учителя,
дослужившегося до чиновника седьмого класса (надворного советника). Судьба
Бухарина подтверждает еще раз, что большинство вождей Октябрьской
революции были не пролетарского происхождения. Этому есть объективное
объяснение: быть лидером, не овладев достижениями мировой культуры,
нельзя. Усвоить ее, развить, разработать методологию использования в
социальной практике могли в то время преимущественно выходцы из более или
менее обеспеченных слоев.
  В 1906 году Бухарин стал членом партии. О юности будущего теоретика
сохранились любопытные воспоминания его друга тех лет Ильи Эренбурга.
Студент экономическою отделения юридического факультета Бухарин занимался
пропагандистской работой среди рабочих и студентов. Его небольшую
подвижную сухощавую фигурку с редкой бородкой и рыжими волосами над
высоким лбом часто можно было видеть в те годы не только на студенческих
митингах в Московском университете, но и на предприятиях Замоскворецкого
района Москвы. После ареста в 1910 году ему удается бежать из Онеги,
маленького городка Архангельской губернии, и он вскоре оказывается за
рубежом. В Россию Бухарин вернется лишь после революции.
  Шесть лет пребывания за границей были для него чрезвычайно плодотворными.
Там он познакомился с Лениным, относившимся к Бухарину всегда не просто с
теплым чувством, но и с большой любовью, что не мешало ему вести с ним
жесткие дискуссии. Начинающий теоретик не вылезал из библиотек, быстро
овладел немецким, французским и английским языками. Здесь Бухарин
подготовил рукописи двух крупных теоретических работ - "Политическая
экономия рантье" и "Мировое хозяйство и империализм". Характеризуя
государство, попавшее в руки тирана, Бухарин, используя художественный
образ, заимствованный у Джека Лондона, пророчески писал, что такой
диктатор будет ходить своей "железной пятой" по лицам людей. Это было
абстрактное, но едва ли не пророческое предупреждение против единовластия,
милитаристской силы, для которых нет ничего святого.
  В Нью-Йорке Бухарин познакомился с Троцким. Несмотря на частые
теоретические и политические разногласия, между ними почти на десятилетие
установились весьма теплые личные отношения. В Нью-Йорке и застала
Бухарина весть о Февральской революции. Путь в Россию был долгим; в Японии
он был арестован, затем попал под стражу уже на родине, во Владивостоке
(за пропаганду среди солдат), и смог добраться до Москвы лишь в мае 1917
года.
  Вскоре Бухарин стал редактором "Правды" и находился на этом посту почти
двенадцать лет с одним небольшим перерывом. Как редактор главной партийной
газеты, он принимал активное участие в выработке политики партии и ее
пропаганде.
  Он не умел ни хитрить, ни притворяться, ни "разводить дипломатию". Так, в
1918 году, в драматические недели борьбы за заключение мирного договора с
Германией, Бухарин стал фактически лидером оппозиции Ленину. В течение
двух месяцев Бухарин возглавлял различные группы левых, выступавших против
Брестского мира и проповедовавших революционную войну.
  Левокоммунистические пристрастия Бухарина не были случайными. В годы
гражданской войны он был олицетворением самой радикальной левой линии.
Именно Бухарин был одним из идеологов и политики "военного коммунизма".
  В работе "Экономика переходного периода" Бухарин, по сути, занялся
апологетикой теории и практики "военного коммунизма". Элементы насилия,
декретирования в экономике Бухарин называл "издержками революции". Эти
"издержки", по существу, являются "революционным законом". Пролетарская
революция, по Бухарину, вначале разрушает экономику, но затем создает ее
быстрыми темпами. Хотел того или не хотел Бухарин, но он был одним из
певцов "военного коммунизма".
