м советских людей. Вспомните ленинский
призыв: "Социалистическое Отечество в опасности!" Внушайте, что фашистских
мерзавцев можно и нужно разгромить! - И, не дожидаясь ответа, положил
трубку.
  Да, нужно морально поощрять людей. Каждый день донесения, печать говорят о
том, что тысячи солдат, командиров, политработников, жертвуя жизнью,
бьются за каждый рубеж...
  Кроме чисто военных дел Сталину ежедневно по нескольку часов приходилось
заниматься и хозяйственными, и организационными вопросами. Вот на днях они
с Маленковым и Жуковым рассмотрели вопрос, поставленный Ленинградской
партийной организацией, о создании ополченческих дивизий. Сталин еще не
мог знать, что этот почин выльется в мощное движение и к концу года будет
создано около 60 дивизий народного ополчения, 200 отдельных полков,
сыгравших заметную роль в обороне Отечества.
  4 июля Вознесенский и Микоян доложили проект решения ГКО "О выработке
военно-хозяйственного плана обеспечения обороны страны". Сталин подписал
проект почти без рассмотрения: в приемной толпились военные. А он уже ждал
с фронтов все худших и худших вестей. Вознесенский, торопясь, успел
доложить Сталину, что 30 июня СНК СССР утвердил общий мобилизационный
народнохозяйственный план, предусматривавший в кратчайшие сроки
перестроить экономику на военный лад. Перед Вознесенским у Сталина был
Шверник, председатель Совета по эвакуации, докладывавший, как идет
выполнение постановления ЦК ВКП(б) и СНК "О порядке вывоза и размещения
контингентов и ценного имущества". По плану в первую очередь
эвакуировались на восток лишь предприятия, расположенные вблизи границы.
Но уже через несколько дней военные неудачи заставили коренным образом
пересмотреть расчеты. Никто еще тогда не знал, что за предельно короткие
сроки (к январю 1942 г.) будет перевезено и вскоре введено в строй 1523
промышленных предприятия, в том числе 1360 оборонных. Переоценить этот
факт невозможно. Только неимоверными, фантастическими по самоотверженности
усилиями советских людей целая индустриальная держава переместилась за
тысячи километров на восток и быстро начала восстанавливать утраченный
военный арсенал. Достаточно сказать, что, несмотря на великое переселение,
часто под бомбежками, в 1941 году оборонная промышленность выпустила 12
тысяч боевых самолетов, 6,5 тысячи танков, около 16 тысяч орудий и
минометов.
  ...Приняв на полтора часа военных, Сталин вновь вернулся к партийным и
государственным делам, подписав предложение Маленкова о назначении на 1170
крупных военных заводов и предприятий тяжелой промышленности парторгов ЦК.
Сталин написал записку Маленкову:
  "Советую подумать о создании этою института и в политотделах МТС" и
совхозов".
  Сегодня мы знаем, что в ноябри 1941 года было принято решение о создании
нескольких тысяч политотделов в МТС и совхозах. На сельское хозяйство, в
результате потери огромных территорий и ухода рабочей силы на фронт, легла
тяжелейшая задача обеспечить армию и страну продовольствием...
  Так складывался почти каждый день у человека, занимавшего все мыслимые
высшие должности. Война еще больше утвердила его в положении абсолютного
диктатора.
  Вот что рассказывал мне И.В. Ковалев, бывший нарком путей сообщения:
"Помню, пригласили меня, тогда начальника Управления военных сообщений, на
совещание в Кремль. Смотрю: железнодорожники, военные, работники ЦК. Здесь
же Каганович, Берия, который курировал одно время транспорт. Зашел Сталин.
Все поднялись. Он без предисловий: ГКО принято решение создать
Транспортный комитет. Предлагаю избрать председателем комитета товарища
Сталина... Так сам и сказал. Помню одну фразу с того далекого совещания:
"Транспорт - это вопрос жизни. Дела фронта в руках транспорта. Запомните:
за неисполнение директив ГКО - военный трибунал". Так негромко, с акцентом
сказал, но мурашки по спине побежали..."
Иван Владимирович продолжал: "За войну мне пришлось десятки, а то и сотни
раз докладывать Верховному о подаче эшелонов к какому-то району фронта.
