но почесал бороду
Иван Кольцо. -- Нынче  к  нам подвалил  один из ихних... Оружие припер, двух
сыновей в услужение отдал. Мы их быстро к делу пристроили, -- хохотнул он.
     --  Найдется  и  золотишко,  -- Ермак  наконец  уловил  слабую  струнку
противившихся  ему есаулов,  --  мехов добрых  подсобираем,  приоденемся как
бояре...
     -- К  царю-батюшке дань пошлем. Мол, прими, государь, прости грехи наши
малые, помолись за нас грешных, -- заерничал Богдан Брязга.
     -- А отец Зосима где? -- вдруг спохватился Ермак.
     -- Больных пользует, -- отозвался молчавший до сих пор Савва Волдырь.
     -- Кликни его. Пусть и он слово скажет. Батюшка пришел без промедления.
Садиться не стал, а спросил, оглядев есаулов и атамана:
     --  Коль по  делу, то  говорите сразу,  а то у  меня трое  больных  еще
дожидаются.
     -- Ранены что ли? -- поинтересовался Ермак.
     --  Да нет.  Тех  поглядел  уже. Остались  один  простуженный,  двое  с
чирьями, от простуды вылазят...
     -- В моей сотне так через человека чирьи замучили. Спасу  никакого  нет
от них, -- сокрушенно мотнул головой Мещеряк.
     -- По делу мы тебя, отец Зосима, звали...  -- начал осторожно Ермак. --
А дело серьезное и решать его непременно сегодня надобно, чтоб завтра знать,
как  поступать  дальше. Думаем,  как  дальше  быть: то  ли  обратно  на Русь
подаваться, то ли тут зимовать...
     -- Коль зимовать, то бой принимать надо? -- спросил отец Зосима.
     -- А как же? Или мы хана Кучума одолеем или он нас.
     -- Даже  если  обратно  подадимся, то он  все одно  нагонит, с миром не
отпустит.
     -- Само собой...
     -- Чего же  тут думать? Лучше  с  честью живот  положить за веру, чем с
позором  помереть  или  замерзнуть  где. Укрепим себя  молитвой  и с  Божьей
помощью одолеем басурманов.
     Ермак  видел,  как  просветлели  лица  Михайлова,  Мещеряка,  посуровел
Кольцо, тяжело вздохнул Брязга.  Лишь таким же беспристрастным остался Савва
Болдырь, а Никита Пан сморщился и смотрел куда-то в сторону.
     -- Благослови нас  тогда, батюшка, --  поднялся Ермак и  первым подошел
под благословение. Следом за ним встали и другие есаулы.
     Когда отец Зосима ушел, то Иван Кольцо, Чуть помявшись, спросил:
     -- Выходит, завтра и начнем?
     -- Рано,  -- не согласился  Савва  Болдырь, --  пристали  казаки. Да  и
оглядеться не мешало бы...
     -- Ну,  коль все  за  одно  дело  взялись, то  и я  с вами,  --  широко
улыбнулся Никита Пан,  будто и не  было стычки меж ними. --  Об одном прошу:
пустите меня  с  моими  казачками в  дозор.  Переплывем на  ту сторону и все
высмотрим, выглядим. Без разведки никак нельзя.
     -- А не сбежишь? -- полушутя поинтересовался Мещеряк.
     -- Сам не сбеги. Не таковский я,  чтоб пятки салом мазать, когда другие
драться станут. Никогда  еще  Никита  Пан  из  драки  не  бегал,  друзей  не
бросал...
     --  Поутру  и  плыви, --  согласился  Ермак.  --  Только  тихо, чтоб не
переловили вас там по одному.
     -- И не сумлевайся, атаман. То  мне хорошо знакомо. К утру снег  стих и
начал таять.  Солнце  пробилось сквозь  толщу туч лишь  к полудню, но вскоре
опять небо  плотно затянулось снеговым тяжелым пологом.  Тогда и  показались
узкие лодки-долбленки, приблизившиеся к берегу,  где  отдыхали  казаки. Но в
протоку входить они не решились, а сновали вдалеке, словно дразня казаков.
