ы спохватились. Никто не пожелает проливать
свою кровь, чтоб потом опять платить ясак и ждать ласкового слова почтенного
хана. Никто  не пойдет за вами! Никто!  Слышите?! У меня столько  же прав на
ханство и объявляю вам, что сам соберу князей  под свою руку, изгоню русских
и буду править без ваших указок. Запомните мои слова!
     -- Хорошо ли ты подумал, племянник? -- вкрадчиво спросил Кучум, и в его
голосе вновь зазвучала былая сила  и угроза. -- Никто  еще не  придумал, как
можно  прожить  и  править  государством,  если  не  собирать  ясак со своих
подданных. И  тебе не  избежать  этого, даже если князья поверят и пойдут за
тобой...
     --  Сам разберусь, -- уже на ходу бросил Мухамед-Кул, -- а сейчас я еду
к своим друзьям и завтра у  меня будет воинов в два раза больше, чем  у вас.
Прощайте...
     Когда Мухамед-Кул  беспрепятственно покинул лагерь, то все долгое время
сидели молча. Кучум, ни на кого не глядя, заговорил приглушенно:
     -- Верно, ушло,  кончилось мое время. Слово хана уже ничего не  значит.
Стар  я стал. Пусть Алей  на  правах старшего примет власть из моих рук. Ему
вручаю заботу о наших жизнях и судьбу всего ханства.
     -- Отец,  --  подошел  тот к нему, -- я всегда буду помнить  об этом...
Обещаю  тебе,  что  выполню  все,  что  скажешь  ты.  Во  всем  буду  всегда
советоваться с тобой. Можешь ни о чем не беспокоиться...
     -- Береги себя, -- обнял  его Кучум, -- а вы, дети мои,  слушайтесь его
что бы ни случилось, как отца своего.
     Остальные царевичи, прикусив губы, молчали. Кучум понял, что  согласия,
о котором он мечтал последнее время, уже не достичь.
     -- А как поступить с Мухамед-Кулом? -- спросил Алей отца.
     -- Оставь его в покое. Против нас он не выступит. С равным себе по силе
всегда можно договориться. Помни об этом. Мы все одной крови.
     Когда Алей направился  к своему  шатру, то  его  догнал  прихрамывающий
Карача-бек, схватил за руку.
     -- Можно дать совет молодому хану, -- льстиво улыбаясь, заговорил он.
     -- Говори, -- поморщился Алей, -- только недолго.
     --  Знает  ли  хан, что Соуз-хан  отправил  своих  сыновей на  службу к
русским?
     -- Мне говорили, что и твои сыновья сдались русским. Разве не так?
     Их захватили в плен, но потом они бежали. И теперь они рядом со мной. А
старшие сыновья Соуз-хана, Шарип и Набут, так и остались в русском лагере...
     -- И что из того?
     --  Позволь мне наведаться  к нему  и поговорить с  ним. Соуз-хан очень
богатый  человек  и может хорошо заплатить. А  деньги нам сейчас нужны, чтоб
собрать хорошее войско против русских.
     -- Делай что хочешь, -- Алей махнул рукой, собираясь идти дальше.
     -- Это не все, -- удержал его Карача-бек, -- я  знаком с семьей сотника
Янбакты...
     -- То еще кто такой?
     -- Он ближний человек Мухамед-Кула?
     -- Ну и что? Ты хочешь вырезать его семью?
     --  Зачем так...  Я поступлю иначе.  У него  есть старший брат, который
будет нам обо всем докладывать. Пошлю к нему своего человека и передам, чтоб
он ехал в лагерь к Мухамед-Кулу.
     -- Скажи-ка, визирь, -- взглянул на него царевич,  -- а ты  сам никогда
не мечтал стать ханом Сибири?
     -- Как можно даже думать об этом, -- склонился в поклоне Карача-бек, --
мне,  недостойному, я  должен  уберечь моего хана от лишних  забот. Я  слуга
своего господина.
