матривал,
направляя для решения конкретных вопросов исполнителям или коротко
высказывая Поскребышеву свое отношение к докладу. В послевоенных
резолюциях нет и тени сомнений, размышлений, колебаний. Если они у него
были, он их излагал устно. "Железный" человек хотел таким же остаться и в
истории.
  Сталин, который эпизодически делал какие-то загадочные пометки в своей
черной тетради, не раз возвращался мыслью к созданию вместо "Краткой
биографии" крупного, монументального труда о себе. Об этом свидетельствуют
его указание об "инвентаризации" архивов, отрывочные размышления вслух в
присутствии А.А. Жданова, Н.А. Булганина, А.Н. Поскребышева, неоднократное
обращение к Г.Ф. Александрову, М.Б. Митину, П.Н. Поспелову (создателям его
официальной биографии) по вопросам партийной историографии, освещения
"роли учеников Ленина". В прошлое его нередко возвращало настоящее. С
годами он все чаще уносился мыслью к подножию века, к послереволюционной
борьбе, именам, лицам тех, чьей судьбой он распорядился сам. Порой о
прошлом напоминали ему и люди - родственники бывших его соратников. Иногда
Берия, после очередного доклада о своих делах, выкладывал на его стол
списки родственников известных деятелей партии, расстрелянных как "враги
народа" или осужденных на беспросветность лагерей, которые обращались с
письмами лично к нему, Сталину. "Вождь" молча пробегал списки и обычно, не
говоря ни слова, возвращал Берии. Тот понимающе смотрел на "вождя", убирал
бумаги в папку и уходил. "Пусть несут свой крест", - думал диктатор. Его
совсем не радовала перспектива, что сотни, тысячи жен, детей, племянников,
внуков его товарищей по партии вернутся в Москву, Ленинград, другие
города. Сколько новых забот властям, органам! Нет, пусть будет так, как
будет.
  Правда, иногда он все же спрашивал о некоторых:
  - А ей что нужно? Тоже просит об освобождении? - с укоризной смотрел на
Берию. Тот с готовностью доставал из папки перепечатанное на машинке
письмо человека, фамилия которого заинтересовала "вождя".
  В прошлый раз это было письмо от родственницы Феликса Эдмундовича
Дзержинского - Ядвиги Иосифовны, проживающей в Москве в Потаповском
переулке. Просительница хлопотала о своей матери - Дзержинской Ядвиге
Генриховне, которая была осуждена Особым Совещанием и находилась уже много
лет в карагандинских лагерях. Дочь писала, что "мама очень больна, у нее
туберкулез легких, цинга и бруцеллез. Она находится в очень тяжелом
положении..."1055.
  Сталин сразу перенесся мыслью в далекие годы, когда по заданию Ленина он
вместе с Дзержинским ездил на Восточный фронт, под Вятку, в Петроград для
организации отпора Юденичу... О, Боже, как давно все это было! И образ
самого Дзержинского давно уже стерся в памяти. Но почему у таких людей
сомнительные родственники, дети, внуки? А потом, при чем здесь какая-то
Ядвига Генриховна? Нет, пусть этими вопросами занимается Берия.
  Сталин был лишен элементарного человеческого сострадания. Но, пожалуй,
страшнее всего было то, что "вождь" никогда не умел и не хотел хотя бы
мысленно поставить себя на место жертвы, человека, судьба которого зависит
от его воли. Холод - самая страшная болезнь души - навсегда "заморозил" в
нем человеческие чувства. Вглядываясь в очередной список, диктатор
удивлялся: как много еще живых из тех, кого давно не должно быть на этой
Земле!
  - Эта тоже о ком-то просит? - разговаривая как бы сам с собой, негромко
произнес Сталин, ткнув пальцем в фамилию Радек.
  - Нет, это его дочь, хлопочет о себе, - пояснил сталинский Инквизитор.
  "Я, Радек Софья Карловна, 1919 года рождения, пишу Вам это письмо и прошу
Вас оказать моему письму внимание..." Сталин вспомнил, что, пожалуй, никто
не писал о нем так возвышенно, как Радек. Хорошее было у него перо.
