редложил Шарип. --  Пересидим там пока
они не уберутся обратно.
     --  А если  они пришли надолго?  Тогда  как? Нам не взять с собой скот,
имущество, рабов. Куда это все спрячешь? Да  и стар  я  уже  скакать, словно
заяц по лесам.
     -- Тогда будем защищаться до конца, -- храбро предложил Набут.
     -- Замолчи! Кто  разрешил тебе открыть рот?! Хочешь смерти? Тогда пойди
и утопись. Река рядом. Батыр нашелся...
     -- Не горячись, отец, -- рассудительно остановил его старший сын. -- Мы
понимаем, как трудно тебе, но ты сам всегда говорил, что от любой беды можно
откупиться. У  нас  есть  деньги,  товары. Отдадим русским часть,  и они  не
тронут нас.
     -- Я  уже  думал об этом, -- пробурчал, чуть успокоившись, Соуз-хан. --
Только не  вышло  бы  хуже. Коль  узнают про наши  богатства, то обчистят до
нитки.
     --  Но надо на что-то решаться, -- не сдержался опять Набут. -- Пока мы
тут сидим, думаем, и русские заявятся.
     -- Замолчи! Я тебе сказал! --  подскочил Соуз-хан к  младшему сыну.  --
Твое дело слушать и исполнять что старшие скажут.
     -- Успокойся, отец. Так мы и в самом деле ничего не решим.
     Соуз-хан прошелся по шатру, с сожалением оглядел его богатое  убранство
и, неожиданно повернувшись к наблюдающим за ним сыновьям, решительно заявил:
     -- Собирайтесь. Едем.
     -- Куда? -- одновременно вскрикнули они.
     --  На  встречу с  русскими. Чем ждать  пока они  к нам пожалуют, лучше
явиться к ним с подарками. Если потребуется,  то и служить им станете. Зверя
лучше приласкать, а не злить. Сила на их стороне...
     -- Но что скажут  наши соседи? Как мы в глаза людям смотреть станем? --
воспротивился Набут. -- Я не поеду.
     -- Поедешь! Еще как поедешь! --  ткнул его в грудь пухлым кулаком отец.
-- Иначе выгоню?! Ты меня знаешь.
     Опустив глаза, сыновья пошли выполнять приказание. Соуз-хан  сам выбрал
лучшее оружие, одежду, чуть подумав,  достал из сундука несколько серебряных
чаш и тоже кинул их в кожаный  мешок.  Для себя он велел запрячь специальную
повозку, обитую цветной материей,  поскольку  давно уже из-за своей тучности
не мог держаться на лошади  верхом. Захватив с собой  небольшую охрану,  они
выехали по направлению к реке, где, по предположению  Соуз-хана, обязательно
должны были проплыть русские суда.
     Казачьи струги  уже  миновали небольшую возвышенность, когда  идущий по
договоренности  с атаманом  замыкающим Иван  Кольцо  увидел небольшую группу
людей, вышедших к реке и призывно размахивавших руками.
     -- Чего им надо? Как думаешь? -- спросил есаул Ларьку Сысоева, сидящего
рядом с ним.
     -- А кто их знает... Здоровкаются поди...
     -- Пристать что ли?
     -- От своих отстанем.
     -- Нехай,  нагоним. Греби к берегу, -- крикнул Кольцо. -- Проверим того
пузатенького. Может, он нам подарки от хана Кучума привез.
     Казаки с  радостью направили  струг к берегу,  ожидая  развлечения,  на
которые Иван Кольцо был большой мастак.
     Увидя,  что  струг  повернул  к  берегу,  Соуз-хан  вылез  из  повозки,
спустился  к  самой воде,  держа в руках  тяжелый мешок с подарками. Наконец
струг достиг  мелководья и Иван Кольцо с Ларькой Сысоевым, спрыгнув в  реку,
побрели к берегу, зачерпывая воду голенищами.
