т  встретиться со старшим
братом, Карача решил ей не  сообщать. "Пусть и для  нее это станет небольшим
сюрпризом... То-то обрадуются друг другу..."
     Сдав Зайлу на руки охраны городка, Карача-бек поинтересовался у тех, не
было  ли кого в  городке. Начальник стражи улыбнулся в густые  усы  и кивнул
головой в сторону строений.
     -- Или  не  слышишь?  -- Оттуда  долетал  пронзительный женский  визг и
мужской смех.-- Ханский брат пожаловал и уже второй день развлекается. А нам
какое дело? Нам приказано стеречь, и мы стережем. Так?
     -- Правильно говоришь,-- незамедлительно  согласился  с ним Карача-бек,
женщина  для   того  и  рождена,  чтоб  мужчине  радость  давать.  Счастливо
оставаться. А за  этой девкой,-- кивнул в сторону  уже скрывшейся в  воротах
Зайлы-Сузге,-- смотри в оба глаза. От нее всякого можно ожидать.-- И налегке
поехал в сторону Кашлыка.
     Кучуму  он ничего не стал сообщать об остановке Ахмед-Гирея в городке у
ханских наложниц. Лишь рассказал, что Зайла  противиться его воле не посмела
и была  спокойно  препровождена в городок, где  теперь  и  находится.  Кучум
остался  доволен  визирем  и  велел  не  откладывать  поездку  с  оружейными
мастерами для закладки на острове  тайной мастерской. Да и сам Карача решил,
что сейчас самое время исчезнуть подальше и надолго с ханских глаз, понимая,
что  между братьями обязательно  должно  что-то произойти. На следующий день
Карача  вновь  был  в  седле  и  выезжал  в  сопровождении большого обоза  с
инструментами  и  прочей  утварью,  которая  может  понадобиться  мастерам и
воинам. Ведь им предстояло жить отдельно от всего мира долгое время.

     ...  Разбойничий  отряд  Томасы  промышлял на глухих сибирских  дорогах
довольно удачно  и до сих пор  не попал в  руки нукерам  Кучума, которых тот
время  от времени  отправлял для очистки  своих владений  от  грабителей. Им
удалось  подкупить одного  из  юзбашей,  и  тот  заранее  предупреждал  их о
готовящихся облавах.
     Награбленное добро они выменивали у местных жителей на продукты  и жили
припеваючи. Эти же жители помогали спрятаться  грабителям в  случае непогоды
или  облавы. Правда, последнее время купеческие караваны охранялись  едва ли
не  сотней опытных воинов, и Томасы, глядя на них через  придорожные  кусты,
лишь в бессилии скрипел  зубами. Но стоило кому-то из каравана  отстать  или
зазеваться,  и  на  него  тут же набрасывались  молодцы  Томасы,  убивали  и
стаскивали богатую одежду. Труп  несчастного даже не пытались скрыть, бросая
здесь же возле дороги на растерзание лесным зверям.
     Награбленное добро  делили  поровну, и  лишь раз  Томасы утаил от шайки
часть  добычи, но то был непростой случай.  Дело  было прошлой осенью, когда
они  только начинали заниматься разбойным ремеслом. Им встретился  на дороге
старик, едущий на ишаке, и рядом с ним брели два донельзя  оборванных нищих.
Разбойники остановили  их и обыскали, но брать с тех было совершенно нечего.
Отпустили  с  миром и,  когда они уже скрылись за поворотом,  Зайнулла вдруг
хлопнул себя по лбу, вскричав:
     -- Да ведь этот старик -- тот самый караван-баша, что шел с нами сюда!
     --  Точно,--  вспомнил старого хивинца  и  Томасы,-- надо  осмотреть их
хорошенько. Они явно везут с собой деньги.
     Кинулись в погоню и снова начали обыскивать и трясти путников.
     -- Мне не заплатили даже обещанного,-- причитал старик,-- я возвращаюсь
домой совершенно разоренным, и все, что имею, вот этого ишака.
     Томасы разозлился не на  шутку,  Ему было стыдно  перед товарищами, что
дважды осматривают путников, но все зря.
     --  Вот и  заберем твоего ишака,  а сам топай  пешком,--  заорал он  на
старика.
     --  Да  мне никогда не дойти до родного  дома.  Поглядите на мои старые
ноги, пожалейте бедного и несчастного человека...
     --   Отдай  ты  ему   ишака,   зачем  он  тебе,--  проговорил  Зайнулла
примирительно, растроганный причитаниями старика.
     --  Сварим на  ужин длинноухого,-- захохотал вожак шайки и дернул ишака
за повод. Но тот уперся и не хотел идти с чужим человеком. Тогда он привязал
повод к седлу своей лошади и потащил упрямое животное силой.
