ласования определения в 1-й
спецотдел МВД; те - в Таврический военный округ. Дело тянется месяцы...
  Таких фактов немало. Это подрывает авторитет суда. Прошу отменить приказы
НКО СССР и Прокурора СССР ј 058 от 20 марта 1940 года.
  Министр юстиции СССР Н. Рычков"1136.
  Реакция Сталина неизвестна. Молотов начертал на докладной резолюцию:
"Спросить тт. Горшенина, Круглова, Абакумова. В. Молотов. 17.V.47".
Пройдет очень много времени, прежде чем "спрошенные" согласятся на отмену
абсурдных решений. Но таких проблесков в бюрократической карательной
машине сталинского времени было очень немного. Бюрократия постепенно
приучила людей верить в то, что любые действия властей разумны и верны.
Подлинное право, как и правовое сознание, фактически отсутствовало. Это
является одним из условий существования тотальной бюрократии. Сталин и
Система, которую он выпестовал, приучали людей терпеть, безмолвствовать,
покоряться. Бюрократия не может господствовать без подавления воли. У
лидера воля "стальная", у всех остальных - послушная. Без этого люди все
время, особенно в ГУЛАГе, терпеть не могут. Сталин это понимал лучше
других. Гегель писал так: "...мужество выше скорбного терпения, ибо
мужество, пусть даже оно окажется побежденным, предвидит эту
возможность..."1137 Правда, немецкий философ не мог знать, что такое
ГУЛАГ. Да и в России в самом кошмарном сне никогда не могли представить
этот земной ад. Ведь Сталин и сталинизм за тридцать лет уничтожили во
много раз больше людей, чем все русские цари за 300-летнюю историю
Романовых. Вот к чему привела Сталина уверенность в универсальном
могуществе силы. Он не знал мудрых слов Поля Валери: "Сила слаба тем, что
верит только в силу". Не знал того, что далеко не всегда меч может быть
сильнее пера. В истории не раз бывало, когда сильная, верная идея,
"стекающая" с кончика пера, посрамляла меч. Но Сталину это было недоступно.
  Люди тогда не очень задумывались над этим. Во всяком случае, очень многие
не думали и не знали всего кошмара, который скрывался за занавесом
тотальной бюрократии. Наверное, и Александр Фадеев тоже ничего не знал,
когда через несколько дней после смерти Сталина опубликовал большую статью
"Гуманизм Сталина". Только потрясение рабов или слепота нашей души могли
родить слова, которые вышли из-под пера Фадеева. Но их разделяли тогда,
наверное, миллионы. Сегодня же они звучат как чудовищное кощунство.
Талантливый писатель, чье сознание было тоже схвачено обручем сталинского
догматизма, писал, что мы можем считать Сталина "величайшим из гуманистов,
которых когда-либо знал мир". Фадеев утверждал, что "великий и простой
человек, несгибаемую силу души которого выражало его имя, добрый учитель
человечества и отец народов закончил свой жизненный путь, но дело его
непобедимо и бессмертно". Может быть, когда в мае 1956 года Фадеев
покончил с собой, его мучила совесть, боль прозрения и раскаяния?
  В истории нередки случаи ослепления целого народа. В основе крестовых
походов, религиозных войн, националистического угара и фанатичной веры в
цезарей лежат не только социально-экономические и политические причины.
Это и затмение разума. Но затмение не может быть вечным. Когда оно
проходит, то цезари умирают. Хотя очень часто слишком медленно.
  Физическая смерть пришла к Сталину раньше, чем он ждал ее. Здесь он мало
чем отличался от большинства людей. Но его политическая смерть настала,
увы, слишком поздно. Реликты сталинизма еще существуют. Смерть
историческая к Сталину, наверное, так и не придет. Люди никогда не смогут
забыть всего, что связано с его именем. Это трагедия на все времена.



  Земные боги смертны___________________________________

  В последние год-полтора перед смертью Сталин постепенно менял заведенный
много лет назад регламент своей жизни. Старость, годы, полные борьбы,
потрясений, нечеловеческая слава и воспоминания (да, воспоминания!) все
больше давили на плечи "вождя". Теперь все чаще, встав, как всегда, в 11
часов утра, Сталин не ехал в Кремль, а вызывал к себе Поскребышева, сосал
холодную трубку, подходил к окну и подолгу смотрел на стылую полоску
свинцового неба над темной кромкой леса, на голые деревья парка, над
которыми кружилась стая воронья. Как-то он вдруг подумал, что одним из
любимых увлечений Николая II во время прогулок была стрельба по воронам.
