ерь он понял причину беспокойства всех
последних дней  --  отсутствие  племянника. Лучше  бы он сам  повел сотни  в
поход.  Но юношу надо  испытать в сражении. Надо. Иначе воина не  вырастишь.
Хоть и велик риск, но он умел рисковать. А теперь мучился от неизвестности.
     Плавный ход его мыслей перебил крик Халика. Он резко  натянул поводья и
повернул назад. Коротышка махал рукой в сторону леса и вопил во все горло:
     --  Там  змея!  Толстенная такая змея  на дереве сидела. Чуть  меня  не
укусила! Ой! Ой!
     Его ничем  не  прикрытая  трусость и ужас, читаемый в  широко раскрытых
глазах, рассмешили Кучума.
     -- Нужен ты ей! Не бойся, не проглотит.
     -- То сам шайтан! --  продолжал  голосить Халик.-- У него такие красные
глаза. Он так на меня смотрел, что я чуть речи не лишился.
     -- Что-то незаметно... Ладно, езжай рядом. Скоро у озера будем. Что  же
кинжала даже не взял? Охотник!
     -- Какой кинжал от шайтана поможет? Найдя, наконец, удобный проход  меж
деревьями и  брод  через речку,  выехали к  кромке озера, которое, загибаясь
влево,  лежало  перед  ними как  вытканное  серебром покрывало неподвижно  и
величаво. Тут же, едва ли  не из-под лошадиных копыт,  взлетела стая крупных
уток,  увлекая  за  собой другие  стаи.  Поднялся невообразимый  гомон. Анна
посмотрела на Кучума и, увидев, что он снял шапочку с головы своего сокола и
уже отстегивает цепочку, сделала то же самое. Они почти враз подбросили птиц
и залюбовались их полетом.
     Оба  сокола, набрав  высоту, раскинули  крылья  и,  почти касаясь  друг
друга, поплыли по кругу над  озером то чуть опережая  один другого, то опять
выравниваясь. Так  они  сделали круг  над  озером,  поднимая  с  воды  птиц,
натыкающихся  в  спешке друг на  друга.  А  соколы, словно  и не  собирались
нападать, легко скользили по небесной глади, поднимаясь все выше и выше.
     -- Ой,  --  выказал нетерпение Халик. -- Чего  они  медлят?  Когда бить
начнут? А может, они сейчас в лес улетят и все...
     -- Поглядим, -- неторопливо ответил Кучум, хотя его и самого  подмывало
громко крикнуть, заставить соколов броситься на утиные стаи. Азарт охоты все
больше разгорался в нем,  вытесняя все прежние чувства и желания. Видно  тот
же азарт передался и Анне, потому  что она, не выдержав, закричала что-то на
непонятном ему наречии  и захлопала в ладоши. Потом хлестнула поводьями коня
и поскакала  вдоль озера.  Кучуму  ничего  не оставалось, как последовать за
ней, а Халик, не желая оставаться один, поплелся сзади.
     Наконец,  соколы  насладившись  свободой  полета,  почти   одновременно
кинулись в стаю, сбивая птиц и падая вместе с ними на землю.
     --  К ним! К  ним! -- радостно взмахнула рукой Анна и направила  коня в
траву, которая колыхалась и клонилась под ударами соколиных крыльев.
     Когда они  подъехали  к месту  падения, сокол, выпущенный  Кучумом,  не
обращая  на них внимания, жадно отрывая куски  мяса  от неподвижно  лежащего
селезня,  и  заглатывал  их. Вокруг  все  было  усеяно  перьями,  в  воздухе
кружились легкие пушинки.
     Кучум  спрыгнул на  землю и  протянул руку  к  птице,  но  тот защелкал
клювом, давая понять, что не собирается отдавать свою добычу.
     -- Отвлеки его,-- крикнул он Анне, скидывая с себя халат и подбираясь к
соколу сзади.
