ходе многочисленных встреч и бесед со Сталиным смог хорошо понять
сильные и слабые стороны этого человека. Поэтому оценки и предложения в
отношении генсека, сделанные им в конце 1922 - начале 1923 года, -
результат глубокого анализа и размышлений. Национальный вопрос, попытки
Сталина решить его по-своему открыли для Ленина не только некоторые новые
политические грани этой личности, но и прежде всего грани нравственные. В
своих записках "К вопросу о национальностях или об автономизации" В.И.
Ленин расценил сталинскую идею автономизации" как отступление от принципов
пролетарского интернационализма. Как бы резюмируя, Ленин обобщает
политические и нравственные характеристики генсека:
  "Я думаю, что тут сыграли роковую роль торопливость и администраторское
увлечение Сталина, а также его озлобление против пресловутого
"социал-национализма". Озлобление вообще играет в политике обычно самую
худую роль"142.
  Достается здесь и Орджоникидзе за "рукоприкладство во время его поездки на
Кавказ с комиссией. Орджоникидзе по заданию Политбюро ездил во главе
комиссии, чтобы урегулировать конфликт, возникший в руководстве Компартии
Грузии. Орджоникидзе не справился с заданием, более того, во время
выяснения ситуации ударил одного из членов ЦК Компартии Грузии Мдивани.
Ленин со всей определенностью пишет, что "никакой провокацией, никаким
даже оскорблением нельзя оправдать этого русского рукоприкладства и что
тов. Дзержинский непоправимо виноват в том, что отнесся к этому
рукоприкладству легкомысленно"143. В этом конфликте Сталин не занял
принципиальной позиции, что позволило Ленину публично отметить у генсека
не только "торопливость и администраторское увлечение", но и, что особенно
важно, увидеть у него "озлобление" при решении политических дел.
  Ленин неоднократно возвращался к этому делу, о чем свидетельствует
"Дневник дежурных секретарей В.И. Ленина, котором есть записи Л.А.
Фотиевой о том, что Владимир Ильич распорядился о доставке дополнительных
материалов по "инциденту" Сталин ответил отказом, ссылаясь на
необходимость оградить больного от ненужных волнении. Но Ленин настойчив.
За пять дней до нового обострения болезни, в результате которого Ленин
утратит речь, он 5 марта 1923 года продиктовал по телефону письмо Троцкому.
  "Уважаемый тов. Троцкий!
  Я просил бы Вас очень взять на себя защиту грузинскою дела на ЦК партии.
Дело это сейчас находится под "преследованием" Сталина и Дзержинского, и я
не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив"144. Но
Троцкий уклонился от поручения.
  В этот же день Ленин продиктовал еще одно письмо, на этот раз Сталину.
Письмо внешне носит личный характер. Но только внешне. Предыстория его
такова. В декабре В.И. Ленин диктует Н.К. Крупской ряд важнейших для судеб
партии писем. После одной из таких диктовок, по-видимому письма Троцкому
по вопросу о монополии внешней торговли, в ночь с 22 на 23 декабря
происходит ухудшение в состоянии здоровья Владимира Ильича - наступает
паралич правой руки и правой ноги. Об этом докладывают членам Политбюро.
Сталин на следующий день в самой грубой, бесцеремонной форме отчитал по
телефону Надежду Константиновну за "нарушение режима больного вождя".
Сделано это было в предельно бестактной, грубой манере. Надежда
Константиновна Крупская, потрясенная бесцеремонностью генсека, в тот же
день пишет письмо Каменеву:
  "Лев Борисович, по поводу коротенького письма, написанного мною под
диктовку Влад. Ильича с разрешения врачей, Сталин позволил себе вчера по
отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один день. За все 30 лет
я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы
партии и Ильича мне не менее дороги, чем Сталину. Сейчас мне нужен
максимум самообладания. О чем можно и о чем нельзя говорить с Ильичом, я
знаю лучше всякого врача, т.к. знаю, что его волнует, что нет, и во всяком
случае лучше Сталина". Н.К. Крупская просила оградить ее "от грубого
вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз". "В единогласном
решении Контрольной комиссии, - писала далее Крупская, - которой позволяет
себе грозить Сталин, я не сомневаюсь, но у меня нет ни сил, ни времени,
которые я могла бы тратить на эту глупую склоку. Я тоже живая, и нервы
напряжены у меня до крайности. Н. Крупская"145.