Бывало, об отдельных эшелонах (с особо важным грузом) докладывал Сталину
по его указанию через каждые два часа. Был случай, когда я "потерял" один
эшелон. Сказал, что на такой-то станции... А его там не оказалось...
Сталин едва сдерживал гнев:
  - Не найдешь, генерал, пойдешь на фронт рядовым... (К слову сказать,
угроза не для красного словца. Работая в архиве, я однажды столкнулся с
фактом, когда Н.А. Москвин, генерал-майор, был разжалован приказом Сталина
в рядовые и направлен на фронт729. Но это - отступление.)
А Поскребышев мне, бледному как мел, добавил:
  - Смотри, нарвешься. "Хозяин" на пределе...
  Когда я приходил докладывать Сталину, - вспоминал Ковалев, - у него, как
правило, были Молотов, Берия, Маленков. Я еще про себя думал: мешают
только. Вопросов никогда не задают. Сидят и слушают. Что-то записывают. А
Сталин распоряжается, звонит, подписывает бумаги, вызывает Поскребышева,
дает ему поручения... А они сидят. Сидят и смотрят то на Сталина, то на
вошедшего... И так я эту картину заставал десятки раз... Видимо, Сталину
нужно было это присутствие. То ли для выполнения возникающих поручений. То
ли для истории... Кагановича там обычно не было: этот работал по 18 часов
в сутки. Ругань, шум, угрозы. Каганович ни себя не жалел, ни других. Но у
Сталина сидящим, как тех троих, я его не видел. Когда Сталин говорил по
телефону, я заметил, что он всегда произносил лишь несколько фраз и клал
трубку. Сам говорил коротко и требовал коротких докладов. Ему нельзя было
докладывать что-то приблизительное; сразу зловеще понижал голос: "Не
знаешь? А чем ты занимаешься?"
Много, очень много раз был я у Сталина, - завершил свой рассказ Иван
Владимирович, - но ни разу не приходил к нему спокойным. Всегда ждешь
вопроса, на который не знаешь, как ответить. Был страшно сух. Вместо
"здравствуйте" едва кивнет головой. Доложишь, нет вопросов, и скорее уходи
с облегчением. Быстрее! Поскребышев так и наставлял. Я заметил, что своей
властью, памятью, умом Сталин всех как-то подавлял, принижал... Человек,
приходящий к нему, чувствовал себя еще более незначительным, чем он есть
на самом деле..."
Думаю, что наблюдения Ковалева интересны и позволяют глубже понять
интеллект, чувства, волю Сталина. Анализ документов, разного рода
совещаний, проходивших у Сталина, показывает, что и в войну очень немногие
отваживались спорить с ним, отстаивать свою точку зрения. Он действительно
подавлял всех своей властью. Повторю, к счастью, во время воины около
Сталина находились выдающиеся военачальники, которые умели, были способны
сделать такие предложения и так подать, что он их, как правило, принимал и
одобрял.
  Если взять любой день по часам работы Верховного в первые полгода войны,
то за столом, в кабинете он проводил, как я уже упоминал, по 16 - 18
часов. Но справедливости ради скажу, что так тогда работали почти все.
Львиная доля времени посвящалась вопросам военным. Поскребышев, однако,
находил "окна", чтобы Сталин принимал не только отдельных членов
Политбюро, курировавших конкретные участки государственной деятельности,
но и наркомов, конструкторов, даже директоров крупных заводов. В роли
Верховного Сталин нашел себя далеко не сразу. Первые месяцы войны он
нередко сбивался на самую настоящую мелочовку: занимался распределением
мин и винтовок, давал указания направить гражданское население на рытье
противотанковых рвов, просматривал проекты сообщений Информбюро. Например,
один из документов Ставки, адресованный ВВС, поступил в шифровальный отдел
и пролежал там 8 часов 15 минут. Сталин, узнав об этом, приказал срочно
подготовить приказ наркома обороны, в котором полковнику И.Ф. Иванову и
старшему лейтенанту Б.С. Краснову объявлялись взыскания, и они изгонялись
из Генштаба. Сталин, подписав приказ, наложил еще и резолюцию:
  "тт. Василевскому и Жигареву
Прошу начальника оперативного управления Генштаба и командующего ВВС
навести порядок - каждого на своем месте - в шифровальном деле.
