ак подумал, что его план должен
удасться, если...  если  он  совладает с могучим ногайцем,  горячившим коня,
разгоняя его, подбрасывая  вверх и ловко ловя свое копье, на  конце которого
развивался короткий пучок конских волос.
     --  Урус  будет  биться  с  нашим  Муран-батыром,  -- галдели  радостно
ногайцы,  -- пусть урус  молится  о  легкой  смерти.  Никто не может одолеть
нашего батыра! -- улюлюкали они.
     Ермак находился от них на расстоянии  не более десятка  шагов, и дернув
коня за повод, сделав большой полукруг, остановился, выбрав  место так, чтоб
солнце находилось  у него  за  спиной  и слепило  ногайского  богатыря. Тот,
верно,  понял хитрость,  но лишь  усмехнулся,  сморщив широкое лицо.  Правой
рукой  он  поигрывал  копьем, а  в левой держал  большой круглый  щит. Ермак
пожалел, что ему нечем будет защищаться,  но, внимательно  присмотревшись  к
противнику,  решил, что, может быть, отсутствие щита  только сыграет ему  на
руку.  Муран-батыр  был в полтора  раза шире его, он прочно сидел на лошади,
такой же крупной  и  тяжеловесной,  под стать своему  хозяину.  На этом-то и
решил  сыграть Ермак, встав  от ногайца не более чем  в полусотне шагов.  На
таком расстоянии тому  не успеть разогнать своего тяжеловеса, зато его конь,
легкий и подвижный, вполне наберет нужную скорость.
     Понял это и  ногаец, заставив коня чуть  отступить назад и, подняв щит,
ударил по нему тупым концом копья, погнал на Ермака, направя копье прямо ему
в грудь. И Ермак, дав коню шпоры, пригнулся низко к седлу, впившись взглядом
в копье противника. Когда меж ними осталось  не  более  пяти шагов, он резко
пригнулся, нырнув под копье ногайца, а сам снизу ударил его, целя в открытое
пространство под щитом. Но  его прием удался лишь наполовину: копье  ногайца
просвистело над ним, пронзив  пустоту, он же попал вниз щита  и  Муран-батыр
легко отбил удар.
     Ногайцы   одобрительно  загалдели,  поняв,  что  их  богатырю  достался
достойный  противник.  Казаки  же,  собравшиеся на  противоположной  стороне
балки, настороженно молчали,  не веря,  что их атаману удастся  справиться с
таким детиной.
     Противники вновь разъехались. Неожиданно  Ермак перекинул копье в левую
руку, поскакал,  забирая вправо,  выходя  на ногайца  левым  боком.  Тот  от
неожиданности растерялся и, пока менял руку, замешкался, не успел прикрыться
щитом, и Ермак на полном скаку промчался мимо него, точно ударив  в открытую
грудь. Ногаец  тяжело свалился  на землю,  выронив  щит, сломав  при падении
копье.  Пока Ермак разворачивал  коня, он успел  подняться  и,  прихрамывая,
побежал к  своим. Ермак  настиг  его, зажав  правой рукой топор,  и  с  маху
рубанул по блестящему шлему чуть наискось. Шлем соскочил с головы, покатился
по  земле.  Мурам-батыр  упал на колени, вытянув  вперед руки,  словно хотел
дотянуться до шлема, кровь брызнула на  кольчугу. В это время ударил залп из
ружей.  Казаки  во  главе с Яковом  Михайловым, дождавшись  окончания боя  и
затаившиеся на склоне  балки, смели передние ряды ногаев. Среди тех началась
паника, все смешались, кинулись врассыпную, не успев  даже  подобрать своего
юзбашу Муран-батыра.
     Остальные казаки торопливо перебирались в устье балки на другую сторону
и, выхватив сабли, погнали противника дальше в степь, не давая опомниться.
     -- Все... Больше не сунутся, -- проговорил Дружина  Васильев, подъезжая
к Ермаку,  следившему  за  боем, который и  боем-то  назвать было  нельзя, а
скорее поспешным бегством ногайцев.
     --  Да, они пятеро на одного  любят, --  выпячивая по  привычке  нижнюю
губу,  проворчал Богдан Брязга,  подъезжая  к ним  с  окровавленной саблей в
руках, -- а когда поровну, то бегут, словно угорелые.
     -- Давно ли сам убегал, -- усмехнулся Ермак.
     -- Да... побежишь  тут, когда их вон сколь было, а нас...  -- попытался
оправдаться Богдан,  но атаман уже не слушал его,  а смотрел,  нет ли убитых
или раненых среди казаков. Вроде все были целы и он скомандовал возвращаться
обратно к стругам.
