ерил,
что в обиду его бы не дали...
     Уже на подходе к селению встретил он Сеида, гнавшего своих овец обратно
с  выпаса.  Глаза  у пастуха  беспокойно  бегали,  и  весь  он  был какой-то
встревоженный, изрядно испуганный чем-то.
     Увидев Назиса, чуть приостановился, проговорив:
     -- Эко дело...  Живой  никак? А старуха твоя к  реке  всю  ночь бегала,
глотку драла. Думала, что прибрал тебя водяной наш. А ты вон живой...
     -- Только что  и живой,-- без всякой радости согласился Назис.--  Чего,
здорово  моя-то  убивалась?--   Ему  интересно   было  услышать,  что  вечно
недовольная его баба вдруг проявила заботу о пропавшем муже.
     --  Не скажу, что так здорово, как молодые девки по убитым своим парням
ревут, но все-таки... Подходяще...
     -- Лодку у меня отобрали,-- без всякого перехода сообщил рыбак.
     -- Ха, лодку,-- хмыкнул Сеид,-- я вон четырех овечек не досчитался. Как
корова языком слизала.
     -- Хороша, видать, корова,-- подначил его Назис.
     -- А то не хороша!  Наскочили несколько конных и, не спрося, схватили в
седла  и  будь  таки.  Парнишка мой  прибег с  поля,  орет:  "Батяня, конные
налетели!", а у самого щека в крови. Хлестанули плетью. Вот. И он жалостливо
всхлипнул.
     Назису  стало как-то легче, что не он один  пострадал, лишившись лодки,
но и у соседа тоже горе. И даже поболе его.
     Медленно ковыляя за успевавшими хватать остатки жухлой травы, торопливо
перебирающими  коротенькими  ножками   овцами,   он  поведал  свою  историю.
Рассказал и про осетра,  и  про  молодого,  чуть  не утонувшего парня, и про
других пловцов, и как за ними гнались по берегу степняки.
     Сеид  слушал, поддакивал  и  все  крутил  головой,  ожидая, что  конные
вернутся за остальными его овечками.
     И  точно.  Уже у  ворот  селения  позади послышался конский топот,  и в
клубах  пыли  выскочили   пятеро   наездников,  отчаянно  наяривавших  коней
плетками.  Но к удивлению  мужиков, не замедляя рыси и  даже  не взглянув на
них, проскочили в ворота и скрылись за поворотом.
     --  Может, гонится за ними кто? --  испуганно спросил посеревший  лицом
Сеид и  еще быстрее закрутил головой  и  погнал  своих  овечек  с предельной
скоростью, на которую они были способны.
     Не  заходя  в  свою  землянку,   Назис  отправился   на  майдан,   куда
проследовали всадники. Там  уже собрались мужчины-поселяне, дети и несколько
наиболее любопытных женщин, державшихся чуть в стороне.
     Назис увидел  старшего внучонка  и отправил  того предупредить старуху,
что жив-здоров и скоро заявится домой. Сам же пошел в центр небольшой толпы,
степенно здороваясь с мужчинами.
     Тем  временем один из приехавших  поднялся на  обрубок бревна, лежащего
тут с незапамятных времен, и внимательно осмотрел собравшихся.  Был он, этот
прибывший,  в  годах, с  рыжей  выщипанной бородкой, тощ  телом,  видно,  от
какой-то  давней хвори,  с  низким  покатым  лбом  и дряблой кожей на впалых
щеках. Назис видел его  среди нукеров Карим-бека и уже примерно догадался, о
чем поведет речь.
     --  Мужчины,--   обратился  рыжебородый   к  поселянам,--  беда  к  нам
пришла...--  чуть  помолчал, видно, не  мастак  был  речи  держать,  а потом
продолжил сиплым простуженным голосом:-- Степняки нагрянули большим числом и
схватили нашего  хана...--  При  этих словах  по толпе  прокатился  шум, все
заговорили,  заперешептывались,  оценивая услышанное.-- Теперь идут  они  на
Кашлык, и прислал  меня ваш хозяин и защитник, Карим-бек. Он  сказал: "Пусть
все  мужчины берут оружие и спешат в мой  городок, где  их ждет  еда и буза.
Храбрые смогут отличиться в  бою и получить награду",-- вот  что сказал  наш
повелитель.
     Он замолчал, ожидая ответа поселян.
     -- Значит  его, бека, мы защищать побежим, а наших жен  и детишек пусть
враги берут голыми руками,-- негромко проговорил охотник Азат.
     -- А скотину куда девать,-- подал голос подоспевший Сеид,--  у меня уже
половину овец увели... Так и остальных отдать? Так что ли?