 
25.08.41г. И.Ст.730"
И это в то время, когда на фронтах в дни страшного жаркого августа
решались неизмеримо более важные вопросы! Просто привычка, выработавшаяся
годами, держала Сталина: вершить, решать все самому. Решать за всех.
Вскоре сама фронтовая действительность внесет коррективы в порядок, стиль,
методы работы Верховного.
  Втягиваясь в жестокий ритм войны, но действуя больше лишь как лицо,
одобряющее или не одобряющее предложения Генштаба, Сталин все время
пытался найти какие-то дополнительные рычаги влияния на обстановку. Вот он
подписал директиву об активизации борьбы авиации с танками. После докладов
о том, что нечем вооружать пополнение, Сталин настоял, чтобы в войска
направили специальную директиву Ставки по этому вопросу:
  "Разъяснить всему командному, политическому и рядовому составу действующих
войск, что потеря оружия на поле боя является тягчайшим нарушением военной
присяги и виновные должны привлекаться к ответственности по законам
военного времени. Усилить штатные команды по сбору оружия дополнительным
количеством личною состава и возложить на них ответственность по сбору
всего оружия, оставленного на поле боя..."731
Следует сказать и о том, что в первые месяцы войны многие предложения
Сталина были в значительной мере навеяны воспоминаниями о гражданской
войне. Например, в сентябре 1941 года после разговора по "Бодо" с Буденным
Сталин как-то неожиданно проявил повышенный интерес к кавалерии. В это
время в Генштабе готовился документ Ставки об уроках первых двух месяцев
войны, который предполагалось разослать командующим фронтами и армиями.
Документ был почти готов. Сталин его прочел, в основном согласился, но
приказал включить еще один пункт:
  "Четвертое. Нашей армией несколько недооценивается значение кавалерии. При
нынешнем положении на фронтах, когда тыл противника растянулся на
несколько сот километров в лесных местностях и совершенно не обеспечен от
(так в тексте. - Прим. Д. В.) крупных диверсионных действий с нашей
стороны, рейды красных кавалеристов по растянувшимся тылам противника
могли бы сыграть решающую роль в деле дезорганизации управления и
снабжения немецких войск. Если бы наши кавалерийские части, болтающиеся
теперь на фронте и перед фронтом, были брошены по тылам противника, он был
бы поставлен в критическое положение, а наши войска получили бы громадное
облегчение. Ставка считает, что для таких рейдов по тылам противника
достаточно было бы иметь несколько десятков легких кавдивизий
истребительного типа в три тысячи человек каждая с легким обозом, без
перегрузки тылами..."732
Идея как будто не лишенная смысла, хотя по сути своей это попытка
вернуться к опыту не только гражданской воины, но и далекой Отечественной
войны 1812 года. Сталин, знавший военную науку на уровне обыденного
сознания, просто здравого смысла, искал выход из критического состояния, в
которое поставили страну его просчеты и коварство Гитлера. В классической
борьбе подобное критическое состояние возникает, когда борец ставит своего
соперника в положение моста, стремясь прижать его лопатками к ковру. Если
это удается, засчитывается чистая победа. Июнь, июль, август, сентябрь,
октябрь, ноябрь 1941 года Сталин держал "мост". Не он, конечно, страна,
народ, армия. Но и он, привычно олицетворяя их, был поставлен Гитлером в
такое, абсолютно непривычное для него положение. Судьба страны висела на
волоске. Положение было столь отчаянным, что Сталин видел панацею в любом
возможном средстве, заставляя готовить разного рода директивы, подобные
только что процитированной инструкции о создании и использовании легких
кавалерийских дивизий.
  Вспомнив вновь о Павлове, Сталин опять ощутил пароксизм злобы: как мог
комфронта за одну неделю все потерять? Ведь когда он его принимал здесь, в
своем кабинете, перед назначением на должность командующего Западным
особым военным округом, то Павлов произвел на него неплохое впечатление.
Четкий доклад, зрелые суждения, уверенность... Правда, опыта у него было
мало: такой взлет после Испании... Как он мог выпустить рычаги управления
войсками? Что делал ею штаб? Почему не обеспечил боеготовность войск?