     По тяжелым теплым одеждам Ермак признал в них остяков, верно, пришедших
на подмогу к Кучуму. "Плохо,  значит, дело у хана, коль даже их призвал", --
усмехнулся про себя. Ему хорошо было  известно, какие воины из остяков.  Они
смелы лишь в глухой тайге, а выйдя на чистое место, пугливы и осторожны.
     --  Атаман,  дозволь  проверить их, --  кивнул в  сторону ближних лодок
Черкас Александров.
     -- Отдыхал бы... Все тебе неймется...
     --  Ночь длинная, отдохнем, -- показал тот  белые  крепкие зубы. --  Мы
мигом. Пужнем их и обратно.
     -- Только на тот берег не суйтесь, -- погрозил пальцем Ермак.
     Казачий струг  сперва  осторожно двигался вдоль  берега, а потом  круто
повернул  на середину реки, и гребцы  дружно налегли на  весла.  Александров
выбрал  самых  молодых и  дюжих, и  струг  летел, оставляя за собой  широкую
расходящуюся от кормы полосу.  Долбленки какое-то время стояли неподвижно, а
потом дружно рванулись к противоположному  берегу, сгрудились. Тогда  казаки
бросили  весла, подняли пищали, и грянул  залп.  Ветерок отнес  серое облако
порохового дыма, и все увидели  две перевернутые долбленки. Несколько  лодок
успели пристать к  берегу, а  в остальных  остяки  легли на  дно, напуганные
выстрелами.  Казачий струг  опять  набрал  ход  и  перевернул носом еще  две
лодочки. С берега в них  полетели стрелы. Со струга ответили выстрелами.  Но
вскоре они развернулись и медленно поплыли обратно, демонстрируя свою силу и
уверенность.
     -- Чего ж языка не взяли? -- спросил Черкаса Матвей Мещеряк
     -- Да зачем он нужен? Не  захотели мокрошубного  из воды тащить. Веслом
по башке тюкнули и... готов. Может, еще сплавать? Тогда на берегу сухенького
возьмем, -- задорно предложил он.
     --  Хватит, -- остановил  его атаман. -- Порезвились и будя.  Силы копи
для боя.
     Ночью приплыл Никита Пан с двумя десятками казаков, что ходили с ним на
ту  сторону.  Он рассказал, что войско Кучум собрал  большое.  Сотен десять,
никак  не  меньше, и  подходят  еще.  Видели  они,  что внизу  у самой  воды
стаскивают в одно место тяжелые бревна, готовят засеку.
     -- А  еще, --  добавил Никита, --  есть  у них и две пушечки  наподобие
наших. Откуда они их взяли, и ума не приложу.
     -- Пушки? -- удивился Ермак. -- Быть не может!
     -- Точно говорю. Сам видел и другие казаки тоже.
     -- Худо это. А кони у них где?
     -- Да там же, неподалеку. Где им быть...
     -- Подобраться к ним трудно?
     -- Коль во  время боя, то не очень, -- понял  Никита мысль Ермака. -- Я
уж там присмотрел ложок, где укрыться можно.
     -- Завтра  и поплывешь  туда с полусотней. Еще день стояли казаки, копя
силы, готовили оружие,  отсыпались. Ночью Никита Пан с полусотней казаков на
двух стругах тихо, без единого всплеска ушли снова  на  ту сторону. А  утром
Ермак  сам проплыл  по  середине реки,  осматривая  холм, где  во  множестве
чернели фигурки  людей, виднелись шатры, шел дым от костров. Разглядел  он и
засеку  из наваленных  бревен.  Верно, основные силы Кучум  оставит здесь, у
берега. Тогда он и решил, что ударить лучше всего будет в двух направлениях:
по засеке,  отвлекая внимание, а другой половине казаков взобраться сбоку по
крутому обрывистому берегу наверх  холма.  Но было  велико  искушение  ночью
добраться  до  Кашлыка и занять его. Правда, тогда  Кучум  обложит  городок,
перекроет все выходы...