  Наиболее полно его взгляды как теоретика "военного коммунизма" были
выражены в широко известной работе "Азбука коммунизма", готовить которую
ему помогал Е. Преображенский, тоже способный молодой теоретик. В начале
20-х годов Сталин, кстати, высоко оценивал этот "катехизис" коммунистов. В
"Азбуке", как в энциклопедии, были изложены основные положения о
революции, классовой борьбе, диктатуре пролетариата, роли рабочего класса,
программе коммунистов и т.д. Успех "Азбуки" был велик. Она переиздавалась
около двадцати раз, распространялась за рубежом. Благодаря этой популярной
книжке, где основные проблемы революционного движения были изложены с
весьма радикальных, левых позиций, Бухарин в партии и стране стал известен
не меньше, чем Троцкий, Зиновьев, Каменев. На Западе по этой книге о
Бухарине долго судили как о "жреце ортодоксального марксизма".
  И для этого были основания. Вот, например, что писал Бухарин в своем
сборнике теоретических статей "Атака", изданном в 1924 году. Грандиозный
мировой переворот, который грядет, включает в себя "и оборонительные, и
наступательные войны со стороны победоносного пролетариата: оборонительные
- чтобы отбиться от наступающих империалистов, наступательные - чтобы
добить отступающую буржуазию...". Мировая революция будет захватывать одну
страну за другой. Этому не помешают "все эти "лиги наций" и прочая
дребедень, которую напевают с их голоса социал-предательские банды..."291.
В революции, гражданской войне Бухарин представлял собой тип
революционного радикала, если хотите - романтика, готового пойти на самые
крайние меры. Стоит ли за это его осуждать? Видимо, нет. Время было такое.
Многие мысли, прежде чем стать привычными, долго витают лишь у вершин
эпохи, не опускаясь в долы прозаического бытия. Так, в то время любые
надгосударственные, наднациональные, общечеловеческие идеи представали
просто буржуазными. Ведь многое из того, что мы говорим сегодня, повергло
бы в ужас не только "ортодоксального марксиста". А именно таким и казался
всем Бухарин.
  Тем удивительнее быстрый поворот, который произошел в умонастроениях
Бухарина несколько лет спустя. Он не скрывал, что эволюция его взглядов
произошла под влиянием Ленина, прежде всего последних работ Владимира
Ильича. При этом Бухарину удалось более глубоко проникнуть в сущность
нэпа, чем большинству других руководителей партии. Во время болезни Ленина
Бухарин часто навещал его и нередко подолгу наедине с ним обсуждал
злободневные вопросы теории и практики социалистическою строительства.
Впрочем, обо всем этом можно только догадываться и строить предположения.
Однако как бы там ни было, с 1922 - 1923 годов Бухарин входит в умеренное
крыло большевистского руководства, уделяя особо большое внимание
социально-экономическим проблемам.
  На этом стоит остановиться и потому, что в нашей истории, к сожалению,
обычно на высоких партийных и государственных постах находились люди
(Сталин - ярчайший пример тому), слабо, примитивно, вульгарно знавшие
экономику, ее законы. Часто умение диктовать, а то и просто подписывать
директивы, провозглашать лозунги типа "Экономика должна быть экономной",
строить бесконечные планы на завтра, а завтра - на послезавтра, без
реальной отдачи и отчета, считалось достаточным для того, чтобы
распоряжаться судьбами многих миллионов людей. "Послужной список" генсека,
его окружения напоминает: для политического руководителя мало одной
идейной убежденности в истинности той или иной "платформы", искреннего
желания материализовать ее на практике. Нужна не просто компетентность
аппаратчика, а нечто более высокое: если не гениальность, то талант -
обязательно. И сегодня, знакомясь с многочисленными работами Н.И.
Бухарина, на которые было наложено табу для советских людей на целых
пятьдесят лет, мы видим, что он был руководителем новой, прогрессивной
формации: убежденным, знающим и талантливым человеком.