     Рыжебородый отер губы левым запястьем и чуть усмехнулся.
     -- Степняки вас и баб ваших, как тех овец,  перережут и не пикнете. Еще
сами  к  беку  прибежите  защиты  просить.  Глядите...--  с  расстановкой  и
потаенной угрозой проговорил он и запрыгнул на коня.
     Конники ускакали, оставив  народ  на майдане озадаченным и придавленным
неожиданным известием.
     -- Так  чего делать будем? -- обращаясь ко  всем сразу, спросил охотник
Азат.-- К беку пойдем или тут останемся?
     --  Надо  скот и баб с детишками в лесу прятать,--  выкрикнул Сеид,-- а
самим понаблюдать, чья у них возьмет. Тогда и решим куда идти...
     Посудили, порядили и решили, что, как ни крути, а получается Сеид прав,
куда ни кинь. Бросать своих  детишек  и баб без  защиты не  с руки,  и  надо
прятать их, да и самим голову совать не охота.
     Тут  еще одна из женщин привела парнишку  из соседнего селения, который
рассказал, как степняки побили всех мужчин,  а шаман  со старухами и другими
женщинами сожгли сами себя.
     Это  известие подействовало  на всех, как  удар бича,  и вскоре  майдан
опустел -- народ весь рванулся по  землянкам  собирать скарб  перед уходом в
урман.
     Назис,  едва  влез, кряхтя  и охая, в свою землянку, как  был  встречен
бранью  своей старухи, клявшей его и весь род мужа за то, что бросил ее одну
и опять явился без рыбы.
     -- Цыц, ты,-- прикрикнул на нее рыбак,-- остынь! А  мне-то сказали, что
ты меня искать к реке выходила и слезы даже лила. Да, видать, ошиблись люди.
Так-то...
     Старуха еще пошумела, попричитала и неожиданно заплакала, жалуясь  и на
судьбу свою горькую, и  что не пришли еще ребятишки, посланные с  утра в лес
набрать  грибов,  и что надо срываться с  места и  бежать  прятаться невесть
куда...
     Назис меж  тем с жадностью набросился на остывшую похлебку, оставленную
заблаговременно для  него ворчливой хозяйкой. Но не  успел он утолить голод,
как опять  услышал удары  копыт, а вслед  за  тем  и  топот ног односельчан,
спешивших опять на майдан.
     -- Во, времена пошли,--  хмыкнул он,  торопливо уминая остатки еды,-- и
поесть спокойно нельзя. Все какие-то гонцы наезжают...
     На этот раз в селение пожаловали и вовсе неожиданные гости. То были два
шейха из отряда Кучума, посланные для обращения народа сибирского в истинную
веру,  а с ними два воина для охраны. Это были  не кто иные, как Ишкельды  и
Томасы, искупившие  свою  вину при штурме крепости. Они все  еще  не снимали
черных повязок смертников, гордясь тем и похваляясь перед окружающими.
     Сопровождать шейхов вызвались они по доброй  воле, узнав, что те едут в
селение Бабасаны,  где они  побывали прошлой ночью  и  нашли двух прелестных
девушек себе по нраву. Девушки не отказали им в ласках, и теперь оба джигита
надеялись увидеть их вновь.
     Сумрачные шейхи, сойдя с коней, дожидались, пока  на майдан  подтянется
весь  народ,  и  с нескрываемым  презрением  и  брезгливостью  рассматривали
землянки сибирцев, воротя носы от зловоний.
     Наконец,  удивленный их появлением,  народ пришел на  место, где совсем
недавно слушали посланца Карим-бека.
     Старший шейх,  выждав, когда шум  удивленных  голосов поселян затих,  и
подняв обе руки к небу, возвысив голос, заговорил:
     -- О, народ  сибирский!  Пришли мы  к вам из далеких  земель  священной
Бухары, чтобы разъяснить заблуждения ваши и направить по верному пути...
     --  Куда отправить? --  переспросил глуховатый рыбак,  не разобравший и
половину услышанного.
     -- В Бухару отправлять будут,-- ответили ему громким шепотом в ухо.
     -- Так не дойду, поди, а?
     -- Помогут,-- шикнули на него,-- не мешай слушать!
     --  ...Поклоняетесь  вы, люди сибирские,  своим деревянным  богам и  не
ведаете, что Бог накажет вас на том свете. Пророк Магомет завещал  нам нести
и разъяснить его  учение, дабы собрать  всех  под зеленым знаменем  ислама и
направить на войну с неверными.