     -- Вот и помни об этом. -- Алей вырвал руку из цепких пальцев визиря  и
пошел дальше, не оглядываясь.
     -- Зря ты  со  мной так, -- прошептал зловеще ему  вслед Карача-бек, --
как бы не пожалел. Ха-а-ан! -- с презрением произнес он и сморщился.
     Мухамед-Кул  вместе  с  поджидавшим  его   преданным  Янбакты  и  двумя
десятками охраны  прямо  из  ставки  Кучума направился в улус  своего  друга
Айдара, а затем без промедления разыскали Дусая.
     -- Наш хан стал чересчур стар и нерешителен, -- объявил им Мухамед-Кул,
-- я вышел  из-под его подчинения и  набираю собственное войско. Скажите, вы
мне друзья?
     -- Конечно, почему ты спрашиваешь, -- не раздумывая, ответил Айдар.
     -- Можешь не сомневаться, -- поддержал его Дусай.
     -- Но надо набрать не одну сотню, чтоб одолеть русских?
     --  Вы  же  пошли за мной,  пойдут и другие. Многие  князья  недовольны
Кучумом.
     -- Тебе решать, -- согласился немногословный Дусай.
     Через неделю  к  ним  присоединились еще пятеро  князей  и  под началом
Мухамед-Кула собралось  две  сотни  воинов.  Они  ехали  по замерзшему руслу
Иртыша  и  уже  проехали  Абалакскую гору,  когда  ехавший  впереди  Янбакты
предупреждающе поднял руку.
     -- Что случилось? -- подъехал к нему Мухамед-Кул.
     --  Следы, --  указал тот. Впрочем, тот  и сам заметил  цепочку следов,
спускающихся с горы к реке.
     -- Прошли пешие, не больше двух десятков человек.
     -- Ты думаешь, это были русские?
     --  Скоро узнаем,  -- ответил сотник. -- Надо отправить часть  нукеров,
чтоб обошли их вдоль берега, отрезали путь назад.
     -- Айдар, -- скомандовал Мухамед-Кул, -- возьми полсотни и быстро вдоль
берега. Мы чуть подождем и погоним их на тебя.
     Проехав еще немного по  льду  реки, Мухамел-Кул различил вдали  фигурки
людей, суетившихся  возле большой  проруби. "Рыбки им нашей  захотелось,  --
злорадно подумал про себя, -- сейчас накормим рыбкой, погодите чуть..."
     Казаки,  что  без  разрешения  атамана отправились на рыбалку,  слишком
поздно  заметили отряд Мухамед-Кула, летящий на них. Они не взяли с собой ни
панцирей, ни кольчуг,  понадеявшись,  что  Кучум со своим  войском давно  не
тревожил, не показывался в этих местах. Теперь, побросав сети и свежую рыбу,
они  бросились к берегу,  стремясь  уйти вверх  по  крутоярью, но  и  оттуда
навстречу  им  выскочила   полусотня  Айдара,   завернула  обратно.   Казаки
заметались, падая под ударами сабель,  вяло отбиваясь. Всадники  окружили их
плотным  кольцом и,  выкрикивая  ругательства,  секли  по одному,  хвастаясь
меткими ударами, когда  чубатая  голова падала под копыта коней.  Увлеченные
расправой с  рыбаками, они  не сразу  заметили запылавший  высоко  на  холме
костер, от которого повалил густой дым, уходя столбом вверх.
     --  Сигнал  вроде как  подает кто? -- указал Янбакты.  Казаки на всякий
случай  оставили  на гребне  холма  дозорного, который должен  был подать  в
случае опасности условный знак дозорным в Кашлыке, но пока он искал хворост,
разжигал, с его товарищами  все было кончено.  В  Кашлыке заметили  сигнал и
быстро  выслали  в  сторону  Абалака две сотни. Айдар первым увидел  цепочку
людей, спешащих к ним навстречу.
