емлевском обиходе именовали
кабинет "вождя"). Товарищ Сталин умер... - И положил трубку.
  В кабинете решали вопросы, связанные с организацией похорон. Мне бросилось
в глаза, говорил Дмитрий Трофимович, как вели себя члены Политбюро.
Уселись за длинный стол. Кресло Сталина во главе никто не занял. Напротив
друг друга, рядом с председательским местом, разместились Берия и
Маленков. Оба не могли скрыть своего возбуждения. Перебивая бесцеремонно
своих соратников, они говорили больше других. Берия прямо сиял. Хрущев
говорил мало, был явно в шоке... Каганович тоже что-то говорил невпопад...
Удивило одно (я это хорошо запомнил): Молотов сидел молча, отрешенный, с
каменным выражением лица, и, кажется, на протяжении полуторачасового,
довольно бестолкового совещания не произнес ни слова..." Каждый по-своему
чувствовал: день 5 марта может стать не только концом "вождя", но и
началом новой "дворцовой" эпохи.
  На другой день состоялось необычное совместное заседание трех органов -
Центрального Комитета партии, Совета Министров и Президиума Верховного
Совета СССР. Никаких распоряжений Сталина на случай его смерти обнаружить
не удалось. С момента болезни "вождя" в его кабинете один раз был только
Берия, после чего он приказал опечатать помещение. Нужно было решать
вопрос о преемственности власти. Для демократической системы это обычная
процедура: все в соответствии с конституционными нормами. Там, где
демократия была эфемерной, где в эпицентре государства был такой человек,
как Сталин, это всегда неизвестность и таинственность. Вел заседание
Маленков. Но решения были оговорены до заседания в узком кругу.
  Один пост Сталина - Председателя Совмина, было решено передать Г.М.
Маленкову, который последние два-три года был заметным фаворитом "вождя".
Первыми заместителями к нему определили Л.П. Берию, В.М. Молотова, Н.А.
Булганина, Л.М. Кагановича. Среди других вопросов, связанных с
перестановками в государственном руководстве, следует выделить такие:
вновь были объединены министерства государственной безопасности и
внутренних дел. Разросшееся гигантское МВД опять возглавил Берия. Он и
раньше был фактическим руководителем двух министерств, а теперь, сохранив
пост первого заместителя (и, видимо, буквально первого) Председателя
Совмина, взял рычаги управления ведомством, которое на протяжении четверти
века фактически бесконтрольно стояло над всеми другими. Берия, судя по
всему, намеревался не только сохранить существовавшее при Сталине
положение, но и усилить роль министерства при решении внутренних и
внешнеполитических вопросов. По сути, в его руках находился аппарат, с
помощью которого он мог в последующем прийти к власти. Молотов был
назначен министром иностранных дел, а Булганин - военным министром.
Законодательная власть претерпела также существенные персональные
изменения: Н.М. Шверника, бывшего Председателя Президиума Верховного
Совета, отправили "на профсоюзы", а его место занял К.Е. Ворошилов, после
войны пребывавший в немилости у "вождя".
  Не менее серьезные перемены произошли и в высшем партийном органе.
"Руководящее ядро", собравшись ночью, накануне этого памятного заседания,
менее чем через 12 часов после смерти Сталина по предложению Молотова,
поддержанного остальными, решило резко сократить численность Политбюро,
которое после XIX съезда КПСС (октябрь 1952 г.) стало называться
Президиумом ЦК. Сталин к концу жизни, по всей вероятности, вел дело к
тому, чтобы освободиться от своих многолетних соратников - Берии,
Ворошилова, Кагановича, Микояна, Молотова, Хрущева, возможно, и некоторых
других.
  Устранить их всех он планировал постепенно, но у него, Сталин чувствовал
это, было немного времени. Его изощренный ум, как всегда, нашел
неожиданный ход. Он предложил (конечно, в старом Политбюро все сразу
согласились) увеличить состав Президиума до 25 членов и 11 кандидатов.
