вственный подонок в одном лице навсегда останется обвинением лично
Сталину, допустившему возвышение антилюдей типа Берии.
  Е.П. Питовранов, работавший в НКВД с предвоенных лет и ставший после войны
начальником управления и заместителем наркома, поведал мне о Берии немало
интересного. Кстати, Питовранов остался жив лишь потому, что оказался в
тюрьме за "мягкость" по отношению к "врагам народа". По его словам, Берия
был не только абсолютно безнравственной личностью, но и личностью глубоко
аполитичной. Думаю, говорил Питовранов, Берия ничего не понимал в
марксизме, совсем не знал ленинских работ. Политика для него имела смысл
лишь в связи с собственными, личными целями. Для Берии важна была только
власть над людьми. Трудно понять, почему он, о котором Сталин очень многое
знал, долго держался на поверхности. Обычно "вождь", размышлял Питовранов,
взваливал на таких людей ответственность за какие-либо неудачи,
прегрешения, провалы и беспощадно их убирал. А Берия держался. И не просто
держался, а продолжал дискредитировать социализм, закон, общество. Видимо,
дело все же в том, что люди типа Берии были близки Сталину своей
готовностью выполнить любое его указание. Берия был копией "вождя" в
главном: в методах использования власти.
  Надо сказать, Сталин давал Берии самые щекотливые задания. Троцкий, самый
непримиримый личный враг вождя в конце концов был устранен физически не
без участия Берии. Отсутствие каких-либо принципов у этого Монстра вскоре
стало известно всему окружению Сталина, которое откровенно побаивалось
наркома. Берия порой демонстрировал в присутствии других членов Политбюро
свои особые отношения со Сталиным, перебрасываясь с ним несколькими
фразами на грузинском языке. В эту минуту все подавленно замолкали; можно
было думать что угодно: возможно, речь шла о ком-то из присутствующих.
 
Во время войны Сталин поручал ведомству Берии восстановление мостов,
прокладывание железнодорожных веток, создание новых рудников и т.д. Все
это делалось, естественно, силами заключенных и в предельно короткие
сроки. "Боевые действия" Берии в годы Великой Отечественной войны
фактически ограничиваются двумя выездами в качестве члена ГКО на Кавказ.
Первый раз в августе 1942 года, второй - в марте 1943 года. Архивы
свидетельствуют: и здесь Берия от имени Сталина снимал неугодных ему
людей, расстреливал, нагонял страх на военных. Его сопровождали Кобулов,
Мамулов, Мильштейн, Пияшев, Цанава, Рухадзе, Влодзимирский, Каранадзе.
Доставалось Тюленеву, Сергацкову, Петрову, другим военачальникам. Каждый
из них имел не только противника перед собой, на фронте, но и коварного
заплечных дел мастера в тылу. Его телеграммы Сталину, как правило, играли
решающую роль при назначениях. Например, 1 сентября 1942 года Берия
докладывал Сталину:
  "Командующим Закавказским фронтом считаю целесообразным назначить
Тюленева, который, при всех недостатках, более отвечает этому назначению,
чем Буденный. Надо отметить, что в связи с его отступлениями авторитет
Буденного на Кавказе значительно пал, не говоря уже о том, что вследствие
своей малограмотности безусловно провалит дело...
  Берия"524.
  В трудную минуту, как докладывал Тюленев в Москву, он обратился к Берии за
разрешением использовать большой контингент внутренних войск,
дислоцированных на Кавказе. "Берия согласился выделить лишь малую часть, -
писал Тюленев, - и то по указанию Сталина"525. Своей деятельностью нарком
внутренних дел создавал в штабах обстановку напряженности, нервозности,
подозрительности и взаимных доносов. Генерал Козлов был вынужден
обратиться к Сталину с жалобой на начальника особого отдела Рухадзе,
который с ведома Берии пытался оказывать давление на руководство фронта
при принятии оперативных решений... Но все эти слабые протесты
игнорировались в Москве. Само присутствие Монстра парализовало творческую
мысль военачальников: никто не хотел оказаться его очередной жертвой.
Когда Берия со своей длинной свитой уезжал, все вздыхали с облегчением.