     "Нет,  -- решил он твердо, -- будем  драться  в открытую. Сила на силу.
Иначе нельзя..."
     Ранним  утром казаки  встали на молитву. Отец Зосима, закончив  службу,
окропил  сотни  святой  водой  и  все один  за  другим стали  подходить  под
причастие,  целовать крест, получая по малому кусочку  просфоры, захваченной
батюшкой  еще  из строгановского городка.  В  прошлый  вечер  к  отцу Зосиме
тянулась  длинная очередь  желающих  исповедоваться накануне  боя, и батюшке
почти не  пришлось спать. Но он непременно  хотел плыть  со всеми вместе, не
желая оставаться с кашеварами на этом берегу. Лишь когда Ермак объяснил ему,
что сюда будут переправлять раненых, то согласился.
     Наскоро перекусив, сели в струги и пошли на выход из протоки. В воздухе
порхали редкие снежинки, холодный ветер дул в спины, но парусов  не ставили.
С  противоположного  берега доносились гортанные выкрики, рев труб  и редкие
удары в тяжелый барабан.
     -- Ждут не  дождутся, --  крякнул посиневшими от холода  губами  Гришка
Ясырь. -- Винца бы сейчас для сугреву...
     -- Чего ж не оставил про запас, -- усмехнулся в ответ Ермак.
     -- У  Кучума попрошу, -- отозвался  тот. Еще издали Ермак увидел темную
массу лодок-долбленок, выплывающих из-за холма. На середину реки они не шли,
держась ближе к берегу. Он подал сигнал Черкасу Александрову:
     -- Отгони-ка их, чтоб не путались тут. Тебе это дело уже знакомо.
     Два  струга пошли навстречу долбленкам  остяков,  обходя  их со стороны
реки, отрезая  путь  назад.  Остальные  струги растянулись  в боевую  линию,
держась  плотно  один   другого.  На  холме  началось  оживленное  движение,
некоторые  стали спускаться  вниз, спеша на  помощь  воинам,  укрывшимся  за
засекой. Ермак махнул рукой, чтоб подплыли поближе, на ружейный выстрел.
     -- Целься в головы!  --  крикнул казакам.  Громыхнули выстрелы с первых
стругов.  Эхо  покатилось над рекой и,  ударившись о подножие желтого холма,
отразилось,  пролетело над стругами, понеслось дальше. С  берега  посыпались
стрелы,  но, не долетая  до  казаков,  падали в воду и, булькнув, уходили на
дно. Ермак  прикинул, сколько воинов может  скрываться за засекой. Выходило,
что не меньше  двух,  а то и  трех сотен. Выкурить их оттуда  будет нелегко.
Нужна какая-то хитрость...
     Струги  медленно  приближались   к  берегу,  грохотали  залпы  и  запах
пороховой  гари  был  у  каждого  на  губах. Казаки  повеселели,  сноровисто
заряжали  пищали, поглядывали  на атамана,  на берег. Но  похоже  было,  что
большого урона укрывшимся за стволами деревьев защитникам они не нанесли.
     -- К берегу! Аида  в рукопашную!  -- Атаманский струг первым  подошел к
песчаной отмели и казаки выскочили прямо в воду, держа сабли наготове, стали
подбираться ближе к засеке.
     Ермак нашел  глазами  струг Ивана Кольцо, подозвал к себе, и  когда тот
приблизился, то показал на узкую полоску оврага, спускающегося к реке.
     -- Бери свою сотню и вверх, пока мы с этими разберемся.