Вспомнив, что в "Красном архиве" публиковались отрывки из дневников
последнего русского царя, Сталин захотел их посмотреть.
  На другой день Берия (всеми государственными архивами ведало МВД) вместе с
Поскребышевым принесли в кабинет несколько десятков тетрадей в сафьяновом
переплете. Сталин, перебросившись о чем-то на грузинском с Берией,
отпустил вошедших. Начал медленно листать, затем, несколько раз
углубившись в чтение, увлекся. Сталин был поражен: в полсотне толстых
тетрадей ничего интересного. Самодержец, похоже, больше ценил саму идею
постоянства записей (за 36 лет не пропустил ни одного дня!), чем их
содержание. Погода, беседы, бильярд, чтение, именины, приемы, отношения с
Алике, охота... Вот, пожалуй, об охоте - больше, нежели о чем-либо.
Тетрадь, датированная 1895 годом, подытоживала охотничью удачу царя: "За
все время убито мною 3 зубра, 28 оленей, 3 козы, 8 кабанов, 3 лисицы =
45"1138. Стрелять царь любил: "Гулял и убил ворону" (8 ноября 1904 г.).
Император на воронах "оттачивал глаз", бил метко. Сталин уже почти без
интереса перелистывал тетради; везде одно и то же. Не везло России с
царями, может быть, подумал он, не туда стреляли.
  Что будут говорить о нем, Сталине, после его смерти? Люди любят ревизовать
отгоревшие жизни, не понимая, что ушедшее время изменить нельзя. Неужели
кто-нибудь посмеет и у него искать что-то ложное, ошибочное? Нет, это
невозможно. Была "Россия во мгле" - стала могучей
державой-победительницей. Все отлажено. Еще один-два фантастических рывка
- и государство будет диктовать всем свои порядки...
  Поскребышев не раз заставал "Хозяина", неподвижно стоящим у окна в
столовой или сидящим в кресле кабинета, повернутом в сторону парка. О чем
думал "вождь", понимая, что при всем своем величии он смертей, как все?
  Сталин достиг абсолютной власти над людьми. Порой ему казалось, что его
владычество безгранично. Если бы он знал Ф.М. Достоевского, то мог бы
вспомнить главу "Великий Инквизитор" из романа "Братья Карамазовы".
  В глубочайшем монологе Великого Инквизитора гений русского писателя
выразил взаимосвязь, соотношение, диалектику между Идеей, Свободой и
Диктатором, наместником Бога на Земле. Я понимаю, что какие-либо
буквальные аналогии здесь рискованны. Однако Достоевский подводит к мысли:
Диктатор может осквернить великую Идею, поправ Свободу.
  Благодаря Идее миллионы, размышлял писатель, будут "считать нас за богов
за то, что мы, став во главе их, согласились выносить свободу и над ними
господствовать - так ужасно им станет под конец быть свободными!.. Ибо
забота этих жалких созданий не в том только состоит, чтобы сыскать то,
перед чем мне или другому преклониться, но чтобы сыскать такое, чтоб и все
уверовали в него и преклонялись пред ним, и чтобы непременно все вместе.
Вот эта потребность общности преклонения и есть главнейшее мучение каждого
человека единолично и как целого человечества с начала веков... Говорю
тебе, что нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы
передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо
рождается".
  Не уверен, что Сталин когда-нибудь читал эти строки. Но, думаю, он
понимал, что смог заменить Бога на Идею и в нее поверили все. В том
историческом порыве к блаженству, счастью, радости, которые обещала Идея,
как-то быстро оказалась ненужной Свобода, за которую сражались на
баррикадах. Люди нашли в нем того, кому можно передать "тот дар свободы".