  Если Троцкий увидел в нэпе первый признак "вырождения большевизма", то
Бухарин, наоборот, разглядел великолепный исторический шанс соединить
новые возможности, которые дает социализм экономике, обществу, с
предпринимательским потенциалом старых, отвергнутых структур. То, что один
из "вождей" революции считал "троянским конем термидора", другой, более
талантливый в социально-экономическом плане, определил как "дополнительный
рычаг в процессе общественного переустройства". Выступая на собрании
актива Московской парторганизации в апреле 1925 года, Бухарин заявил:
"Сейчас дело идет о том, чтобы развитие мелкобуржуазных хозяйственных
стимулов поставить в такие условия, чтобы оно вместе с частным накоплением
все в возрастающей степени обеспечивало укрепление нашего хозяйства... Чем
больше будет загрузка наших заводов, тем более массовым будет наше
производство, тем больше город будет вести деревню; рабочий класс, тем
мягче (выделено мной. - Прим. Д.В.) и в то же время прочнее будет вести
крестьянство к социализму"292.
  Однажды, где-то в начале 1925 года, между Сталиным и Бухариным состоялся
серьезный "экономический" разговор. Суть его свелась к высказыванию
Сталиным своих сомнений но поводу нэпа и защите Бухариным самой сути этой
политики. Бухарин в своих записках упоминает об этом раз- опоре. Сталин
все время нажимал на то, что долгая ставка на нэп "задушит
социалистические элементы и возродит капитализм". Генсек ни понимал сути
действия экономических законом и более полагался на "пролетарский напор",
"директивы партии", "выработанную линию", "ограничение потенциальных
эксплуататоров" и т.д. Разговор был долгим, и уже тогда Бухарин
почувствовал, что Сталин не понимает и не доверяет нэпу, видит в нем, как
и Троцкий, угрозу завоеваниям революции. Бухарин, обескураженный диалогом,
решил изложить свое понимание нэпа в печати. Вскоре в "Большевике"
появилась глубокая, не потерявшая своей актуальности до наших дней статья
"О новой экономической политике и наших задачах", в которой он использовал
и выводы своего доклада на собрании актива Московской парторганизации.
Приведу два фрагмента из этой статьи:
  "Смысл новой экономической политики, которую Ленин еще в брошюре о
продналоге назвал правильной экономической политикой... в том, что целый
ряд хозяйственных факторов, которые раньше не могли оплодотворять друг
друга, потому что они были заперты на ключ военного коммунизма, оказались
теперь в состоянии оплодотворять друг друга и тем самым способствовать
хозяйственному росту...
  Нэп, это: меньше зажима, больше свободы оборота, потому что эта свобода
нам менее опасна. Меньше административного воздействия, больше
экономической борьбы, большее развитие хозяйственного оборота. Бороться с
частным торговцем не тем, что топать на него и закрывать его лавку, а
стараться производить самому и продавать дешевле, лучше и
доброкачественнее его"293.
  Эти строки Сталин не выделил в статье, хотя она и испещрена его пометками.
Генсеку было очень трудно понять, как это можно давать свободу частному
сектору? Разве это не подрывает диктатуру? Узость и примитивность
экономического мышления предопределили в конце концов выбор Сталина в
пользу командно-бюрократической системы руководства народным хозяйством с
одновременным отказом от тех огромных возможностей, которые создавала
новая экономическая политика. Сталин слушал, читал Бухарина, пока мало
возражал, но где-то в глубине души у него нарастало чувство раздражения
"экономическим капитулянтством" теоретика.
  Бухарин до конца своих дней не переставал повторять, что его взгляды
основываются на ленинских работах, и прежде всего последних, предсмертных
пяти статьях исторического "Завещания".
  После смерти Ленина Бухарин из кандидатов был переведен в члены Политбюро.
Его авторитет определялся прежде всею репутацией нового теоретика
марксизма, поразительной человеческой мягкостью, исключительной
доступностью для людей. Он был полным антиподом Сталину в этом отношении.
  Бухарин долго стоял в стороне от борьбы фракций, групп, оппозиций. Не
случайно Зиновьев после одной из своих безуспешных попыток заручиться
поддержкой Бухарина в борьбе со Сталиным назвал его презрительно -
"миротворец". Бухарин, лояльно относящийся ко всем до 1928 года, старался
быть выше фракционной борьбы. Главным он считал наметить основные
тенденции социально-экономического развития страны, пути ее глубокой
реконструкции. Здесь ему пришлось решительно выступить против так
называемого "закона Преображенского", навязываемого партийному
руководству. Его суть: сверхиндустриализация в такой стране, как Россия,
возможна только на основе максимального выдавливания средств у
крестьянства. Справедливости ради следует сказать, что сам Преображенский
отвергал насилие в отношении крестьянства, но считал необходимым широко
применять неэквивалентный обмен в рыночных отношениях между
промышленностью и сельским хозяйством.