     Есаул лишь  кивнул головой и,  чуть  пригибаясь,  побежал впереди своей
сотни к  оврагу.  Проводив его  взглядом, Ермак крикнул  остальным  казакам,
продолжающим выскакивать на берег из стругов:
     --  Ребята, выманивай их сюда из засеки! Как полезут, то бегом обратно,
будто бы испужались шибко...
     -- Поняли, атаман... Так и сделаем... Выманим... Некоторые смельчаки из
татар  повылазили перед  засекой, видя, что казаки  прекратили  стрелять  из
ружей. Все они были в шлемах и боевых доспехах, с саблями и щитами в  руках.
Ермак выделил из общей  массы рослого воина в богатом, с конским хвостом  на
шишаке шлеме. Тот отдавал  приказания нукерам, и судя по всему,  был, видно,
башлыком или юзбашой.
     -- Эй, Иван, -- поманил к себе плечистого казака, прозванного Грозой за
свою извечную хмурость, -- видишь того с конским хвостом на башке?
     -- Вижу, атаман, -- кивнул тот.
     -- Достань мне его живым, коль сможешь.
     --  Отчего ж не  смочь...  Сделаем, -- взял поудобнее свой боевой топор
здоровяк и взмахнул им несколько раз перед собой.
     Казаки,   встав   плечо  к  плечу,  стали  подходить  к  обороняющимся,
подбадривая  себя  громкими выкриками, делая ложные выпады.  К ним  кинулись
татарские  воины с копьями, сбившись в одну кучу, стремясь  сбросить казаков
одним ударом в  реку. Лучники перестали стрелять, боясь  ранить своих. Ермак
оглянулся,  ища глазами  сотню  Кольцо,  и  в  этот момент копье  ударило  в
панцирь, но он, успев  резко повернуться, ушел от удара  и  саблей перерубил
древко.  Подоспевший  Гаврила  Ильин   рубанул  наискось   бросившего  копье
татарина, попытался заслонить атамана плечом.
     -- Уйди, не баба, -- выдохнул тот и врубился в толпу,  выбирая ближнего
к нему широколицего воина.
     Схватка  у  кромки воды разгоралась, и  Кучум более по  шуму, чем плохо
видящими, слезящимися  на  ветру  глазами, разобрал, что битва  идет пока на
равных.
     --  Куда  делись  северные  князья? -- спросил он Асманака, которого не
отпустил от себя, приказав командовать своей личной охраной.
     -- Сбежали, -- с горечью ответил он. --  Русские на двух больших лодках
отогнали их.
     -- Я так  и думал... Где Мухамед-Кул? Не разберу что-то, -- хан пытался
и от сына скрыть свою болезнь.
     --  Бьется впереди всех, --  с готовностью сообщил царевич. --  Отпусти
меня к нему...
     -- Нет, -- жестко ответил Кучум. -- Ты мне понадобишься здесь.
     --  Побежали,   побежали  русские!  --   радостно  закричал  Асманак  и
по-мальчишески захлопал в ладоши.
     --  Не может  быть,  --  поразился  хан, но  по  крикам  своих  нукеров
догадался, что  это  действительно так. --  Вели  еще двум сотням ударить по
ним, чтоб быстрее покончить, -- с явным облегчением вздохнул он.
     Асманак побежал выполнять приказание, и тут  Кучум понял, что там внизу
что-то изменилось.  Смолкли  радостные крики его воинов,  послышались вопли,
стоны.
     -- Что? Что там?  -- Он изо  всех  сил напряг зрение, но не  мог ничего
различить,  кроме мутной  пелены и размытых очертаний человеческих фигур. --
Асманак! Где ты?
     -- Здесь, отец, -- подбежал молодой царевич.
     -- Как идет бой?  -- ткнул рукой  по  направлению к реке Кучум.  -- Дым
застилает мои глаза...
     -- Русские теснят наших нукеров, -- печально ответил Асманак.
     Сзади них послышались крики и подбежал запыхавшийся Ишим.
     -- Русские взобрались на верх холма!