     --  Видать, и  этот пришел звать на войну,--  разочарованно  плюнул под
ноги охотник Азат и, не торопясь, направился меж стоящих с майдана.
     Его попытку заметил второй шейх, внимательно буравивший  толпу черными,
как осенняя туча, глазками, и кивнул воинам. Ишкельды и Томасы пустили своих
коней,   объезжая   людей,  и  уже  на  выходе  преградили   выход  охотнику
направленными в грудь копьями.
     -- Ага, сучьи вы дети,-- ругнулся тот,-- вот, значит, какая ваша вера?!
Неволить будете? -- и, схватившись  за одно из копий, крепко рванул  его  на
себя. Державший его Ишкельды грохнулся с седла на землю.
     --  Мужики, лупцуй  их!  --  заорал  Азат  и набросился  с кулаками  на
вскочившего воина.
     Услышавшие  его  призыв  другие  поселяне  не  замедлили  вцепиться   в
растерявшегося Томасы и опрокинули его на землю.
     -- Во, и кони нам пригодятся теперь,-- заорал довольный Сеид.
     Не ожидавшие такого поворота событий, шейхи испуганно переводили взгляд
с одного поселенца на  другого, а те, уже зажав в  руках кто кол, кто  копье
или нож, подступили к проповедникам.
     --   Ты  поезжай   к   своему   пророку,--   выкрикивал   больше   всех
раздосадованный за  потерю овец  Сеид,--  и  скажи, чтобы понапрасну нас  не
искушал. Понял ты, чернявый? -- тыкал он в грудь старшего шейха.
     Теснимые народом, они  схватились  было за  сабли,  но решили, что лишь
усугубят этим  гнев  расшумевшихся сибирцев, и тихонько  пятились к  выходу.
Двое мужчин вырвали у них из рук повод коней и отвели тех к строениям.
     --  Ничего,  ноги  у  вас  длинные,  вон какие,  быстренько добежите,--
показывали  расхрабрившиеся  поселенцы  на  свирепо  вращавших глазами  слуг
пророка.
     И  те, едва  дойдя до  ворот  поселка,  круто повернулись  и  понеслись
вприпрыжку, придерживая руками на головах остроконечные шапки.
     Вслед им выскочили сибирские псы и громким лаем преследовали убегающих.
     -- Взять их! Взять! -- орали поселенцы.-- Вишь какие черные  волчины из
степи к нам забрели!
     А несчастных Ишкельды  и Томасы  крепко  связали и  бросили  в одну  из
землянок.
     --  Пусть охладятся малость,--  проговорил  с  улыбкой Азат,  отряхивая
одежду,-- долго помнить будут, как копьем в нас шпынять. Так говорю?
     Все ответили одобрением и поспешили продолжить прерванные сборы.
     Вскоре  из  ворот  бабасанского  селения  потянулись  один   за  другим
поселенцы,  таща  на  себе  и  навьюченных  лошадях  поклажу,  рыболовные  и
охотничьи принадлежности, кое-какие съестные припасы.
     В  глухом  месте   с  незапамятных  времен  были  оборудованы  потайные
землянки, куда все поселенцы в случае опасности спешили укрыться, Там же, на
лесных полянах,  пасли скот и пережидали уход врага столько времени, сколько
потребуется.
     Не решили только, как  поступить со связанными воинами. Одни предлагали
задушить  их,  другие оставить так, как есть, а третьи и  вовсе  отпустить с
миром.
     Неожиданно между спорщиками  появились  две девушки, которые заголосили
во  всю мочь,  что никуда  не  пойдут, ежели не освободят их любимых. Причем
одна из них оказалась дочкой Азата.
     --  Вот так дела-а-а! -- поразился тот.-- Когда же вы  снюхаться с ними
успели? То-то  вас  в позапрошлую-то ночь на  месте не было. Ах  вы,  сучки!
Подстилки несчастные!
     Но шуми не шуми, а  девки голосили всерьез, и надо было чего-то решать,
Два старика подошли с улыбкой к охотнику и что-то тихонько у него спросили.
     -- Да мне-то чего,-- беззлобно махнул он рукой,-- пусть сами решают.
     --  Вы согласны стать их женами? -- спросил старик у девушек, кивнув  в
сторону землянки, где томились пленники.
     Обе девушки  обрадованно закивали головами и растянули  рот  в  улыбке,
смущенно пряча глаза.
     --  Ладно,  коли так,-- вымолвил старик, также  улыбаясь,-- пойду тогда
парней согласие спрошу. Куда ж деваться...-- и заковылял к землянке.
     Через короткое время он вышел оттуда, пряча в ножны свой нож.