     -- Заставил нас ноги мочить, -- ругался  Иван  Кольцо, уже сожалея, что
остановил  струг. --  Коль  он просто с нами поздоровкаться  решил, заставлю
жирного борова в одеже как есть искупаться.
     --  Сейчас  узнаем,  --  успокоил его  Сысоев.  -- Не  жги  себя раньше
времени. --  Ларька  немного понимал местную речь, и  есаул постоянно держал
его при себе, если потребуется разговаривать с кем-то из  местных жителей. И
сейчас он оказался как нельзя кстати.
     Когда казаки выбрались на сушу, Соуз-хан низко поклонился и  заговорил,
протягивая перед собой мешок:
     -- Я  очень достойный человек этой земли. У  меня много воинов, но я не
желаю воевать с вами...
     -- Чего он там лопочет?  -- не дождавшись  конца длинной речи,  спросил
Кольцо своего толмача.
     -- Говорит, будто сильный очень, -- развел тот руками.
     -- Силами что  ли  померяться  предлагает? Это  можно... -- Кольцо сжал
руку  в кулак и, размахнувшись, засветил Соуз-хану в ухо. Тот лишь крякнул и
замотал  головой,  плохо  понимая,  отчего  этот  русский  ударил  его. Зато
схватились за сабли его сыновья, бросились на помощь к отцу.
     -- Но, но... -- поднял  руку  Кольцо  и указал на струг позади себя, из
которого уже выбирались остальные казаки. -- Вы не очень-то, а то отправим в
реку раков кормить.
     --  Зачем  дерешься? -- плаксиво  запричитал Соуз-хан. -- Подарки  тебе
принес. Дружить хочу, а ты дерешься...
     -- Подарки принес говорит, -- разобрал его слова Ларька Сысоев.
     --  Подарки,  давай сюда, -- Кольцо выхватил мешок из его рук и высыпал
содержимое  на землю. -- Матушки святы... -- Раскрыл он рот от удивления. --
Надо же какое богатство...
     Остальные  казаки  сгрудились  вокруг  него,   разглядывая  подарки   и
потряхивая чубатыми головами.
     -- Ишь ты... Оружие... Братины серебряные... -- загомонили казаки.
     Соуз-хан,  довольный вниманием  к  нему  со стороны  русских, мгновенно
забыл о причиненной ему обиде и широко заулыбался, подмигнул сыновьям.
     -- Спроси его, много ли еще таких подарков дома хранит, -- велел Кольцо
Ларьке Сысоеву.
     Соуз-хан, услышав вопрос, испугался и затряс головой.
     -- Нет, ничего нет. Последнее отдаю, клянусь бородой пророка. Вот я вам
своих  сыновей привез.  Возьмите их к себе  на  службу, --  и он  подтолкнул
вперед Шарипа и Набута.
     -- А чего они делать умеют? -- спросил Кольцо, выслушав перевод.
     --  Чего  скажешь, то и делать будут. Даже из  ружья один раз  давал им
стрелять, -- с гордостью добавил Соуз-хан.
     -- Сгодятся, -- согласился Кольцо. -- Беру их к себе нас струг.
     -- Спасибо, большое  спасибо,  --  опять  начал кланяться  Соуз-хан,  и
повернувшись к сыновьям, дал им знак идти с казаками.
     Как  только  струг  отчалил,   и  одиноко  стоявшая   на  возвышенности
расплывшаяся фигура Соуз-хана скрылась из вида, Кольцо спросил гребцов:
     -- Эй, кто устал горбатиться на веслах?
     -- Я! Я устал! Мочи моей нет, -- послышались голоса.
     --  Так... -- повел бровью есаул. -- Остатка, Фомка, бросай весла. А вы
молодцы, -- ткнул пальцем в сторону Шарипа и Набута, -- айда на их место.
     Те поначалу не поняли, а когда им доступно  объяснили, всучив в руки по
здоровенному веслу, что от них требуется, то начали артачиться:
     -- Я ханский сын, -- гордо крикнул Шарип.
