остояльца. А тот сидел с открытой книгой подле
мигающей свечи и смотрел в слепое, обледеневшее оконце. В далекой юности
Сталин навсегда оставил не только свои наивные стихи, но и многое из того,
что интеллигенты называют сентиментальностью. Даже матери Сталин писал
крайне редко. Суровое детство, жизнь подпольщика - вечного беглеца сделали
его холодным, черствым, подозрительным.
  Сталин умел отгонять мысли, воспоминания, которые тревожили. Однако прошло
вот уже почти десять лет со дня смерти его жены Като, а образ женщины,
искаженный тифом, витал где-то рядом... Вспомнил, как их тайно обвенчал
одноклассник по семинарии Христофор Тхинволели в церкви Святого Давида в
июне 1906 года. Като (Екатерина Сванидзе) была очень красивая девушка,
влюбленно и преданно глядевшая своими большими глазами на мужа, который то
появлялся, то надолго исчезал. Семейная жизнь была короткой. Беспощадный
тиф отнял у Сталина единственное существо, которое, возможно, он
по-настоящему любил. На фотографии, запечатлевшей похороны, Сталин, с
копной нечесаных волос, невысокий и худой, стоит у изголовья гроба с
выражением неподдельной скорби.
  Но семена черствости и жестокости, посеянные еще в детстве, прорастали все
глубже. Подполье ожесточило его; с девятнадцати лет он только и делал, что
скрывался, выполнял поручения партийных комитетов, арестовывался, менял
адреса и фамилии, доставал фальшивые паспорта. В тюрьмах долго не
задерживался, бежал и снова скрывался.
  Жизнь многому научила Сталина, и не в последнюю очередь - хитрости и
расчетливости, умению выжидать. Печать замкнутости и внутренней
холодности, которая была заметна еще в молодые годы, превратилась со
временем в холодную бесчувственность и беспощадность. Но позже Сталин
научится носить маску спокойного, на людях даже приветливого человека с
проницательными глазами.
  Почему Иосиф Джугашвили стал революционером? Может быть, потому, что рано
приобщился к крупицам интеллектуальной пищи в Горийском духовном училище и
Тифлисской духовной семинарии, в которых учился? Кто знает, не попади в
его руки томики Руссо, Ницше, Локка, задумался бы семинарист над тем,
почему его отец-сапожник латает башмаки только для бедняков? Или
неудовлетворенность теологическим затворничеством привела его к людям с
бунтарским характером? А может быть, его заставила шире открыть глаза на
мир попавшая в руки зачитанная тоненькая брошюра "Азы марксизма"? Никто на
это не ответит достоверно. Не произойди, однако, в нем тогда, на пороге
века, решительная смена религиозных ориентиров на светские, еретические -
одно из грузинских сел получило бы молодого, невысокого ростом
православного священника - духовного пастыря людей. От всего мира его
монотонная жизнь была бы отгорожена не только грядой величественных гор,
но и мелкими заботами о нищем приходе, куче своих детей, мечтами о шумном
Тифлисе. Мог ли сын бедняка знать, что волею судьбы и игры обстоятельств
он на одном из этапов истории станет для великого народа неизмеримо больше
чем духовный пастырь?



  Анфас и профиль_____________________________


  Вскоре после Октябрьской революции небольшая фигура Сталина стала
отбрасывать уже заметную тень. Постепенно она росла. В 30-е годы эта тень
стала огромной. В последние годы жизни - гигантской и зловещей.
  Кто мог даже предположить до 1917 года, что незаметный подпольщик после
1922 года станет стремительно подниматься на вершину власти? Сталин как бы
раздвинул плотные шеренги ленинской когорты и быстро выдвинулся из ее
глубоких рядов в головную группу. А затем - стал впереди нее. И уж тем
более никто не мог и подумать, что после смерти Ленина эта группа, это
ядро известных большевиков начнет быстро таять и уменьшаться. Чем выше
поднимался Сталин, тем меньше подле него оставалось людей, которые вместе
с Лениным зажгли факел революции.
