кой области (Киргизская ССР)
поступили данные о том, что в г. Фрунзе действует группа спекулянтов
опиумом в составе Нигматжанова, Хабибулина, Хисмутдинова, Гайнуллиной
(инициалов в документе нет. - Прим. Д.В.). Изъято 17 килограммов опиума...
"1007
Считалось, например, что бесспорным достижением государства является
система подготовки рабочих кадров. Конечно, было немало сделано в этой
области. А вместе с тем:
  "... В 1946 году органами МВД задержано 10 563 ученика, бежавших из школ
ФЗО, ремесленных и железнодорожных училищ... Много преступлений на этой
почве: воровство, бандитизм. Бытовые условия в училищах
неудовлетворительные: антисанитария, холодно, часто нет света...
  С. Круглов"1008.
  Казарменные порядки, насилие, административные методы были не в состоянии
не только устранить, но и снизить преступность. Едва ли Сталин был
согласен с тем, что уважение закона, высокая культура отношений и
демократичность социальной среды способны успешно противостоять
криминальным аномалиям.
  Противоречия, рожденные единовластием, - абсолютная диктатура одного и
несвобода миллионов, утверждение тотальной бюрократии и жизненная
необходимость социальной активности, насаждение единомыслия и естественная
потребность в творчестве масс - углубляли генезис грядущих кризисов.
Сталин этого или не хотел, или не мог понять. "Букет" этих противоречий
как бы обрамлял нимб триумфатора. Он все более настойчиво нажимал на
рычаги идеологические вместо экономических, не видя медленного, но
неуклонного угасания революционного энтузиазма. Сталин по-прежнему делал
ставку на социалистическое соревнование, сковав тем самым творческую
активность масс; все чаще обращался к испытанным методам - угрозам,
административным, директивным мерам. Совсем не случайно апогей культа
Сталина, пришедшийся на празднование его 70-летия, совпал с так называемым
"ленинградским делом". Сталинские "триумфы", все до единого, связаны с
насилием. Это закономерность диктаторского единовластия в тоталитарной
Системе. Даже в условиях реализации крупных социально-экономических
программ ему нужны были внутренние "гражданские войны", хотя бы
регионального масштаба. После победы над фашизмом эпицентр этой
"внутренней войны" Сталин перенес в Ленинград.
  Сегодня мы знаем, что разгромное постановление 1946 года о ленинградских
журналах "Звезда" и "Ленинград" было принято по инициативе "вождя". Вслед
за этим постановлением были преданы остракизму кинофильм режиссера Л.
Лукова и сценариста П. Нилина "Большая жизнь", опера В. Мурадели "Великая
дружба", был нанесен удар по репертуарной политике театров. Сталин
почувствовал, что в области литературы и искусства появились, хотя и не
явно выраженные, попытки выйти за рамки установленных партией, а значит
им, параметров. "Вождь" видел в этом угрозу единомыслию, а стало быть,
пусть в перспективе, и единовластию. Его духовный мир, опирающийся на
систему незыблемых постулатов, не мог мириться с таким вольнодумством.
Травля Зощенко и Ахматовой стала сигналом к кампании идеологической
чистки. Ленинград, еще не оправившийся после нечеловеческих испытаний,
выпавших на его долю в годы войны, был поставлен в положение идейного
еретика. И это не случайно. Сталин дал понять: если нет спуску
героическому городу Ленина, то тем более его не дадут никому другому.
  В фонде Жданова есть большое письмо Веры Зощенко Сталину.
  "Уважаемый товарищ Поскребышев!
  Очень прошу Вас передать письмо на рассмотрение тов. Сталина или, если оно
утомит его, вкратце передайте его содержание...
  8.IХ.47 г.
  С сердечным приветом
Вера Зощенко".