     -- Силен ты, однако,  на копьях биться, -- уважительно проговорил  Яков
Михайлов, нагнавший его уже  возле берега, -- не хотел бы я с тобой в чистом
поле встретиться.
     -- А кто заставляет? --  засмеялся  тот добродушно, потряхивая курчавой
черной бородой, в которой появились первые блестки седины. -- Поди из одного
котла кашу хлебаем...
     Иван Кольцо нетерпеливо расхаживал вдоль  кромки воды,  оставляя четкую
цепочку следов на желтом  песке. Остальные казаки сидели у бортов,  выставив
дула пищалей,  у каждого в  руке  тлел  фитиль, и  общее напряжение висело в
воздухе.  Когда  же   возбужденные  конники  рассказали  второпях,  как  они
навалились на ногайцев, как те бежали, как атаман завалил здоровяка-ногайца,
все  заулыбались,  спрыгнули на песок,  обступили Ермака.  Кольцо,  узнав  о
победе, удовлетворенно хмыкнул и велел отчаливать.
     -- Нам еще ходу, да ходу, -- ворчливо косился на шумевших казаков, -- а
вы тут, как вороны на дубу, разгалделись. Отправляемся!
     Ермак  с  конной  сотней поскакал  дальше вдоль  берега, поднимаясь  по
высокому косогору, откуда хорошо были видны  плывущие  внизу, словно большие
серые рыбины, суда и взблескивали  при каждом взмахе  тяжелые весла,  дружно
поднимающиеся и спускающиеся в воду,  и фигурки казаков, отклоняющихся резко
назад, а затем подтягивающихся вперед, казалось, кланяющихся высокому синему
небу и золотому шару солнца, застывшему над головами.
     Еще день ушел у них на переправу через Волгу. Казаки пересели в струги,
а лошади плыли вслед за ними, испуганно вращая глазами. Но, наконец-то,  они
оказались на левом  берегу и выслали вновь дозор, который должен был  уйти в
степи  на  несколько дней, пока не обнаружит тот самый  караван с купцами  и
паломниками, идущий  из  далекой  Бухары.  На сей раз Ермак пошел  во  главе
дозорного отряда, оставив за себя есаула Якова Михайлова.

        "* * *"

     ...Караван, с которым отправился Сейдяк  и трое сыновей хана Амара, шел
по безлюдным пескам уже более месяца.  Вел его опытный караван-баша, знающий
дорогу  как  узоры  на  своем  халате.  Ему  были  известны  все  колодцы  и
караван-сараи,   где  можно   утолить   жажду,   наполнить  бурдюки   водой,
остановиться  на   ночлег.  Два  раза  наних  нападали  в  песках  Кара-Кума
разбойничьи шайки. Но воины охраны удачно отбивались от них, гнали в  пески.
Купцы  и паломники в это  время, сбившись в  кучу,  с  ужасом  ожидали,  чем
закончится  бой, прятали  поглубже  в песок  драгоценности.  Но  когда воины
возвращались  и   объявляли,   что  путь  свободен,  тут   же  драгоценности
выкапывались и караван двигался дальше.
     Однажды утром караван-баша, глядя на большую стаю белых  птиц, объявил,
что скоро они должны подъехать к реке, что зовут Волгой, а значит, вот-вот и
конец  пути, конец  разбойным нападениям. Там  они повернут  вдоль побережья
моря, где, как пояснил караван-баша, опасаться им нечего.
     За время  пути  Сейдяк  более  всего  сдружился с  младшим из  братьев,
Сафаром, улыбчивым и  приветливым  юношей. Тот неплохо был образован, хорошо
знал  коран,  и во время путешествия юноши  вели долгие  беседы, иногда даже
спорили. Сакрай и Гумер, наблюдая за ними  со стороны, подсмеивались. Сакрай
считал,  что мужчине совсем  не  нужно  учиться  чему  бы то  ни  было кроме
военного дела; Гумер, который во всем слушался старшего брата, соглашался  с
ним. Сафар, видя их кривые усмешки, горячился, доказывал, что только забитый
раб не знает письменности, ведь в книгах написано очень много полезного, тем
самым только еще больше дразнил старших братьев.
     -- Чего же ты разбойникам не разъяснил  по своим  книгам, как они плохо
поступают?  --  спрашивал  высокомерно  Сакрай.   --  Они   бы,  глядишь,  и
послушались тебя.
     --  Я  читал,  что  среди разбойников встречаются образованные люди,  а
некоторые были даже благородного происхождения, -- отвечал Сафар.