Уж он-то знает, как ею, Свободой, распорядиться. Рискну продолжить монолог
Великого Инквизитора:
  Народу мы дадим "тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ,
такими они созданы... Они станут робки и станут смотреть на нас и
прижиматься к нам в страхе, как птенцы к наседке... Да, мы заставим их
работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь как детскую
игру, с детскими песнями, хором, с невинными плясками. О, мы разрешим им и
грех, они слабы и бессильны, и они будут любить нас как дети за то, что мы
им позволим грешить. Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если
сделан будет с нашего позволения... И не будет у них никаких от нас
тайн"1139.
  Этот долгий монолог Великого Инквизитора мог быть созвучен размышлениям
советского диктатора, склонного на закате своих лет к размышлениям о
прожитой жизни. Но едва ли он мог разделять афоризм Сенеки: "Post mortem
nihil est" ("После смерти нет ничего"). Древний мыслитель утверждал:
"После смерти нет ничего и сама смерть ничто - ты спрашиваешь, где мы
будем после кончины? Там же, где покоятся нерожденные".
  Как это: "После смерти нет ничего"? А его бессмертная слава, деяния,
великие свершения?! Такие люди, как он, полагал Сталин, вспоминая отрывок
из мертвой латыни: "Vital lampada tradunt", "передают светильник жизни" не
отдельным людям, а времени, эпохе, вечности...
  До конца своих дней Сталин в минуты размышлений нередко обращался вслух
или мысленно к религиозным текстам, используя их как метафору, крылатое
выражение, библейский афоризм. Думаю, его мысль могла бы соотносить на
закате дней собственную жизнь с тем, что было сказано в Священном Писании.
Трудно вспомнить все, но у Экклезиаста, пожалуй, верно сказано: "...и меня
постигнет та же участь, как и глупого: к чему же я сделался очень мудрым?
И сказал я в сердце моем, что и это - суета... мудрый умирает наравне с
глупым... Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Время
рождаться, и время умирать... Все идет в одно место; все произошло из
праха, и все возвратится в прах... Ибо кто приведет его посмотреть на то,
что будет после него?" Да, что будет после него? Передерутся его соратники
или сожрет их всех его подручный в пенсне? Нужно подумать об этом
по-настоящему. Но зачем такая спешка? К чему этот пессимизм? Разве он не
спустился с Кавказских гор, которые славятся долгожителями? Все его
соперники давно истлели, а он по-прежнему на самом высоком холме власти...
Надо поменьше слушать этих врачей, а больше доверять народной медицине.
  Вглядываясь в голые верхушки зимних берез, диктатор, если бы читал Льва
Толстого, мог бы, повторяя слова великого писателя, поставить перед собой
"неразрешимый разумом вопрос" - "какой смысл имеет моя жизнь?.. Ответ
должен быть не только разумен, ясен, но и верен, т.е. такой, чтобы я
поверил в него всею душою, неизбежно верил бы в него, как я неизбежно верю
в существование бесконечности". Толстой осуждающе говорил, что есть люди,
которые видят смысл жизни в своем личном благе, но тогда "живет и
действует человек только для того, чтобы благо было ему одному, чтобы все
люди и даже все существа жили и действовали только для того, чтобы ему
одному было хорошо..."1140. Сталин наверняка бы возмутился, если бы эти
слова отнесли к нему: разве он что-нибудь желал только для себя, разве не
знают в народе, как он неприхотлив и скромен, как он безжалостно отправил
на Колыму известную певицу и ее мужа генерала, когда те решили прихватить
кое-что лишнее из поверженной Германии? Разве народ не убежден в том, что
все, что он делает, - для общего блага?
  Диктатор был уже давно не способен сказать даже самому себе, даже шепотом,
даже мысленно, что у него есть лишь одна, вечная, непреходящая, ненасытная
страсть. Нет, не к умершим женам, не к тем женщинам, интимную связь с
которыми он держал в особой тайне, не к марксистским идеям, которые он так
долго и тщательно препарировал, не к народу, который он так обескровил,
нет. Все эти тридцать лет он любил только власть. Ну а разве эта
фантастическая власть, которую он мог проявить росчерком пера или легким
взмахом высохшей руки, разве она использовалась не для народа? Великое и
постыдное славословие уже давно утвердило "вождя" в том, что его ум и
твердая рука осчастливливают людей. Разве не он выдвигает все новые и
новые идеи улучшения "материального благосостояния" народа, укрепления
мощи государства? Вот вчера, например, ему доложили о начале реализации
еще одной его идеи:
  "Товарищу Сталину И.В.