Состав секретарей был расширен до 10 человек. Таким образом, он сразу
"растворил" своих старых соратников среди новых функционеров, на которых
хотел делать ставку в будущем. Думаю, если бы Сталина не сразил инсульт,
он нашел бы повод для обвинений Молотова, Микояна, Берии, некоторых
других, чтобы устранить их из руководства, попутно возложив на них вину за
очень многое, что, как чувствовал стареющий "вождь", отягощало его
исторический портрет. Но старые аппаратчики хорошо изучили "Хозяина".
Через несколько часов после его смерти они решили в интересах "обеспечения
бесперебойного и правильного руководства" первым делом отодвинуть от
главного рычага власти новоявленных выдвиженцев.
  Совместное заседание утвердило предложение "ядра" более чем в два раза
сократить численность Президиума, доведя его до 10 членов и 4 кандидатов в
члены. К старой "сталинской гвардии" - Г.М. Маленкову, Л.П. Берии, В.М.
Молотову, К.Е. Ворошилову, Н.С. Хрущеву, Л.М. Кагановичу, А.И. Микояну
были добавлены лишь трое - Н.А. Булганин, М.З. Сабуров, М.Г. Первухин.
Некоторые деятели, пробыв по прихоти Сталина в составе Президиума менее
пяти месяцев, исчезли с высокого политического небосклона, чтобы больше
никогда там не появиться: В.М. Андрианов, А.Г. Зверев, И.Г. Кабанов, В.А.
Малышев, Л.Г. Мельников, Н.А. Михайлов, П.К. Пономаренко, А.М. Пузанов,
И.Ф. Тевосян, Д.И. Чесноков, П.Ф. Юдин. Л.И. Брежнев пока тоже не
удержался в этой высокой партийной "обойме" (его отправили, освободив от
постов кандидата в члены Президиума и секретаря ЦК, заместителем
начальника Главного политуправления Советской Армии и Военно-Морского
Флота).
  После 1934 года официально на должность Генерального секретаря ЦК никто не
избирался. Всем и без того было ясно, что первым лицом, "господствующей
личностью" в государстве, обществе, партии был Сталин. После его смерти
человека, обладающего таким же авторитетом, не было. Маленков, который
последние годы по поручению "вождя" вел дела в ЦК, был назначен, повторю,
предсовмина. Решили неопределенно, словно давая испытательный срок:
"Признать необходимым, чтобы тов. Хрущев Н.С. сосредоточился на работе в
Центральном Комитете КПСС, и в связи с этим освободить его от обязанностей
первого секретаря Московского комитета КПСС".
  Страна, погрузившаяся в официально объявленный четырехдневный траур, не
придала значения этим "тонкостям" в перераспределении власти. Однако
многим было ясно, что новые политические фигуры, призванные заменить
Сталина, являются лишь тенью "вождя". В те дни народ с жадностью ловил
сообщения радио и газет, почти как две капли воды давно похожие друг на
друга. Восприняли как должное сообщение о постановлениях ЦК и Совета
Министров: поместить саркофаг с телом И.В. Сталина в Мавзолее на Красной
площади рядом с саркофагом В.И. Ленина и соорудить Пантеон - памятник
вечной славы великих людей Советской страны. "По окончании сооружения
Пантеона перенести в него саркофаг с телом В.И. Ленина и саркофаг с телом
И.В. Сталина и останки выдающихся деятелей Коммунистической партии и
Советского государства, захороненных у Кремлевской стены". Все казалось
естественным.
  Древний обычай бальзамирования и мумифицирования владык, против чего в
свое время так протестовала Крупская и на котором так настаивал Сталин,
казался уже естественным. Люди с годами привыкают ко многому. Даже к тому,
что с ними на Земле живет бог. Но что этот бог умер, как все смертные,
воспринималось с трудом. Алексей Сурков в своей статье в "Правде" "Великое
прощание" описывал, как "три дня подряд, не иссякая ни утром, ни вечером,
извиваясь по улицам Москвы, текла и текла живая река народной любви и
скорби, вливаясь в Колонный зал"1146. Он только не написал (да это ему и
не позволили бы), что усопший "вождь" остался верен себе: и мертвый, он не
мог допустить, чтобы жертвенник был пуст. Скопление народа было столь
велико, что в нескольких местах на улицах Москвы возникали ужасные давки,
унесшие немало человеческих жизней.