  Сталин, в соответствии с решением Политбюро, "оберегал" вождя от волнений.
Но можно предположить, что изоляция Ленина от информации, ограничение его
влияния на положение дел в партии входили в его планы укрепления своего
положения в период болезни Ленина.
  Каменев довел содержание письма Крупской до Сталина. Тот без всяких споров
написал письмо с извинениями Надежде Константиновне, объясняя свое
поведение исключительно заботой об Ильиче. Насколько здесь был искренен
генсек - судить трудно. Ведь нормы морали он исповедовал исключительно
прагматично: если было ему выгодно, он мог переступить любую. Как бы то ни
было, о выходке Сталина в отношении своей жены Ленин узнал лишь через два
с лишним месяца от Надежды Константиновны - 5 марта 1923 года. В этом
поступке генсека вождь увидел не только личное, а нечто большее. Вскоре
после разговора с женой Ленин вызывает М.А. Володичеву, диктует ей письмо
Троцкому по поводу предстоящего обсуждения "грузинского вопроса" на
Пленуме ЦК РКП(б), просит передать письмо по телефону и как можно скорее
сообщить ему ответ, а затем продиктовал письмо И.В. Сталину. Вот его
содержание.
  "Уважаемый т. Сталин!
  Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам
и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал
известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так
легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное
против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить,
согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете
порвать между нами отношения.
  С уважением. Ленин. 5-го марта 23 года"146.
  Ленин резок. Никто в партии еще не знает, что им в декабре 1922 года -
январе 1923 года написано "Письмо к съезду", где он дает оценки личным
качествам руководящих деятелей партии, предлагает переместить Сталина с
поста генсека. Поэтому письмом Сталину от 5 марта он лишь дополняет
политическую и нравственную картину обстоятельств своего отношения к нему.
Ленин окончательно пришел к выводу о том, что моральная ущербность
Сталина, нежелательная, но вынужденно терпимая в обиходе между рядовыми
товарищами, является абсолютно недопустимой для руководителя. Ленин
провидчески усмотрел в нравственных аномалиях сталинского характера
опасность для политики, всего дела партийного руководства. К сожалению, в
долгие последующие годы моральные характеристики по сравнению с
классовыми, политическими, вообще стали мало что значить. Впрочем, все это
родилось еще при Ленине...
  На следующий день Ленин диктует свой последний в жизни документ, в котором
фигурирует Сталин.
  "тт. Мдивани, Махарадзе и др. Копия - тт. Троцкому и Каменеву.
  Уважаемые товарищи!
  Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и
потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для Вас записки и речь.
 
С уважением. Ленин. 6-го марта 23 г.147"
К сожалению, ни записок, ни речи Ленин не приготовил. Через четыре дня
новый удар лишит его возможности не только писать, но и диктовать. Однако
есть все основания предполагать, и об этом говорят последние три записки,
продиктованные Лениным 5 и 6 марта, что действия Сталина в отношении
"грузинского инцидента" еще больше убедили его в верности выводов,
сделанных им в "Письме к съезду". Ленину было нелегко убедиться и
разочароваться в том, что выбор, сделанный ЦК в начале апреля 1922 года
(при большой активности Каменева и, видимо, явной заинтересованности
самого Сталина), оказался глубоко ошибочным. Ошиблись тогда все, в том
числе и он. Однако есть возможность ошибку поправить. Нельзя допускать,
чтобы во главе аппарата ЦК стоял человек глубоко безнравственный,
потенциально опасный для дела. Если Сталин способен на грубость, двуличие,
проявление озлобленности в отношении самых близких Ленину людей, то каким
он может быть с остальными? Может быть, не случайно состояние здоровья
Ленина резко ухудшилось именно в эту первую декаду марта? У меня нет
оснований категорически утверждать, что "грузинский инцидент" или конфликт
со Сталиным ускорили роковое течение болезни Ленина, но такое
драматическое стечение обстоятельств именно в эти мартовские дни убеждает,
что такая возможность велика. Моральное потрясение Ленина в условиях его
болезненного состояния ускорило трагический удар.