     Анна  тоже  сошла  на  землю и тихонько засвистела,  привлекая внимание
птицы  к  себе. Кучум, вытянув вперед руки приготовился набросить на  сокола
халат,  но  Халик, подъехавший слишком близко, спугнул его.  Сокол, взмахнув
крыльями, ушел в высоту.
     -- Дурень!  Чтоб тебя  разорвало! --  заорал на коротышку Кучум.--  Все
испортил! Лови теперь его, а то запорю до смерти! Кожу сдеру!
     Халик растерялся, испуганно захлопал короткими ресницами и, открыв рот,
смотрел за соколом, который словно дразня, кружился неподалеку.
     -- Подожди,  хан,-- Анна подняла вверх правую руку, -- он сейчас сядет.
Давайте отъедем немного в сторону.
     Кучум,  не  переставая  ругаться, выхватил  плеть,  собираясь  проучить
коротышку,  но  присутствие девушки  смущало  его, и он отъехал  к  зарослям
тальника.  Халик и Анна тоже спрятались в кустарнике. Сокол, убедившись, что
люди ему  более не  угрожают, вновь опустился на сбитого им селезня.  Кучуму
без труда удалось набросить на него халат и надеть на голову шапочку.
     -- Своего сокола я  поймаю  сама, -- улыбнулась  Анна  и пошла одна  по
высокой осоке, раздвигая ее руками.
     Кучум не видел, как ей это удалось, но вскоре она победно подняла левую
руку,  на которой сидел, взмахивая  крыльями,  сокол  в  плотно  накрывающей
голову шапочке. В правой руке она держала крупного селезня.
     -- Молодец девка, -- хихикнул оправившийся от испуга Халик.
     -- Помолчи, -- перебил его Кучум, -- скажи спасибо, что не выпорол тебя
прямо при ней. Понял?
     -- Понял,  мой хан. Халик все понял. Прости. Они  запускали соколов еще
несколько раз и те  снова и снова  налетали на  беспорядочно мечущихся уток,
падая  с  ними  на  землю, и  добивали. Теперь  они,  уставшие  от  битвы  и
отяжелевшие от еды, легко давались в руки.
     Но вот с  другой стороны озера  послышался свист, крики и Кучум увидел,
как стелясь низко над водой, движется маленькое белое облако.
     -- Гуси! -- крикнул он. -- Пускай!  -- и первый подбросил своего сокола
вверх.
     Анна чуть замешкалась.
     -- Чего медлишь? Бросай!
     Но  она  лишь  отрицательно  покачала головой,  показывая, что соколу с
гусем не справиться, мол, очень большая птица.
     -- Не твое дело, бросай, тебе говорят! -- и он с силой рванул ее сокола
к себе.
     Тот, словно ждал этого и, сделав небольшой круг, взмыл вверх.
     Анна смотрела за его полетом, закусив губу и сжав кулаки.
     Выпущенный  Кучумом  сокол вскоре  заметил плывущее  над  озером  белое
облако и,  сделав несколько  уверенных взмахов, оказался над  ним. Но,  если
утки заметив сокола поворачивали к берегу, чтобы укрыться  в  высокой траве,
то гуси, наоборот,  устремились к середине озера. Они  быстро перестроились,
чтобы молодые  погодки оказались в  центре стаи,  а старые  и  испытанные  в
многочисленных  перелетах самцы  заняли  их  место. Наконец,  сокол  решился
напасть на  величавых и, казалось, не замечавших его птиц, каждая из которых
была  чуть ли не  в два раза  больше  его. Он кинулся прямо  в  центр  стаи,
выбрав,  по-видимому, кого-то из молодых гусей,  но тут  же  навстречу  ему,
выставив грозно клювы, устремились два огромных гусака и вынудили свернуть в
сторону.
     -- Что же  второй медлит?! -- хлестнул в  запальчивости себя плетью  по
голенищу  сапога Кучум.  -- Ему одному не  справиться. Вдвоем,  вместе надо.