  Новый военный министр, Булганин, издал приказ войскам Советской Армии, в
котором одно за другим следовали слова "великий", "гениальный",
"бессмертный". В час погребения в столицах союзных республик,
городах-героях и некоторых других прозвучали тридцать артиллерийских
залпов. Маршалы Соколовский, Буденный, Говоров, Конев, Тимошенко,
Малиновский, Мерецков, Богданов, генералы и адмиралы несли ордена и медали
генералиссимуса. Вся страна была в глубоком трауре. Скорбь была
неподдельной. Миллионы людей не ведали, что в акте похорон они обретают
начало трудного и долгого освобождения от одной из самых страшных тираний.
  На похороны прилетели Чжоу Эньлай, Г. Георгиу-Деж, К. Готвальд, Б. Берут,
М. Ракоши, О. Гротеволь, Ю. Цеденбал, В. Червенков, У. Кекконен, многие
другие политические и государственные деятели со всех концов света.
Человечество понимало, что ушел человек, роль которого в мировой истории
оценить будет непросто. Но в те дни дипломатические представительства в
Москве слали депеши в свои столицы главным образом с оценками случившегося
и его значения для гигантской страны, с прогнозами на будущее. Все ждали,
что скажут на торжественной траурной церемонии похорон преемники Сталина.
Солировала четверка: Хрущев, как председатель комиссии по организации
похорон, открывший траурный митинг, Маленков, Берия и Молотов.
Политические аналитики расценили этот факт так, что именно эти четверо -
центральные, фигуры в новом руководстве.
  Выступавшие, по сути, в одних и тех же словах и выражениях подчеркнули
полную приверженность народа и страны сталинскому курсу. Маленков, назвав
Сталина "величайшим гением человечества", выразил уверенность, что у СССР
"есть все необходимое для построения полного коммунистического общества".
Берия, естественно, напомнил, что, идя сталинским путем, мы должны
"неустанно повышать и оттачивать бдительность партии и народа к проискам и
козням врагов Советского государства. Теперь мы должны еще более усилить
свою бдительность". Молотов, отвечая на вопрос: "Что значит быть верными и
достойными последователями Сталина?" - пытался сформулировать главные
направления дальнейшего укрепления позиций руководства внутри страны и на
международной арене. Соратники, по сути, клялись, что все останется так,
как было при Сталине. Нюансов в выступлениях лидеров страны на траурном
митинге не было. Если не считать, что Берия в ситуации, когда не ему
досталось место во главе колонны руководителей (я не сомневаюсь, что он
вынашивал такие планы), решил оказать максимальную поддержку наиболее
близкому ему человеку - Маленкову. В своем выступлении Берия заявил, что в
ряду "чрезвычайно важных решений, направленных на обеспечение
бесперебойного и правильного руководства всей жизнью страны" является
"назначение на пост Председателя Совета Министров Союза ССР талантливого
ученика Ленина и верного соратника Сталина Георгия Максимилиановича
Ма-ленкова"1147.
  После траурных церемоний тело умершего "вождя" внесли в Мавзолей. Однако
еще восемь месяцев он был закрыт для посещения: продолжался процесс
бальзамирования. Мумия должна была, по идее, лежать здесь века. Рядом с
Лениным находился теперь человек, который в течение своей политической
жизни узурпировал право на понимание и трактовку дела своего великого
предшественника. Но хотя Ленин - в своем темном костюме без наград (никто
не может представить вождя с "иконостасом" орденов), а Сталин - с
орденскими планками из платины, подлинную роль этих людей история оценила
и оценивает, не оглядываясь на "знаки различия". Именно они стояли у
истоков огромной исторической неудачи великого народа. Кто мог знать, что
ночью 31 октября 1961 года мумия Сталина навсегда покинет Мавзолей?
  В печати и на радио неделю-другую продолжался поток соболезнований,
искренних и горестных. Думаю, что даже известные своим антисоветизмом
буржуазные деятели искренне связывали со Сталиным целую эпоху развития
одного из могущественных государств, без учета позиции которого ныне
нельзя было решать многие мировые проблемы. Советская печать не могла
найти эпитетов, чтобы выразить роль Сталина в современной цивилизации.