  До ее начала этот человек был, пожалуй, больше известен различным
отделениям департамента полиции. При каждом новом контакте жандармского
управления с Джугашвили там его аккуратно фотографировали анфас и в
профиль. Так, на бланке Бакинского губернского жандармского управления в
этих двух позах запечатлен тщедушный небритый молодой человек, который
через два десятилетия станет генеральным секретарем ленинской партии.
  Жандармы не отличались умением охранять заключенных, зато описание
"государственных преступников" делали дотошно. Под фотографиями, в тексте,
сообщается, что Джугашвили "худ", волосы у него "черные и густые", "бороды
нет и усы тонкие", лицо "рябое, с оспинными знаками", форма головы
"овальная", лоб "прямой и невысокий", брови "дугообразные", глаза "впалые
карие с желтизной", нос "прямой", рост "средний 2 арш. 4,5 верш.",
телосложения "посредственного", подбородок "острый", голос "тихий", "на
левом ухе родинка", руки - "одна из них, левая, сухая", на левой ноге "2-й
и 3-й пальцы сросшиеся" и еще десятка два других примет. Когда
Джугашвили-Сталин станет могущественным человеком, его блюстители
государственной безопасности не станут заниматься такими пустяками. Ведь
ни одному из политических заключенных в его эпоху не удастся совершить,
как ему, пять побегов. Для определения в будущем судеб многих, многих
тысяч его, Сталина, потенциальных противников не будет иметь никакого
значения, на каком ухе родинка и сколько аршин и вершков рост "врага
народа". И критерии, и масштабы будут другими.
  Думаю, что читателя интересуют не физические и внешние данные будущего
"вождя", которые можно рассмотреть анфас и в профиль, а те политические и
нравственные параметры, с которыми он пришел к 1917 году. Скажу сразу,
Сталин не был "злодеем" с детства, как порой теперь кое-кто считает. Но о
его детстве нужно вспомнить, чтобы лучше понять характер зрелого Сталина.
  О детских годах Джугашвили немногое известно. Сам Сталин не любил
вспоминать об этом времени. Детство было беспросветно безрадостным.
Екатерина и Виссарион Джугашвили, бедные крестьяне, а затем горийские
плебеи, жили в страшной нужде. Из троих сыновей Михаил и Георгий, не
прожив и года, скончались, остался лишь Coco (Иосиф). Но и он, заболев в
возрасте пяти лет черной оспой, едва выжил, дав основания жандармам в
графе "особые приметы" регулярно писать: "лицо рябое, с оспинными
знаками". Как писал И. Иремашвили, грузинский меньшевик, знавший семью
Джугашвили, отец Сталина, сапожник-кустарь, сильно пил. Матери и Coco
часто выпадали жестокие побои. Пьяный отец, прежде чем уснуть, норовил
дать затрещину своенравному мальчишке, явно не любившему отца. Уже тогда
Coco научился хитрить, избегая встреч с пьяным родителем. Несправедливые
побои ожесточили мальчика. Мать же целиком посвятила себя сыну. Именно по
ее настоянию и ценой огромных усилий Coco устроили в духовное училище, а
затем и в семинарию. Семейный разлад продолжался. Вскоре произошел
окончательный разрыв матери с отцом, который перебрался в Тифлис, где в
безвестности умер в ночлежке и был похоронен за казенный счет.
  После того как И. Джугашвили стал на тропу профессионального
революционера, он навсегда покинул родительский дом. Как удалось
установить, с 1903 года он всего четыре-пять раз видел мать. Екатерина
Георгиевна первый раз побывала у сына в Москве как раз в год, когда Сталин
стал генсеком. Последний раз Сталин видел мать в 1935 году. Думал ли сын о
том, что неукротимое желание неграмотной женщины "вытолкнуть" его из нужды
наверх дало ему тот первый шанс, который он использовал? Через два года
после этой встречи, дожив до июля трагического тридцать седьмого года,
мать Сталина тихо скончалась в глубокой старости.
  В декабре 1931 года немецкий писатель Эмиль Людвиг, беседуя со Сталиным,
спросил собеседника:
  - Что Вас толкнуло на оппозиционность? Быть может, плохое обращение со
стороны родителей?
  - Нет. Мои родители были необразованные люди, но обращались они со мной
совсем неплохо13.