Например, здорово он сказал о нем как вожде: "В годы Октябрьской революции
Сталина видели не только в штабе революции, но чаще в передовой боевой
линии. Когда Москве угрожает петля голода, он добывает хлеб; когда кольцо
враждебных сил угрожает сомкнуться в Царицыне, он там организует отпор;
когда опасность угрожает Петрограду, он там проверяет бастионы. Он видит
революцию не через сообщения, он смотрит ей прямо в лицо, он видит ее
величайшие взлеты и он видит ее дно. И в этом один на один завершается
окончательное развитие Сталина как вождя революции"1056.
  Тогда ему, Сталину, эти слова очень понравились. А потом он посадил его на
скамью подсудимых вместе с Пятаковым прежде всего потому, что подозревал
Радека в устойчивых симпатиях к Троцкому. Ведь доложили же ему, что Радек
писал в Алма-Ату ссыльному "выдающемуся вождю". Так же, как и тот ему1057.
Хотя он и старался вновь вернуть себе его, Сталина, доверие. Вон даже
письмо от Троцкого, которое привез ему Блюмкин, отдал тогда, не
распечатывая, Ягоде... Но ведь изгнанник писал письмо не кому-нибудь, а
Радеку... Нет, троцкистом был, троцкистом и остался. Правда, он, вождь,
когда утверждал проект приговора, доложенный ему Ульрихом, заменил Радеку
расстрел на лагеря. Позже ему сказали, что он вскоре там скончался... Так
о чем же пишет дочь Радека?
  "...Мой отец, Радек Карл Бернгардович, как враг народа был осужден 30
января 1937 года к 10 годам тюремного заключения. Полгода спустя я и моя
мать - Радек P.M. были высланы в г. Астрахань решением Особого Совещания
на пять лет. В Астрахани моя мать была арестована и выслана на 8 лет в
темниковские лагеря, где и умерла... В ноябре 1941 года меня выслали из
Астрахани с отметкой: "Имеет право проживать только в Казахстане". Излишне
описывать все мытарства, которые мне пришлось пережить. Срок моей ссылки
кончился в июне 1942 года... Ведь я тоже человек; если я дочь врага
народа, то разве это значит, что я тоже враг? Когда в 1936 году моего отца
арестовали, мне было 17 лет, и вот с 17 лет я хожу с клеймом "врага". Я
грамотный человек, но в Челкаре нет работы по специальности. До
сегодняшнего дня я не имею паспорта. Нач. НКВД г. Челкара тов. Иванов на
мой запрос никакого ответа не дает. Помогите мне искупить вину своего
отца!"1058
Вот это разговор, подумал Сталин. Не прошли бесследно ссылки, высылки,
кое-что стала понимать. Так и должно быть: все эти "родственнички" должны
сидеть до тех пор, пока не поймут, что они тоже виноваты. А затем пусть
вину эту искупают! Но это дело человека, который не сводит с него сейчас
своих маленьких глаз...
  Такие письма возвращали его в прошлое. Как и сегодняшняя статья в "Правде"
- "Выдающийся документ большевизма", - посвященная очередной годовщине его
выступления на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 году.
Пожалуй, Н. Михайлов, подписавший статью, размышлял Сталин, верно отметил,
что тогда он "мобилизовал партию и советский народ на полное уничтожение
агентуры иностранных империалистических разведок. Это привело к
дальнейшему укреплению Советского государства...". Но с высоты прожитых
лет он хотел смотреть не на тени ушедших навсегда людей, что были с ним
когда-то рядом, а на то, что он создал.
