утешествие. Шли долго, почти не  разговаривая,  и
лишь делали короткие привалы для отдыха.  Уже  за полдень достигли  селения,
мимо которого  проплывали.  Людей в  нем по-прежнему не  было,  но по следам
определили, что недавно его кто-то посетил.
     --  Верно, и  они  ушли подальше в лес,  но  наведываются в  селение,--
сказал Едигир.
     -- Может, ждут кого?
     -- Может, и так... А мне кажется, что в том леске есть люди и следят за
нами.
     -- Где? --  закрутила головой Зайла, но ничего  не увидела.-- Ты  точно
знаешь?
     -- Все-таки я охотник,-- ответил  он,-- но давай  пойдем дальше. У меня
просто нет оружия, если вдруг они нападут. Недолго и в плен попасть.
     Они  вышли  к  крутому  иртышскому обрыву и остановились,  зачарованные
открывшимся видом.  Белесые  речные  воды, вздыбливаемые мелкими  барашками,
жили своей отрешенной от людских забот жизнью. Небольшая волна  накатывалась
на берег, подтачивая его, сбрасывая время от времени пласты глины в  воду, и
устремлялась  дальше. Их вечный бег заставлял человека задуматься  о  чем-то
ином, чем суетные заботы, ощутить  малость свою рядом с рекой, независимой и
вечной.
     --  Уплыть  бы по реке куда-нибудь далеко,  далеко, где нас никто бы не
знал...-- тихо сказала Сузге.
     --  Не  получится,--  ответил  ей  Едигир,--  только  боги  могут  жить
независимо от людей и их забот. А мы, как эта волна, должны двигаться вместе
с нашим народом... порознь мы погибнем...
     Двинулись дальше по кромке обрыва, где пролегала тропинка, протоптанная
за многие годы местными жителями.  Они  ушли, а тропа осталась напоминанием,
что  земля  обжита  народом,  вбирающим  тепло  и  холод  иртышского берега,
отдающим и ей тепло своих тел.
     Едигир  заметил,  что  Зайла начала уставать  и  шагала все  медленнее,
утирая пот и переводя дыхание.
     -- Скоро надо будет и ночлег искать? -- спросил он ее.
     -- Можно было и в селении остаться.
     -- Нет, лучше не рисковать.
     Прошли через  небольшой лесок,  перерезанный глубоким  оврагом.  Собаки
подняли  зайца, мелькнувшего  белой, еще не до  конца полинявшей  спинкой, и
умчались за ним, громко лая, не понимая,  что их погоня закончится, ничем. И
вдруг их тонкий радостный лай сменился более низким, отрывистым и злобным.
     -- На  лося  что  ли  наткнулись? --  полуутвердительно  сказал Едигир,
прислушиваясь к непрерывающемуся тявканью.-- А может, и на человека случайно
наскочили.
     --  Что будем делать?  -- Зайла напряглась, опасаясь не столько за свою
жизнь, как за любимого.
     -- Посмотрим, а там уж и решим.-- И он пошел скользящей мягкой поступью
охотника к опушке, за которой открывался чистый от деревьев берег.
     Зайла поспешила следом и сквозь поредевшие деревья увидела невдалеке от
леска лошадь, а  рядом  с  ней  человека,  отмахивающегося палкой  от собак.
Присмотревшись внимательней, узнала старика, что помогал ей лечить Едигира и
угощал их  рыбой. И лошадь, казалось бы, была та же  самая, на  которой  она
везла раненого с поля боя.
     -- Да это же старый Назис,-- чуть не  закричала она радостно от встречи
со знакомым человеком,-- но только как он очутился здесь?
     --  Вот и меня это же интересует.-- Едигир совсем не собирался выходить
из укрытия,  а медленно осматривал окрестности, пытаясь  определить, нет  ли
где засады. Ho вроде бы ничто не говорило об  опасности, и он крикнул собак,
а затем и сам направился к старику, приказав, Зайле остаться в укрытии.
