, какой ценой
утверждается эта роль. Анализ разумности этой цены, о чем пойдет речь в
одной из последующих глав, позволяет глубже судить о подлинном или мнимом
величии руководителей, стоящих во главе народов.
  На исторической сцене народ является главным действующим лицом. Но он
часто вынужден платить непомерную цену, если решающим образом не влияет на
выдвижение "солистов". Почти все военные, многие политические деятели,
большое количество простых людей видели, чувствовали весной 1941 года
необъяснимое упорство, с каким Сталин оценивал развитие событий, но никто
не смог, а точнее, и не пытался освободить "вождя" от слепого упрямства.
Здесь дело уже не просто в неиспользованных шансах совести. Иногда этот
шанс крайне трудно использовать: и прежде всего тогда, когда у пульта
управления государством стоит лишь один человек, а время на принятие особо
важного решения исчисляется неделями, затем сутками и, наконец, часами...
  Начальник штаба ЗапОВО генерал-майор В.Е. Климовских по поручению
командующего округом Д.Г. Павлова в 2.40 ночи 21 июня (за сутки до начала
нападения) шлет шифротелеграмму:
  "Вручить немедленно.
  Начальнику Генштаба К.А.
  Первое. 20 июня в направлении Августов имело место нарушение госграницы
германскими самолетами: в 17.41 шесть самолетов... в 17.43 - девять
самолетов... в 17.45 десять самолетов. По данным погранотряда, самолеты
имели подвешенными бомбы.
  Второе. По докладу командарма-3 проволочные заграждения вдоль границы у
дороги Августов, Сейны, бывшие еще днем, к вечеру сняты. В этом районе, в
лесу будто бы слышен шум наземных моторов. Пограничниками усилен наряд...
  В. Климовских"697.
  Такие донесения шли и из других округов. Климовских, назначенный в июле
1940 года на должность начальника штаба Западного особого военного округа,
не мог тогда знать, что ровно через год, в июле 1941 года, он будет
расстрелян с группой других генералов по личному указанию И.В. Сталина.
Правда, с предварительным "оформлением" понаторевшего на этих делах В.В.
Ульриха. Сознание Сталина до самых последних часов не могло перестроиться
и адекватно отразить нарастающие грозные реальности. Он все еще находился
в плену иллюзий своего "провидчества" и "всемогущей" воли.
  Чтобы лучше понять драму тех последних предвоенных часов, нужно еще раз
обратиться к личным качествам Сталина. О многих из них речь уже шла.
Теперь следует сказать и о таком, как осторожность. Конечно, Сталину было
не занимать смелости и решительности при принятии обычных решений. Но в
больших делах он был до предела осмотрителен. Это выразилось, например, в
дни Октября, когда во многом в силу сложности и неясности обстановки его
личная инициатива была минимальной. Это можно проследить и на кровавых
событиях 1937 - 1938 годов. Сегодня ясно, что Сталин хотел еще вначале
30-х годов нанести удар по всем потенциальным противникам его
единовластия, но долго не решался на этот шаг. Даже смерть Кирова, давшая
ему предлог для репрессий, в полной мере была им использована не сразу.
Хотя позже он неоднократно публично говорил о том, что с "выкорчевыванием
врагов народа опоздали на четыре года". Сталин умел терпеливо ждать,
накапливать по крупицам нужное качество, желаемое духовное состояние в
обществе, готовить подходящую обстановку. Не случайно в свое время Бухарин
назвал Сталина "великим дозировщиком". "Вождь" умел медленно, постепенно
создавать, "дозировать" такую ситуацию, когда все убеждались: этот шаг
необходим! Час настал! Пора! Таким шагом, например, явился в годы
репрессий февральско-мартовский Пленум ЦК ВКП(б) 1937 года.
  В отношениях с Гитлером его сверхосторожность в конце концов дала обратные
результаты. Фактически в большой политической игре Гитлер перехитрил
Сталина. Осторожность Сталина диктовалась не только пониманием им
последствий "преждевременной" войны, но и в определенном смысле большой
внутренней неуверенностью. СССР был один на один с капиталистическим
миром. Любой неосторожный шаг мог привести к непоправимым последствиям.
Эта мысль не могла не довлеть над сознанием Сталина в моменты принятия
ответственных государственных решений.
  Сталин так настойчиво боролся с возможностью "провокаций", что это
заметили в Берлине и сделали соответствующие выводы. Его осторожность,