     Девки испуганно  взвизгнули, едва не сбив его с ног, бросились в жилище
к   своим  любимым.  Вскоре  оттуда  послышались  радостные  всхлипывания  и
показались улыбающиеся все четверо и направились в лес вслед за остальными.


        "КРУГ МЕРТВОЙ ЛУНЫ"

     Полдень застал  Едигира  и  его  спутников,  пробирающихся по  звериным
тропам через чащобу, примерно в середине излучины меж Иртышом и Тоболом.
     Они мчались  без остановки, не жалея коней, и те все чаще переходили на
шаг, тяжело поводя осклизшими от пота боками.
     Почти не  говорили,  перебрасываясь  короткими  фразами. Возможно,  что
ехали бы  так и  дальше, пока совсем  не выбились  бы  из сил  их  кони, но,
обернувшись, Рябой Hyp заметил, что голова хана тяжело клонится  на грудь, а
повязка на плече пропиталась кровью. Как раз подъехали к небольшому ерику, и
Hyp поймал коня Едигира за недоуздок и велел остановиться обоим нукерам.
     Едигир слез на землю сам, но было видно, что удается это ему с огромным
трудом,  напряжением  последних сил. Не каждый день на долю  одного человека
выпадает столько событий...
     Все тяжело повалились на  траву рядом  с зарослями  тальника, стянули с
себя взмокшую одежду, обмахиваясь ею от налетевших комаров.
     Рябой Hyp внимательно осмотрел рану Едигира, из которой сочилась кровь,
поцокал неодобрительно  языком  и  отправился  к  речке  умыться  и  утолить
мучившую  его  жажду.  Два других  воина также зашли чуть ниже по течению по
щиколотки в воду и  с видимым блаженством плескали в  лицо прохладной речной
водой.
     Хан  с усмешкой  взглянул  в их сторону, подумав, что, узнай они о  его
казни этим  утром, навряд ли что  изменилось бы в  поведении  преданных  ему
людей.
     Вернулся Hyp и  аккуратно залепил  рану, замотал  ее  свежей  тряпицей.
Посоветовал вложить  руку  в перевязь, чтобы  меньше  ею работать, но Едигир
отмахнулся, надеясь, что и эта рана заживет, как и все остальные, дай только
срок.
     Пока  Рябой Hyp хлопотал вокруг него, Едигир внимательно всматривался в
неулыбчивое лицо своего спасителя и думал, ради чего тот заботится о нем.
     -- Скажи, Hyp,-- обратился он неожиданно к тому, закончившему перевязку
и  выкладывавшему кой-какие припасы  из  чересседельной торбы,-- вот  пришел
другой человек, который считает себя главным ханом и хочет убить меня, чтобы
стать им...
     --  Ну,  для  этого  ему нужно  сперва  убить меня, их  и много  других
людей.-- Нyp широко повел рукой, указывая на двух  воинов, подсевших к ним и
уважительно  молчавших в  присутствии  повелителя.  Через  тальниковые кусты
хорошо просматривались высокие кручи правого  берега Иртыша, и казалось, что
находящиеся  здесь  в лесных  зарослях  люди  просто  решили порыбачить  или
возвращаются от родичей и никуда не спешат.
     -- Я не об  этом,-- Едигир недовольно дернул, забывшись, больным плечом
и тут же сморщился,-- если  он все ж таки  казнил бы меня этим утром, то что
бы делали все вы?
     -- Мстили за тебя, хан! -- сочли своим долгом выкрикнуть оба воина.
     Едигир не знал их имен, а интересоваться этим не считал нужным и потому
пропустил их ответ мимо ушей, ожидая, что ответит Рябой Hyp.
     Тот же немного помолчал, раскладывая на траве несколько вяленых рыбин и
куски  разломанной  лепешки.  Потом жестом предложил  всем  присоединиться к
трапезе и первым начал обдирать сухую рыбину.