     --  Рабом не буду, -- повторил вслед за братом  Набут и шагнул к борту,
собираясь броситься в воду. Но его перехватили, кинули на лавку. Иван Гроза,
широченный в плечах мужик и на голову выше остальных товарищей, поднес к ним
по очереди свой кулак, спросив:
     -- Чуете, чем пахнет? Не будете слушаться -- изувечу.
     -- Он может, -- подмигнул Кольцо. -- Вы бы, молодцы, лучше не рыпались.
У нас рабов нет. Все гребут. Служба такая.
     Ларька  Сысоев  перевел  им смысл  сказанного  --  и  братья  понемногу
успокоились,  ухватились  за  тяжелые  весла и под одобрительные понукивания
казаков сделали по  нескольку гребков. Было  трудно попасть  в  общий ход  с
остальными гребцами  и  с  непривычки  они вскоре взмокли,  натерли кровавые
мозоли, Кольцо, глядя на их потуги, сам сел на место Набута, отодвинув его в
сторону.
     --  Смотри как надо,  -- и широко  откинулся назад,  с  силой  гребнул,
упираясь обеими ногами в переднюю скамью. --И-и-и  р-р-раз! И-и-и раз! А ну,
Ларька, затяни нашу, донскую...
     Тот  набрал  побольше  воздуха  в  грудь  и  затянул что-то  разудалое,
подмигнул братьям, отирающим пот со лба, стертыми в кровь ладонями. Запели и
другие казаки, широко улыбаясь, не переставая  работать веслами. Струг пошел
ходко, быстро нагоняя ушедших вперед.
     Шарип не  удержался и тоже разулыбался, ткнул брата в бок,  показал  на
проплывающие мимо берега:
     -- Однако, хорошо так плыть. Весело...
     -- Поглядим,  как дальше  все обернется,  -- ответил не разделявший его
радости Набут.
     Они  уже  подплывали  к  устью   Тобола,  где  он  сливался  с   водами
неугомонного Иртыша-землероя.



        "ПОЗНАНИЕ ПОБЕДЫ"

     Мухамед-Кул,  которому   было  поручено  организовать  оборону  ханских
земель,  вместе с Кучумом и Карачой-беком  выехали из Кашлыка. Они ехали  по
правому берегу  Иртыша, выбирая место, где можно было бы встретить русских и
разбить  их. Мухамед-Кул ехал в один ряд с ханом, а следом, чуть  приотстав,
Карача-бек,  который  сидел на  коне  чуть нахохлившись, словно ворон  после
дождя на ветке дерева. Вместе с охраной следовали и молодые царевичи  Ишим и
Алтанай и совсем юные  Абдур-Хаир, Асманак, Канай. Они были особо возбуждены
и время от времени пускали  лошадей вскачь, пытались вырваться вперед. Женам
и наложницам вместе с малолетними  детьми хан  велел готовиться к переезду в
другое  место. Он  и  сейчас  хорошо помнил, как  много  лет назад  захватил
врасплох Кашлык, благодаря предательству начальника  стражи, убившего одного
из сибирских ханов.
     "Лучше  лишний  раз  поостеречься,  чем  потом  до  конца  дней  кусать
собственный локоть", -- думал он. После сообщения о том,  что русские  взяли
городок Карачи-бека, захватили в плен его сыновей, Кучум не спал последнюю
     ночь. Болели сильнее прежнего глаза,  он  перестал различать предметы и
людей,  находившихся от  него  дальше  чем за десять шагов. Но об этом знала
лишь одна Анна, и он строго-настрого запретил ей сообщать об этом кому-либо.
     --  Прогоним  прочь  русских  --  и  зрение  вернется,  --  обронил  он
неосторожную фразу и тут же пожалел об этом.
     -- Меня тоже прогонишь? -- не поднимая головы, спросила Анна. -- Я ведь
тоже русская...
     -- Прости. Не тебя имел в виду. Ты это хорошо знаешь.