Давай, давай! -- подбадривал он второго сокола, словно тот мог его услышать.
     Но он  медленно кружил у берега и, наконец, плавно опустился на вершину
одинокого  сухого  деревца,  величественно поглядывая  оттуда  по  сторонам,
словно утратил всякий интерес к охоте, людям и всему происходящему.
     А  тот сокол, что летал над озером, не желал сдаваться. Он летел позади
гусиной стаи, уходящей все дальше от берега.  Разогнавшись, он снова и снова
кидался  сверху,  пугая молодых  гусей,  заставляя их выбиваться  из  общего
клина, прижимая все  ниже и ниже к  воде. Но в самый последний  момент вновь
набирал высоту, ненадолго оставляя испуганно мечущихся гусей,  и налетал уже
с другой стороны, грозно щелкая клювом.
     -- Молодец! Молодец! -- кричал  возбужденный Кучум, неотрывно  следя за
соколом, привстав на стременах.-- Заставь их упасть в воду!
     -- Нет! Нет! -- замахала руками Анна, будто от ее слов что-то зависело.
-- На воде ему не справиться.
     Но  Кучум даже  не  ответил,  может  и  не слышал вовсе,  поглощенный и
захваченный охотничьим азартом.
     Наконец  гуси, оглашая  окрестности  громким криком, упали на  воду  на
середине озера  сбившись  в  табунок,  вытянув  длинные  шеи,  и внимательно
следили за парящим над ними хищником. Он проносился столь низко, что едва не
задевал крыльями их оранжевые клювы, угрожающе  направленные  вверх, взмывал
ввысь, исчезая из  вида, а затем вновь,  падая камнем в  стаю гусей, пытался
заставить их подняться с воды.
     --  Что я говорила,  --  не  менее возбужденная,  чем  ее спутник, Анна
намотала  поводья  на  правую  руку,  заставляя  коня  непрерывно перебирать
ногами, пятиться, вытанцовывая под ней,-- ему не взять их на воде.
     -- Сам вижу, -- зло ответил Кучум, пощипывая короткий ус. Желваки так и
играли на его скулах, а глаза застыли в недобром прищуре.
     -- Из лука бы их достать, -- подал голос молчавший до того Халик.
     --  Из лука, говоришь... Не-е-е, не  достать, как  бы советуясь  сам  с
собой, ответил Кучум,  --  даже если и долетит,  то у  гуся  крепкое перо на
спине. Охотники его влет бьют снизу в брюхо.
     -- А может,  они  испугаются и взлетят? -- Анне  тоже  хотелось  помочь
соколу, парящему над озером.
     -- Может и испугаются, -- в  задумчивости проговорил Кучум, -- напугать
-- это можно. -- Он снял  со спины колчан и начал вытаскивать одну за другой
стрелы, осматривая их наконечники.-- Точно, есть такая,-- он  достал стрелу,
наконечник  которой был полый  с отверстиями  в нескольких местах, -- поющей
стрелой называется,-- пояснил он с любопытством наблюдающими за  ним Анне  и
Халику. -- Вот она-то нам и понадобится.
     Уложив  ее  на  тетиву,  он  слегка отклонился  в  седле, вскинул  лук,
прикинул  расстояние до гусиного табунка и, до предела натянув лук, выпустил
стрелу,  замирая  на  мгновение. Она пошла вверх,  будто стремилась  уйти  в
легкие белые облачка, плывущие далеко над озером, взбираясь все выше и выше,
но потом, словно устав, резко наклонилась и понеслась к воде, издавая тонкий
тревожный свист.