Сталин уже не хотел вспоминать, что в середине июня он и Тимошенко
получили от Павлова две или три шифровки с настоятельной просьбой о выводе
войск округа на полевые позиции. Командующий ЗапОВО добивался разрешения
на частичное отмобилизование, доказывал необходимость усиления войск
округа радиосредствами и новыми танками... Но мысль Сталина вновь и вновь
возвращалась к одному и тому же вопросу: как мог Павлов так бездарно все
потерять? От этого внутри у Сталина все клокотало. Он подошел к столу и
нажал кнопку вызова. Тут же бесшумно появился Поскребышев с блокнотом в
руке.
  - Кто, кроме Павлова, отдан под военный трибунал? Когда суд? Где проект
приговора? - Не дожидаясь ответа, добавил: - Вызовите ко мне Ульриха.
  Поскребышев так же бесшумно вышел из кабинета "Хозяина". Сталин продолжал
расхаживать вдоль длинного стола. Поворачиваясь, он обвел взглядом
портреты, висевшие на стенах: Маркс, Энгельс, Ленин. Маркса он читал мало;
"Капитал" так никогда осилить не смог, но с рядом его работ был знаком.
Наиболее ценной среди Марксовых работ, по его мнению, была "Классовая
борьба во Франции с 1848 по 1850 год". Здесь Маркс впервые употребил
понятие "диктатура пролетариата", главное, по мысли Сталина, звено в
учении об обществе. Энгельса он ценил невысоко. Во время своего посещения
Комакадемии в 1930 году даже призывал критиковать "ошибочные" положения
великого соратника Маркса. Правда, Энгельс неплохо, как думал Сталин,
написал о военной истории России, хорошо отзывался о полководческом гении
Суворова, ниже ставил Кутузова, отметил решающий вклад русских войск в
освобождение порабощенной Наполеоном Европы, героизм защитников
Севастополя в Крымской войне 1853-1856 годов. Но это частности, среди
которых немало и ошибочного.
  А Ленин... Когда Сталин обращался к его работам, то всегда чувствовал свою
обыкновенность, даже заурядность. "Защита" Ленина помогла ему стать
единоличным вождем. Все эти недоноски, которых он уничтожил, так и не
поняли, в чем заключалась его главная сила: в монополии на трактовку
Ленина. Тем более, что способности "железной рукой" прихлопнуть врагов,
Сталин в немалой степени научился у Ленина. Он вспомнил и мысленно выругал
себя за минутную слабость: когда 29 июня он с Молотовым, Ворошиловым,
Ждановым и Берией выходил, вконец расстроенный, из здания Наркомата
обороны, то в сердцах громко бросил:
  - Ленин создал наше государство, а мы все его прос..ли!
  Молотов удивленно взглянул на Сталина, но ничего не сказал. Промолчали и
другие. Не надо было ему говорить эти слова: могут запомнить и принять за
панические... Ведь все оброненное великими людьми не предается забвению.
Особенно их слабости.
  Погружение Сталина в дальнее и ближнее прошлое прервал Поскребышев. Он
неслышно прошел к столу и положил тоненькую папочку. Верховный быстро
просмотрел принесенные бумаги. Сверху лежал
"Приговор (проект)
Именем Союза Советских Социалистических Республик
военная коллегия Верховного суда СССР в составе
Председательствующего армвоенюриста В.В. Ульриха,
членов: диввоенюристов А.М. Орлова и Д.Я. Кандыбина,
при секретаре - военном юристе А.С. Мазуре
В закрытом судебном заседании в городе Москве .......го июля 1941 года
рассмотрела дело по обвинению
1. Павлова Дмитрия Григорьевича, 1897 года рождения, быв. командующего
Западным фронтом, генерала армии;
2. Климовских Владимира Ефимовича, 1895 года рождения, быв. начальника
штаба Западного фронта, генерал-майора - обоих в преступлениях,
предусмотренных ст.ст. 63-2 и 76 УК БССР;
3. Григорьева Андрея Терентьевича, 1889 года рождения, быв. начальника
связи Западного фронта, генерал-майора;
4. Коробкова Александра Андреевича, 1897 года рождения быв. командующею
4-й армией, генерал-майора - обоих в преступлениях, предусмотренных ст.
180 п. "б" УК БССР... ".