     -- Зачем ты приказал ослепить пленных  мужиков, что привели с последним
полоном?
     --  Не  твое дело,  -- вспылил  он. --  Ты желаешь,  чтоб они сбежали и
привели сюда войска царя Ивана? Ты этого хочешь?
     -- Они уже  пришли...  А  ты не думал, что  Господь  наказал тебя за их
слепоту? Болезнь твоих глаз. Это ли не наказание Господне?
     -- Замолчи, женщина! Не пророчествуй! Не твое это дело!
     Она  ушла.  И  теперь  Кучум  мучился,  подозревая  Анну  в  измене,  в
потворстве своим  соплеменникам.  Хотя, она  давно могла  бы тайно  покинуть
Кашлык, сбежать обратно в  земли  своих родителей. Но она любила его. Любила
таким как он  есть... Но при этом  не  принимала многих его решений.  Как-то
поведет она себя сейчас, когда русские пришли уже под стены его столицы...
     -- Самое удобное место  --  напротив  устья  Тобола,  --  вывел его  из
задумчивости голос племянника.
     --  Что ты говоришь? -- переспросил  Кучум. Они находились  на  вершине
горы, изрезанной многочисленна ми провалами оврагов, тянувшихся вниз к реке.
     --  Если мы поставим свои сотни здесь,  то сможем засыпать  их стрелами
сверху,  -- продолжал Мухамед-Кул. -- К тому же они не смогут обойти нас. Мы
все будем видеть с вершины холма.
     Карача-бек подъехал ближе и  внимательно слушал  слова Мухамед-Кула, но
мысли его были о сыновьях, которые оказались в плену у русских. Он готов был
кинуться   навстречу  русским   лодкам,  чтобы   выкупить  своих  близнецов.
Оказавшись в заложниках, сыновья связали ему руки,  и думать сейчас о чем-то
другом он просто не мог.
     -- А ты как думаешь? -- обратился к нему Кучум. -- Удачное место выбрал
мой племянник?
     -- Насколько я помню, когда-то здесь уже было одно сражение. Хан Едигир
тогда находился  вон  на  том холме,  -- указал  рукой визирь.  --  Но удача
отвернулась от него. Я не люблю совпадений...
     --  То было давно, --  отмахнулся Кучум.  -- К  тому же Едигира  нет  в
живых. Так что нам нечего опасаться.
     -- А где мы пустим конников? -- спросил царевич Ишим.
     -- Тут им делать  нечего, -- отрезал Мухамед-Кул, бросив  на него косой
взгляд.  Тяготило,  что  ханские  сыновья   будут   стремиться  все  сделать
по-своему, наперекор его воле.
     -- Но наши воины плохо дерутся пешими, -- не сдавался царевич.
     -- Ты уже видел под Бабасанами что вышло, когда они были верхом. Хочешь
еще раз попробовать?
     Кучум с интересом прислушивался к их перепалке и думал о том,  какое же
принять решение. Место  действительно было  удобно тем, что  просматривалось
все вокруг и невозможно подойти  сзади незамеченным.  Вряд ли русские  воины
рискнут лезть на  такую кручу. Их легко будет поразить стрелами, копьями. Но
их  ружья бьют значительно дальше. Самое главное, что не давало  хану покоя,
-- выйдут ли русские на берег  именно  в  этом  месте. А вдруг  они поплывут
дальше? Прямо к Кашлыку? А он будет поджидать их здесь.
     --  А как  их выманить  на берег? -- спросил он. -- Вдруг они проплывут
дальше? Не примут бой...
     -- И я думаю об этом же, -- поддакнул Карача-бек. -- Вполне может такое
случиться.
     -- Куда им деваться?  Где  бы они не  остановились, мы всегда настигнем
их. Мы  у  себя дома  и каждая тропинка  нам  известна. --  Горячо защищался
Мухамед-Кул. -- К тому же по реке уже второй  день плывет шуга -- и  вот-вот
река встанет. Тогда им конец.