     Гуси, услыхав его, встрепенулись, забили,  крыльями скользя по воде, не
в силах до  конца оторваться,  изогнув  дугой  шеи, и  почти враз поднялись,
пройдя низко над  гладью озера,  забыв о  парящем  в вышине хищнике.  Сокол,
сложив крылья, в стремительном падении сбил последнего оторвавшегося от воды
гуся, вцепившись когтями  в тонкую  вытянутую шею. Неловко перевернувшись  в
воздухе, он полетел в воду раскинув крылья, мелькнули ярко-красные лапки,  и
вода поглотила обеих птиц.
     Гусиная  стая,  освободившись наконец, от  преследования, поднялась над
лесом  и,  растянувшись  полотном  серых  тел,  медленно  взмахивая  гибкими
крыльями,  уходила  все  дальше   и  дальше   от  опасного  места,  оповещая
окрестности длинным прощальным криком о гибели своего сородича.
     Кучум,  Анна  и Халик напряженно  вглядывались в  поверхность воды,  не
желая  верить,  что обе птицы  погибли,  как часто гибнут бойцы  в поединке,
поразив друг друга, вместе  уходят из жизни, накрепко сцепившись,  падая уже
мертвыми на  землю. Наконец, над водой показался вынырнувший  на поверхность
гусь, еще живой, распластав крылья по  воде и  пытаясь поднять голову. Но на
его  шее, вцепившись намертво висел, так и  не разжав  погруженного  в перья
клюва бездыханный сокол. Вода  вокруг  окрасилась  розовым цветом, и  слабый
ветерок разгонял алые круги,  относя мертвых птиц все дальше от  берега,  от
людей, что стали причиной их гибели.
     Кучум, продолжавший держать  лук, взглянул  на Анну,  по щекам  которой
текли  слезы,  на  всхлипывающего Халика, оставаясь  внешне  спокойным, лишь
скривился в усмешке, проговорив:
     -- А все-таки он взял гуся... Взял.
     -- Я могу достать их,-- предложил Халик, спрыгнувший с коня на землю.
     -- Не смей! Не надо! Пусть они останутся вместе,-- громко крикнула Анна
и, повернув коня, поскакала прочь от озера.
     -- Не надо, согласился Кучум, --  еще сам утонешь, -- и медленно поехал
вслед за девушкой.
     По  дороге  им  встретились  возвращающиеся  с  другой  стороны   озера
охотники, у седел которых висели связки уток и селезней.
     --  Хорошая  охота?  -- прокричал  еще  издали  Тураш,  потрясая  тремя
селезнями со связанными лапами, которых он едва удерживал на вытянутой руке.
Но,  заметив угрюмо-печальные  лица  Кучума и  Анны, беспокойно огляделся  и
спросил:
     -- Случилось что?
     Кучум слегка придержал коня и, махнув рукой в сторону  озера,  сказал с
расстановкой:
     -- Сокола загубили. Гусь его на дно утащил.
     -- Вай-вай-вай!  Худо дело.  Хороший  сокол  был.  Жалко будет. Старики
рассказывали, что бывает такое, но сам ни разу не видел. Где они? Достали?
     -- Не надо доставать. Зачем? -- проговорив это, Кучум пришпорил коня и,
не обращая внимания на  хлещущие по лицу  ветви, низко пригнувшись, поскакал
следом за скрывшейся из вида Анной.
     Уже стемнело, когда все съехались на широком лугу возле  вершины холма,
Решили не  возвращаться в  городок, а заночевать  прямо на берегу Иртыша под
сухими разлапистыми талами. Нукеры быстро  ощипали несколько добытых уток и,
выпотрошив их, занялись приготовлением ужина. Анна помогала им и ни слова не
проронила с тех  пор, как они отъехали от озера. Халик же, наоборот, казался
веселым,  но  потому,  как  он  с опаской поглядывал на  Кучума, можно  было
догадаться, что на душе и у него совсем не спокойно.
     Недалеко от берега вздымался песчаный холм, похожий на шапку оброненную
великаном. Несколько могучих сосен возвышались наверху, вцепившись корнями в
его макушку. Кучум  беспокойно  вглядывался в их  кроны и  ему казалось, что
кто-то наблюдает за ними, прячась меж толстых стволов.