     -- А вот я  не видел среди этих оборванцев ни  одной приличной рожи, --
вторил старшему  брату Гумер, --  если бы они были образованными  людьми, то
пошли бы служить к нашему хану, а не рыскали по пескам.
     -- Что вы зря спорите? -- пытался  помирить их Сейдяк. --  Каждый волен
думать как он считает нужным.
     Старшие братья побаивались Сейдяка, который  был на полголовы выше их и
к тому же очень силен и ловок, а потому не задирали его. Но когда оставались
вдвоем, уезжая  далеко  вперед  от каравана, то не  стеснялись в выражениях,
называя  Сейдяка безродным подкидышем. Амар-хан не счел нужным рассказать им
о  происхождении  сына Зайлы-Сузге,  а  потому  Гумер и  Сакрай  были  о нем
невысокого мнения.
     И сегодня  они ехали,  как всегда, впереди каравана, не сразу  заметив,
как из небольшого леска показались вооруженные всадники. Вначале они приняли
их за разбойников, что охотятся  за одинокими купцами, а при виде настоящего
воина  пускаются  в бегство. Но  приглядевшись, рассмотрели  длинные пики  с
флажками на  концах,  шлемы на  головах  всадников и даже различили ружья  у
седел. Не  раздумывая,  они  развернули коней.  Сакрай  и Гумер нахлестывали
скакунов,  но не могли  оторваться от преследователей. Оглядываясь на скаку,
они различали их  лица  и  начали  догадываться,  что наскочили  на один  из
казачьих разъездов, что, по словам  опытного караванбаши, изредка появляются
в этих местах.
     Наконец,  показался их караван.  Там  заметили  погоню  --  и  двадцать
всадников охраны кинулись им на выручку.
     Один за  другим ударили несколько выстрелов. То  казаки разрядили  свои
пищали.  Захрипели  смертельно  раненные  кони,  повалились  на  землю воины
охраны, заметались, сбившись в кучу, купцы и паломники. Сейдяк, видевший все
это, кивнул другу и,  вытащив из  ножен саблю,  кинулся на помощь остальным.
Сафар  скакал,  чуть  отстав, мигом забыв о  спорах с братьями, и лишь  одна
мысль была сейчас у него в голове: "Только  бы  они остались живы..." О себе
он как-то и не думал, не веря в смерть, не ожидая ее.
     Казаки Ермака, неожиданно  наткнувшиеся  на  двух  воинов  в  цветастых
бухарских  халатах,  не  ожидали  так  быстро  обнаружить  караван,  который
разыскивали уже пятые сутки, разбившись на мелкие отряды. С Ермаком было два
десятка человек и  он  прикинул, что воинов, охраняющих  караван, было ровно
столько  же. Поэтому, не  раздумывая,  кинулся в атаку, не дожидаясь подхода
основных сил.
     Он скакал впереди своих казаков и с каждым шагом нагонял тех двоих, что
бросились наутек, едва лишь увидели казаков. Но когда от каравана отделились
другие воины и поскакали на них, Ермак попридержал коня, поджидая остальных.
     -- Готовь пищали, -- крикнул  им, торопливо подсыпая  порох на полку  и
раздувая  почти погасший  фитиль. Тщательно прицелился в переднего  бухарца,
медленно подвел фитиль к затравке. Бухарец взмахнул руками, словно собирался
взлететь, и выброшенный из седла упал на землю.
     Раздалось еще несколько выстрелов -- и трое бухарцев попадали  с коней.
В их рядах возникло замешательство, но тут к ним подскакал высокий худощавый
юноша и  что-то повелительно закричал, указывая  обнаженной саблей в сторону
казаков.
     "Верно, догадались, что нам не успеть перезарядить  свои пищали, сейчас
попрут..."  --   подумал   Ермак,   кинув  бесполезное  ружье  на  землю  и,
полуобернувшись к своим, прокричал:
     --  Аида,  ребята! Погуляем  нынче! --  и,  вынув свой клинок, дал коню
шпоры. По гулкому  топоту слышал, что все  казаки несутся  следом  за ним, и
первым врезался в толпу бухарцев.
     Среди защитников каравана почти все воины были необычайно молоды, но им
нельзя было  отказать в стойкости.  Никто не  побежал,  не кинулся прочь, а,
выхватив  сабли,  мужественно защищались.  Особенно выделялся тот  худощавый
юноша, подскакавший последним. Он отбивался сразу от двух наседавших на него
казаков,  умело уворачиваясь,  крутил коня на  месте и  уже  ранил одного из
нападавших. Потом, подняв коня на дыбы, рубанул второго с невероятной силой,
отчего казак выронил саблю, схватился за правое плечо.