  "Ленинградское дело", "мингрельское", "дело врачей", другие подобные акции
- прямое проявление преступного творчества Берии. Он был могущественным
человеком не только потому, что стоял у пульта карательной машины, но и
потому, что в его распоряжении была вся система ГУЛАГа. Когда американцы
взорвали атомные бомбы над Хиросимой и Нагасаки, Сталин приказал
форсировать работы в этой области. Общее руководство ими было возложено на
Берию. Его подручные Меркулов, Деканозов, Кобулов, Гоглидзе, Мешик,
Влодзимирский были послушными исполнителями воли Берии. Это их усилиями,
полностью одобренными Сталиным, получили "права гражданства" научные,
инженерно-технические лаборатории в лагерях для заключенных. Мощь
интеллекта многих выдающихся ученых, закованных в прямоугольники зон,
напряженно искала жизненно важные решения, необходимые для того, чтобы в
максимально сжатые сроки ответить на грозный вызов современности. То, что
советская атомная бомба была создана в кратчайшие сроки, конечно, не
заслуга Берии. Раскованный разум в условиях нормального научного созидания
справился бы с проблемой наверняка быстрее. Но Берия верил только во
всемогущество насилия. А старик Кедров верил в справедливость.
  Тогда казалось, что победил Берия. Но это только казалось. Вера в
справедливость и гуманизм неистребима. Надежда на торжество этих ценностей
не умирает вместе с человеком. Если бы она умирала, то не стоило бы жить.
Приведу выдержки из письма Кедрова в Центральный Комитет партии, этого
крика неистребимой веры:
  "Я обращаюсь к вам за помощью из мрачной камеры лефортовской тюрьмы. Пусть
этот крик отчаяния достигнет вашего слуха; не оставайтесь глухи к этому
зову; возьмите меня под свою защиту; прошу вас, помогите прекратить кошмар
этих допросов и покажите, что все это было ошибкой.
  Я страдаю безо всякой вины. Пожалуйста, поверьте мне. Время докажет
истину. Я - не агент-провокатор царской охранки: я - не шпион; я - не член
антисоветской организации, как меня обвиняют на основании доносов. Я не
виновен и в других преступлениях перед партией и правительством. Я -
старый, не запятнанный ничем большевик. Почти сорок лет я честно боролся в
рядах партии за благо и процветание страны...
  Мои мучения дошли до предела. Мое здоровье сломлено, мои силы и энергия
тают, конец приближается. Умереть в советской тюрьме, заклейменным как
низкий изменник Родины - что может быть более чудовищным для честного
человека. Как страшно все это! Беспредельная боль и горечь переполняет мое
сердце! Нет! Нет! Этого не будет! Этого не может быть! - восклицаю я. Ни
партия, ни советское правительство, ни народный комиссар Л.П. Берия не
допустят этой жестокой и непоправимой несправедливости. Я твердо убежден,
что при наличии спокойного объективного разбирательства моего дела, без
грубой брани, без гневных окриков и без страшных пыток было бы легко
доказать необоснованность всех этих обвинений. Я глубоко верю, что истина
и правосудие восторжествуют. Я верю. Я верю".
  Беспощадность Берии не имела предела. Сотни, тысячи прошений оставались
без ответа. Приведу одно письмо, адресованное в конце войны наркому
внутренних дел:
  "Л.П. Берия.
  От з/к Герасимовой
Александры Ивановны;
Темниковский ИТЛ
Февраль, 1944 год.
  Я осуждена в 1937 году сроком на 8 лет. Отвечаю я за своего мужа В.И.
Герасимова (бывший замнаркома внутренних дел Азербайджана, расстрелян. -
Прим. Д.В.}. Вины мужа не знаю до сих пор. Прожила с ним 12 лет и знала
его как исключительно честного, трудолюбивого человека, преданного партии
и стране. Сама я себя чувствую абсолютно невиновной. Ни одной мыслью я не
совершила преступления. Работала с 16 лет до своего ареста.
  В день ареста оставила 2-х малюток на свою мать без всяких средств к
существованию. Мальчики растут. Им нужна мать и моя помощь.
  Умоляю, разберите мое дело, дайте мне право жить с детьми, работать и
воспитывать их. Жила я все эти годы в лагерях и была уверена, что правда и
справедливость в нашей стране победят ложь и несправедливость. Эта
уверенность давала мне силы пережить разлуку с детьми.