  Здесь остается добавить лишь, что идеи, за которые боролся Ленин в области
национальных отношений, начали осуществляться. Сталинская идея
автономизации была отвергнута. На I съезде Советов, открывшемся 30 декабря
1922 года, было провозглашено образование Союза Советских Социалистических
Республик. С докладом, в основу которого были положены идеи письма В.И.
Ленина "К вопросу о национальностях или об "автономизации", выступил И.В.
Сталин. (Хотя само ленинское письмо не увидело света почти тридцать четыре
года!) В выступлении Сталина, как и в Декларации об образовании СССР,
которую огласил Генеральный секретарь ЦК РКП(б), стержневой идеей была
мысль о пролетарском интернационализме, приверженности всех
национальностей Союза дружбе, классовой солидарности, верности
революционным идеалам. На нынешнем этапе, повторял он ленинские идеи, но
не ссылаясь на вождя, особая задача нового Союза заключается в ликвидации
фактического неравенства наций, унаследованного от прошлого.
  Ленин был болен, но пытался с исключительной настойчивостью отстоять
наиболее верное решение национального вопроса в такой огромной стране,
являющейся родиной более чем ста национальностей. Едва ли и Сталин хотел
другого решения; просто ему не хватило прозорливости и теоретической
мудрости в подходе к столь сложному вопросу.
  Многочисленные зарубежные биографы Сталина в своих работах делают прямое
заключение о виновности Сталина в кончине Ленина. Примерно так же считает
и Троцкий, утверждая в мемуарах, что только болезнь Ленина "помешала ему
политически разгромить Сталина". Он пишет, что своеволие генсека часто
выводило больного вождя из себя, в результате чего болезнь стала
прогрессировать. У меня нет конкретных данных о намерении Ленина
"разгромить" генсека. Не вызывает сомнения, что, будь жив Ленин, его воля
была бы безусловно исполнена. Сам факт, что после избрания Сталина на этот
пост 3 апреля 1922 года, всего через девять месяцев, а именно 4 января
1923 года, Ленин пришел к твердому выводу о необходимости "перемещения"
его с этого места, говорит о многом. В этом смысле ленинское "Письмо к
съезду", известное вместе с другими последними статьями и письмами как его
"Завещание", имеет важное, методологическое значение для понимания
политического и нравственного лица И.В. Сталина.



  "Письмо к съезду"_______________________________________


  Жизнь и смерть отделяет тонкая, невидимая линия. Перешагнуть через нее
можно лишь в одном направлении. Обратного пути нет. Резкое ухудшение
общего состояния, последовавшее в ночь с 22 на 23 декабря 1922 года,
жестко напомнило Ленину, что идеи могут быть вечными, а человек смертен.
  Стоя у роковой черты, он проявил большое человеческое и политическое
мужество. Уже утром 23 декабря Ленин просит врачей разрешить ему (всего в
течение пяти минут!) продиктовать несколько строк, ибо его "волнует один
вопрос". Он настойчив. Он просит. Он требует. Разрешение получено. Ленин
начинает диктовать свое знаменитое "Письмо к съезду". То было проявление
мужества мысли.
  В минуты, когда никто не мог быть уверен, что не возобновится приступ, не
последует новый удар, Ленин думает о будущем. Кто знает, может быть, он
вспомнил Дидро, который в своем письме Фальконе писал: "Вы начинаете, быть
может, для себя: но только для других вы завершаете". Да, угасающий Ленин
завершал дело своей жизни для других. Его письмо было философским
напутствием-предостережением. Он чувствовал опасность, которая была
рождена большевизмом. Революция "коченела" в бюрократизме. Предвидел, что
тот, кто попытается увидеть себя эпицентром бытия, может погубить дело,
которому он, Ленин, отдал всю жизнь.