     Ермак, сваливший  широколицего  бухарца, достал, привстав на стременах,
другого,  с которым никак не  мог совладать  Гришка Ясырь, и направил коня к
худощавому  юноше,  что  победно   озирался  вокруг,  выбирая  себе   нового
противника.
     -- Эй, -- крикнул Ермак, -- а со мной померяться силой не желаешь?
     Юноша,  сощурив глаза, поскакал  навстречу, вращая  саблей над головой,
показывая всем своим видом, что готов биться насмерть.
     "Вон ты каков, -- подумал Ермак, -- храбрец! Сейчас  посмотрим,  на что
ты способен", -- и он промчался рядом, так что сабля юноши не  могла достать
до  него.  Тот  промахнулся  и, поняв  свою  ошибку,  тоже  развернул  коня,
кинувшись вслед за атаманом. Но Ермак налетел на него уже с другой стороны и
легким  взмахом  клинка  перерезал  уздечку  у  коня  противника.   Юноша  в
растерянности  оглянулся, а конь, не чувствуя узды, рванул  вперед, поскакал
подальше от места схватки.
     Ермак громко расхохотался и направил своего коня следом, разматывая  на
скаку аркан. Он легко нагнал юношу и, метнув волосяную петлю, сдернул его на
землю, бросился сверху, подмял, заломил руки. Но тот  бешено сопротивлялся и
даже успел выхватить кинжал, замахнулся, норовя пырнуть Ермака в бок, и лишь
получив сильнейший удар кулаком по голове, затих, потеряв сознание.
     Ермак  легко скрутил  ему  руки, перебросил через седло и  направился к
месту схватки.
     Короткий бой уже закончился. Часть охранников  была убита, а  остальные
сдались,  побросав оружие,  поняв бессмысленность сопротивления.  Казаки меж
тем громко переговаривались, предвкушая скорый дележ  добычи из захваченного
ими каравана. Но подъехавший Ермак взмахом руки прервал споры:
     -- Пожди грабить, пока  все не  соберутся, не съедутся. Кроме вас еще и
другие в походе были, делить на всех станем.
     --  Как это на  всех?! --  выкрикнул,  как  всегда  недовольный, Богдан
Брязга. -- Мы  кровушку  проливали, бились, а делить  так сразу  поровну. Не
пойдет, ой, не пойдет, атаман!
     -- Чего-то крови  на тебе не видать, -- урезонил его Ермак, но,  окинув
взглядом остальных казаков, отметил, что большинство поддерживают Брязгу. --
Так... -- он  решил,  что лучшее сейчас --  это выиграть  время,  -- Гаврила
Ильин,  Яков  Михайлов,  Гришка  Ясырь...  Охранять  караванщиков,  чтоб  не
пограбили.  А  ты,  Богдан, мигом на коня и  до Ивана Кольцо, упредить, мол,
взяли мы караван. Все понял?
     --  Все, -- понуро ответил тот, -- понял я, кто  у нас атаман. Не ты, а
Ванька Кольцо. Ты у него всю жизнь  в подручниках ходить будешь, -- забурчал
Брязга, направляясь к коню.
     -- Но, но... -- Ермак и сам не заметил, как взлетела рука с нагайкой, и
он чуть было не  перепоясал ворчуна поперек спины, но вовремя  сдержал себя,
пошел к пленным.
     Те, понурив  головы,  стояли,  сбившись  в кучу, ожидая  решения  своей
участи. Пришел в себя и плененный им юноша. Он извивался всем телом, пытаясь
освободиться от пут.
     -- Развяжи его и отведи к остальным, -- кивнул Ермак Ларьке Сысоеву.
     -- Когда  им секир башка делать будем? --  озорно блеснул казак  черным
глазом.  --  Не  с  собой же  их  тащить...  Может, тут  и порешим, чтоб  не
мучились?
     --  Погодь малость... и с ними разберемся. Не терпится что ли  кровушку
пустить? Любишь душегубствовать?
     -- А чего их жалеть,  -- беспечно  отозвался Ларька,  освобождая от пут
пленного, -- они бы нас не пожалели. Ладно, ежели бы сразу кончили, а  то бы
жилы подрезали, да здесь  в степи без воды, без  коней и бросили. Басурманы,
они басурманы и есть...
     -- Так ты ведь христианин, поди...
     Тем  временем  к  Ермаку направился  караван-баша,  степенно  оглаживая
небольшую бородку.  Один из  казаков попытался было заградить ему дорогу, но
тот так глянул на него, что  казак невольно отступил,  пропуская караванщика
вперед.
