скал выход. И, как
оказалось впоследствии, нашел. Выпросив лист бумаги, я написал письмо
Сталину, у которого не раз бывал на приеме, являясь начальником одного из
главных управлений НКВД. Я не стал ничего просить: ни снисхождения, ни
пощады. Написал только, что у меня есть принципиальные соображения по
совершенствованию нашей контрразведки. Добился, чтобы пришел в камеру
начальник тюрьмы. Сказал ему: об этом письме знают "наверху". Если вы не
передадите его по назначению, вам будет плохо.
  Как мне потом рассказывали, - продолжал Питовранов, - Сталину о письме
доложили. Он позвонил в наше ведомство и спросил: "За что сидит
Питовранов?" Ему ответили. Помолчав, Сталин бросил в трубку: "Возьмите его
к себе обратно на работу. Кажется, человек он неглупый". Через несколько
дней меня неожиданно выпустили. Сталину для этого понадобилось несколько
слов. Но, как я понял, мне удалось сыграть на психологии диктатора: я не
молил о пощаде, как делали все, а предлагал идеи и новые решения".
  То, что сработало в случае с Питоврановым, который и ныне здравствует, не
получилось у Чубаря.
  Никакие просьбы о помиловании и справедливости не могли тронуть Сталина.
То ли нормальные человеческие чувства - сострадание, жалость, милосердие -
были страшно глубоко упрятаны, то ли вместо них в сердце Сталина были
"стальные" нити, то ли он считал беспощадность важнейшим атрибутом
вождя?..
  Сталину докладывали о направленных в ЦК прошениях Н.И. Вавилова,
крупнейшего биолога, генетика, ботаника и географа, гордости советской
науки. Он знал об аресте М.Е. Кольцова, чьи талантливые репортажи из
Испании высоко ценил. Докладывали Сталину и письмо С.П. Королева,
находившегося в одном из далеких колымских лагерей. Сколько их было, таких
писем! Сотрудники секретариата Сталина анализировали его почту. Иногда ему
подавали обобщенную справку, наиболее интересные (по мнению помощников)
письма. Эти уникальные, потрясающие документы абсолютно не трогали
Сталина. Он полагал, что страдания людей неизбежны. Это как плата за
прогресс, за движение вперед, за успехи. Может быть, Сталин вспомнил
Шиллера: "Свободным от страданий еще никто не рождался". Но если это
неизбежно, то это и естественно...
  Великие идеи, их воплощение (в этом Сталин был уверен) требуют
самоотверженности, самопожертвования, полной самоотдачи. Без жертв
социализм построить нельзя. А поскольку их было так много, Сталин к ним
привык. По его указанию никаких обобщающих данных, статистических выкладок
о жертвах репрессий в печати не сообщалось. Люди питались слухами и
страхами. В общественное сознание, нацеленное на достижение экономических,
социальных, культурных вершин, прокрадывался страх. Особенно у тех, кто
видел признаки недоверия к себе, угрозу доноса, а стало быть, и расправы.
Ведь человека, на которого заводилось "дело", в сущности, уже не было. По
сути, страх в этом случае выступал антиподом свободы, ее отрицанием. Люди
боялись не потому, что чувствовали за собой какую-то вину, они боялись
оказаться жертвой навета, произвола. Те, чьи опасения оправдывались, не
могли бы согласиться с Ницше: "Если тебе не удалась жизнь, то, может быть,
удастся смерть?" Ведь смысл репрессий был непонятен. Тем и питался
страх... Кто-то не пришел на работу. Ночью забрали соседа. Кому-то
осторожно говорили: передайте семье, что муж сегодня с завода не придет.
То вдруг в школьной библиотеке стали вырывать страницу из учебника... Как
будто кто-то невидимый "пропалывал" человеческое поле.
  Сталин знал точные данные о масштабах репрессии, и они его не пугали. Но
где-то во второй половине 1938 года к нему начали поступать тревожные
донесения: поднятые по тревоге две дивизии Киевского военного округа не
вышли в назначенное время в заданный район; проектирование химического
комбината осуществлено неудовлетворительно; конструкторское бюро по
разработке транспортных самолетов запаздывает с выполнением задания...
Становилось ясно, что дело не только во "вредителях". Возник огромный
дефицит кадров. Страна, народное хозяйство, армия были отброшены не на
месяцы, а скорее - на годы назад.