  Далее утверждалось, что предварительным судебным следствием установлено,
что "подсудимые Павлов и Климовских, являясь участниками антисоветского
военного заговора и используя свое служебное положение, будучи: первый -
командующий войсками Западного фронта, а второй - начальник штаба того же
фронта, проводили вражескую работу, выразившуюся в том, что в
заговорщицких целях не готовили к военным действиям вверенный им командный
состав, ослабили мобилизационную готовность войск округа, развалили
управление войсками и сдали оружие противнику без боя, чем нанесли большой
ущерб боевой мощи Рабоче-Крестьянской Красной Армии... ".
  Далее все шло в том же духе; Сталин не стал читать эти страницы и
остановился лишь на последней:
  "Таким образом, установлена виновность Павлова и Климовских в совершении
ими преступлений, предусмотренных ст.ст. 63-2 и 76 УК БССР, и Григорьева и
Коробкова в совершении ими преступлений, предусмотренных ст. 180 п. "б" УК
БССР. Исходя из изложенного и руководствуясь ст.ст. 319 и 320 УПК РСФСР,
военная коллегия Верхсуда СССР
приговорила:
  1. Павлова Дмитрия Григорьевича
2. Климовских Владимира Ефимовича
3. Григорьева Андрея Терентьевича
4. Коробкова Александра Андреевича -
лишить военных званий: Павлова - "генерал армии", а остальных троих
военного звания "генерал-майор" и подвергнуть всех четверых высшей мере
наказания - расстрелу, с конфискацией всего лично им принадлежащего
имущества... Приговор окончательный и обжалованию не подлежит"733.
  Ознакомившись с проектом приговора, Сталин сказал стоявшему рядом с
письменным столом Поскребышеву:
  - Приговор утверждаю, а всякую чепуху вроде "заговорщицкой деятельности"
Ульрих чтобы выбросил... Пусть не тянут. Никакого обжалования. А затем
приказом сообщить фронтам, пусть знают, что пораженцев карать будем
беспощадно...
  Все было решено. До суда. 22 июля, когда состоялся "суд", нужно было лишь
соблюсти формальность. Подсудимые просили направить их на фронт в любом
качестве: они докажут своей кровью преданность Родине и воинскому долгу.
Просьба поверить: все случившееся - результат крайне неблагоприятно
сложившихся обстоятельств. Вины своей не отрицают. Искупят ее в бою...
Ульрих, зевая, торопил:
  - Короче...
  Этой же ночью их расстреляли. Сталина эти люди больше никогда не
интересовали. Но он не мог знать, что 5 ноября 1956 года Генеральный штаб,
проведя тщательное аналитическое расследование обоснованности обвинений,
предъявленных Павлову, Климовских, Григорьеву и Коробкову, вынесет свое
компетентное суждение:
  "Имеющиеся документы и сообщения ряда генералов, служивших в Западном
особом военном округе, не отрицая ряда крупных недочетов в подготовке
округа к войне, опровергают утверждение обвинительного заключения о том,
что генералы Павлов Д.Г., Климовских В.Е., Григорьев А.Т., Коробков А.А. и
Клич Н.А. виновны в проявлении трусости, бездействия,
нераспорядительности, в сознательном развале управления войсками и сдаче
оружия противнику без боя"734.
  Жестокое время, жестокие люди... Сталин хорошо знал Павлова, беседовал при
назначении и с генералами Климовских и Коробковым. Оба произвели на него
тоже благоприятное впечатление. Вероятно, они допустили до войны и в ее
начале немало промахов. Назначенные на высокие должности через ряд
промежуточных ступеней в результате острого кадрового дефицита, эти
преданные стране люди, подлинные патриоты, в силу недостаточной подготовки
не смогли в решающие минуты правильно организовать боевые действия с
превосходящими силами противника. Но разве мало было таких? Командующие
фронтами Кузнецов, Павлов, Кирпонос совершили после 1937 года
стремительное восхождение. Их патриотизм, храбрость, мужество не были
должным образом подкреплены опытом и полководческой мудростью. Это
приходит с годами. Но Сталин, истребив целые слои командного состава,
поставил в исключительно сложное положение и тех, кого выдвинул на их
место.
  Сталин, более всех повинный в катастрофи