     -- Казаки! -- крикнул он громко, -- Много их. Сотни две будет.
     -- Вон и поверху идут, -- кивнул Дусай на вершину холма.
     -- Может, лучше будет отойти? -- предложил Янбакты осторожно.
     --  Ни  за  что!  -- Мухамед-Кул,  разгоряченный  и обрадованный легкой
победой,  погнал  коня  вперед, размахивая  саблей. Остальные, растянувшись,
скакали следом.
     Первыми  выстрелами казаки свалили нескольких всадников, а прорвавшихся
встретили плотным строем, выставив вперед копья и бердыши.
     -- Держись,  ребята! --  кричал  Иван  Кольцо, клокоча от  ярости.  Ему
слишком поздно доложили,  что станичники из  его сотни захотели побаловаться
свежей рыбкой, но было поздно, и сейчас он с холма увидел их изрубленными.
     Первым ранили  горячего Айдара, и он упал на лед, схватившись руками за
окровавленное лицо. Нукеры кинулись к нему, чуть оттеснили казаков, положили
князя на коня  и  вывезли из сечи. Дусай бился  молча, стараясь  пробиться к
голубоглазому  казаку,  отдающему команды. Но его ударили  копьем в  грудь и
острие прошло  меж пластин  панциря, достало  до сердца. Мухамед-Кул  поднял
коня на дыбы, закричал,  как  будто ранили  его  самого,  и, рассыпая  удары
направо и налево, с трудом вырвался из кольца пеших казаков, огляделся.
     Казаки  стояли плотно,  плечо  к  плечу, и  продвигались  вперед шаг за
шагом, умело прижимая его нукеров к берегу, где снег был глубже и кони вязли
в  нем. Кони вздрагивали, пятились, всадники в  сутолоке мешали друг  другу,
команды никто не слушал.
     -- Отходить надо, -- крикнул прямо ему в  ухо Янбакты. Мухамед-Кул дико
глянул на него, словно не узнал, и указал рукой на казачьи ряды:
     -- Там Дусай! Они убили его! Убили!
     -- И  Айдар очень плох.  Ему раскроили  саблей  череп. Едва дышит. Надо
отходить. Мы еще доберемся до них.
     -- Ни  за что!  Умру  здесь,  но не отойду!  -- Мухамед-Кул огрел  коня
нагайкой, тот взвился, прыгнул вперед, но его остановили нукеры, которые без
приказа начали отходить назад.
     -- Куда?! -- кричал Мухамед-Кул,  хлеща нагайкой  по лицам, по  спинам,
стараясь повернуть  их обратно. Но  кто-то вырвал  у него из  рук  нагайку и
увлеченный общим потоком  конь  поскакал прочь  от  места схватки.  Вслед им
прогремели  последние  выстрелы, но вскоре  они  были  уже  в  безопасности,
укрывшись за стволами разлапистых талин, росших вдоль берега.
     Ехали остаток дня. Заночевали на опушке  леса. Лишь достигнув на другой
день небольшого селения, Мухамед-Кул  решил остановиться  на несколько дней,
чтоб дать передышку нукерам, подлечить раненых.
     --  Тут  рядом  живут  мои родичи,  --  сообщил  ему Янбакты.  --  Если
позволишь, то я навещу их.
     --  Поезжай,   --  не  поднимая  головы,   отозвался  Мухамед-Кул.   --
Возвращайся побыстрей...
     Через два дня  сотник вернулся  вместе с младшим братом, которого звали
Сенбахты.  Тот  привез освежеванного  барана на  плов,  сыр, свежий хлеб и с
поклоном положил все это к ногам Мухамед-Кулы.
     --  Угощайтесь,  пожалуйста,  а  мне домой надо,  --  не глядя в глаза,
проговорил он.
     -- Разве ты с нами не останешься? -- удивился Янбакты.
     --  Нет, пообещал матери дома быть засветло, -- отвечал тот  и, даже не
дав передохнуть коню, уехал.