  Сталин, как и всегда в таких случаях, нашел "виновного". В данном случае -
Ежова. А.С. Яковлев, известный советский конструктор, встречавшийся со
Сталиным, вспоминал слова "вождя": "Ежов - мерзавец, в 1938 году погубил
много невинных людей. Мы его за это расстреляли". Арестованным кандидатам
в члены Политбюро П.П. Постышеву, Я.Э. Рудзутаку, В.Я. Чубарю, Р.И. Эйхе
помимо других преступлении вменялось в вину... "истребление большевистских
кадров". Сталин пытался и на этот раз переложить ответственность за террор
на других.
  "Вождю" доложили письма Постышева, Косиора, Рудзутака, Чубаря, Эйхе, в
которых они полностью отрицали свою вину. Прежде чем рекомендовать их для
избрания в состав Политбюро, Поскребышев, Мехлис, Ягода, Ежов изучили их
родословную до "пятого колена". Это были проверенные люди. Об этом же они
писали Сталину в своих предсмертных письмах, говорили на заседаниях
неправого суда. Вот что, например, написал Эйхе в своем письме Сталину.
  "...Я перехожу теперь к самой унизительной поре моей жизни - к моей
действительно серьезной вине перед партией и перед вами. Эта вина - мое
признание в контрреволюционной деятельности. Но положение было таково: я
не смог вынести тех пыток, которым меня подвергали Ушаков и Николаев,
особенно первый из них - он знал о том, что мои поломанные ребра еще не
зажили и, используя это знание, причинял при допросах страшную боль - меня
вынудили обмануть себя и других (своим признанием)...
  Я прошу вас, я умоляю вас вновь рассмотреть мое дело не для того, чтобы
пощадить меня, но для того, чтобы разоблачить всю ту гнусную провокацию,
которая как змея обволокла теперь стольких людей из-за моей слабости и
преступной клеветы. Я никогда не предавал ни вас, ни партию. Я знаю, что
гибну из-за гнусной, низкой провокации врагов партии и народа, которую они
сфабриковали против меня".
  В строках письма слышался не только голос неизбывной, смертельной тоски,
но и протест, и слабая надежда... Читая письмо Эйхе, Сталин не мог не
знать, что "змею провокации" выпустил он, первый человек в партии и
государстве. "Вождь" даже не стал советоваться с другими членами
Политбюро: приговор Эйхе он вынес, когда дал санкцию на его арест. Своих
решений главный Инквизитор никогда не менял.
  Сталину показали и заявление Рудзутака на суде, который, подчеркну этот
момент, длился всего двадцать минут.
  "Единственная просьба, с которой я обращаюсь к суду, это сообщить в ЦК
ВКП(б), что в НКВД есть еще не ликвидированный центр, ловко фабрикующий
дела и заставляющий невинных людей сознаваться в преступлениях, которых
они не совершали; у обвиняемых нет возможности доказать, что они не
участвовали в преступлениях, о которых говорится в таких признаниях,
вымученных от различных лиц. Методы следствия таковы, что они вынуждают
людей лгать и клеветать на невинных..."
Рудзутак просил встречи со Сталиным, но тот ответил на эту просьбу
заключенного грубой бранью. А ведь это был один из кристально чистых
старых большевиков, отсидевший 10 лет еще в царской тюрьме и погибший в
сталинском застенке. Сталин не забыл, что накануне ареста, в мае 1937
года, Рудзутак был у него. Рудзутак спокойно докладывал по вопросу,
который интересовал Сталина. Но "вождь" не слушал, а пытался понять,
насколько был верен "сигнал" Ежова: со времени Генуэзской конференции
Рудзутак завербован иностранной разведкой. Работая председателем ЦКК
ВКП(б) и наркомом РКИ СССР, а в последнее время заместителем Председателя
Совнаркома, поддерживал связь с троцкистами... Сталин вдруг вспомнил, что
однажды, еще при жизни Ленина, Троцкий высоко отозвался о
Рудзутаке-дипломате, эрудите, интеллигенте, владевшем несколькими
языками... Сомнения сразу отпали.
  Уже вечером, подписывая приветствие Советского правительства
героям-полярникам - участникам экспедиции на Северный полюс, Сталин увидел
среди других и подпись Рудзутака. После секундной заминки карандаш "вождя"
вычеркнул эту фамилию. Вычеркнул из очередного приветствия, но оказался
бессильным вычеркнуть из истории. А назавтра, 24 мая 1937 года, Сталин
продиктовал текст извещения членам ЦК для заочного голосования (опросом).