     Старик, увидевший его, начал низко кланяться, прижав к груди руки.
     --  Вот ведь какие  собаки,  чуть не  порвали,-- проговорил  он  сиплым
голосом, указывая на псов.
     -- Доброго  тебе здоровья, старик. Рад увидеть тебя вновь. Говорят, что
ты меня с того света возвратил. Спасибо тебе за это.
     -- Не  знаю,  что  и сказать,  -- в  замешательстве начал  тот,  тяжело
выталкивая из  себя  слова,  словно  что-то мешало ему говорить,-- то любовь
женщины тебя спасла, а я что... я лишь помогал ей.
     -- Все  равно спасибо, и будь  на то моя воля,  подарил бы сейчас  тебе
табун кобылиц. Но тебе известно, что степняки заняли наши земли. Теперь я не
хан, а так...-- он махнул рукой.
     -- Да, мой  повелитель, я все  знаю, И  я ведь едва остался  жив. После
того  как мы  расстались, поплыл я к родственникам и там рассказал, что  наш
хан  жив  и не время еще оплакивать  твою  кончину. Но на меня донесли этому
выродку, которого зовут Кучумом.  Схватили и вот...-- старик поведал о  всех
пытках и мучениях, что пришлось ему вынести.
     Едигир  позвал  Зайлу, и  она  тоже  выслушала  рассказ  старика о  его
злоключениях.
     --  Так,  значит, они пытались выследить  меня,-- задумчиво  проговорил
Едигир,-- выходит, боятся, коль ищут. Да... спасибо тебе, старый человек, за
добрую весть.
     -- Да  я же, не выдержав пытки солью, показал им место, где расстался с
тобой,-- запричитал Назис,-- теперь горло мое будто обожжено кипятком,  и я,
как  рыба, вытащенная на  берег, глотаю воздух.  А, если бы они  нашли тебя,
хан? Кем бы я был? В пору  с жизнью расстаться...-- хныкающим  голосом сипло
проговорил старик, то и дело прикладывая ладонь к горлу.
     --  Человек  слаб,  и  я не виню тебя. А где же ты нашел мою лошадь? --
Едигир  подошел к ней и ласково  похлопал по холке.  Лошадь подняла голову и
недоверчиво  обнюхала хозяина,  потянулась  к нему мягкими  губами и, узнав,
положила  голову на плечо. Растроганный этим,  он приблизил губы к ее  уху и
зашептал ласковые слова. Она же в ответ тряхнула  большой головой и влажными
глазами уставилась на Зайлу, как бы спрашивая: "Вы теперь не бросите меня?"
     И  Зайла  поняла  этот вопрос,  подбежала  к ней  и, проведя  рукой  по
шелковистой шерсти, успокоила:
     --  Нет, милая, не  бросим.  Ты уж прости  нас,  но  иначе нельзя было.
Прости... так получилось...
     -- Если  бы она не хромая  была, то  давно уж кто-нибудь подобрал ее,--
подал голос Назис,-- желающих много на чужое добро.
     Лошадь приступила  на  больную ногу  и  сделала несколько шагов, как бы
демонстрируя свою немощь.
     -- А как  ты  ее называешь? -- обратилась Зайла к Едигиру.-- Все узнать
хотела.
     -- Да никак. Недавно она у меня. Рыжухой зову, и все.
     -- Нет, ей надо  какое-то особое имя  дать. Она заслужила  это. Знаешь,
что я предлагаю,--  оживилась  Зайла,-- назови ее  Яралу, значит раненная  в
ногу?
     Едигир засмеялся:
     -- Уж больно не складно как-то. У нас так не принято лошадей звать.
     -- Можно Чатан назвать, хромая,-- высказал свое мнение Назис.
     --  Пусть будет  по-вашему,--  ничего  не  оставалось, как  согласиться
Едигиру,-- вообще-то и ничего, Читан...-- повторил  он. И лошадь отозвалась,
подняв к нему голову, пристально глядя влажными немигающими глазами.