     -- Пришли ли северные князья со своими воинами? -- спросил Кучум.
     -- Еще вчера. Все как один на лодках приплыли, -- с готовностью ответил
Карача-бек.
     -- Это  хорошо. Вот пусть они первыми и нападут на русских, заставят их
повернуть к берегу. А здесь, внизу,  надо натаскать  побольше бревен, коряг,
чтоб наши воины могли укрыться. Тогда им будут не страшны пули русских.
     --  Я тоже об  этом  подумал, --  согласился Мухамед-Кул. -- Две  сотни
оставим под холмом, а остальные будут стоять тут наверху.
     -- Я  не  стану  возвращаться обратно  в  Кашлык,  -- негромко произнес
Кучум. --  Пусть прямо  здесь  мне  разобьют шатер.  Хочу  побыть  один, все
обдумать.
     -- Будет исполнено, -- откликнулся с готовностью Карача-бек.
     -- Русские плывут! Русские! Я вижу их! -- первым  закричал Алтанай, чьи
молодые глаза различили показавшиеся вдали белые гребни  парусов, еще  плохо
заметные издали.  Все замолчали,  вглядываясь  в  ту  сторону,  и лишь  кони
вскидывали  головы,  бряцая  уздечками.  Со  стороны  реки  дунул  холодный,
пронизывающий ветер и первые снежинки опустились на холм,  на всадников,  на
крупы коней. Снег  пошел гуще и  закрыл мелкой пеленой казачьи суда,  словно
чей-то  небесный  полог пытался разделить противников,  развести их, не дать
пролиться человеческой крови.
     -- Мы  останемся  с тобой, отец, --  один  за  всех  предложил  Ишим  и
остальные братья согласно кивнули головами.
     --  Пусть  будет так, -- отозвался Кучум, чьи  больные глаза  так и  не
смогли увидеть подплывающие струги, но зато  сердцем он  угадал подступающие
вплотную опасность  и  беду,  которую  он  ждал, не признаваясь самому себе,
долгих два десятка лет.

        "* * *"

     ...Наконец  Ермак увидел  очертания  знакомых  холмов,  на  которых  он
когда-то стоял  со своими сотнями, откуда был увезен едва живой и где  с тех
пор ни разу не был.
     -- Вот я и вернулся, -- тихо прошептал он, еще не веря  в это до конца,
и снял шлем с головы.
     -- Что говоришь, атаман? -- спросил Гришка Ясырь, сидевший напротив.
     -- Приплыли, говорю...
     -- Где высаживаться станем? Прямо тут?
     -- Поворачивай правее, -- кивнул атаман рулевому. -- По Иртышу пойдем и
чуть дальше встанем.
     -- Тебе, атаман, словно  знакомы эти места, --  удивился Гаврила Ильин.
-- Все наперед знаешь. Бывал здесь?
     -- И что с того, коль бывал?
     -- Рассказал бы хоть, когда.
     -- Время не пришло, -- отрезал Ермак.
     Они  проплыли  мимо  желтого  суглинистого  холма,  где  увидели  плохо
различимые в начавшемся снегопаде фигурки всадников. Но все настолько устали
после трудного перехода,  что гоняться за дозорными,  которые были наверняка
посланы докладывать о их передвижении, никому и в голову не пришло. Хотелось
скорее бросить весла, выйти на берег, похлебать горячей ушицы. Когда высокий
обрывистый холм  остался позади, то Ермак  указал на широкую  протоку, велел
свернуть в нее.  Вскоре  перед  ними  открылся большой луг,  а  чуть  дальше
зачернел хмурый  ельник. Подле него  и  причалили к берегу,  застигнутые уже
надвигающимися  сумерками. Пока  разжигали  костры,  вытаскивали  струги  на
берег, Ермак велел кликнуть всех есаулов и сотников.
     -- Чего унылые такие? -- спросил он их.