"Правда" писала, что его руки "лежали на руле истории человечества".
Скажу, однако, что встречались иногда и материалы, за строками которых
можно было прочесть и иной смысл.
  Пролетарский немецкий поэт И. Бехер в своем стихотворении "Бессмертному"
писал:
  Могуче задышала грудь земли,
На ней посевы Ленина взошли.
  Сказал народ: "Смотрите, Сталин
клятву
Исполнил. Люди, начинайте жатву!"
И снова Сталин в души пролил свет,
В то утро величайшей из побед
Погибших память чтил он, скорби
полный,
Среди народа - то был плач
безмолвный1148.
  Вечная тьма поглотила "вождя". Но физическая смерть не сопровождалась
смертью политической. Он ушел, оплаканный угодливыми соратниками
(неугодных он уничтожил), сопровождаемый их стенаниями и заклинаниями в
верности "его делу". Внешне ничего не изменилось. Люди думали, как прежде.
Бюрократическая машина, вращая своими массивными шестернями, так же
неумолимо исторгала директивы, указания, занималась "подготовкой,
изучением и расстановкой кадров", все так же на каждом торжественном
собрании принимались приветственные письма, обращенные в адрес
"самых-самых". Но те же люди, которые начинали и кончали свои речи и
статьи упоминанием о "гениальности" Сталина, постепенно стали менять тон.
Как-то незаметно сползала пелена с глаз и душ. Менее чем через месяц
прекратили "дело врачей", а Рюмина - главного исполнителя затеи Берии, -
как было принято и раньше, расстреляли. Прошло совсем немного времени, и
осмелевшие соратники провели "дворцовую операцию" по устранению, а затем и
ликвидации Берии. Через год после смерти Сталина военная коллегия
Верховного суда СССР под председательством А.А. Чепцова прекратила
"ленинградское дело" как "сфальсифицированное бывшим министром
госбезопасности СССР и его сообщниками". А.А. Вознесенский, Н.А.
Вознесенский, М.А. Вознесенская и десятки их "подельцев", сложившие головы
по воле умершего в марте 1953 года сатрапа, были реабилитированы1149. В
следующем году "Правда" сообщила, что в Ленинграде на открытом заседании
военной коллегии лица, виновные в фальсификации "ленинградского дела"
(B.C. Абакумов, А.Г. Леонов, В.И. Комаров, М.Т. Лихачев), были приговорены
к высшей мере наказания - расстрелу, а другие - к тюремному заключению на
различные сроки. Главные преступники к этому времени были уже мертвы.
  То, что казалось незыблемым, застывшим, вечным, монолитным еще до
официального осуждения культа личности, начало расползаться, таять,
подвергаться незаметной эрозии, исчезать. Старая как мир истина, которую
лаконично сформулировал Томас Манн, что прижизненная слава - вещь
сомнительная, быстро стала находить свое подтверждение.
  Сталин умер, миновав апогей своей славы и величия. Не все тогда это знали
и чувствовали, но смерть "вождя" совпала с глубоким кризисом советского
общества. Система застыла: все форумы, съезды, слеты носили формальный
характер, ибо их итог заранее был предопределен диктатором. Идеология
принизила культуру до роли имитатора заданного и послушного "воспитателя".
Все заметнее, несмотря на прорыв в ядерной области, накапливалось
техническое отставание от Запада. Сельское хозяйство еще больше
деградировало. Обществоведение занималось комбинированием цитат. На
развитие естественных и технических наук оказали влияние процессы
мракобесия, подобные лысенковщине и походу против кибернетики и генетики.
Бюрократическая система контролировала в обществе почти все. Хотя
официальная пропаганда непрерывно говорила о новых и новых триумфах
"сталинской внутренней и внешней политики", на огромных пространствах
лежала молчащая страна, которая могла ждать в любой момент нового приступа
насилия своего верховного предводителя. Кремлевский старец с подозрением
смотрел на угасание энтузиазма народа, привыкшего повиноваться, исполнять
и надеяться. Он недовольно вглядывался во внешне энергичные, но, по
существу, малоэффективные действия созданной им бюрократической
прослойки. Он чувствовал: вместо ускорения движения идет его замедление.