     -- И куда же  ты,  старик, теперь собираешься идти,--  обратился к нему
Едигир,-- к себе в селение возвращаться станешь?
     -- Ослаб я  больно. Боюсь и не  дойду.  Лодки нет, припасов  тоже  нет.
Хотел вот в селение наведаться, да вас встретил.
     -- Пусто в том селении, все в лес подались.
     -- Тогда не знаю, как и быть.
     -- Ладно,-- решил  за  всех Едигир,-- коль судьба свела  нас  во второй
раз, то не зря, верно, будем вместе держаться. Давайте-ка костер разведем, а
то ночь скоро.
     А утром решим, что делать.
     Запалили  костерок,  и  все  расселись вокруг,  обмениваясь неторопливо
словами.  Собаки  лежали  здесь  же, время  от  времени  вскидывая головы  и
прислушиваясь к шуму реки и шорохам, доносящимся со стороны леса.
     Уже стемнело, когда злобно зарычал Черныш, повернувшись от костра в том
направлении, где находилось селение. За ним вскочила и Белка, вздыбив шерсть
на  холке, учуяв  кого-то.  Люди также вскочили на ноги, закрутили головами,
вглядываясь в темноту, но ничего не увидели.
     -- Может, зверь какой  ходит,-- шепотом проговорила Зайла,-- не медведь
ли пришел?
     Но  Едигир  и Назис  молчали,  продолжая ловить чутко малейшие  шорохи,
которыми был наполнен ночной воздух.
     --  Медведь  залег давно,-- так же шепотом  ответил  Назис,--  да  и не
пойдет он никогда к огню. Может, волки...
     -- Нет, то скорее всего люди,-- сообщил Едигир и скользнул в темноту.
     Собаки  кинулись за ним, а старик  с  Зайлой  отошли от костра, чтоб не
выделяться на фоне  огня.  Какое-то время ничего не было  слышно.  Но вскоре
собаки  залились  дружным  лаем,  и  раздался  чей-то  вопль:  "Ай!  Больно!
Отпусти!" То был голос не Едигира, а иного мужчины.
     -- Хан поймал его,-- сообщил Назис,-- пойдем поможем ему.
     --  Нет,  лучше  оставаться здесь,-- не  согласилась  она.  Из  темноты
доносились  голоса, но  не злобные  и  враждебные,  а  просто  один  человек
негромко  разговаривал  с  другим.  Затем раздались шаги,  и к костру  вышел
Едигир,  подталкивая древком  копья коренастого парня в  теплом  тулупчике и
заячьей  шапке  на  голове.  Старик  и  Зайла  подошли  к  костру  и  начали
разглядывать пленника.
     --  О-о-о,-- вдруг воскликнул Назис,--  да я его знаю. Ты,  однако, сын
Кукдея будешь?
     -- Да, его сын, правильно говоришь,-- закивал головой тот,-- меня зовут
Сураш, и  я ничего  плохого сделать вам не хотел.  Смотрю -- костер горит  у
реки.  Думаю,  что за люди  сидят?  Может, нехороший  человек какой  пришел?
Думаю, поглядеть надо. А тут собаки меня  хвать,  и он...-- показал рукой на
Едигира,-- как ударит по голове, думал убьет вовсе.
     -- Чего ты делал в селении? -- спросил тот парня.
     -- Как чего? То же наше селение,  а мы на гору  ушли, в  лес. Все в лес
уходят, как узнали, что  степняки пришли и побили  всех наших братьев. Вот и
мы спрятались, чтоб нас не взяли...
     -- Ну, в селение ты чего не пошел? За нами следил?
     -- Да откуда  я знал,  что  вы  тут есть. Пошел сетку  проверить, что в
речке стоит. С отцом вместе пошли...
     --  С отцом, говоришь, а он  где? --  грозно спросил его Едигир, отчего
парень растерялся, поняв, что сболтнул лишнего и закрутил растерянно головой
по сторонам.