     -- А чему  радоваться? -- отозвался Иван Кольцо.  -- Зима  на носу, а у
нас ни одежи теплой, ни крыши над головой.
     -- Может, обратно податься, пока лед не встал, -- предложил Никита Пан.
-- Успеем еще. А там струги бросим и дальше пешими через горы.
     --  Ишь ты каков!  -- сплюнул  Мещеряк  и  смерил  Никиту презрительным
взглядом. -- Не набегался еще? Попрыгать хочешь?
     -- Не тут же подыхать, -- огрызнулся тот. -- Дома все одно веселее.
     -- И там худо и тут нехорошо, -- тяжко вздохнул Богдан Брязга.
     --  Значит, плохо  все,  --  свел руки  на  груди  атаман.  --  Умирать
собрались. Не ожидал, не ожидал такого от вас...
     --  Ты,  атаман,  не  тяни, говори,  зачем собрал,  -- зябко  ежась  от
сырости, вновь подал голос Иван Кольцо.
     Ермак  никак  не  мог  уловить   настроение  есаулов,  ждал   пока  все
выскажутся,  но тем  хотелось  сперва  услышать  его  мнение  и  лишь  потом
согласиться или отвергнуть предложение. Мещеряк и Михайлов были явно на  его
стороне, а Никита Пан держался Ивана Кольцо. К ним же склонялся и Брязга. Не
ясно было только с Волдырем, который мог и вовсе  промолчать, принять мнение
большинства. Значит надо было начинать именно с Ивана Кольцо. Так же как и в
строгановском городке, если он выскажется за то, чтобы зимовать в Сибири, то
не будут  возражать и остальные казаки. Нет -- пойдут обратно  за  есаулами.
Кто-то останется с  ним.  Но это уже далеко  не  та сила, которую  они имеют
сейчас. Поэтому  во  что бы ни стало он должен  убедить их, удержать.  Любой
ценой...
     --  Хорошо, скажу. Не дело это в гости за столь верст переться, а потом
перед дверью постоять, помяться и, повернув обратно, топать голодному.
     --  Ну да,  эти накормят,  -- кивнул Никита Пан  в сторону холма на той
стороне реки.  -- Их там столько соберется,  что только башкой крути, верти,
жди, откуда прилетит.
     -- То тебе, Никита, не коней  ночью красть у ногаев, -- поддел его Яков
Михайлов, -- тут храбрость особая нужна.
     -- Ты  бы хоть помолчал,  деревенщина! Давно  ли лапти  скинул? Казаком
поди себя зовешь, а обычаев наших не знаешь...
     -- Зато ты хорошо их знаешь. Привык за чужие спины прятаться.
     -- Это я прячусь?! -- Вскочил на  ноги Никита Пан и схватился за саблю.
Но Иван Кольцо  ловко подшиб его  ногой -- и тот грохнулся  на мокрую траву,
затравленно глянул на  всех, закричал. -- Что? Сговорились? Извести нас всех
по одному желаете?! Сейчас кликну своих...
     -- Замолкни, -- ткнул его в спину кулаком Кольцо. -- Только и осталось,
что меж собой собачиться. То-то татары обрадуются...  -- И Никита неожиданно
сник, замолк и сидел, не открывая рта.
     -- Вот что  скажу вам, -- продолжил  Ермак,  словно и не  было короткой
стычки меж есаулами, -- негоже нам  обратно топать, как побитая собака хвост
поджавши. Рядом ханская ставка. Там и зазимуем...
     --  На постой  значится к  сибирскому  хану  попросимся, --  язвительно
заметил Богдан Брязга. -- Дожили...
     -- Да ты  послушай, чего говорят, а потом уж зубы кажи, --  одернул его
Матвей Мещеряк.
     --  Думаю,  у  хана  там  и  припасы   имеются  и  одежонкой  кой-какой
разживемся. Стены высокие, перезимуем как-нибудь, а по весне и решать будем,
как дальше жить.
     -- Поди  у хана  и  золотишко припрятано, -- мечтатель