     Тураш заметил  как Кучум  всматривается в  очертания  холма и осторожно
спросил:
     -- Хан знает, что это за место?
     -- Говорили люди, будто Абалак-гора зовется.
     -- Правильно говорили. Абалак и есть.
     -- Значит, сов здесь много водится?
     -- Точно,  много здесь  сов.  Вот как стемнеет,  так  и  начнут летать,
рыскать  вокруг. Если хан хочет, то может узнать  историю о людях, что здесь
раньше жили.
     -- Расскажи, -- безучастно отозвался Кучум, думая о своем.
     -- Давно это было,--  неторопливо начал свой рассказ Тураш, устраиваясь
поудобнее и подобрав под себя ноги.-- Иртыш тогда был  широкий, широкий, что
только очень сильная птица могла перелететь на ту сторону. На берегу его жил
древний народ, который и по небу летал, и по  воде пешком ходил. Потому и не
могли их враги одолеть, пусть даже на  каждого воина сто человек нападает, а
они с неба  всех разили огненными стрелами и лодки  их  топили. Все  звери и
рыбы подчинялись тому народу. Каждый год кто  мясо,  кто молоко, а кто шкуры
теплые приносил. Только мыши, что под землей жили, не подчинялись им.
     Пришла как-то осень и звери дань свою им понесли. Их Главный Человек на
вершине горы  сидит и  дары принимает,  счет ведет.  Глядь, а одна  шкура  с
дыркой! Другая подпорченная. Орехи в решете кто-то пощелкал, одни  скорлупки
лежат. Возмутился Человек, спрашивает Старшего Соболя: "Отчего нынче столько
шкур попорчено да подрано?  Кто  орехи  кедровые пощелкал? Жир выпил? Или ты
решил посмеяться  надо мной?" --  Отвечает  Старший Соболь: "Не  сердись, не
гневайся, господин  наш. Нет  в  том  вины нашей. Мы все,  как  положено,  в
целости и сохранности  собирали, хранили.  Только серые  мыши,  наипервейшие
враги   наши,   все  подъели,  попортили.   Столько  их   нынче   развелось,
расплодилось, того  и гляди  нас съедят, загрызут. Не знаем, что  и делать с
ними".
     Осердился  на Старшего Соболя Главный Человек и  велел в семь дней всех
мышей  достать, перебить  и  ему о том доложить. Заплакал Старший  Соболь  и
пошел указание его исполнять. Собрали всех -- от зайца до медведя -- и пошли
войной на  мышей,  жителей  подземных, серых  разбойников,  что  и  Человеку
неподвластны. День бьются, два бьются... Неделю воюют,  а  одолеть не могут.
Взамен  одной  убитой мыши  сотня  встает.  Тогда призвали  звери  на помощь
водяных  бобров,  которые среди  глубоких болот жили. Пришли бобры-работяги,
свалили сто тысяч  деревьев, сбросили их поперек  Иртыша-землероя. Вздыбился
Иртыш, ударил крепким лбом о плотину, но не хватило у него сил разметать ее.