  В связи с тем, что Вы, товарищ Сталин, интересовались состоянием работ по
проектированию гидроэлектростанции, МВД СССР докладывает о проделанной
работе. Во исполнение Вашего распоряжения ведутся широкие гидрологические,
топографические, геологические изыскания на участке р. Урал от г. Уральска
до Чкалова (протяженностью 500 километров). Рассматривается два варианта
расположения гидроэлектростанции и плотин в районе поселков Голицын и
Красный Яр. Предполагаемая годовая выработка составит 390 млн квт/часов.
Водохранилище будет емкостью от 7,7 до 11 миллиардов кубических метров.
Окончательный проект задания будет готов к 1 апреля 1953 года.
  11 дек. 1952 г.
  Министр вн. дел СССР С. Круглов"1141.
  Он, конечно, не знал, что в апреле 1953 года его уже не будет в живых и
что еще один "исторический" сталинский проект не будет осуществлен. Но
разве плоха идея, когда берега множества искусственных морей, созданных по
его воле, будут залиты электрическим половодьем? Правда, ему однажды
подумалось, что этими бесчисленными рукотворными морями можно затопить всю
гигантскую плоскую страну, ее лучшие угодья, погрузить тысячелетнюю
культуру народов в изумрудную толщу воды... Но он отогнал эту непрошеную
мысль.
  Эти утренние часы нередко уносили Сталина куда-то в мглу давно ушедшего
времени, к самому началу века. То было пиршество его памяти. Немые
расплывшиеся черно-белые кадры воспоминаний выхватывали из пропасти
отдельные лица: его робкая Като, суровая труженица мать, Шаумян, Каменев,
отдавший ему свои теплые шерстяные носки, когда они тряслись в 1917-м в
холодных вагонах от Ачинска до Петрограда... При чем здесь носки?
Неожиданно вспомнил, как Ленин первый раз поддержал его, как это помогло
ему поверить в себя. Но почему историки ничего не писали об этом? Ах,
какая преступная промашка! Кто же смел утаить этот исключительный факт?
Даже он не использовал его в сумятице борьбы 20-х годов, сражаясь с
Троцким, Зиновьевым, Каменевым, Бухариным. Завтра же поручить Берии
разыскать эти документы... Нужно в очередных томах его сочинений еще раз
напомнить людям, что Ленин его выбрал сам; не судьба, не случай, а вождь
революции...
  Действительно, в истории остался незамеченным один примечательный эпизод.
На дворе был декабрь 1917 года. Под натиском грозных проблем эйфория
революционной победы постепенно исчезала. 23 декабря шло очередное
заседание Совета Народных Комиссаров. Председательствовал Ленин.
Присутствовали: Шляпников, Урицкий, Виноградов, Прошьян, Шлихтер,
Менжинский, Аксельрод, Сталин, Петровский, Трутовский, Алгасов, Дыбенко,
Бонч-Бруевич, Карелин, Луначарский, Коллонтай, Козьмин. Рассматривалось,
как всегда, множество вопросов: проект декрета о Турецкой Армении,
конфликт между Наркоматом внутренних дел и Высшим советом народного
хозяйства, прекращение оплаты купонов, "вермишельная комиссия",
упразднение общегосударственного комитета по делам увечных и передача
всего дела в руки Всероссийского союза увечных воинов и многие другие. Был
и такой вопрос - "О предоставлении отпусков тов. Ленину на 3 - 5 дней,
тов. Дыбенко на 2 дня, Прошьяну на 1 день и о замене Председателя Совета
за время отсутствия тов. Ленина.
  Постановили:
  Отпуск разрешить. Председателем Совета Народных Комиссаров назначается т.
Сталин, а заместителем его т. Шляпников"1142.