  Менее чем за три десятилетия под его руководством возникло могучее
государство, с которым теперь вынуждены считаться все в мире. Разве это не
так? Однако между результатом и процессом так часто возникают
несоответствия, противоречия. Почему так много недовольных? Почему ни одно
крупное дело не трогается с места, пока он не даст команду? Почему не
становится меньше врагов, изменников и предателей? Вот на днях ему
пришлось утвердить ходатайство министра внутренних дел: "Численность
состава особых лагерей установлена теперь в 180 тысяч человек. МВД просит
разрешения увеличить емкость особых лагерей на 70 тысяч человек и довести
ее до 250 тысяч"1059. Ведь там должны сидеть особые, неразоружающиеся
враги. Что, число их растет? И вообще Берия говорит, что заявки
министерств на рабочую силу из числа спецконтингента столь велики, что,
несмотря на его рост, удовлетворить эти просьбы не представляется
возможным. Сколько миллионов людей пропустили через лагеря, а количество
подозрительных людей не уменьшается! Вон на Западе утверждают, что, мол,
общество, которое он создал, - "тоталитарное". Пишут, что он отец нового
явления в общественной жизни и политике - сталинизма. Вначале "вождь" не
придавал этому особого значения. Он, пожалуй, и сам считал, что пора
говорить о "марксизме-ленинизме-сталинизме"; но вообще это сейчас пока ни
к чему. Время придет. А враги... На то они и враги, чтобы поносить все,
созданное им в течение всей жизни. Л. Троцкий, Р. Гильфердинг, А.
Розенберг, Р. Абрамович утверждали, что сталинизм есть "измена
большевизму". А К. Каутский незадолго до своей смерти договорился до того,
что в России "появились еще более сильные и жестокие хозяева, а перед
пролетариатом на его пути к социализму возникли еще большие препятствия,
чем те, которые существуют в развитых капиталистических странах с
укоренившейся демократией"1060. Что можно ждать от таких людей? Они и
Ленина не щадили.
  Думаю, что подобные размышления могли приходить к Сталину. Он всю свою
жизнь молился борьбе, только ей. И в новых "выдумках" буржуазных
апологетов ему слышится лишь отзвук этой вечной борьбы, их страх и злоба.
Вот и "Правда", посвятив недавно последнему изданию Британской и
Американской энциклопедий большую статью под заголовком "Энциклопедии
мракобесия и реакции", верно пишет, что в статьях "о социализме и
коммунизме клеветнически утверждается, что при коммунизме нет заботы о
счастье людей"1061. А что они могут писать еще? Это те же писаки, которые
невесть что пишут и о сталинизме, думал "вождь". Он не знал, что в стране,
где он считался земным богом, придет время, когда люди тоже зададутся
вопросом: что такое сталинизм и какова его природа?



  Аномалия истории______________________________________

  Нe скрою, что когда я начинал собирать материал для этой книги, то мне
казалось, что все, что создал народ, - это одно, а Сталин с его
преступлениями - другое. История сразу же становилась проще, понятней,
доступнее. Но по мере погружения в прошлое - разбор многочисленных
архивных дел, беседы с участниками и очевидцами минувших событий,
размышления о постигнутом - я утверждался в мысли, что все значительно
сложнее. Заманчиво осудить не одного Сталина, но и его окружение со всей
могущественной бюрократической прослойкой, как Каутский говорил, "новым
классом". И многое в этом верно. Но также многое и неверно. Мы порой
забываем, что Сталин и все связанное с ним родилось в значительной мере на
марксистско-ленинской почве. Сталин не "перебежал" в большевистскую партию
из другой партии, не совершил буквально, как иногда сейчас говорят,
государственный переворот. Он создал сталинский социализм. И все время
клялся, ссылался, цитировал Маркса, Энгельса, Ленина. Вся партия вторила
ему, ведь он действительно продолжал дело Ленина.
  Казалось, стоит разоблачить Сталина, и "чистый" ленинский социализм
обретет второе дыхание. После XX съезда партии это как будто было сделано.
Но Система продолжала оставаться почти такой же. Дело оказалось не в
Сталине, а в тех большевистских основах, которые Ленин заложил в фундамент
Системы: монополия одной партии, ставка на диктатуру коммунистической
бюрократии, преклонение перед насилием. Сталин с помощью партии все более
отходил в сторону тоталитарной концепции. Когда наиболее светлые умы в
партии это поняли, было уже поздно. Бюрократическая система имеет
особенность: она очень быстро формируется. И она страшно жизнеустойчива.
  Одна из главных бед всего социалистического развития как раз и заключается
в том, что, воспевая диалектику на словах, мы часто лишь "кокетничали" с
ней, абсолютизируя одновременно многие выводы и формулы теоретического
социализма. А ведь сами основоположники марксизма предостерегали от этого.