  В письме, особенно вначале, есть строки, почти обязательные для того
времени, но которые сегодня горько читать. "...Самой большой радостью в
моей жизни является мысль, что на свете существуете Вы, и самым большим
желанием, чтобы Вы существовали как можно дольше". Далее жена писателя
пишет: "Дорогой Иосиф Виссарионович! Я была буквально потрясена
постановлением ЦК ВКП(б) о журналах "Звезда" и "Ленинград"... Как все это
могло произойти, ведь Зощенко все любили. Признавали (Горький, Тихонов,
Шагинян, А.А. Кузнецов, Майский). Ни о каком бегстве из Ленинграда не
могло быть и речи... Он всю зиму 44 года работал над книгой о
партизанах... Ни о какой клевете и злопыхательстве не может быть и речи в
его книгах..." Мужественная женщина фактически отвергает все наветы и
обвинения в адрес мужа. В порыве откровения, защищая писателя, она говорит
о сокровенном: "...он тяжелый психопат-неврастеник... странные мании. Он
очень боялся сойти с ума, как Гоголь. Стал лечить себя самоанализом и...
вроде вылечил. Его болезнь одарила его талантом сатирика, и в этом его
беда. Но он не может подчиняться чужой воле, не может действовать по
чьей-то указке..."1009
Судя по всему, Сталин прочел письмо, т.к. есть подчеркивания тем же
карандашом, которым он адресовал послание Жданову. "Вождь" не мог не
почувствовать, что не только жена писателя не приняла его оценку
творчества мужа. Удивительно, что Сталин ограничился в отношении Зощенко и
его семьи лишь моральным террором, не прибегнув к большему.
  Нанеся по Ленинграду удар идеологический, через два года Сталин дополнил
его жестоким ударом политическим, карательным, в котором многие не без
оснований усмотрели "репетицию" новых возможных массовых репрессий. В
середине февраля 1949 года "вождь" направил в Ленинград Маленкова,
предварительно проинструктировав его. Формально повод был нарушение норм
внутрипартийной жизни во время партийной конференции Ленинграда.
Выразилось оно в факте, едва ли единичном в то время. Несмотря на то что
областные руководители П.С. Попков, Г.Ф. Бадаев, Я.Ф. Капустин, П.Г.
Лазутин получили во время выборов в обком партии по нескольку голосов
"против", председатель счетной комиссии А.Я. Тихонов, сообщая о
результатах голосования, заявил, что все эти товарищи были избраны
единогласно. Тут же один из членов счетной комиссии написал в ЦК анонимное
письмо. И хотя Сталин сам еще в 1934 году прибег к грубой фальсификации
результатов голосования на XVII съезде, его реакция была жесткой:
  - Накопилось слишком много опасных сигналов о деятельности ленинградского
руководства, чтобы можно было и дальше не реагировать. Поезжайте, товарищ
Маленков, и хорошенько разберитесь во всем. У товарища Берии еще есть
некоторые данные...
  - Хорошо, товарищ Сталин, сегодня же выезжаю ночным поездом.
  А "сигналы" были такие. Мол, обком партии, при поддержке секретаря ЦК А.А.
Кузнецова, не считается с центральными органами партии. Факты? Организация
в январе 1948 года в Ленинграде Всероссийской торговой оптовой ярмарки.
Без специального решения центральных органов. Маленков, как прилежный
выученик Сталина, нанизывал одну за другой "ошибки" ленинградских
руководителей на бичеву обвинений, выступая на объединенном заседании бюро
Ленинградских обкома и горкома партии. Притихший зал подавленно слушал,
как Маленков, распаляясь, выдвигал все новые и новые обвинения. Случай с
ярмаркой он квалифицировал как антипартийную групповщину,
противопоставление Ленинградской парторганизации Центральному Комитету. Но
главное было дальше. Следуя линии, намеченной в Москве, Маленков,
использовав неудачные выражения П.С. Попкова, сформулировал и основное
обвинение - попытку создания компартии России с далеко идущими целями. Все
поняли: выступление Маленкова - предвестие большой беды.
  Сидящие в зале еще не знали, что их бывший секретарь А.А. Кузнецов,
ставший недавно секретарем Центрального Комитета, уже неделю как отстранен
от работы. Естественно, после доклада Маленкова все руководство области и
города было освобождено от своих постов. Но это было только началом. За
каждым из подозреваемых тянулись нити быстро фабрикуемого "дела". Затем
последовали аресты. Сразу же нашлись и "шпионы", вроде Капустина, и
"перерожденцы", типа Попкова, и "вдохновители антипартийного курса", как
Кузнецов.