В нем сообщалось, что органами НКВД неопровержимо установлено, что
Тухачевский и Рудзутак являлись немецко-фашистскими шпионами.
Замечательный советский полководец и крупный государственный деятель по
воле Сталина оказались в одной трагической связке. С той лишь разницей:
Тухачевскому предстоит прожить немногим более двух недель, а Рудзутаку -
около года... На гильотину беззакония этих людей, как и многие тысячи
других, отправил сам Сталин.
  Диктатор сознательно предрешал судьбы многих тысяч людей. Практически все
предложения Ежова, Ульриха, Вышинского о вынесении самых жестоких
приговоров безоговорочно поддерживались. Я уже писал, что иногда Сталин
просто бросал: "Согласен" Но очень часто снисходил до того, чтобы оставить
свой автограф на чудовищном некрологе. Те, кто до сих пор кивает на Ежова
и Берию, мол, это их дело, ошибаются. Сталин хорошо знал, что делал. Следы
его кровавы. Есть множество документов, свидетельствующих о чудовищной
беспощадности Сталина.
  "Товарищу Сталину.
  Посылаю списки арестованных, подлежащих суду военной коллегии по первой
категории.
  Ежов".
  Резолюция лаконична: "За расстрел всех 138 человек.
  И. Ст., В. Молотов".
  "Товарищу Сталину.
  Посылаю на утверждение 4 списка лиц, подлежащих суду: на 313, на 208, на
15 жен врагов народа, на военных работников - 200 человек. Прошу санкции
осудить всех к расстрелу.
  20.VIII.38 г. Ежов".
  Резолюция, как всегда, однозначна:
  "За. 20. VIII. И. Ст., В. Молотов"531.
  Были и чудовищные "рекорды". 12 декабря 1938 года Сталин и Молотов
санкционировали к расстрелу 3167 человек!532 Списки составлены без
указания вины, результатов следствия. Фактически бывало и так, что после
утверждения списков дело оставалось за "формальным" вынесением приговоров.
Подобную кровавую статистику можно приводить очень долго. Но можно и нужно
посмотреть на действия Сталина и с другой стороны. Передо мной письмо
почти 90-летней Веры Ивановны Дерючиной из Белой Церкви. Ее письмо может
стать еще одним страшным обвинением сталинской карательной машине.
  "Когда страшной ночью 1937 года пришли за моим мужем-шахтером, выполнявшим
по четыре нормы, стахановцем, я думала, что это ошибка. Сказали мне - не
реви, дура. Через час придет твой муж. А пришел через двенадцать лет.
Инвалидом. И что только я не перенесла с малыми детьми, престарелой
матерью - описать невозможно. Из квартиры выгнали, везде на нас стояло
клеймо: семья врага народа. Если бы не добрые люди - то все бы погибли...
Напишите о моей судьбе в своей книге где-нибудь в уголочке. Дерючина Вера
Ивановна".
  Вот еще одно письмо - от москвича Степана Ивановича Семенова, отсидевшего
в сталинских лагерях 15 лет. У него расстреляли двух братьев и умерла в
тюрьме жена. Сейчас это глубокий старик, без детей и внуков. В его письме
есть строки: "Самое страшное, когда тебя никто не ждет, когда ты никому не
нужен. У меня и братьев могли быть дети, внуки, семьи. Проклятый Тамерлан
все изломал и растоптал. Он лишил будущего еще не родившихся граждан. Не
дал им родиться, поскольку убил их отцов и матерей. Доживаю жизнь в
одиночестве и до сих пор не могу понять, как мы не рассмотрели в "вожде"
чудовище, как допустил наш народ такое?"
Казалось бы, непосредственного участия в судьбе Дерючиной и Семенова
Сталин не принимал, но это именно "казалось бы". Созданная им машина
террора косила без особого разбора тысячи и тысячи безвинных жертв. И все
они так или иначе на "лицевом счету" бесспорного творца кровавых
преступлений.
  Поэтому рассуждения некоторых людей (об этом писал еще в 1962 г. И.
Эренбург; повторяли эту идею и другие - много позже) о том, что "Сталин не
знал того, что творил Ежов", "не представлял масштабов и размаха
репрессий", мол, "это дело провокаторов, пробравшихся в НКВД", не имеют
никаких оснований. Сталин все знал. Сталин руководил репрессиями. Сталин
определял "стратегию" насилия. Сталин расставлял акценты в этом насилии.