  Сталин помнил, что он, замещал Ленина, провел два или три заседания
Совнаркома (в то время правительство для обсуждения бесчисленных проблем
собиралось едва ли не ежедневно). Тогда Горбунов поставил вопрос о допуске
на заседание СНК корреспондента из Бюро печати, Прошьян докладывал о
борьбе с саботажем Почтово-телеграфного ведомства и предлагал ввести для
"почтарей" трудовую повинность; сам Сталин сделал сообщение о положении на
Дону, о колебаниях в казачьей массе; по ходатайству Алгасова решали вопрос
о выделении средств в сенатскую типографию: что-то, кажется, докладывал
Свердлов...1143 Троцкий на "сталинских" заседаниях не появлялся. Как все
это было давно... Но не мог же Ленин случайно оставить его вместо себя?
Ведь сколько блестящих революционеров было в поле зрения вождя! Почему же
этот аргумент в своей борьбе он не использовал в прошлом? Ну да Бог с ним,
аргументом. Победителю теперь он нужен только для его "исторической
биографии".
  Сталину было трудно даже предположить, что Ленин, оставляя за себя
Сталина, не придавал этому факту особого значения. Вождя беспокоило, что в
составе Совета почти нет представителей национальных окраин; черносотенцы,
бежавшие на юг, все громче кричат, что Ленин сформировал "еврейское
правительство"... В этих условиях его шаг, поддержанный Советом Народных
Комиссаров, о временном замещении Председателя наркомом национальностей
Сталиным был естественным. Но Сталин, как и во всем, что делалось в
аппарате власти, видел, кроме очевидного, и потаенный смысл, выгодный ему.
  ...Стряхнув воспоминания, Сталин повернулся на шаги вошедшего. Но это была
не привычная фигура Поскребышева, которого в ноябре 1952 года по настоянию
Берии Сталин согласился наконец отстранить от работы, как позже и Власика.
Вчера Берия, который становился ему день ото дня все подозрительнее,
что-то говорил насчет того, что, "возможно, Поскребышев связан с делом
врачей и его придется проверить". Пусть "проверяет". Так же, как
"проверяли" недавно все ленинградское руководство и их выдвиженцев в
Москве и других городах, как "проверяли" дело, связанное с Еврейским
антифашистским комитетом, возглавляемым С.А. Лозовским, которого Сталин
хорошо узнал за войну (он возглавлял Совинформбюро), как "проверяли"
недавно возникшее дело "врачей-отравителей". Слава Богу, он старается
обходиться без их помощи. Сколько императоров, королей, президентов,
вождей в истории придворная лекарская курия незаметно отправила на тот
свет... Кто скажет? Главное: не доверяться этой публике, которую наверняка
обрабатывает и сам Берия...
  Сделаю еще одно отступление. Я уже сказал, что незадолго до своей смерти
Сталин после долгих нашептываний Берии согласился на устранение своих двух
самых верных помощников - А.Н. Поскребышева и Н.С. Власика. В конце жизни
"вождь" не верил никому. Да, никому. Не верил и Берии, но не мог не
поддаться, когда тот долго и настойчиво компрометировал Поскребышева и
Власика, проработавших около него более двух десятков лет. О том, что
Сталин не доверял Берии, свидетельствует такой документ.
  Генерал-лейтенант Николай Сидорович Власик был арестован 16 декабря 1952
года. Его допрашивал сам Берия, а также Кобулов и Влодзимирский.
Начальнику Главного управления охраны МГБ Власику было предъявлено
обвинение в "потакательстве врачам-отравителям", знакомстве со "шпионом"
В.А. Стенбергом, а также в злоупотреблении служебным положением
("использование казенных продуктов"). Но главное, конечно, было не в этом
трафаретном наборе обвинений. В письме на имя Председателя Президиума
Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилова в мае 1955 года из Красноярского
края, где бывший генерал-лейтенант находился в ссылке, говорилось:
  "Глава правительства (именно так в письме Власик называет Сталина. - Прим.
Д.В.), находясь на юге после войны, в моем присутствии выражал большое
возмущение против Берии, говоря о том, что органы государственной
безопасности не оправдали своей работой должного обеспечения... Сказал,
что дал указание отстранить Берию от руководства в МГБ. Спрашивал у меня,
как работают Меркулов, Кобулов и впоследствии - о Гоглидзе и Цанаве. Я
рассказал ему, что знал... И вот я потом убедился, что этот разговор между
мной и Главой правительства стал им доподлинно известен, я был