  Все, что нам известно о ранних годах И. Джугашвили, дает основание
предположить, что сказанное "вождем" немецкому писателю о родителях
относилось лишь к его матери. Людвиг, в свое время написавший
очерки-портреты Муссолини, кайзера Вильгельма, Масарика, пытался с помощью
одной часовой беседы проникнуть и во внутренний мир "загадочного
советского диктатора". Едва ли это ему удалось. В частности, о ранних
годах своего становления Сталин не захотел распространяться.
  Рассматривая Сталина через призму нравственного "анфаса и профиля", нельзя
не сказать, что, обучаясь в духовных учебных заведениях, мальчик обнаружил
неплохие способности и феноменальную память. Религиозные тексты
осваивались Coco быстрее других. Книги Ветхого и Нового Завета вначале
пробудили у семинариста неподдельный интерес. Он старался постичь идею
единого Бога как носителя абсолютной благости, абсолютного могущества и
абсолютного знания. Однако длительное изучение теологии как синтеза
догматов и моральных принципов вскоре наскучило Джугашвили. Незаметно для
него самого (а ведь проучился Coco в духовных заведениях в общей сложности
более десяти лет) в сознании способного ученика сформировались важные для
его дальнейшей судьбы особенности мышления и действия. К десяти годам
религиозной учебы следует приплюсовать столько же лет тюрем и ссылок,
выпавших на долю Кобы14. Положение отверженного, преданного обществом
остракизму усиливало у молодого революционера глухую, но устойчивую
ожесточенность и неудовлетворенность судьбой. Причудливый синтез
усвоенных, но отвергнутых религиозных постулатов, роль социального изгоя и
- как результат - смутная тяга к "мятежной" деятельности, несомненно,
оставили свой след в характере молодого Сталина. Первые полтора десятка
лет становления, прошедшие в семинарских кельях и тюремных камерах, не
могли не сказаться в конечном счете на интеллекте, чувствах и воле
профессионального революционера. В мышлении, в частности, это проявилось в
ряде особенностей.
  Одна из них - стремление любое знание систематизировать и
классифицировать, раскладывать на интеллектуальные "полочки". А это
характеризует, если так можно сказать, "катехизисное мышление". Как
правило, такое мышление создает у окружающих впечатление, что это человек
"организованного", последовательного ума. Другая особенность сталинского
мышления связана с отсутствием серьезного критического отношения к
собственным идеям и поступкам. Джугашвили всю жизнь верил в постулаты -
сначала христианские, а затем марксистские. Все, что не вписывалось в
прокрустово ложе усвоенных концепций и схем, Coco считал еретическим, а
затем и оппортунистическим. Но поскольку он сам редко подвергал сомнению
истинность тех или других фундаментальных теоретических положений, в
которые верил, то не считал необходимым критически относиться и к
собственным взглядам и намерениям. Ведь он никогда не отступал, по его
мнению, от классических принципов марксизма. Пожалуй, он отдавал
первенство вере, а не истине, хотя, наверное, не признался бы в этом и
самому себе. Хорошо, когда вера в идеалы и ценности есть. Но хорошо ли,
если она, вера, оттесняет истину на задний план? Религиозная пища и
социальное положение способствовали выработке у Джугашвили скрытого, но
глубокого эгоцентризма как преувеличения роли своего "я" в ткани
окружающего бытия.
  Сталин рано понял, что в жизни ему не на кого надеяться, кроме как на
себя. Товарищи в Баку, Тифлисе не раз говорили Кобе: "У тебя крепкая
воля". Похвала импонировала. Джугашвили решил закрепить эту особенность
своего характера в революционном псевдониме, подобрав себе "железную"
фамилию. С 1912 года свои статьи Джугашвили уже подписывал "Сталин".
Впрочем, не только ему хотелось твердость характера или суждений
зафиксировать в фамилии. Революционер Л. Б. Розенфельд, например, далеко
не обладавший такой волей, как Джугашвили, решил довольствоваться
псевдонимом "Каменев". Но "камень" со временем, как покажет история, не
устоит перед "сталью". Сталин хотел верить: в свою волю, свою
неуязвимость, свое место регионального вожака. Вера - этот цемент
догматизма была у Сталина всегда.