     -- Так сбросьте их обратно!Мои нукеры сражаются как звери, но уже много
убитых...
     -- А почему ты не с ними?!
     -- Я прошу помощи, -- растерянно произнес Ишим.
     --  У  меня нет  лишних  воинов...  Ты должен  остановить  их!  Должен!
Слышишь?  -- Но  вдруг хан  повернулся  в противоположную  от реки сторону и
прислушался. -- Слышите? -- спросил он сыновей.
     -- Нет, -- отозвались они.
     -- Конский топот... Что это может быть?
     --  Мухамед-Кул  ранен,  -- донеслось снизу, но Кучум словно не  слышал
этого крика, а напряженно смотрел невидящими глазами  в  противоположную  от
реки сторону.  И  тут  все явственно различили  глухой  топот, который может
производить лишь мчащийся галопом табун коней.
     -- Как я не подумал об этом, -- сжал  кулаки Кучум. -- Они гонят на нас
наших же коней! Надо уходить. Мы проиграли.
     Асманак кинулся к ханской охране, что держала под уздцы запасных коней,
и подвел к отцу его любимого  скакуна.  Кучум легко  как и прежде вскочил  в
седло и, не дожидаясь сыновей, поехал вдоль обрыва,  гордо подняв голову, не
разбирая  дороги,  целиком  доверясь коню Сыновья  последовали его  примеру,
проскочив совсем рядом  с сотнями Ивана Кольцо,  бегущими к ним наперерез, и
скрылись в лесу в сопровождении небольшого отряда охраны.
     --   Видал?   Ушли!   --   выругался  Кольцо,  разгоряченный   боем,  с
окровавленной  саблей в руках,  указывая Ларьке Сысоеву на группу всадников,
въехавших в лес.
     -- Не догнать, -- махнул рукой тот, -- еще встретимся.
     А  с  холма разбегались татарские воины, отбиваясь от наседавших на них
со всех  сторон  казаков,  и  меж  них  носились обезумевшие кони без седел,
понукаемые выскочившей из засады полусотней Никиты Пана.



        "ПОЗНАНИЕ ВЕЛИЧИЯ"

     В  Бухару  к  Абдулле-хану  прибыли  гонцы  от хана  Кучума  Они  долго
дожидались, когда достопочтенному  хану  доложат о  них.  Потом ждали, когда
будет назначен день приема, а тем  временем по  Бухаре поползли слухи, будто
бы хан Кучум потерял Сибирское ханство Купцы, что отправились в Кашлык  и не
доехали до  него, повернув обратно, сообщали  такие подробности, что  вокруг
них собирались огромные толпы слушателей.
     -- Приплыли русские бородатые мужики на огромных лодках, -- рассказывал
пожилой Рахман-Кули,  непрестанно вздыхая и делая скорбные глаза, -- а лодки
у них такие, что реку перегородить могут. Напали они на главный город Кашлык
ночью и хану едва удалось спастись, верные люди помогли.
     --  А казна как? А жены ханские? А дети? -- торопили  купца  любопытные
слушатели.
     -- Слава Аллаху, все успел хан с собой захватить. Но только недалеко он
ушел,  опять  нагнали его  русские  скороходы,  окружили  со  всех сторон  и
началась сеча великая...
     -- Победил хан Кучум? Скажи, не томи...
     -- И  на этот раз удалось ему вырваться и уйти в степь. Там он  окружил
себя верными людьми и храбрыми  воинами и  послал гонцов  к нашему  великому
хану Абдулле, прося у него помощи.
     -- Видели мы тех гонцов,  -- кричали собравшиеся. -- Тощие и оборванные
ходят по городу. Совсем нищие...
     -- Вот скоро снарядит наш хан  великое воинство  и отправит его  против
русских, изгонит их из Сибирского улуса.