  Герасимова".
  К письму приложена справка следователя Любимова из Азербайджанского НКВД,
который вел "дело". "Ничего не признала. Особое совещание в 1939 году
оставило приговор в силе"526.
  Берия просто расписался, не разбираясь, соглашаясь с выводами следователя.
  Как высока стойкость, мученичество, мужество этой женщины! "Все эти годы в
лагерях была уверена, что правда и справедливость в нашей стране победят
ложь и несправедливость..." Вот эта святая народная вера и помогла
советским людям выстоять. Пока есть и будут в Отечестве такие женщины, как
Александра Ивановна Герасимова, живет и вечная надежда...
  Старый большевик Кедров был прав: истина должна торжествовать. Поэтому в
конечном счете поражение выродка, одного из самых страшных монстров в
нашей истории, было предопределено.



  Вина без прощения_____________________________________


  В первую годовщину смерти В.И. Ленина, 21 января 1925 года, "Правда"
поместила статью Н.И. Бухарина "Памяти Ильича". Анализируя эпицентр
трагедии конца 30-х годов, обратимся к некоторым мыслям Н.И. Бухарина,
сформулированным в названной статье.
  "Знал ли Ленин себе цену? - спрашивает Бухарин. - Понимал ли он все свое
значение? Я не сомневаюсь ни одной секунды, что да. Но он никогда не
смотрелся в историческое зеркало: он был слишком прост для этого, и он был
слишком для этого прост потому, что был слишком велик...
  Он знал колоссально много. Но именно поэтому он понимал, как это еще мало,
если мерить другими масштабами: а ведь Ильич считал миллионами и
десятилетиями...
  И поэтому тем больше, тем величественнее становилась личность Ленина, чем
меньше обращал он внимания на свою личность. Разве кто мог заподозрить
Старика в личном пристрастии? Разве кто мог допустить, что Ильич думает о
чем-либо ином, кроме интересов великого дела?"
Бухарин, как можно предположить, в своей статье попытался сопоставить
Ленина (которого он, правда, слишком идеализировал) с его "преемником".
Сталин отождествил себя с социализмом. Величие социализма он поставил в
зависимость от собственного величия. Он узурпировал не только власть, но и
представления людей о социализме, его идеалах и ценностях. И это полностью
развязало ему руки. Чудовищность антиистины, выражавшейся в отождествлении
социализма со Сталиным, люди тогда понять не смогли. Стараясь
продемонстрировать свою "простоту", он нередко в президиумах собраний
садился во втором ряду, "отчитывал" какого-нибудь редактора газеты за
славословие в свой адрес, не давал ходу книжонке о своем детстве, а
главное, все свои шаги "связывал" с Лениным. Но все это были точно
выверенные жесты, с помощью которых он переодевал правду в маскарадный
костюм. Если Людовик XIV говорил, что "государство - это я", то Сталин
хотя публично не заявлял этого, но всей своей практикой давал понять, что
"социализм - это я". В это поверило его окружение. Поверило очень много
людей в стране. Миллионы людей. Он хотел, чтобы поверили абсолютно все.
Тех, кто не верил или даже потенциально мог не поверить, нужно было
ликвидировать.
  Ленин "никогда не смотрелся в историческое зеркало...". Сталин то и дело
пытался заглянуть в него. Ленин "считал миллионами и десятилетиями...".
Сталин тоже считал "миллионами", но... миллионами жертв; он был не только
не способен мыслить на десятилетия вперед, но и не предвидел того, что
произойдет после его смерти всего через три года - на XX съезде партии...
Его тщеславная претензия олицетворять собой социализм чрезвычайно дорого
обошлась народу. Как говорил Френсис Бэкон еще в XVII веке: "Ранит не та
ложь, что проходит через сознание, а та, что входит и поселяется в нем".
Ложь, "поселившаяся" в сознании Сталина, а затем закрепленная в тысячах,
миллионах умов, стала не раной, а глубоким шрамом на ткани нашей истории.
Шрам, который долго камуфлировался, замазывался, запудривался, однако, еще
кровоточит... Пройдут годы, пока люди, узнав все без прикрас, недомолвок и
недосказанностей, смогут хотя бы чуть-чуть спокойнее перелистывать
страницы былого. На этих страницах с полной определенностью, надеюсь,
будет сказано, что главный виновник кровавых репрессий - Сталин, созданные
им командно-административная система и карательно-бюрократический аппарат.