     Янбакты спал в шатре, рядом с  Мухамед-Кула, когда  рано утром  услышал
приглушенный  крик.  Он  схватил  саблю,  выскочил  наружу  и  наткнулся  на
бородатого казака с пищалью в руках.
     -- Стой! -- крикнул тот, но сотник  пригнулся и отпрыгнул в сторону. То
что  он увидел, поразило его и  он  чуть  не выронил саблю из рук. Вокруг их
лагеря стояла плотная цепь казаков, а перед ними  сидели на снегу безоружные
нукеры  со связанными руками.  Навстречу  к  нему  шел  младший брат, широко
улыбаясь.
     -- Положи  саблю, -- предложил он.  -- Русские  хорошо  приняли меня  и
пообещали подарить тебе жизнь.
     -- Как ты мог? Брат! -- вскрикнул Янбакты. -- Что я отцу скажу?
     -- Отец ничего не узнает, -- беззаботно ответил Сенбахты.
     --  Он  все  узнает!  --  взмахнул  саблей  старший  брат,  но  тут  же
отброшенный выстрелом  рухнул  на снег и тихо прошептал: --  Зачем ты сделал
это?
     Мухамед-Кулу взяли спящим в шатре и вывели со связанными руками.
     -- Ого, старый знакомый, -- подошел к нему Иван Гроза. --  Не я ли тебя
тем летом секирой своей попотчевал? Узнаешь?
     Тот лишь злобно сверкнул глазами и бессильно заскрежетал зубами.
     -- Лучше убейте меня! Не останусь в плену! -- закричал он.
     -- Такой молодой, а умирать собрался, -- засмеялся Гришка Ясырь. -- Вот
к атаману доставим, а тот как решит.
     Ермак, когда пленников привели в Кашлык, велел привести  к нему  в избу
ханского племянника, недобро глянул на него, спросил:
     -- Где хан Кучум скрывается?
     -- Для меня он не хан. Я сам по себе. За него воевать не хочу.
     -- Может, за нас повоюешь? -- усмехнулся атаман, но увидев, что пленник
готов  броситься  на  него,  добавил.  -- Остынь.  Против своих  воевать  не
станешь. Знаю. А потому готовься в Москву к царю-батюшке отправиться.
     --Кто его захватил? -- спросил казаков. -- Иван Гроза? Вот тебе и ехать
с ним на Москву. Готовься, после Рождества и отправитесь.

        "* * *"

     Карача-бек вошел в шатер Кучума и со вздохом сожаления произнес:
     -- Твой племянник, Мухамед-Кул, оказался в плену у русских...
     -- Как это случилось? -- Кучум сидел перед небольшой жаровней с углями,
укутанный в теплые шубы.  Его  согнутая  фигура и надтреснутый  глухой голос
вызывали жалость.  Тут же была  и  Анна, которая ухаживала за ним. Остальных
жен и детей он отправил в степь,  где  они находились под охраной небольшого
отряда верных  ему нукеров. Старший сын Алей объезжал дальние улусы, собирая
воинов для войны с казаками. Карача-бек  видел,  что вокруг Кучума  остается
все меньше желающих защищать его.
     -- Мухамед-Кул  решил  напасть на  русских, но потерпел поражение. Были
убиты его ближние князья.
     -- Я не верю, что он сдался в плен добровольно.
     -- Его захватили ранним утром, когда все спали.
     -- Не верю. Мой  племянник не только  храбрый воин, но и осторожен  как
рысь. Верно, кто-то предал его.
     -- Возможно, -- дернул плечом Карача-бек.
     -- Что тебе известно об этом. Расскажи. Я хочу знать.
     -- Его предал  брат сотника, что был правой рукой  при Мухамед-Куле. Он
навел русских на их лагерь.
     Кучум поднял на него мутные, слезящиеся глаза и тихо спросил:
     --  Скажи, тут не обошлось без твоей помощи? Ты умеешь обделывать такие
дела. Скажи честно, тебе ничто не грозит.