  Религиозное образование способствовало формированию у Джугашвили-Сталина
устойчивого догматического мышления. Хотя будущий "вождь" сам нередко
подвергал догматизм критике, понимая его, однако, вульгарно-упрощенно. Он
был склонен всегда жестко канонизировать те или другие положения
марксистской теории, приходя часто к глубоко ошибочным выводам. Так,
абсолютизация сути и значения классовой борьбы привела его в 30-е годы к
ложной формуле "об обострении классовой борьбы по мере достижения успехов
в социалистическом строительстве". Оппортунизм, фракционность,
инакомыслие, например, для Сталина всегда были синонимами классового
противника. Диктатура пролетариата виделась бывшим семинаристом главным
образом через призму социального насилия вне созидательного начала и т. д.
  Сталин в преддверии революции был в состоянии усвоить основные положения
марксизма, но без ярко выраженной способности их творческого применения.
Влияние религиозного образования (а иного Джугашвили не имел) сказалось,
подчеркну еще раз, прежде всего не на содержании его взглядов, а на
методологии мышления. От пут догматизма, не всегда, правда ярко
выраженных, Сталин не смог освободиться до конца своей жизни.
  У Сталина почти не было близких друзей, особенно таких, к которым бы он
сохранил теплые чувства на всю жизнь. Политические расчеты, эмоциональная
сухость и нравственная глухота не позволяли ему приобрести и сохранить
друзей. Тем удивительнее, что на исходе своей жизни Сталин вспомнил именно
о своих однокашниках по духовному училищу и семинарии. Об этом
свидетельствует, например, такой факт.
  Во время войны Сталин однажды случайно увидел, что в сейфе его помощника
А. Н. Поскребышева находится большая сумма денег.
  - Что это за деньги? - недоуменно и в то же время подозрительно спросил
Сталин, глядя не на пачки купюр, а на своего помощника.
  - Это Ваши депутатские деньги. Они накопились за много лет. Я беру отсюда
лишь для того, чтобы заплатить за Вас партийные взносы, - ответил
Поскребышев.
  Сталин промолчал, но через несколько дней распорядился выслать Петру
Копанадзе, Григорию Глурджидзе, Михаилу Дзерадзе довольно большие денежные
переводы. Сталин на листке бумаги собственноручно написал:
  " 1) Моему другу Пете - 40 000,
2) 30 000 рублей Грише,
3) 30 000 рублей Дзерадзе.
  9 мая 1944 г. Coco".
  В этот же день набросал еще одну коротенькую записку на грузинском языке:
  "Гриша!
  Прими от меня небольшой подарок.
  9.05.44. Твой Coco"15.
  В личном архиве Сталина сохранилось несколько аналогичных записок. На
седьмом десятке лет, в разгар войны, Сталин неожиданно проявил
филантропические наклонности. Но характерно, что вспомнил он друзей из
далекой молодости: по учебе в духовном училище и семинарии. Это тем более
удивительно, что Сталин никогда не отличался склонностью к
сентиментальности, душевности, нравственной доброте. Правда, мне известен
еще один филантропический поступок, который совершил Сталин уже после
войны. "Вождь" направил письмо такого содержания в поселок Пчелка
Парбигского района Томской области.
  "Тов. Соломин В.Г.
  Получил Ваше письмо от 16 января 1947 г., посланное через академика
Цицина. Я еще не забыл Вас и друзей из Туруханска и, должно быть, не
забуду. Посылаю Вам из моего депутатского жалованья шесть тысяч рублей.
Эта сумма не так велика, но все же Вам пригодится.
  Желаю Вам здоровья.
  И.Сталин"16.
  В местах своей последней ссылки, как рассказывал мне старый большевик И.Д.
Перфильев, сосланный в эти края уже в советское время, у Сталина была
связь с местной жительницей, от которой появился ребенок. Сам "вождь",
разумеется, никогда и нигде не упоминал об этом факте. Мне не удалось
установить: проявлял ли Сталин заботу об этой женщине, чей путь пересекся
с этапной дорогой ссыльного революционера, или дело ограничилось
признанием, что, "должно быть", друзей из Туруханска "он не забудет".