Сталин пытался скрыть подлинные масштабы репрессий путем ликвидация многих
исполнителей террора. Думаю, и сегодня никто не может знать больше и
полнее о том, что произошло в 1936 - 1939 годах, чем сам Сталин, главный
виновник трагедии народа. Знали и знают немало и те, кто был орудием
террора. В процессе работы над книгой я получил не одну тысячу писем. Их
письма я узнавал сразу. Часто они были без подписи. Приведу выдержки лишь
из двух:
  "Сталин, как санитар, очистил родину от швали. Да жалко, плохо очистил,
коли и сегодня есть такие, кто топчет это светлое имя.
  Ю.К.".
  "Поиграете в демократию, поиграете и позовете диктатора. В России никогда
без сильной руки ничего путного нельзя было сделать. Сталин из страны с
сохой сделал державу с атомной бомбой. Этим все сказано".
  Без подписи.
  Однажды вечером у меня дома раздался звонок. Старческий голос представился
Иваном Николаевичем (думаю, вымышленным именем). Без обиняков звонивший
заявил: "С удовольствием поставил бы вас к стенке, тем более что в 1937 -
1938 годах я этим занимался". "Не трогайте Сталина, - прошамкал бывший
исполнитель приговоров, - он еще вернется к нам в другой форме", - и
положил трубку.
  Сознание таких людей как бы застыло в 1937 году, и их ущербное
мировоззрение "винтика" не изменили ни годы, ни ветры перемен. Этих людей
осталось немного, они немало знают, но предпочитают свое участие в великом
терроре публично не афишировать. Да, у творца террора было немало
исполнителей. Чаще это были жертвы времени, но когда и в 80-е годы
скрипучий голос напоминает вам, что "он не сожалеет о своем соучастии",
это уже не поза, а позиция. В сознании таких людей сталинизм засел крепко,
и покаяние для них едва ли доступно. Они боготворили Сталина раньше,
боготворят его и теперь. Их сознание, наверное, не очистить от культового
мусора. Это они писали:
  "Рапорт товарищу Берии Л.П.
  Пора товарищу Сталину преподнести звание "Великого" или "Отца нации".
Закрепить это звание указом Верховного Совета. Надо подумать о грандиозном
памятнике на века из меди, бетона, бронзы. Нужно учредить орден Сталина.
  19.III.44 год. Шалаев"533.
  Памятников соорудили множество. А вот звание "Великого" и орден - не
успели...
  В истории всегда есть страницы, которые некоторые люди хотели бы скорее
забыть. Но этого сделать невозможно, да и не нужно. Все, что было, стало
частью нас самих. Через все это прошли главным образом те поколения,
которые уже ушли в вечность. Чем больше мы живем, тем меньше людей,
которые старше нас. И с каждым днем больше тех, кто нас моложе. Но память
о безвинных жертвах сталинского безумия для нас безмерно горька. Они пали
не как героя, но как мученики. Сталин не дал Каширину или Корку, Дыбенко
или Якиру погибнуть на поле брани с фашизмом, если бы была на то воля
судьбы. Осознание этой необратимости добавляет новые страдания.
  Мы все помним Сталина по фотографиям, бюстам, монументам, которые
незаметно, но как-то быстро исчезли со своих пьедесталов. "Вождь" часто
изображался с поднятой рукой, указывающей всем путь, с доброй улыбкой,
характерным прищуром внимательных глаз. Кто мог тогда думать, что за этой
маской скрываются патологическая жестокость, бессердечие и коварство,
равных которым непросто найти в нашей истории? Это в полной мере
почувствовали не только миллионы репрессированных и их семьи, но и
родственники самого Сталина. Один из кропотливых исследователей жизни И.В.
Джугашвили-Сталина, В.В. Нефедов, провел немалую работу по выяснению судеб
родственников "вождя". Вот что ему удалось установить.
  По линия Екатерины Семеновны Сванидзе (первой жены) были репрессированы:
  1. Александр Семенович Сванидзе, брат жены Сталина. Член партии с 1904
года (партийный псевдоним - Алеша Сванидзе). Нарком финансов Грузии, до
1937 года работал в Наркомате финансов СССР. Один из ближайших друзей
Сталина. Обвинен в шпионаже и расстрелян.