  Уходят люди - исчезают и безбрежные миры. О чем думал Ленин, готовясь
диктовать свои знаменитые последние статьи и письма? Не о том ли, что
вопреки ожиданиям и прогнозам пожар Октября не перекинулся на другие
страны Европы, не получилось и "революционного прорыва на восток"? И
теперь России, не ставшей детонатором мировой революции, предстоит
утвердить, защитить себя в национальных границах? А может быть, о том, что
только теперь, когда большевики держат власть в руках, во всей гигантской
сложности перед ними предстала бездна труднейших проблем? Может быть, он
думал и об этом. А может, и о другом. О том, что жизнь жестока, остановив
его в самом начале пути созидания нового общества? А может, об ошибочности
социалистического форсирования? Или вспомнил слова Плеханова, с которыми
тот обратился к Ленину:
  - В новизне твоей мне старина слышится!
  - Почему?
  - Время плебейской революции не пришло...148
Да, отпал от революции Плеханов, отпал... Но, пожалуй, остался в истории
научного социализма рядом с Каутским, Лафаргом, Гедом, Бебелем,
Либкнехтом... Остался навсегда. Да, пожалуй, и с Герценом. Кстати,
Герцен... Как он прекрасно сказал о новом и старом: "Новое надобно
созидать в поте лица, а старое само продолжает существовать и твердо
держится на костылях привычки. Новое надобно исследовать; оно требует
внутренней работы, пожертвований; старое принимается без анализа, оно
готово, - великое право в глазах людей; на новое смотрят с недоверием,
потому что черты его юны, а к дряхлым чертам старого так привыкли, что они
кажутся вечными"149. Как сказано! Какое пиршество мысли!
  А может, вспомнился Мартов. Когда-то за рубежом говорили о троице: Ленин,
Потресов, Мартов... За убийственно скучными речами Мартова скрывался
тонкий, даже изящный ум, способный расчленить все, что сказал противник, и
использовать абсолютно каждый промах и каждый мельчайший уклон. Пожалуй,
он был певцом философского импрессионизма, человеком, испытывавшим
своеобразное удовольствие от бесконечной перемены своих взглядов. Это был
тот случай, когда утонченность личной культуры не опиралась на прочные
социальные, мировоззренческие устои. Пожалуй, в последний раз о союзе с
Мартовым Ленин думал в июне 1917-го. Но тот, вечно клонящийся направо, как
писал Луначарский, "сам решил свою судьбу: быть непризнанным ни в сех, ни
в тех и вечно прозябать в качестве более или менее кусательной, более или
менее благородной, но всегда бессильной оппозиции"150. Так Ленин и остался
блестящий марксист на задворках большевистской революции! Почти два года
назад на заседании ЦК в длинном перечне вопросов, подлежащих обсуждению,
Ленин увидел и такой:
  "10. Письмо ЦК РСДРП в Совет Народных Комиссаров о разрешении выехать за
границу Мартову и Абрамовичу...
  Решили: ходатайство ЦК РСДРП - удовлетворить"151. Бежал в чужие веси.
Пожалуй, Троцкий прав, дав в апреле 1922 года меткую и убийственную
характеристику Мартову в VIII томе своих сочинений "Политические силуэты".
Как всегда категорично, но не без интеллектуального изящества Троцкий
писал:
  "Мартов, несомненно, является одной из самых трагических фигур
революционного движения. Даровитый писатель, изобретательный политик,
проницательный ум, прошедший марксистскую школу. Мартов войдет тем не
менее в историю рабочей революции крупнейшим минусом. Его мысли не хватало
мужества, его проницательности недоставало воли... Это погубило его...