Кризис назревал.
  Не лучше положение было и в делах международных. Конфликт с Тито показал
всем - Сталин не всесилен. Созданный им Коминформ - в параличе. "Холодная
война" высветила контуры возможного нового мирового конфликта. Но Сталин
не понимал, что мир на пороге новых перемен. Нужно было новое мышление,
новые подходы, новые альтернативы, признающие приоритет общечеловеческого
над классовым. Сталин был совершенно не способен к такой эволюции. Каждый
год жизни Сталина, не случись с ним в 1953-м удара, лишь углублял бы
тяжелый политический кризис страны. Судьба распорядилась иначе; смерть
"вождя" открыла новые возможности для преодоления того, что позже люди
назовут сталинизмом. Как сказал Вергилий: "Каждому назначен свой день". И
он, этот день, пришел. Великие права и свободы, завоеванные трудящимися в
борьбе, оказались серьезно урезанными и не могли выйти из сталинской
колеи. Но Сталин оказался не в состоянии все деформировать: многое выжило,
хотя и в усеченном виде. На фоне кризиса, который мы смогли в полной мере
рассмотреть лишь спустя десятилетия, нельзя отрицать огромную
жизнестойкость советского народа...
  Однажды, когда Джугашвили еще только вступал в отрочество, духовник в
семинарии читал наставление по основам Евангелия. Большими глазами Coco
смотрел на священника, пытавшегося убедить его, что Иисус не желал земной
власти, а стал гонимым странником, предпочитая славе страдания и смерть. А
за несколько часов до Голгофы назвал себя Мессией. Бог, соединившись с
людьми, стал богочеловеком и разделил участь всех гонимых за правду...
  Юный Джугашвили не мог понять, почему Бог отказался от власти на Земле?
Если бы он ее взял, то мог бы изменить участь не только гонимых, но и
всех, кого бы счел нужным... Стряхнув с себя библейские постулаты, он,
однако, еще с юношества сохранил устойчивый взгляд на власть, которая
способна дать человеку силу и волю сродни божественной.
  Жизнь и смерть Сталина подтвердили ряд вечных истин. Пропасть истории
одинаково глубока для всех. Но эхо падения ушедшего туда может доноситься
как призыв и свидетельство Добра или Зла. Чем больше мы узна„м о Сталине,
тем глубже убеждаемся, что ему суждено стать в истории одним из самых
страшных олицетворении Зла. Никакие благие намерения и программы не могут
служить оправданием актов бесчеловечности. Сталин своей жизнью еще раз
показал, что даже благородные, высокие человеческие идеалы можно вывернуть
наизнанку, если политика отказывается от союза с гуманизмом. Повторю:
Сталин выпустил из поля зрения главное - человека. Для "вождя" человек
всегда был и остался составной частью массы, а это почти ничто. Жизнь и
смерть Сталина подтвердили, что единовластие как выражение диктатуры
одного лица исторически исключительно хрупко. Оно гибнет, исчезает вместе
со смертью единодержца. Сталин никогда не мог и не хотел понять, что
подлинно свободное общество - это не платформа для пирамиды, на вершине
которой находится один человек, а ассоциация, где каждый волен принимать
участие в выборе собственной судьбы.
  Жизнь и смерть Сталина показали, что отсутствие гармонии между политикой и
моралью всегда в конечном счете приводит к краху. Исторический маятник
событий в нашей стране поднял Сталина на высшую точку и опустил его до
низшей. Жизнь и смерть Сталина рельефно высветили, что человек, верящий
только в могущество насилия, может идти лишь от одного преступления к
другому. Декорации, созданные диктатором из его "славы, мудрости,
прозорливости, почитания", рано или поздно рушатся. Своей жизнью и смертью
Сталин показал, что его претензии на совершенство управления оказались
призрачными. Его способность овладевать сознанием людей, превращать их в
бездумных исполнителей является грозным предупреждением - к чему может
вести власть бесконтрольная, абсолютная и сконцентрированная в одних
руках. Но это историческое предупреждение мы в