     -- Да  тут он,-- смутился,-- убежал  в лес,  а я вот  поглядеть  хотел,
какие они, степняки, и вот... попал.
     -- Зови его, нам с ним потолковать надо.
     --  Зови, сынок, не бойся.  Мы свои  и плохого ничево не сделаем вам,--
подбодрил парня Назис.
     Тот, чуть поколебавшись, крикнул все ж в темноту:
     "Отец, иди сюда, тут свои...". Но со стороны леса никто не отозвался.
     -- Условного знака ждет,-- сообразил  парень и, приложив ладони ко рту,
громко застрекотал по-сорочьи. Раздался  ответный стрекот,  и собаки, почуяв
незнакомца, кинулись на него. Едигир  подозвал их к себе, и  вскоре к костру
вышел  невысокий мужчина с седой остроклин-ной  бородкой, в таком же, как  у
парня, полушубке и бараньей шапке.
     Он  подслеповато щурил глаза на стоящих у костра и готов был при первой
опасности задать стрекоча обратно в лес. Но, увидев Назиса, широко улыбнулся
тому и затем поздоровался со всеми:
     -- Доброго вам здоровья и многих лет. А мы с сыном глядим, люди сидят у
костра. Чего сидят? Кого ждут? Я ему говорю, айда скорее в лес, а то  дорогу
не найдем. Скоро совсем темно станет. А он поглядеть хотел. Шибко любопытный
парень будет. Ну и вот...-- развел тот руками, не зная чем закончить.
     -- Тебя Кукдей зовут? -- спросил его Едигир.
     -- Конечно, конечно, а то как же. Любого спроси, что я Кукдей буду, все
в округе меня знают...
     -- Рыбу поймали? -- продолжал задавать вопросы Едигир.
     -- Есть маленько, там, возле леса оставил.
     -- Ладно тогда, садитесь. Разговор к вам есть.-- Все послушно расселись
у костра, даже  не спросив,  по какому праву приказывает им  этот человек.--
Были ли у вас степняки? Что слышно про Кашлык, про хана?
     -- Не-е-е, степняки к нам не показывались  пока.  Говорят, что  бродили
рядом  где-то, искали  кого-то, но  мы их не видели. Зачем  мы им? Что с нас
возьмешь? А в Кашлыке,  говорят, хан  сидит и большую  дань  с  наших  беков
берет.
     -- И платят ему беки?
     -- Чего не знаю, того не  знаю. Куда им деваться,  поди  платят. Все не
свое отдают, а  с нас  же и берут,  А где наш хан Едигир, никто  не  ведает.
Мужики болтали, что за  подмогой куда-то  ускакал, как  узнал, что брата его
убили.
     -- Убили? -- воскликнули в голос и Зайла и Едигир.
     -- Так это еще когда было?! -- вставил свое слово и парень, до этого не
принимавший участия в разговоре.-- Как наших беков побили при устье  Тобола,
так и Бек-Булата убили.
     --  Ты точно знаешь? --  пристально взглянул  на него  Едигир.-- Хорошо
подумай, прежде чем ответить.
     -- А мне чего думать-то,-- не смутился  парень,-- что мне сказали, то я
и передаю. Сам не видел, а говорит народ...
     -- Вы вот все нас расспрашиваете,-- заговорил Кукдей,-- а про себя и не
скажете, кто  вы  есть  да  откуда будете. Старого  Назиса мы  хорошо знаем,
раньше видали. А вот вас так впервой.
     --  Время придет, узнаешь,--  усмехнулся Едигир,--  кто много  знает, у
того  голова  плохо на шее  сидит. Слышал об  этом? Вот и не задавай  лишних
вопросов. А сейчас я тебя, старик, отпущу,  а сына здесь  оставлю  на всякий
случай. Пришлешь ко мне сюда троих  ваших лучших охотников, вот  тогда и сын
вернется.  Ничего худого ему не сделаю, не бойся. Но чтоб ты не сбежал куда,
попридержу чуток. Понял. Тогда иди, а охотников к утру  буду ждать. Пусть не
мешкают.