     -- Мухамед-Кул  пошел на разрыв  с твоим родом, хан. А  я был и остаюсь
преданным слугой сибирского хана, кто бы он ни был.
     -- Я слышу ложь в твоих словах. Ты слишком хитер, визирь. Иди. Не желаю
больше видеть  тебя. Лучше я  останусь один, чем буду окружен такими людьми,
как ты.
     Придет время -- ты предашь и меня. Прощай и ничего не отвечай мне.
     Анна  наклонилась над Кучумом,  когда стихли шаги  Карачи-бека, провела
теплой рукой по его лицу.
     -- Ты правильно  поступил,  прогнав  его.  Тот  кто родился предателем,
останется им всю жизнь.
     -- Знаю, знаю... Но так устроен мир, что коль правишь людьми, то должен
принимать их такими,  как  они есть.  Слишком многое хотел  я исполнить,  но
судьбе было неугодно это. Пусть молодые пытаются переделать  мир. Пока у них
есть силы. Мне уже поздно заниматься этим.
     -- Как твои глаза? Очень болят?
     -- Я уже не помню, когда они не болели. Аллах покарал меня за то, что я
смотрел слишком далеко вперед,  а  не увидел предателей и гордецов под своим
собственным носом.
     -- Давай я вотру тебе мазь и боль пройдет.
     -- Хорошо.  Я рад твоей заботе обо мне.  Но хочу  спросить: может быть,
будет лучше, если ты отправишься к своим родственникам? Русские не остановят
тебя, а ты не скажешь им, что была женой несчастного хана.
     -- О чем ты говоришь? Среди наших женщин не принято бросать мужа, когда
ему угрожает опасность. Забудь...
     --  Как  я могу  забыть, когда рядом ходит смерть. В любой момент могут
появиться русские казаки и убить нас или забрать в плен.
     -- Что бы ни случилось, но я останусь с тобой.
     --  Спасибо тебе, Анна...  Если бы  кто несколько лет назад сказал мне,
что я останусь почти  один  и  рядом со мной  будет лишь русская  женщина, я
рассмеялся бы ему в глаза. Теперь мне не смешно.
     --  Никто  не может предугадать, что ждет человека впереди. Может,  все
наладится. Тебе надо пойти на мир с русскими...
     --  Нет! -- В  голосе Кучума появилась обычная уверенность и всегда ему
свойственная жесткость. -- Не бывать тому. Пусть я умру голодной смертью, но
на поклон к ним не пойду.
     Карача-бек  после  расставания с  Кучумом  отправился  к  единственному
человеку, который  никогда  не  перечил  ему  и  выполнял  все  указания,  к
Соуз-хану. Именно он мог сейчас  помочь  ему в  задуманном, лучшего человека
просто не найти.
     Соуз-хан, оставив старших сыновей на службе у русских, чуть успокоился,
уверенный,  что те  не  посмеют  напасть  на  его городок,  заполучив  таких
достойных  воинов. Сыновья  несколько  раз приезжали к  нему, рассказывали с
гордостью, как несут  службу  и в  скором времени ждут повышения. Сам атаман
обещал  поставить их десятниками.  Соуз-хан слушал их и  внутренне  кипел от
негодования за детей. Им ли, потомкам древнего рода, быть десятниками?!  И у
кого? У презренных оборванцев без роду и племени. Но иные времена нынче и не
известно, как все обернется. "Пусть будут десятниками, а  там посмотрим", --
думал он.
     Гораздо  больше  волновало  его собственное  здоровье.  Он  стал тяжело
дышать, не хватало  воздуха, кружилась голова, не помнил, когда  выезжал  из
городка, а за последний год лишь раз наведался в шатер к молодым наложницам.