отсутствие должной реакции на многочисленные нарушения Германией
заключенных договоренностей, подчеркнутая лояльность - вот что
действительно подталкивало Гитлера, наглевшего день ото дня, убеждало его
в слабости СССР. Например, по указанию Сталина в июне советским войскам
западных округов было отдано дополнительное распоряжение: не применять
оружия против германских самолетов, нарушавших границы СССР. Одновременно
была передана аналогичная директива и пограничникам698. Немцы это сразу
заметили. Осторожность - качество, необходимое политику, - превратилась в
нерешительность и перестраховку, питаемые маниакальной уверенностью в
исполнении собственного желания: не допустить войны. В конце концов это
привело к непоправимому...
  Накануне войны от командующего Киевским особым военным округом
генерал-полковника М.П. Кирпоноса поступило несколько донесений о
перебежчиках - немецких солдатах. Они сообщали о том, что этой ночью
германские войска совершат нападение на Советский Союз. Нарком сразу же
доложил по телефону Сталину. Тот, помолчав, приказал Тимошенко, Жукову и
Ватутину прибыть к нему. Как вспоминает Жуков, там уже были все члены
Политбюро. Сталин, как всегда, расхаживал вдоль стола. Когда вызванные
военачальники вошли, он сказал, обращаясь ко всем:
  - Что будем делать?
  Все молчали.
  - Надо немедленно дать директиву о приведении всех войск приграничных
округов в полную боевую готовность, - в напряженной тишине наконец
прозвучал голос Тимошенко.
  - Читайте, - бросил Сталин.
  Жуков прочел проект директивы, подготовленный в Генштабе, в котором
подчеркивалась необходимость решительных действий в соответствии с
оперативным планом отражения нападения. Сталин перебил начальника Генштаба:
  - Такую директиву сейчас давать преждевременно. Может быть, вопрос еще
уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать,
что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей.
Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации,
чтобы не вызвать осложнений.
  Когда военные ушли отдавать необходимые распоряжения, Сталин как бы про
себя сказал:
  - Думаю, что Гитлер нас провоцирует... Неужели он решился на войну?
  Разъехались члены Политбюро в третьем часу. Самая короткая ночь пришла в
столицу. Сталин устало смотрел из окна своего бронированного автомобиля на
безлюдные улицы. Он еще не знал. Что немецкие самолеты уже летят бомбить
советские города и аэродромы, что экипажи фашистских танков выводят свои
машины на исходные позиции, что гитлеровские генералы все чаще смотрят на
циферблаты своих часов. Их стрелки приближались к роковой отметке. Но едва
Сталин стал засыпать, разложив постель на диване в своем кабинете на даче,
где он и работал и отдыхал, в дверь осторожно постучали. Стук больно
отозвался в сердце: Сталина никогда не будили. Должно быть, произошло
самое худшее. Неужели он просчитался?
  Натянув пижаму, Сталин вышел. Начальник охраны доложил:
  - Генерал армии Жуков просит Вас, товарищ Сталин, по неотложному делу к
телефону!
  Сталин подошел к аппарату.
  - Слушаю...
  Жуков коротко доложил о налетах вражеской авиации на Киев, Минск,
Севастополь, Вильнюс, другие города. После доклада начальник Генштаба
переспросил Сталина:
  - Вы меня поняли, товарищ Сталин?
  Диктатор тяжело дышал в трубку и ничего не говорил. Парализующая,
колоссальная, фантастическая тяжесть легла на его плечи, и до сознания
плохо доходил вопрос Жукова. Вопреки его желанию, воле, уверенности Гитлер
решился начать войну. Возможно, в сознании мелькнул текст поздравительной
телеграммы Гитлера в день 60-летия Сталина:
  "Господину Иосифу Сталину.
  Ко дню Вашего 60-летия прошу Вас принять мои самые сердечные поздравления.
С этим я связываю свои наилучшие пожелания. Желаю доброго здоровья Вам
лично, а также счастливого будущего народам дружественного Советского
Союза..."
Сталин молчал. А из трубки вновь раздалось тревожно-удивленное:
  - Товарищ Сталин, Вы меня поняли?
  Он наконец понял. Земные боги тоже ошибаются, и цена их ошибок безмерно
велика.
  Было четыре часа утра 22 июня 1941 года.




                                  Глава 8




  Катастрофическое начало

  За ошибки государственных деятелей
расплачивается нация.
  Н. Бердяев