  2. Мария Анисимовна Сванидзе, жена А.С. Сванидзе. Оперная певица. В 1937
году арестована, приговорена к 10 годам тюрьмы. Умерла в ссылке.
  3. Иван Александрович Сванидзе, сын А.С. Сванидзе. Арестован как сын
"врага народа". Вернулся из ссылки в 1956 году.
  4. Мария Семеновна Сванидзе, сестра жены Сталина. В 1927 - 1934 годах -
личный секретарь А.С. Енукидзе. Арестована в 1937 году. Умерла в тюрьме.
  5. Юлия Исааковна (Мельцер) Джугашвили, жена сына Сталина - Якова.
Арестована, в 1943 году освобождена.
  По линии Надежды Сергеевны Аллилуевой (второй жены) были репрессированы:
  1. Лина Сергеевна (Аллилуева) Реденс, сестра жены Сталина. Арестована в
1948 году, осуждена на 10 лет за "шпионаж". Освобождена в 1954 году.
  2. Станислав Францевич Реденс, муж А.С. Аллилуевой, нарком внутренних дел
Закавказья, Казахстана. Делегат XV, XVI, XVII съездов ВКП(б), член ЦКК -
ЦРК ВКП(б). В 1938 году арестован как "враг народа", в 1941 году
расстрелян.
  3. Ксения Александровна Аллилуева, жена П.С. Аллилуева, брата жены
Сталина. В 1947 году арестована. В 1954 году освобождена.
  4. Евгения Александровна Аллилуева, жена П.Я. Аллилуева, дяди жены
Сталина. В 1948 году арестована и осуждена за "шпионаж" на 10 лет. В 1954
году освобождена.
  5. Иван Павлович Аллилуев (Алтайский), сын П.Я. Аллилуева. Член партии с
1920 года, редактор журнала "Социалистическое земледелие". Арестован в
1938 году и осужден на 5 лет; с помощью С.Я. Аллилуева, тестя Сталина,
освобожден в 1940 году.
  Сохранились записки И.П. Аллилуева, который был осужден "за участие в
контрреволюционной организации" и отбывал срок в "Сороклагере". Иван
Павлович описывает своих друзей по несчастью: комбрига Холодкова,
начальника одного из управлений Московского военного округа Лапидуса,
молодого наивного парня Петра Жилу (попал во "враги народа" за то, что
однажды сидел рядом с Косаревым в президиуме съезда комсомола Украины).
Как потом выяснилось, за И.П. Аллилуева, осмелившись, стал хлопотать его
престарелый дядя С.Я. Аллилуев. Не решившись просить Сталина, он обратился
к Берии и Кобулову, и, пожалуй, единственный раз Монстр сжалился над
тестем "вождя".
  В своей жестокости Сталин не грешил избирательностью: для всех одна мера.
Свои и чужие, знакомые и родственники, товарищи по ЦК и совсем неизвестные
люди, молодые и старые большевики, неграмотные мужики и академики, мужчины
и женщины - если на их "дело" ставился штамп "врага народа" - сразу
превращались для Сталина в нелюдей. Как только от Ежова или Берии поступал
"сигнал" о "вредительской" или иной "контрреволюционной" деятельности,
"вождь", не раздумывая, давал санкцию на арест. Обычно Сталин больше этим
человеком не интересовался. Пожалуй, было лишь одно исключение. Когда ему
сказали, что к расстрелу приговорен как "немецкий шпион" А. Сванидзе, брат
первой жены, Сталин бросил: "Пусть попросит прощения". Перед расстрелом
Сванидзе передали слова родственника. Приговоренный спросил: "О чем я
должен просить? Ведь я никакого преступления не совершил". Развязка
наступила. Сванидзе расстреляли.
  Сталин, узнав о последних словах своего близкого друга детства и шурина,
лишь обронил:
  - Смотри, какой гордый; умер, но не попросил прощения...
  Сталин, по-видимому, не мог соглашаться на аресты своих родственников, не
веря в то, что "так нужно". Я уже отмечал: на Сталина магическое действие
производило любое "дело". Если ему докладывали органы, информировали,
сигнализировали о каких-либо "происках", "врагах", "вредителях",
"шпионах", его сознание трансформировало подобные сообщения в априори
достоверные. Его исключительная подозрительность не распространялась на
доносы и, доносчиков. Сталин им верил. Судьба его несчастных родственников
- еще одно тому подтверждение.
  Всех нас рано или поздно поглотит вечност