     Старик довольно резво  соскочил на ноги и двинулся  от костра, но, чуть
отойдя, уже издалека спросил:
     -- Так они меня спросят, кто зовет их. Что им ответить?
     -- Скажи, что человек их рода ждет, которому помощь нужна. Все понял?
     --  Все...--  отозвался  старик и  исчез во  тьме. ...Утром, чуть свет,
пришли три охотника с копьями и луками и длинными  кинжалами на боку. Едигир
отвел  их в  сторону и долго о  чем-то беседовал.  Вскоре они растворились в
утреннем тумане, ни слова не проронив.


        "ПЛАЧ ХРОМОЙ СОБАКИ"

     Проводив  Карачу-бека,  Соуз-хан выбрался  из-под  теплого покрывала  и
кликнул начальника стражи.
     Собирай  всех  моих  нукеров,--  приказал  он  ему,--  едем  в  улус  к
Ураз-хану. Там, мне донесли, сынок Бек-Булата скрывается, Нужно его в Кашлык
к  нашему  хану  доставить. Ну,  что  стоишь?  -- прикрикнул  он,  видя, что
начальник стражи не спешит выполнять приказание.
     -- Мое дело  сторона, но я так скажу -- не  отдаст Ураз-хан сынка друга
своего.
     -- Это мы еще поглядим,-- ответил Соуз-хан и начал собираться в дорогу.
     На   подъезде   к  владениям  Ураз-хана  их  встретил  конный  разъезд,
выскочивший навстречу из соседнего леска.  Их было  всего трое всадников, но
кто мог поручиться, что в леске не скрывается еще около сотни.
     "Видать,  предупредил  их  кто-то",--  подумал  Соуз-хан,  подъезжая  к
караульным.
     -- С  чем  пожаловали?  --  спросил  старший разъезда.-- Нам  не велено
пускать никого во владения Ураз-хана.
     --  Я еду по поручению  хана  Кучума, а  вы не имеете права задерживать
меня,-- высокомерно изрек Соуз-хан.
     -- Не знаем мы  никакого  хана Кучума,-- ответил старший,-- у  нас есть
свой хан, и чужих нам не нужно.
     -- Ты видишь, сколько со мной воинов,-- пустился  на угрозы Соуз-хан,--
если я прикажу, то они изрубят вас на мелкие части.
     -- Воля  твоя,  господин,--  спокойно  ответил тот,--  но  у  Ураз-хана
нукеров ничуть не меньше, и я бы не советовал затевать с ним ссору.
     Соуз-хан понял, что просто так их  здесь не пропустят,  и решился пойти
на хитрость.
     -- Я везу важное сообщение, и мне нужно увидеть твоего хозяина.
     Старшина заколебался, не зная, как ему следует поступить в этом случае.
У  него  был приказ  не пропускать  никого без  согласия  господина, но если
действительно важное сообщение...
     -- Хорошо,-- согласился он,-- поезжай со  мной один, а твои воины пусть
останутся здесь.
     -- А не может ли Ураз-хан приехать сюда сам? Мне хотелось бы поговорить
с ним наедине.
     -- Нет, господин, или ты едешь, или я вызову подмогу.
     -- Ладно,  так и быть, едем,-- неохотно  согласился Соуз-хан, не  зная,
как он будет разговаривать  с другом Бек-Булата,  с  которым у  него издавна
были довольно непростые отношения.
     Подъехав к городку Ураз-хана, они спешились, и гостю велено  было ждать
возле ворот.  В  крепость его не пустили, чего тот  никак не  ожидал.  Когда
показался Ураз-хан, сопровождаемый своим братом Иркебаем, то  Соуз-хан понял
окончательно, что поездку  свою совершил впустую. Оба брата довольно холодно
приветствовали его, даже не поинтересовавшись здоровьем.