В одном из своих писем к Энгельсу Маркс утверждал, что политическую
экономию в подлинную науку можно превратить "только в том случае, если
вместо противоречащих друг другу догм рассматривать противоречащие друг
другу факты и действительные противоречия, являющиеся скрытой подоплекой
этих догм"1062.
  Ни Маркс, ни Энгельс не могли предвосхитить не только детали, но и крупные
"блоки" конструкции будущего сооружения. Однако с самого начала многие
догмы прошлого просто принимались на веру. В 20-е годы вожди часто
говорили: "рабочий класс не может ошибаться", "партия не может ошибаться",
а ведь ошибались... Об этих ошибках пытались вначале говорить многие.
Часто и те, кто сам ошибался немало. В ноябре 1917 года М. Горький в
"Новой жизни" опубликовал статью "Вниманию рабочих", в которой писал:
"Владимир Ленин вводит в России социалистический строй по методу Нечаева -
"на всех парах через болото"... Заставив пролетариат согласиться на
уничтожение свободы печати, Ленин и приспешники его узаконили этим для
врагов демократии право зажимать рот, грозя голодом и погромами всем, кто
не согласен с деспотизмом Ленина и Троцкого; эти "вожди" оправдывают
деспотизм власти, против которого так мучительно долго боролись все лучшие
силы страны"1063. К сожалению, мудрое предостережение Горького об
опасности "деспотизма власти" Ленина и Троцкого не было услышано ни тогда,
ни позже.
  Мы все согласны с тем, что в теории научного социализма Сталин ничего не
выдумал, ни в чем ни на йоту не продвинулся в позитивном смысле. Он
опирался на марксистские схемы, часто полувековой давности, без
диалектического, творческого их осмысления. По их сути, по характеру
применения и реализации этих схем у очень немногих возникали
принципиальные возражения. Сталин держался за "букву" марксизма. Вот,
например, громя Бухарина в апреле 1929 года на Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), он
заявил:
  "Ленинизм безусловно стоит за прочный союз с основными массами
крестьянства, за союз с середняками, но не за всякий союз, а за такой союз
с середняками, который обеспечивает руководящую роль рабочего класса,
укрепляет диктатуру пролетариата и облегчает дело уничтожения классов. (И
дальше цитирует Ленина.) "Что это значит - руководить крестьянством? Это
значит, во-первых, вести линию на уничтожение классов, а не мелкого
производителя. Если бы мы с этой линии, коренной и основной, сбились,
тогда мы перестали бы быть социалистами..."1064
Как видим, по форме Сталин держался за "букву". А "буква" была
догматической, ошибочной. Его поддерживали. Он громил тех, кто осмеливался
отойти от "буквы". Но, "утверждая" социализм, Сталин прежде всего
превратил рассуждения, полемику, предположения классиков в догму, а затем
и эту догму извратил в угоду цезаризму. Поэтому можно сказать, что
сталинизм вырос на марксистской почве, питался его ошибочными постулатами
и выводами. Из этого не следует, что марксизм буквально виновен в
сталинизме. Марксизм как мировоззренческая и методологическая концепция
философских и социально-политических взглядов на общество, природу и
мышление прямо не отвечает за то, как его интерпретируют. Марксизм - не
сборник рецептов, как в кулинарной книге. Это не план политических
действий. Но именно так понимал марксизм Сталин.
  Подводя в январе 1933 года итоги первой пятилетки и касаясь результатов "в
области борьбы с остатками враждебных классов", Сталин так интерпретировал
один марксистский тезис: "Некоторые товарищи поняли тезис об уничтожении
классов, создании бесклассового общества и отмирании государства, как
оправдание лени и благодушия, оправдание контрреволюционной теории
потухания классовой борьбы и ослабления государственной власти. Нечего и
говорить, что такие люди не могут иметь ничего общего с нашей партией. Это
- перерожденцы, либо двурушники, которых надо гнать вон из партии.
Уничтожение классов достигается не путем потухания классовой борьбы, а
путем ее усиления"1065. Безапелляционность, механистичность, примитивизм
понимания догматических идей были предвестником грядущих новых бед. Но эти
беды Сталин выдаст за победу и освятит марксистским знаменем.