  Бухарин убежденно считал, что "город не должен грабить деревню", что
только политическая смычка, помноженная на смычку экономическую, поможет
ускорить развитие промышленности и сельского хозяйства. Другими словами,
теоретик новой экономической политики стоял за более гармоничные отношения
между городом и деревней, допуская, правда, определенный перекос (на
начальном этапе) в сторону выкачивания средств из крестьянства. Другими
словами, Бухарин считал, что промышленность должна развиваться быстрее, но
методы перекачки средств из сельского сектора должны быть умеренными. В
одной из своих статей он прямо говорил: "Товарищи стоят за перекачку
средств сверх меры, за такой усиленный нажим на крестьянство, который
экономически нерационален и политически недопустим. Наша позиция состоит
вовсе не в том, что мы отказываемся от этой перекачки; но мы гораздо более
трезво учитываем то, что подлежит учету, то, что хозяйственно и
политически целесообразно"294. У Сталина эти выводы поначалу возражений не
вызывали.
  Даже такое положение, сформулированное Бухариным в 1925 году, не вызвало
подозрений у генсека:
  "Могут появиться чудаки, которые предложили бы объявить крестьянской
буржуазии "варфоломеевскую ночь", и они могли бы доказывать, что это
вполне соответствует классовой линии и вполне осуществимо. Но одна беда:
это было бы глупо в высшей степени. Нам этого совершенно не нужно делать.
Мы бы от этого ровно ничего не выиграли, а проиграли бы очень многое. Мы
предпочитаем разрешить буржуазному крестьянину развивать его хозяйство, но
брать с него будем гораздо больше, чем берем с середняка"295.
  Бухарин в кооперировании крестьянства, и это стоит особо подчеркнуть,
видел возможность ограничения влияния "буржуазного крестьянина", но
ограничений не административных, а экономических. По сути, это было
конкретизацией ленинского плана кооперирования крестьянства, но без
насилия, реквизиций, давления и угроз.
  Но уже в 1928-м и особенно в 1929 году и позже идеи Бухарина о
кооперировании крестьянства будут расцениваться Сталиным не просто как
отступление от ленинизма, а прямые "враждебно-диверсионные планы правого
уклона", оппортунистическая ересь "враждебных социализму элементов".
  Бухарин пытался доказывать, что в Советской России не осталось крупных
организованных враждебных политических сил, которые бы представляли
серьезную опасность социалистическому государству. Насилие в отношении
крестьянства будет иметь далеко идущие тяжелые последствия, пророчески
предупреждал Бухарин. В этом нельзя с ним не согласиться. История
подтвердила его правоту. Но Бухарин упускал две вещи: во-первых, медленные
темпы кооперации, рассчитанные на десятилетия, ставили под угрозу само
существование социализма в России, во-вторых, индустриализация страны
требовала огромных средств, а источником их могла быть деревня.
Оптимальное решение, думается, было где-то посредине. Что же касается
гуманной стороны концепции Бухарина, то она не может не вызывать уважения
к ее автору за высокую этическую одухотворенность, правильное, ленинское
понимание созидательной стороны диктатуры пролетариата.
  В 1925 - 1927 годах Сталин и Бухарин были самыми влиятельными деятелями в
партии. И Бухарин серьезно помог Сталину в борьбе против Троцкого,
Зиновьева и Каменева. Хотя одновременно старался поддерживать с ними
лояльные отношения. В результате вывода из состава Политбюро Троцкого,
Зиновьева и Каменева вес Сталина и Бухарина в решении текущих и
стратегических вопросов заметно возрос. Совсем еще недавно, когда
оппозиционеры нападали на Бухарина, Сталин запальчиво отвечал им:
  - Крови Бухарина требуете?! Не дадим вам его крови, так и знайте.