Лишенная волевой пружины, мысль Мартова всю силу своего анализа направляла
неизменно на то, чтобы теоретически оправдать линию наименьшего
сопротивления. Вряд ли есть и вряд ли когда-нибудь будет другой
социалистический политик, который с таким талантом эксплуатировал бы
марксизм для оправдания уклонений от него и прямых измен ему. В этом
отношении Мартов может быть, без всякой иронии, назван виртуозом...
Необыкновенная, чисто кошачья цепкость - воля безволия, упорство
нерешительности - позволяла ему месяцами и годами держаться в самых
противоречивых и безвыходных положениях"152. Жесткая, но по существу едва
ли справедливая оценка... Мартов исторически во многом оказался прав...
  У революции есть не только задворки, есть и авангард, передовая линия,
есть "штаб". О нем сейчас речь. Ленин сам стоит у роковой черты; в любую
минуту может ее перешагнуть туда, откуда возврата нет. А в ЦК, в Политбюро
положение тревожно. Нужны изменения. Нужно единство. Нужно утверждать
демократические начала в работе ЦК. Его мнение уважают. Он должен его
высказать. Ленин еще раз требует, чтобы ему разрешили диктовать. Его план
грандиозен. Он не только намерен сказать о путях укрепления руководства
партией, но и продиктовать свое видение путей строительства
социалистического общества и преодоления растущих опасностей.
  Судьба последних ленинских работ драматична. Значительная их часть была
скрыта от партии, окутана саваном сталинской тайны. Своеобразные работы "О
придании законодательных функций Госплану", "К вопросу о национальностях
или об "автономизации", "Письмо к съезду", некоторые другие ленинские
записи увидели свет лишь после 1956 года, после XX съезда партии. А статью
"Как нам реорганизовать Рабкрин (Предложения к XII съезду партии)" хотели
вначале отпечатать лишь в... одном экземпляре, чтобы показать Ленину. Но и
опубликовав (с купюрами). Политбюро и Оргбюро направили специальное письмо
в губкомы, что это-де страницы из дневника больного Ленина, которому
разрешили в силу невыносимости умственной бездеятельности писать... Эту
бестактность подписали Андреев, Бухарин, Куйбышев, Молотов, Рыков, Сталин,
Томский, Троцкий 27 января 1923 года.
  Ленинский поиск, основанный на осознании опасностей авторитаризма, не был
понятен Сталину, да и не только ему. Ленин стоял настолько выше своих
соратников в интеллектуальном отношении, что довольно часто его голос
словно не доходил до их сознания. Ленин шел далеко впереди. Соратники явно
не поспевали за его мыслью, не оценили в полной мере его пророческое, хотя
порой и утопическое озарение.
  Главная идея, прослеживающаяся во всех последних работах, глубоко
оптимистична: у социализма в России есть будущее. Все кардинальные вопросы
- индустриализация, переустройство сельского хозяйства на добровольных
кооперативных началах, превращение культуры во всенародное достояние,
вопросы создания государственного механизма управления - рассматриваются
через призму народовластия, непременной демократизации всех сторон жизни
общества. Но Ленин ошибочно верил, что демократия совместима с
диктатурой... Изложенные контуры плана созидания нового общества требовали
и новых людей, которые могли бороться за его реализацию. Сейчас для Ленина
это было главным.
  Внимательное изучение последних писем, заметок, статей Ленина дает
основание говорить о том, что он раньше других увидел опасность
авторитарного правления. А. Грамши, рассуждая об истоках цезаризма,
высказал однажды интересную мысль о том, что, когда противоборствующие
силы истощают друг друга, может вторгнуться третья сила, которая подчинит
себе соперничающие стороны153. Но, думается, речь здесь должна идти не
только и не столько о конкретных группировках людей, сколько об основных
социальных силах страны. Они, эти силы, были представлены рабочим классом,
крестьянством и партией, а точнее, как говорил Ленин, "громадным,
безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать
старой партийной гвардией"154. Строить социализм можно было лишь на основе
мудрого социального компромисса, предложенного Лениным, - нэпа и
постепенной добровольной кооперации деревни. Любой другой путь вел к
столкн