     -- С чем приехал, уважаемый сосед? -- последовал вопрос.
     --  Мне поручено пригласить  вашего гостя Сейдяка к нашему  светлейшему
хану Кучуму. Он желает оказать ему честь и принять его должным образом.
     -- Он уже оказал честь его отцу,-- ответил Иркебай, сузив глаза.
     -- Кстати, почему ты решил, что князь Сейдяк находится у нас? Не ошибся
ли ты, дорогой? -- язвительно поинтересовался Ураз-хан.
     -- Мои люди сообщили, что он гостит у тебя, дорогой сосед.
     -- Твои люди всегда были лгунами и пьяницами. Не  они ли  вчера казнили
на  деревьях рядом с твоим селением  степняков, чьи останки болтаются теперь
там? -- вкрадчиво спросил второй брат.
     -- То не моя забота, их казнил Карача-бек, а мои люди лишь помогали ему
в том.
     -- Конечно, лишь помогали,-- подхватил Иркебай,-- нам  наплевать на тех
степняков, но их кровь ляжет и на тебя, Соуз-хан.
     Тот,  видя, что все его попытки заканчиваются неудачей, решил  зайти  с
другой стороны:
     -- Дорогие соседи,-- начал  он  льстиво,--  не пристало уважаемым людям
ссориться  по  пустякам. Почему  вам не приехать ко  мне  в гости  на доброе
угощение,  коль  уж  вы меня  не  желаете приглашать к себе? Посидели  бы  и
обсудили все по-доброму. Могу пригласить вас прямо сейчас.
     Братья переглянулись, не зная, что ответить.
     --  Нет,--  ответил старший Ураз-хан,-- мы  не верим  ни одному  твоему
слову. Знаешь, что было с зайцем, который обещаниям лисы поверил? Так мы  не
хотим  оказаться  на  его месте.  Проваливай,  Соуз-хан, с  чем пришел  и не
показывайся больше на наши глаза. А то... как бы твоя шапка вместе с головой
не оказалась на нашем заборе.
     -- Вы еще пожалеете об этом,-- ничего не оставалось ответить  Соуз-хану
и,  нахлестывая коня, поехать к своим  нукерам.  Развернув их, прямиком,  не
заезжая к себе, помчался в Кашлык.
     ...Кучум расхаживал  перед остатками своей пятой сотни, доставленной  к
нему  Карачой-беком. Бешенство переполняло хана,  и, его бы воля, изрубил бы
предателей  на  месте, Но они  уже получили свое, когда на их глазах казнили
едва ли не половину товарищей.
     --  Так  кто еще бунтовать желает? Кому еще не заплатили? --  со злобой
заверещал Кучум,  подскакивая то  к  одному,  то к  другому  из понурившихся
воинов.-- Поганые  псы! Выбрали момент! Думали управы на вас не найдут?! Кто
вы такие,  чтоб мне  свои требования  выдвигать? Да я вас...--  и разразился
такой бранью, что видавшие виды мужчины стыдливо опустили глаза.
     В этот момент в воротах городка показался на взмыленной лошади Соуз-хан
и, путаясь  в  стременах, слез  с седла, тяжело отдуваясь, подошел к  своему
властелину.
     -- О  великий хан,-- запричитал  он,  повалившись  на  колени,-- они не
пожелали отдавать  этого  ублюдка Сейдяка,  которого скрывают от  тебя.  Они
такое  говорили про  тебя... Такое,  что  мои губы не  решаются повторить их
нечестивые слова.
     --  О ком гы  говоришь? -- брезгливо  переспросил  Кучум,  рассматривая
сверху вниз ползающего на коленях Соуз-хана.
     Тот, как  мог, пересказал ему встречу с братьями, которые  не  пожелали
выдать Сейдяка.
     -- Ты уверен, что он у них? -- спросил хан.
     --  А  где  же ему  еще  быть?  --  поднял  короткие ручки тот.-- Вот и
Карача-бек подтвердит, что он у них сп