Именно они превратили народ в пассивный объект истории. Что бы ни делал
Сталин для укрепления государства, превращения его в мощную индустриальную
державу, для усиления военной мощи, - его вина в происшедшем в конце 30-х
годов безмерна. За это ему никогда не может быть прощения. А это - только
часть всей вины. Деформированный, сталинский "социализм" породил в свою
очередь и периоды субъективизма, застоя, все, что связано с ними.
Необходимость обновления, начавшегося в середине 80-х годов, обусловлена
прежде всего ликвидацией последствий сталинизма.
  В 1937 - 1938 годы Сталин публично - ни устно, ни письменно - не выступал
за ужесточение репрессий. Даже его выступление на февральско-мартовском
Пленуме ЦК 1937 года, позже опубликованное в сокращенном виде в "Правде",
больше сводилось к призывам к бдительности, недопустимости беспечности,
опасности троцкизма и т.д. Хотя зловещие ноты чувствуются в каждой фразе.
В сборнике "О подрывной деятельности фашистских разведок,
троцкистско-бухаринской банды в СССР и задачах борьбы с ними", вышедшем в
нескольких издательствах, были опубликованы доклад И. Сталина на Пленуме
ЦК ВКП(б) 3 марта 1937 года, доклад В. Молотова, статьи Н. Рубина, Я.
Сереброва, А. Хамадана, С. Урамова, А. Вышинского, передовые "Правды".
Подобные издания буквально нагнетали психоз шпиономании и вредительства,
поощряли доносительство, создавали гнетущую обстановку. Сталин как будто
стоял в стороне, за кулисами. Но, находясь там, он не наблюдал, а
дирижировал, направлял, руководил. Он часто приглашал к себе "трех
карликов" - Ежова, Вышинского, Ульриха, не столько физических (они были
невысокого роста), сколько моральных. Ход следствия и процессов, вынесение
приговоров всем наиболее заметным и известным лицам обсуждались в кабинете
Сталина. Иногда распоряжения от его имени передавал Поскребышев. На многих
документах по делам арестованных "врагов народа" - собственноручные
поправки Сталина. Так, например, по докладу Ежова на февральско-мартовском
Пленуме ЦК было принято специальное постановление, некоторые пункты
которого были сформулированы в сталинской редакции. В частности, эти:
  "б) Отмечается плохая постановка следственной работы. Следствие часто
находится в зависимости от преступника(! - Прим. Д.В.) и его доброй воли
дать исчерпывающие показания или нет...
  г) Создан нетерпимый режим для врагов советской власти. Их размещение
часто более походит на принудительные дома отдыха, чем тюрьмы (пишут
письма, получают посылки и т.д.)"527.
  Органам НКВД предписывалось немедленно устранить "имеющиеся недостатки".
Нетрудно представить, как устранялись недостатки", отмеченные Сталиным!
  Даже после ноябрьского постановления 1938 года, когда кровавая вакханалия
стала постепенно затихать, Сталин требовал "завершить незакрытые дела".
Вместо того чтобы спокойно разобраться, освободить невинно арестованных,
извиниться перед ними, заключительные волны кампании смывали в небытие все
новых и новых людей. Вот одно из последних крупных донесений того периода.
  "В ЦК ВКП(б)
товарищу Сталину И.В.
  С 21 февраля по 14 марта 1939 года военной коллегией Верховного суда СССР
в закрытых судебных заседаниях в Москве были рассмотрены дела в отношении
436 человек. Осужденных к расстрелу - 413. Приговоры на основании Закона
от 1 декабря 1934 года приведены в исполнение.
  На судебном заседании военной коллегии полностью признали себя виновными
Косиор С.В., Чубарь В.Я., Постышев П.П., Косарев А.В., Вершков П.А.,
Егоров А.И., Федько И.Ф., Хаханьян Л.М., Бакулин А.В., Берман Б.Д., Берман
Н.Д., Гилинский А.Л., Гей К.В., Смирнов П.А. (бывший нарком
Военно-Морского Флота. - Прим. Д.В.), Смирнов М.П. (бывший нарком
торговли. - Прим. Д.В.) и другие.