  В марте 1949 года еще один ленинградец, Н.А. Вознесенский, был выведен из
состава Политбюро. Подлинный полководец экономики в годы Великой
Отечественной войны, академик, человек с прямым, открытым характером, стал
казаться Сталину слишком опасным. Круглов, Абакумов, Гоглидзе, ведомые
Берией, буквально из ничего состряпали громкое "дело". Начались допросы,
цель которых - любой ценой добиться признания в антипартийной,
антигосударственной деятельности. Один из главных исполнителей крупной
провокации против Ленинградской партийной организации, Маленков, довольно
потирал руки: указание Сталина выполнено. Он хорошенько разобрался. Тем
более что он, равно как и его ближайший приятель Берия, откровенно
недолюбливал и Вознесенского, и Кузнецова. В них они видели потенциальных
соперников в борьбе за лидерство в партии (ведь "вождь" быстро старел). В
стране вновь, как и в 1937 году, началась "охота за ведьмами". Не без
основания все вновь со страхом ожидали самого худшего, тем более что
бывшие ленинградцы изымались из различных республик и областей, куда в
разное время были направлены для работы.
  Что руководило Сталиным в организации этой преступной акции? Почему он
затеял ее в канун своего 70-летия? Почему после идеологического удара по
Ленинграду в августе 1946 года через два с лишним года последовал еще
один, более страшный удар - карательный? Все мотивы этого преступления
были известны лишь диктатору. Но я, опираясь на документы, анализ
материалов того времени, сохранившихся в ряде архивов, могу предположить
следующее.
  Сталин никому не прощал независимости и "вольнодумства". И Вознесенский, и
Кузнецов менее других славили его устно и письменно. Их большая, чем у
других, независимость постоянно настораживала Сталина. "Вождь" какое-то
время колебался, не внемля наветам Берии и Маленкова. Известны лестные
эпитеты Сталина в адрес двух ленинградцев, которые, учитывая преклонный
возраст единодержца, могли потенциально рассматриваться и как возможные
преемники первого лица. Вот этого камарилья из сталинского окружения
допустить не могла. В тайных докладах Сталину вновь и вновь указывалось,
что Вознесенский накануне войны фактически не нашел "врагов" в Госплане,
возможно покрывая их. Берия не раз между делом жаловался, что
Вознесенский, курирующий химическую и металлургическую промышленность как
председатель Госплана, явно занижает задания этим отраслям, а лесной, за
которую отвечает Берия, завышает. Сталин пропускал пока все это мимо ушей.
Но как-то его неприятно поразило выступление Вознесенского на Политбюро,
когда тот высказал целый ряд убедительных доводов против дополнительного
обложения новыми налогами колхозников: не понравилось намерение Кузнецова,
ведавшего в ЦК кадрами, взять под более жесткий контроль министерства
внутренних дел и государственной безопасности. Сталину стали известны
также высказывания Кузнецова о том, что расследование "дела Кирова" не
вскрыло подлинных вдохновителей преступления.
  Вождь всегда исходил из того, что даже самые ценные, нужные люди должны
были отвечать главному критерию - полной надежности и преданности лично
ему. В этих строптивых ленинградцах он уже не просто засомневался, он
увидел в них потенциальных оппонентов. Сталин помнил, например, что когда
он познакомился с рукописью Вознесенского, на которой и оставил свою
роспись в знак согласия, то не мог не оценить интеллектуального размаха и
глубины анализа самого молодого члена Политбюро.
  С.И. Семин, работавший начальником управления Госплана при Вознесенском,
отмечал его исключительную энергию и прекрасную подготовку в области
планирования развития народного хозяйства. При всей жесткости директивной
экономики председатель Госплана пытался, где только мог, более широко
вовлечь трудящихся в процесс планирования, контроля, определения
перспектив развития каждого предприятия. Не знал отпусков и выходных дней.
После Бухарина это, пожалуй, был второй и, наверное, пока последний
крупный экономист в нашем высшем руководстве.