  Обращает на себя внимание не только сам факт защиты Бухарина, но и
использование "кровавой" метафоры. Тогда это казалось случайностью...
  В Политбюро два его ведущих члена в известном смысле как бы дополняли друг
друга. Сталин решал все организационные и политические вопросы, а Бухарин
занимался разработкой и изложением теоретических принципов политики
партии. Без преувеличений можно сказать, что до начала 1928 года Сталин во
многом полагался на Бухарина в решении экономических вопросов и даже
руководствовался его взглядами. В этом факте еще раз отмечу характерное
заимствование Сталиным тех или иных установок других деятелей, которые
затем трансформировались у него в личные. Мы знаем, что Сталин перенял
многие командно-директивные лозунги Троцкого; в некотором смысле обогатил
свое понимание аграрных проблем воззрениями Бухарина. Но чем же объяснить,
что начиная с 1928 года Сталин начал отворачиваться от Бухарина? Почему
генсек, разделявший дотоле взгляды Бухарина, вдруг счел их "правым
уклоном"? Почему их личная дружба быстро трансформировалась в устойчивую
неприязнь?
  Думается, что причин здесь несколько. Прежде всего Сталина обеспокоила
растущая в народе и партии популярность Бухарина как теоретика,
политического деятеля, обаятельного руководителя. Авторитет Бухарина в
партии в тот момент мало чем уступал авторитету Сталина. Сталина
насторожила одна из статей Бухарина, посвященная Ленину, в которой тот
писал: "Потому что у нас нет Ленина, нет и единого авторитета. У нас
сейчас может быть только коллективный авторитет. У нас нет человека,
который бы сказал: я безгрешен и могу абсолютно на все сто процентов
истолковать ленинское учение. Каждый пытается, но тот, кто выскажет
претензию на все сто процентов, тот слишком большую роль придает своей
собственной персоне". В этих словах Сталину послышался выпад в собственный
адрес: ведь в лекциях об основах ленинизма, которые генсек прочел в
Свердловском университете, он выступил толкователем всего ленинского
учения... Разве это не ясно? А потом, как это нет единого авторитета? А
авторитет Генерального секретаря? Сталина беспокоило, что у Бухарина
появилось немало способных учеников (Астров, Слепков, Марецкий, Цейтлин,
Зайцев, Гольденберг, Петровский, другие), начавших заявлять о себе в
печати, вузах, партийном аппарате. Например, Слепков и Астров стали
редакторами "Большевика", Марецкий и Цейтлин работали в "Правде",
Гольденберг - в "Ленинградской правде", Зайцев - в ЦКК и т.д. Сталина
беспокоило, что усилилось политическое, теоретическое влияние Бухарина на
идеологические процессы в партии и стране.
  Другая причина кроется в волюнтаристско-волевых чертах характера генсека.
Коллективизация, настоящая революция в сельском хозяйстве - эта кровавая
революция сверху - началась в целом лучше, чем ожидали, чем предполагал
Бухарин. Сводки, реляции, доклады с мест, информация аппарата постепенно
убеждали Сталина, что при соответствующем нажиме наметки, связанные с
коллективизацией, могут быть радикально пересмотрены. А самое главное:
этот путь, по мнению Сталина, обещал быстрое преодоление зернового
кризиса. А он, кризис, нарастал. Сталин все чаще говорил в узком кругу:
  - Без решительного перелома в деревне хлеба у нас не будет.
  Ему в этом охотно поддакивали Молотов и Каганович. У Сталина исподволь, но
неуклонно зрела идея сократить сроки переустройства сельского хозяйства в
2 - 3 раза. Когда же нажим вызвал глухое, но широкое сопротивление
крестьянства, особенно кулака, неожиданно пришло "гениальное" решение
ускорить его "ликвидацию как класса" чисто административными,
политическими методами.
  Споры в Политбюро по этому вопр