     --  А  как  же нам  торговать  с  Сибирью? --  советовались  меж  собой
почтенные бухарские купцы. -- Я там оставил своих товаров прошлым летом  два
десятка  тюков в надежде, что нынче вернусь  и  выгодно  обменяю их на меха.
Пропали мои товары!
     -- И у меня остались должники в Сибири, -- вторил ему  другой купец. --
Где я их теперь найду?! А если их убили? Я разорен!
     Слухи  обрастали  невероятными  подробностями.  Сообщалось,  будто   бы
русские воины идут на Бухару,  собирая вокруг себя ее давних недругов, а хан
Кучум  схвачен и  казнен.  Жен и  детей  же  его, заковали в цепи,  свезли в
Москву. Слухи дошли до Абдуллы-хана  раньше, чем сибирские послы переступили
порог его дворца.
     Поэтому он велел призвать к себе Амар-хана с сыновьями и князя Сейдяка,
который  успел  прославиться  как  доблестный  воин  и  получил  уже  звание
тысяцкого.
     О  событиях  в  Сибири стало известно  и Зайле-Сузге.  Но  она  боялась
доверять слухам, понимая, насколько они могут  быть нелепы. Когда  Сейдяка и
Амар-хана с сыновьями призвали во дворец, то она безошибочным женским чутьем
угадала, что этот вызов напрямую связан с сибирскими событиями.
     --  Вот и настал час твоих испытаний, --  напутствовала она Сейдяка. --
Хан Абдулла  наверняка предложит тебе совершить поход в Сибирь, чтоб навести
там порядок.
     -- Почему ты так считаешь?  -- спросил он мать, хотя и сам догадывался,
неспроста зовут его во дворец, что-то случилось.
     --  Я давно  ждала этого.  К тому же  сердце  матери знает все наперед.
Любая мать переживает за своего ребенка.
     -- Зачем ты так? Какой я ребенок?
     -- Ты для меня всегда им останешься.
     -- Амар-хан ждет господина, -- поторопил его вошедший слуга.
     -- Только  не принимай  поспешных решений, -- напутствовала Зайла-Сузге
сына.
     Хан  Абдулла  принял их  весьма  милостиво,  расспрашивал о  здоровье и
одарил молодых ханов вместе с Сейдяком дорогим оружием.
     -- Вам, верно, уже стало известно, -- перешел он прямо к делу, -- что в
Сибирском ханстве изгнан из своей столицы хан Кучум?
     -- Да, мне сообщили  об этом, --  наклонил седую голову  Амар-хан. -- В
городе только и разговоров, что об этом.
     --  Наши  купцы  понесут  большие  убытки,  если  русские  запретят  им
торговать  в  Сибири и менять  свои  товары на меха. Зато  московские  купцы
поимеют огромную  выгоду. Кучум  прислал гонцов и просит помощи  в борьбе  с
русскими. Я решил  поступить иначе.  -- Абдулла-хан  внимательно вгляделся в
лица слушателей и продолжил:
     -- Говорят, сколько  не латай старую крышу в  одном месте, она в другом
протечет.  Видно, стар стал  хан Кучум, кончились его силы. Не смог удержать
Сибирь, и я волей своей снимаю с  него  титул  Сибирского  хана.  Пусть  хан
Сейдяк по праву престолонаследства примет этот высокий титул. Готов ли ты?
     -- Готов, мой хан, -- опустился на одно колено Сейдяк.
     --  Прочтите ему наш  указ  и  вручите грамоту на  владение  сибирскими
землями, -- кивнул хан визирю.
     Когда церемония была  окончена, то  он обратился  к сыновьям Амар-хана,
стоявшим тут же с опущенными головами:
     -- Знаю вас как  храбрых  воинов, детей славного  Амар-хана,  а  потому
поручаю  всем троим идти вместе с ним,  --  указал он  рукой на  вставшего с
колен Сейдяка, -- защищать нового Сибирского хана и помогать в делах больших
и малых. В его власти карать  и миловать своих подданных