  Сухость, холодность, расчетливость и осторожность Сталина, возможно,
усугубились тяготами жизни профессионального революционера, вынужденного с
1901 по 1917 год находиться на нелегальном положении, часто попадать в
тюрьмы и ссылки. Все, знавшие тогда Сталина, отмечали его редкую
способность к самообладанию, выдержке и невозмутимости. Он мог спать среди
шума, хладнокровно воспринять приговор, стойко переносить жандармские
порядки на этапе. Пожалуй, единственный раз его видели потрясенным, когда
скончалась от брюшного тифа его молодая жена, оставившая мужу-скитальцу
двухмесячного сына Якова. Мальчика вскормила сердобольная женщина по
фамилии Монаселидзе, а Сталин стал еще более черствым.
  Находясь с начала 1914 года в своей последней перед революцией ссылке в
Туруханском крае вместе с Я.М. Свердловым и другими революционерами,
Сталин показал себя нелюдимым и мрачным человеком. В ряде писем из ссылки
Свердлов называет Сталина "большим индивидуалистом в обыденной жизни"17.
Прибыв в ссылку уже членом ЦК партии (там были в то время еще три члена
Центрального Комитета - Я.М. Свердлов, С.С. Спандарян и Ф.И. Голощекин),
Сталин держал себя замкнуто, сдержанно. Его как будто интересовали лишь
охота и рыбалка, к которым он пристрастился. Правда, одно время Сталин
хотел заняться изучением эсперанто (один из ссыльных привез учебник), но
быстро остыл к этой затее. Его отшельничество нарушали лишь эпизодические
поездки к Сурену Спандаряну, жившему в селе Монастырском. На собраниях,
которые устраивали ссыльные, Сталин обычно отмалчивался, отделываясь лишь
репликами. Складывалось впечатление, что Сталин просто чего-то ждал или
уже устал от побегов. Во всяком случае, его общественная пассивность
последние два-три года перед революцией поразительна.
  Казалось, окрыленный написанием удачной работы "Марксизм и национальный
вопрос", завершенной им в январские дни 1913 года в Вене, Сталин свое
столь долгое пребывание в ссылке, где он не был обременен какими-либо
обязанностями, использует для литературного труда. Ему, видимо, была
известна высокая оценка В.И. Лениным его статьи по национальному
вопросу18. Однако она не вдохновила Сталина на дальнейшее углубленное
изучение проблемы. Творческое и общественное бесплодие этих лет,
продолжавшееся довольно долгое время, свидетельствует о духовной депрессии
ссыльного. За четыре года, при наличии библиотеки, уймы свободного времени
Сталин даже не попытался создать что-либо серьезное. Кстати, дважды до
этого высылаемый в Сольвычегодск в 1908 и 1910 годах, Джугашвили вел себя
так же. Похоже, что не только полная, но и частичная изоляция от
революционных центров повергала Сталина (если он не бежал) в состояние
пассивного выжидания. Когда он станет могущественным, то это умение
выжидать будет уже не пассивным, а тонко рассчитанным.
  Обычно ссыльные и арестованные революционеры, как свидетельствуют их
воспоминания, очень много читали. Для них тюрьма была своеобразным
университетом. Как вспоминал Г.К. Орджоникидзе, в Шлиссельбургской
крепости он прочел Адама Смита, Рикардо, Плеханова, Богданова, Джемса,
Тейлора, Беккера, Ключевского, Костомарова, Достоевского, Ибсена,
Бунина...19 Сталин немало читал и всегда удивлялся, как беззубо царский
режим борется со своими "могильщиками" - можно было не работать, сколько
угодно читать и даже бежать. Для побега из ссылки в основном нужно было
лишь желание. Может быть, уже тогда он пришел к выводу, который оглашал
впоследствии не раз, что твердая власть должна иметь сильные карательные
органы. Став "вождем" и устроив кровавую чистку в государстве, Сталин
согласился с предложением Ежова об изменении режима содержания
политических заключенных. Именно по его настоянию на февральско-мартовском
Пленуме ЦК 1937 года в резолюции по докладу Ежова был внесен специальный
пункт о том, что "тюремный режим для врагов Советской власти (троцкистов,
зиновьевцев, эсеров и др.) - нетерпим. Он больше походит на принудительные
дома отдыха, ч