Взревел Иртыш, кинулся в одну, в другую сторону, заполнил поля, луга, лес по
колено в воде стоит. Увидели серые  мыши, что вода кругом, побежали спасение
искать на высокую гору, которую Иртыш-землерой  затопить  не мог. Жил внутри
той  горы  сам Мышиный царь. Услышал он писк,  топот тысяч  маленьких лапок,
шуршание хвостов.  Глянул  из окошка своего дворца, а там воины его серые от
воды  спасаются, к нему  во дворец на  высокую  гору бегут. Деваться некуда,
пустил  их вовнутрь, чтоб переждали,  когда вода уйдет.  Окружили  звери  ту
гору, стали дозор  нести по очереди:  днем лисы  да ястребы вокруг  рыскают,
зорко  поглядывают, чтоб серые разбойники далеко не убежали, внутри той горы
тихо сидели, а  ночью их совы  сменяют, мышей стерегут,  острыми когтями  за
серые  спинки ловят. Раньше  совы по всему лесу  жили, рыскали, а теперь все
сюда  собрались, слетелись, чуть не  на каждый ветке по сове  сидит, желтыми
глазами  сверкают,  поблескивают, кривым клювом  пощелкивают, одна  с другой
пересвистываются. Как взлетят  за полночь,  так неба не увидишь. С тех пор и
зовут  гору  Абалаком,--  закончил  свой  рассказ Тураш  и,  чуть  помолчав,
добавил,  -- Болтают люди, будто Мышиный  царь большие богатства в  той горе
собрал, при себе их держит, но если кто  ему  понравится, то может и подарок
ему поднести царский.
     -- Еще мне  говорили,--  подал голос Кылдыс,-- будто тут в  старину хан
слепой жил. Вот его и прозвали Абалаком. Сова, она ведь тоже  днем ничего не
видит.--  Помолчав,  Кылдыс   добавил,--   будто  он  появляется  только   в
полнолуние, когда  луна на  небе вся  показывается без  остатка. И  кто  его
встретит, то может  попросить  власть над другими  людьми.  Вот  так старики
рассказывали.
     -- На этой  горе  можно слепого  хана встретить? --  тихо  переспросила
Анна, приблизив лицо к Кылдысу.
     -- На этой, на  этой,-- усмехнулся тот,-- а ты  никак собралась Абалака
искать? Не убоишься?
     -- Нет. Прямо сейчас и пойду.
     -- Подожди, перекуси немного.
     --  Не  хочу. --  Девушка  решительно встала и  направилась  в  сторону
темнеющего холма.
     -- И я,  однако, пойду на гору. А вдруг повезет  и тоже встречу слепого
хана. У нас будет о чем поговорить. -- Пошевелил плечами Кучум, вставая. Все
сидящие  у костра не проронили ни слова. Так в полной тишине он и отправился
вслед за девушкой, чья фигура была хорошо видна на фоне мерцающей луны.
     Взобравшись на холм, он почти сразу увидел девушку, сидевшую под сосной
на выступающем из земли корневище.
     --  Я знала, что ты придешь сюда,  -- прошептала она  тихо,  -- и ждала
тебя.
     --  А  я слышал, как ты позвала  меня,--  рассмеялся он  и  сел  рядом,
притягивая девушку к себе. Она  не сопротивлялась и  положила  голову на его
плечо,  проведя рукой по щеке,  по глазам, по лбу. Тогда он  стащил  с  себя
халат, расстелил его на земле  и  перенес Анну туда.  Она лежала с открытыми
глазами  и  смотрела в сторону обрыва. Едва Кучум лег  рядом с  ней, как она
прошептала:
     -- Вон и слепой хан Абалак стоит...
     Кучум вздрогнул и посмотрел в ту сторону, куда она указывала рукой. Там
и вправду виднелся  силуэт  человека в высокой  шапке и с посохом в руке. Он
стоял и смотрел вниз с холма, если только слепой человек мог что-то видеть.
     -- Окликнуть его? -- так же шепотом спросил Кучум.
     -- Нет, я боюсь получить власть над людьми, ответила Анна.
     -- Но надо мной  ты ее,  кажется, уже получила,-- прошептал он на ухо и
легонько  подул.  Анна чуть пискнула  и прижала  его голову  к себе,  закрыв
глаза.
     -- Я не могу владеть тобой, ведь я не твоя жена.
     -- С сегодняшнего  дня  ты  будешь ей,-- и легонько прикрыл ладонью  ее
рот, не давая ответить.
     Когда под  утро они подошли к обрыву, там уже никого не было, лишь куст
рябины  трепетал  тонкими листьями под  ветром.