Выписанный  из  Бухары  лекарь   каждый  день  осматривал  Соуз-хана,  давал
специальные  отвары, следил, какую  пищу  подают ему. Из  Бухары  он  привез
полный  кувшин  отвратительных  пиявок, которые,  по  его  словам,  могли  и
мертвого  на  ноги поднять. И сегодня  с утра  он явился опять ставить  этих
тварей  ему на  тело. Пиявки  неслышно впивались в  кожу и  вскоре набухали,
становясь похожими на перезрелую клюкву. Лекарь ставил их на щеки, на грудь,
на  ноги,  и Соуз-хан  беспомощно  таращился  на  ненасытных  тварей,  боясь
пошевелить рукой.
     -- Они из меня когда-нибудь выпьют всю кровь, -- стонал он.
     -- Зачем  так говорит, мой господин, -- протестовал лекарь. --  Великие
государи мира прибегали к подобному способу еще в древние времена...
     -- Я не  великий  государь, и  мог бы  придумать для  меня что-то менее
болезненное и противное.
     -- Но ведь господину становится лучше. Разве не так?
     -- Лучше, лучше, -- брюзжал Соуз-хан, -- круги перед  глазами плывут, а
ты говоришь, лучше. Поди, сам себя не лечишь этими тварями.
     --  У господина большой избыток  крови, к тому же у  вас очень  крепкий
организм и вы  еще меня  переживете,  -- успокаивал его лекарь, -- но лишняя
кровь только мешает и от нее лучше избавиться.
     -- То моя кровь и я не желаю избавляться от  нее! Снимай их -- завизжал
больной, пытаясь стряхнуть с себя раздувшихся тварей.
     Когда ему доложили о прибытии Карачи-бека, то он проворчал:
     -- Еще  один кровопиец приехал. Все  только и мечтают как урвать у меня
что-нибудь. Чует мое сердце, не к добру это, ох, не к добру...
     Улыбающийся Карача-бек внимательно оглядел Соуз-хана, заметил:
     -- А ты совсем молодцом стал. Верно, еще одну молодую жену завел? А?
     -- Не  до  них мне теперь. Неспокойно кругом. В Кашлыке русские засели.
Хан Кучум где-то скрывается. Не пойму, что и творится.
     --  Зачем о таких глупостях думаешь?  Пусть  другие этим занимаются.  Я
тебе друг? Вот и послушай меня. Кучум больше не хан этой земли...
     -- Как? -- Подпрыгнул Соуз-хан  и его тучное  тело  заколыхалось. -- Не
может быть!
     -- Послушай, что я  тебе скажу. Кучум назначил  ханом  своего  старшего
сына Алея...
     -- Этого сосунка? А почему он про меня забыл? Почему ты не напомнил ему
об этом? Чьи предки управляли некогда этими землями?
     --  Подожди,  не  спеши, любезный  Соуз-хан. Пришло  твое  время. Разве
согласится  Кучум  назначить  тебя ханом? Не  тот он человек. Но у  Алея нет
преданных людей,  которые  помогли бы ему изгнать русских  и вернуть обратно
ханскую ставку. У тебя  есть золото, есть товары, есть табуны  скота. Пришло
твое время, -- повторил он.
     --  Я нанимаю  нукеров,  а ты платишь им, и мы вместе  стерва  прогоним
Кучума, а потом примемся за русских.
     --  Что-то  я  опять  ничего  не пойму,  --  растерянно замотал головой
Соуз-хан. -- Объясни получше.
     -- Твои сыновья служат у русских?
     -- А тебе это откуда известно? Какое твое дело?!
     -- Да я  о том, что русские примут тебя и послушаются, если ты приедешь
к ним повидаться с сыновьями. Они сейчас в Кашлыке?
     -- Похоже, там... А зачем я поеду к русским? Мне нечего там делать.
     -- Ты  скажешь им,  что  я готов выступить с  ними вместе  против  хана
Кучума и прошу помощи. Обещай хорошо заплатить им и они согласятся.
     -- И что потом?
     -- Мы прогоним Кучума с их помощью, а потом соберем в