  Хотя еще до ареста Сталин получил записку от Вознесенского и некоторых
других ленинградцев, в которой они утверждали свою полную невиновность,
"вождь" почти не колебался. Правда, сначала он хотел отправить
Вознесенского директором Института Маркса-Энгельса-Ленина, но передумал -
пусть вся ленинградская "обойма" полностью выпьет "чашу Иосифа". Суд,
состоявшийся в сентябре 1950 года, действовал в соответствии с его
указаниями. К расстрелу были приговорены Н.А. Вознесенский, А.А. Кузнецов,
П.С. Попков, Я.Ф. Капустин, М.И. Родионов. Несколько позже эта же участь
ждала и многих других ленинградцев - Г.Ф. Бадаева, И.С. Харитонова, П.И.
Кубаткина, П.И. Левина, М.В. Басова, А.Д. Вербицкого, Н.В. Соловьева, А.И.
Бурлина, В.И. Иванова, М.Н. Никитина, В.П. Галкина, М.И. Сафонова, П.А.
Чурсина, А.Т. Бондаренко, всего около двухсот человек1010.
  На суде, проходившем в здании Дома офицеров на Литейном проспекте,
присутствовавшие не услышали покаянных речей Вознесенского и Кузнецова.
Свой шанс совести они реализуют через годы, посмертно. Те, кто был на
процессе, знают, что Алексей Александрович Кузнецов в последнем слове
сказал: "Я был большевиком и останусь им; какой бы приговор мне ни
вынесли, история нас оправдает..."
Верховный суд СССР под председательством А.А. Волина, прекративший в
апреле 1954 года "ленинградское дело", извлек из него обвинение, которое
было предъявлено в сентябре 1950 года. В нем говорилось, что "Кузнецов,
Попков, Вознесенский, Капустин, Лазутин, Родионов, Турко, Закржевская,
Михеев (в документе не проставлены инициалы. - Прим. Д.В.) признаны
виновными в том, что, объединившись в 1938 году в антисоветскую группу,
проводили подрывную деятельность в партии, направленную на отрыв
Ленинградской партийной организации от ЦК ВКП(б) с целью превратить ее в
опору для борьбы с партией и ее ЦК... Для этого пытались возбуждать
недовольство среди коммунистов Ленинградской организации мероприятиями ЦК
ВКП(б), распространяя клеветнические утверждения, высказывали
изменнические замыслы... А также разбазаривали государственные средства.
Как видно из материалов дела, все обвиняемые на предварительном следствии
и на судебном заседании вину свою признали полностью..."1011 Как эти
признания добывались, сообщил 29 января 1954 года Турко, тогда еще
заключенный:
  "... Я никаких преступлений не совершал и виновным себя не считал и не
считаю. Показания я дал в результате систематических избиений, т.к. я
отрицал свою вину. Следователь Путинцев начал меня систематически избивать
на допросах. Он бил меня по голове, по лицу, бил ногами. Однажды он меня
так избил, что пошла кровь из уха. После таких избиений следователь
направлял меня в карцер, угрожал уничтожить мою жену и детей, а меня
осудить на 20 лет лагерей, если я не признаюсь... В результате я подписал
все, что предлагал следователь..."1012
Старые, испытанные методы, освященные волей и мыслью диктатора. В этом
сталинском приступе насилия пали три человека, связанные и родственными
узами: братья Николай Алексеевич Вознесенский, член Политбюро, Александр
Алексеевич Вознесенский - ректор Ленинградского университета и их сестра
Мария Алексеевна Вознесенская - партийный работник. Вырублена целая
поросль замечательных патриотов Отечества. О том, что "дело" было шито
белыми нитками, свидетельствует один факт. М.А. Вознесенской в качестве
главного обвинения вменялось в вину, что она "разделяла в 20-е годы
взгляды "рабочей оппозиции". Кстати, основанием для реабилитации послужили
тоже смехотворные выводы, что "не имеется доказательств в том, что
Вознесенская разделяла взгляды "рабочей оппозиции"..."1013. А если бы
имелись? Такое было тогда правосудие... Сталинское.
  Всех расстреляли в Ленинграде. С.И. Семин утверждает, что, по некоторым
сведениям, Н.А. Вознесенского еще три месяца после приговора продержали в
тюрьме (может быть, "вождь" колебался - всю войну проработали вместе в
ГКО; никто так много не сделал для развития экономики, как его
заместитель). А в декабре, по чьей-то команде, рассказывал мне Сергеи
Ильич, Вознесенского в легкой одежде повезли в грузовой машине в Москву.