  Некоторые подсудимые на суде от своих показаний, данных на предварительном
следствии, отказались, но были полностью изобличены другими материалами
дела...
  Председатель военной коллегии
Верховного суда Союза ССР
16 марта 1939 года Армвоенюрист
В. Ульрих"528.
  Кстати, в списке указан А.И. Егоров как "сознавшийся" и "осужденный". Это
еще одна фальсификация. Он не признал себя виновным и погиб во время
следствия.
  Как всегда, ничто не дрогнуло у Сталина, не ошеломила мысль о масштабах
беззакония, не перехватил горло спазм раскаяния, не прошли перед глазами
лица погибших, большинство которых он лично знал. Короткая знакомая
жестокая фраза Поскребышева: "Сталину доложено".
  "Вождь" помнил, как в июле 1938 года после решения, принятого опросом
членов и кандидатов в члены ЦК, был выведен из кандидатов в члены
Политбюро Влас Яковлевич Чубарь (он был в составе Политбюро с XV съезда).
Чубарь написал ему, Сталину, большую толковую записку о мерах по улучшению
оборонной промышленности. Сталин внимательно прочитал, отметил про себя
дельный характер выводов и предложений, но ему не понравилась концовка
письма:
  "Все эти соображения я готовился доложить, но дело опять сорвалось и опять
не по моей вине. Очень обидно и тяжело сознавать, что из-за потока клеветы
и происков врагов народа мне приходится выбывать из упряжки, но где бы ни
пришлось мне работать по вашему решению, везде и всегда буду честно и
добросовестно бороться за наше общее дело, за процветание СССР и за
коммунизм.
  16 июля 1938 г.
  В. Чубарь"529.
  "Хитрит", - по-видимому, подумал Сталин и велел переслать письмо Ежову.
Сталина невозможно было разжалобить. Узнав из доклада Ульриха о казни
Чубаря, как и других осужденных, "вождь" спокойно отложил рапорт
председателя военной коллегии в сторону и стал читать предложение М.
Метина и П. Поспелова о необходимости подготовки "Краткой биографии И. В.
Сталина"...
  Вновь вернувшись мыслью к Чубарю, он вспомнил, что и Эйхе, и Рудзутак, и
Постышев, и многие, многие другие просили его вмешаться и остановить
расправу. Все клянутся в верности ему, "товарищу Сталину"... Но почему они
просят? Разве это достойно? "Если НКВД разобралось и решило, при чем тут
товарищ Сталин?" Он любил думать и говорить о себе в третьем лице.
Никакого сострадания. Никакого слюнтяйства... Думаю, что пониманию природы
сталинской жестокости могут помочь очень тонкие наблюдения и размышления
Ф.М. Достоевского в его "Записках из Мертвого дома". Великий писатель и
психолог отмечал, что "кровь и власть пьянят: развиваются загрубелость,
разврат; уму и чувству становятся доступны и, наконец, сладки самые
ненормальные явления. Человек и гражданин гибнут в тиране навсегда, а
возврат к человеческому достоинству, к раскаянию, к возрождению становится
для него уже почти невозможен"530.
  Отношение Сталина к своим жертвам, товарищам по Политбюро, ЦК, как и
вообще к использованию насилия, свидетельствует: "человек и гражданин" в
Сталине-тиране умерли давно. Все самые низменные чувства и качества
натуры, которые в 20-е годы еще как-то сдерживались, пышно расцвели в
условиях единовластия. Любая власть вне контроля снизу опасна. А власть
диктаторская - особенно. Еще раз подтвердилась старая истина: тирания -
мать несправедливости.
  Е.П. Питовранов в беседе со мной подтверждает мысль, что разжалобить
Сталина было "дохлым делом". Он просто не обращал внимания на просьбы о
помиловании, милосердии, проявлении чувства справедливости. "Когда меня
посадили за "мягкость к врагам народа", - рассказывал мои собеседник, - я
сказал себе: все, конец. Ни один человек из руководящего состава НКВД,
будучи арестованным, не выходил живым из Лефортово. В камере со мной сидел
Л. Шейнин, следователь и в последующем писатель. Ожидая со дня на день
трагической развязки, я в то же время мучительно и