     -- Ты атаман у них? -- спросил караван-баша, подойдя к Ермаку.
     -- Ну, я... Чего хочешь? Говори...
     -- Отойдем в сторону.
     -- Говори при всех. Я от своих не таюсь. Пускай все и слышат.
     -- Ну, смотри, -- караванщик обвел казаков,  подошедших  к ним поближе,
спокойным и уверенным взглядом, продолжил. --  Долог наш путь. Многие хотели
отобрать наши  товары,  убить  нас. Отбились мы  от  тех  разбойников, хвала
Аллаху. От вас  отбиться не  смогли. Одолели. Но  мы не враги вам. Зачем нас
задерживать?  Так  добрые люди  не поступают.  Мы  готовы  заплатить вам, но
просим отпустить и людей, и товары не трогать.
     -- Ишь, чего захотел, -- загудели казаки, -- хитер бобер... Товары  ему
обратно отдай, чего удумал!
     -- Тихо! --  оборвал  крикунов  Ермак. -- Пусть  говорит.  Решать-то мы
будем.
     --  Обещаю,  что каждый будет  доволен, --  продолжал  караван-баша, --
каждый получит столько, что ему хватит надолго.
     -- А  если не хватит,  то опять тебя искать? Еще добавишь? -- выкрикнул
кто-то сзади. Опять поднялся шум  и  снова Ермак унял расшумевшихся казаков,
давая договорить караван-баше.
     -- Если вы нас убьете, то что получите взамен? Товары? Но их надо еще с
выгодой продать. А  деньги, что мы вам предлагаем, сможете поменять на любой
товар:  хоть на коня, хоть оружие купи. К тому же,  если вы  поубиваете всех
купцов,  то никто в другой раз  не отправится  этой дорогой. Скажу больше, я
готов  платить  каждый  раз,  когда  мой караван  будет  проходить  по этому
месту...
     --  А ведь дело говорит, -- задумчиво  произнес кто-то, --  провалиться
мне на этом месте, но верно старик гуторит.
     -- Я  даже  готов нанять вас  в  свою охрану,  -- караван-баша  говорил
пылко, уверенно и  его  глаза  останавливались  то на одном, то на другом из
казаков, и те смущенно опускали глаза. И Ермак понял, что караванщик добился
главного  --  пленных оставят в  живых. Неловко  убивать человека,  когда он
безоружен, а втройне, когда говорил с ним, слушал его.
     -- Где нанимали охрану? -- спросил он караванщика.
     -- В Бухаре, уважаемый, -- с готовностью отозвался тот.
     -- Чего ж они сражаться совсем не умеют?
     -- То не они плохо сражались, а вы хорошо дрались. Воины у нас храбрые,
как барсы, но молоды еще.
     --  А кто  тот молодец? -- Ермак кивнул на освобожденного от пут юношу,
что встал в ряд с остальными пленными.
     -- Которого ты,  атаман,  захватил? Я его плохо знаю... Он первый раз с
нами пошел. Знаю, что Сейдяк зовут...
     -- Как?! -- изумленно переспросил Ермак и уставился на юношу.
     Тот  стоял  далеко  от  него  и  не  расслышал  слов  караван-баши,  но
догадался, что  речь  идет  о нем, и гордо откинул  назад  голову, расправил
плечи и с вызовом глянул на атамана.
     -- Кто его родители? Откуда он?
     Караван-баша, удивленный, что атамана заинтересовал  неожиданно один из
его охранников, отвечал путано.
     А  Ермак  чем  больше  вглядывался  в юношу, тем больше  знакомых  черт
находил в нем.  Гулко  застучало сердце в груди, увлажнились  ладони, осекся
голос  и  все  вокруг  стало безразлично: и караван, и  воины его,  и  дележ
добычи...
     --  Я  согласен с  твоими  условиями, -- обретя прежнее  спокойствие  и
уверенность, обратился он к  караван-баше, --  только  и  у меня  будет свое
условие.
     -- Какое? Говори, атаман. Я заранее согласен.
     --  Не спеши  отвечать, когда не знаешь, о чем  пойдет  речь. Поговорим
позже. А пока,  вели  своим людям следовать за  нами на  встречу с остальным
отрядом.
     Ермак подошел к юноше и протянул его саблю, спросил:
     --  Я могу  вернуть твое оружие,  если дашь  слово  не  употреблять его
против нас? Согласен?
     -- За что такая честь?  -- вздернул тот правую бровь, чем  окончательно
стал похож на покойного Бек-Булата.
     -- Ответь мне: твою мать зовут Зайла-Сузге?
     -- Да... -- растерянно от