Дорогой он то ли замерз, то ли его застрелили...
  После ленинградской расправы волны насилия еще долго смывали людей в
безвестие. Не только тех, кто знал осужденных, но и работников органов.
Правда, иногда Сталин, по ему одному известным причинам, проявлял
"милость". В октябре 1949 года Круглов сообщал Сталину:
  "С 1943 года генерал-лейтенант И.С. Шикторов работал начальником УВД
Ленинградской области; с 1948 года - в Свердловске. После ареста
ленинградского руководства Шикторова вернули в Ленинград. Однако, как нам
доносят, он "не очищает органы МВД области от лиц, не внушающих доверия".
Шикторов продолжительное время работал при старом вражеском руководстве
Ленинградской области"1014. Предлагалось отстранить Шикторова и заменить
его Т.Ф. Филипповым.
  Сталин отстранить соглашается, но повелевает найти Шикторову другую
работу. Случай крайне редкий. Обычно любые доклады-предложения подобного
рода кончались однозначно трагически.
  "Вождь" не мог допустить, чтобы его жертвенник был пуст. Сталин привык к
насилию. Его поощряли безропотность обреченных, смиренность партии и
народа. Он как-то прикинул: даже в пик чисток (в конце 30-х гг.) они прямо
коснулись лишь 3 - 4% населения. Это же сущий пустяк! Но зато какой
послушной и управляемой становится масса, очищенная от скверны! Не все
тогда видели, что растущая слава "вождя" сопровождалась спазмами,
конвульсиями нового насилия. Этот пароксизм насилия труднообъясним. Страна
быстро залечивала раны. Внутреннее положение отмечалось стабильностью.
Никаких оппозиционных выступлений не было. Сплочение народа вокруг
политического руководства, которое олицетворял Сталин, было реальным.
Межнациональные отношения характеризовались внешней прочностью.
Идеологическое влияние партии было безраздельным. И тем не менее в этих
условиях Сталин, находясь в апогее своей славы, по-прежнему прибегал к
насилию. Его пароксизмы временами захватывали то какой-либо регион, то ту
или иную социальную группу или ведомство. Сталин, пробыв четверть века на
вершине власти с помощью насилия, уже не мог обходиться без него. Именно
этим объясняется его особое внимание к органам государственной
безопасности и внутренних дел.
  Берия, Круглов, Серов, Абакумов, другие "деятели" этих ведомств регулярно
докладывали ему о положении дел в ГУЛАГе, являвшемся одним из важных
резервуаров бесплатной рабочей силы. Однажды Маленков, зайдя к Сталину с
очередным докладом, вынудил "вождя" совершить "гуманный акт". Он положил
перед генералиссимусом справку, составленную начальником ГУЛАГа МВД СССР
Добрыниным. Из нее вытекало, что в год 70-летия "вождя" в лагерях и
колониях находится 503 375 женщин.
  - Надо рассмотреть вопрос об освобождении тех, с кем находятся дети до
семи лет...
  Сталин долго всматривался в графы справки и в конце концов согласился с
предложением Маленкова под влиянием его главного аргумента: на содержание
детей в ГУЛАГе тратится 166 миллионов рублей в год. Вот чем объяснялась
"гуманная акция" Сталина, предписавшего женщинам с детьми до семи лет
отныне заниматься принудительным трудом по месту жительства! Но к этой
категории, как повелел Сталин, нельзя было относить женщин, осужденных за
контрреволюционную деятельность1015.
  Однажды (дело было в сентябре 1951 г.) находящаяся в СССР делегация
английских женщин - весьма редкое тогда событие - обратилась к
пригласившей их стороне с просьбой разрешить посещение женского лагеря.
Естественно, хозяева растерялись. Звонок в соответствующее управление МВД.
Там, конечно, решить не могут. Обращение выше - к заместителю министра
госбезопасности Серову. Тот тоже в этом вопросе бесправен. К министру
Круглову. Та же картина. Выход на Суслова. И он ничего не может решить.
Тот - к Маленкову. Лишь член Политбюро, переговорив со Сталиным, поставил
свою подпись на разрешении... Лагерь, конечн