     -- Знаешь, что я тебе скажу, дорогой хан,--  он опять усмехнулся, и эта
кривая  усмешка удивительно шла  его некрасивому лицу,-- не тем твоя  голова
занята. Ох, не  тем! Не ожидал  даже,  что начнешь ты  сомневаться во мне  и
остальных нукерах...--  Едигир было сделал  протестующий  жест, открыл  рот,
чтобы возразить, но  Рябой  Hyp  торопливо продолжил:-- Живому надо думать о
живом,  а ты, хвала богам, пока жив и почти здоров. Вот эта рыба,-- подкинул
на ладони наполовину ободранную  рыбину,--  жила  себе, плавала, а вынул  ее
рыбак из воды, кем она стала?  Правильно, пищей для  нас. Ты пока наш хан, и
рано выбирать себе другого. Но уж коль тебя интересует, что бы я делал, коль
ты бы  ушел в иной мир, к своим предкам, то отвечу. Дрался бы! Да, не знаю с
кем и за кого, но бился бы до последнего. Эти степные суки пришли не за тем,
чтобы выбрать  себе  подходящего кобеля и наплодить от него щенков. Нет,  им
нужно то, чем владеем мы  и что не перепадает в их поганую глотку. Они жадны
и алчны. Они ненасытны, и от них не откупиться, как мы делали то много раз в
другие  годы. Они нашли  хана, который оказывается главней тебя,  потому что
рожден от другой  матери и отца. Нет, хан, ты мне  милей не  по  знатности и
родовитости,  а  потому,  что спишь рядом со мной. Вот,--  закончил он  свою
страстную речь, видимо самую длинную в его жизни, и принялся крепкими зубами
рвать жирные куски от рыбины, торопливо жуя их и чавкая от удовольствия.
     Оба  других воина  согласно  кивали головами, выказывая свое  одобрение
начальнику охраны и набивая рот едой.
     Объяснение Рябого Нура вроде  бы успокоило  Едигира и  даже почти сняло
груз с сердца, что тяготил его весь сегодняшний день. Но... Но в Нуре он как
раз  и не сомневался. Он в душе надеялся, что тот ответит не только за себя,
но и  за других  воинов, а главное,  за беков, мурз  и  ханов, которые более
всего вызывали опасение у Едигира.
     -- Ладно,--  негромко проговорил он,-- извини меня  и не думай более об
этом.  Все  будет  хорошо.  Они  уже  приходили, и  не  раз...  Дед мне  еще
рассказывал, что  когда-то  пришли  их  шаманы и  предложили порушить  наших
богов, принять их веру. Наш народ убил их. А что из этого? Почти каждый  год
они ползут, как саранча на посевы, и сколько ни убивай их, конца не видно...
     --  Ладно,  хан,-- сказал все с той же усмешкой Рябой Hyp, поднимаясь с
травы и  отправляя  последние  крошки в рот,-- твое дело думать, а наше дело
воевать. Так я говорю? -- обратился он к другим воинам.
     --  Так  говоришь,  Hyp, так,-- закивали те,  вскакивая и направляясь к
лошадям подтянуть подпруги.
     --  Ехать  надо,  ехать,-- уже на  ходу  и  ни  к  кому  не  обращаясь,
проговорил Рябой Hyp,-- думать потом будем.
     ...Уже   под  вечер  они  въехали  во  владения  Соуз-хана  --  давнего
противника Едигира  в  борьбе  за  престол.  Ослабевшие  лошади  едва шли  и
требовали отдыха, хорошего корма. Устали  и сами всадники. И как не хотелось
Едигиру именно сейчас заявиться в городок этого хитрющего пройдохи, но иного
выбора у них не было.
     Но за  все прошедшие годы  Соуз-хан проявлял лишь уважение и лояльность
по  отношению  к Едигиру  и  Бек-Булату, улыбался при  встрече,  поддерживал
добрые отношения  со всеми соседями и  никогда в открытую не выступал против
кого-то из  них. Его  табуны считались самыми  богатыми, хотя кто их считал,
кроме самого хозяина. Когда  собирали общее войско для  усмирения непокорных
или выступления против очередного набега  кочевников из Великой степи, то он
привозил  в Кашлык  несколько возов оружия,  сбруи для коней, вина  и другой
необходимой  для  похода  продукции,  но не отправлял  ни  одного  из  своих
нукеров,  ссылаясь, что  те  заняты или в сопровождении очередного каравана,
или пасут скот в дальних  улусах.  Прочие небогатые ханы, которым было легче
посадить на коней всех своих людей, включая подростков, чем собрать подобные
приношения, скрипели зубами  и терпеливо  соглашались принять  привезенное и
отпускали  Соуз-хана с  миром.  Любой  человек  имеет свою  цену,  а  в  это
неспокойное время добрый клинок стоил дороже необученного воина.
     Где-то  сейчас  хитрый  хан?  Дома  или в отъезде? Хан оказался в своем
городке  и  послал  встретить  Едигира с десяток  слуг,  таких же  жирных  и
масленых,  как  и сам. Укреплен был  его  городок  не в пример лучше многих.
Стоял он на высоком бугре  между Иртышом и  протокой. Вдоль бугра был прорыт
глубокий канал, который замыкался меж  двумя водоразделами и служил рукавом,
по