Канонизировав фундаментальное положение марксизма о классовой борьбе,
Сталин пришел к той модели социальных отношений, которые мы сегодня
решительно осуждаем. Нельзя не сказать, что на каком-то этапе, еще задолго
до Сталина, в пропаганде марксизма возникла тенденция абсолютизировать
почти все из того, что было сказано немецкими мыслителями. Сталин был
одним из тех, кто унаследовал и настойчиво развивал догматизм в марксизме,
где многое и так давно устарело.
  Все сказанное отнюдь не имеет целью что-то оправдать в Сталине и
сталинизме. Нет, конечно. Но появившиеся многочисленные публикации
последних лет часто связывают все деформации, все ошибки и преступления
только с одним человеком. Если бы все это было так, то мы бы давно уже
освободились от сталинизма. Но Сталин умер, а сталинизм еще жив. Мне
представляется, что исторически сталинизм стал одной из возможностей
(предельно негативной) реализации тех идей, которые были изложены в
марксистской доктрине. Извечное стремление людей к свободе, счастью,
равенству, справедливости было весьма привлекательно выражено в марксизме.
Его последователи часто полагали, что сама попытка творческой
интерпретации постулатов марксизма - уже ересь, отступничество,
ревизионизм. Постепенно сложилось так, что любой отличный от сложившегося
в марксизме взгляд стал считаться глубоко враждебным. Марксизм на каком-то
этапе в значительной мере приобрел характер политической догмы, которая
старалась не столько приспособиться к меняющимся условиям, сколько
приспособить условия к своим выводам. В октябре 1917 года к власти пришли
люди, которые считали себя вправе решать судьбы миллионов людей, не
спрашивая их: хотят ли они таких перемен? Ленин, Троцкий, Сталин,
прожившие до революции жизнь, слабо связанную с трудом рабочих, крестьян,
интеллигенции, узурпировали право выбора судьбы для гигантской страны.
Сталин лишь продолжил то, что начали Ленин и Троцкий.
  Сталинизм максимально использовал увлечение русских революционеров
радикализмом, когда во имя идеи считалось оправданным приносить в жертву
все - историю, культуру, традиции, жизни людей. Обожествление застывшего
идеала в конечном счете обернулось пренебрежением потребностями конкретных
людей конкретного времени. Русский радикализм одевался в тогу
революционного романтизма, отрицающего мещанское благополучие и буржуазную
культуру. Именно Сталин выражал такие взгляды: во имя торжества идеи
допустимо все! И никто никогда не говорил, что это глубоко антигуманная
мысль, социальный грех перед народом. В этом отношении можно найти
сходство, например, между Сталиным и Троцким. Диктатор связывал активное
развитие собственной страны с "победой социализма во всех странах".
Находившийся совсем в ином положении Троцкий, смертельно враждуя со своим
главным оппонентом, провозглашал: "За социализм! За мировую революцию!
Против Сталина!"1066 Их радикализм при внешней политической
противоположности двух "выдающихся вождей" родился на русской почве из
преклонения перед идеей в ущерб действительности. Он отвергал историческое
равновесие, баланс идей и бытия. Главное - "обогнать", "опрокинуть",
"разрушить", "сокрушить", "сломать", "разоблачить", "пригвоздить"...
Революционный радикализм, на котором паразитировал Сталин, с методической
очевидностью создавал новую псевдокультуру. А главное место в ней было
отведено его идеям. Без этого замечания, думаю, анализ сталинизма как
аномалии истории будет неполным.
  Пожалуй, следует напомнить один аспект той борьбы, которая сопровождала
революционное развитие в канун Октября и позже. Я отнюдь не собираюсь
воспевать меньшевиков, которые, хотя и считали себя рабочей партией, в
значительной степени несли на себе печать мелкобуржуазного реформизма. Но
нельзя не видеть, что они последовательно и настойчиво выступали против
догматических, радикальных доктринерских начал, которые изнутри
дегуманизировали и "обессиливали" марксизм. Меньшевизм оказался в конечном
счете опрокинутым в политическом смысле, чего так добивался Ленин. Но
ме