     Старик бежал следом, обливаясь слезами.
     --  Да будьте вы трижды  прокляты! Чтоб шайтаны вас забрали к себе! Или
не люди вы?!
     Один  из  парней  стукнул  старика  дубиной  по  голове,  и  тот  упал,
оглушенный  или убитый. Никто не  стал  останавливаться, чтоб осмотреть его.
Одним больше, одним меньше, какая разница...
     Вечером у костра,  прихлебывая  суп, отдающий потом и  горечью,  Томасы
бросил случайный  взгляд на потертое седло, снятое с  ишака. Что-то толкнуло
его осмотреть это  ничем  не примечательное  седло,  оставшееся единственным
напоминанием о караван-баше и его верном спутнике, ишаке. Когда все улеглись
спать и  мирно захрапели,  Томасы поднялся, подтащил седло к костру и  начал
внимательно  ощупывать все складки кожи. Даже на вес  оно было  тяжелее, чем
должно  быть  простое седло.  Наконец, он  нашел  едва ощутимую выпуклость в
передней его  части. Схватил нож и вспорол подкладку. Рука тут же наткнулась
на небольшие  твердые кружочки, обернутые в  тряпицы.  Все еще не веря своей
удаче, Томасы,  унимая  дрожание  в руках и сдерживая  прерывистое  дыхание,
распотрошил  седло  до единого  лоскутка...  Потом  пересчитал  обнаруженные
монеты. Их оказалось больше сотни...
     "Богат! Наконец-то  я  богат, и этого хватит мне на  сто лет вперед. Но
как скрыть золото от товарищей? -- О том, что ему надо поделиться находкой с
другими, Томасы и в голову  не  пришло.-- Зарыть в лесу? Но кто знает где мы
очутимся завтра? Возить с собой? Но тем самым легко можно выдать себя..."
     До  самого утра  Томасы лихорадочно  прятал и перепрятывал  монеты то в
одно  место,  то  в  другое  и, наконец,  нашел,  как ему казалось, наиболее
подходящее -- в колчане со стрелами. Сложил  все монеты в тряпицу и привязал
их на дно колчана. С тех пор вожак разбойничьей шайки не знал покоя  ни днем
ни ночью; даже во время еды клал колчан рядом  с собой, а ночью по нескольку
раз просыпался, проверяя, на месте ли его драгоценность.
     А затем  пошла  череда  неудач, и сотоварищи  начали шептаться  друг  с
другом,  мол, пора бы  или другого вожака выбирать, или бросать это занятие.
Наконец,  высказали  все  в  глаза  Томасы,  и  тот  неожиданно  с  радостью
согласился распустить шайку. Но тут  выяснилось, что  за  душой у грабителей
нет  ничего,  что  помогло бы обустроиться хотя  бы  в  первое  время. Долго
спорили и  решили  дождаться  очередного каравана,  который попытаются взять
даже с риском для  собственной жизни, и с  тем расстаться навсегда. Именно в
это  время  дозорный  донес,  что  со  стороны  Кашлыка  движется  несколько
всадников, сопровождающих  груженые повозки.  То был Карача-бек и  оружейные
мастера   с  воинами,  отправившиеся  на   строительство   тайной  оружейной
мастерской.

     ... Добравшись  до  бабасанского селения,  Карача велел,  не заезжая  в
него, поворачивать  к Тоболу. Воины пригнали из селения несколько лодок и на
них перевезли свое имущество. Повозки пришлось бросить на берегу.  "Надежнее
будет,-- решил  Карача,-- по их следам было бы легко найти наше пристанище".
Кони переплыли сами.
     На другой  стороне  перегрузили  поклажу на коней и отправились дальше,
ведя их на поводу. Почва становилась все более болотистой,  и кони то и дело
проваливались по самое брюхо, испуганно фыркая и поводя боками.
     Карача-бек более чутьем угадывал тропу, прокладывая путь для остальных.
Наконец,  уже к вечеру показались  вершины  здоровенных сосен, возвышающихся
среди других деревьев.
     -- Почти дошли,-- показал визирь на сосны идущему за ним следом воину.
     Оказалось, что сосны  растут на  невысоком песчаном  холме, находящемся
прямо посреди топкого болота. Взобрались на него,  всматриваясь  с высоты  в
низкорослый кустарник, покрывающий болото.
     -- Как вам место? -- обратился Карача к мастерам.
     -- Подходящее место,--  согласились те,--  никто нашему делу  мешать не
будет.
     -- Тогда здесь и обустраиваться станем,-- блаженно потянулся всем телом
визирь,-- готовьте пока ужин, а я пройдусь немного.
     Карача  шел по  вершине холма, пытаясь рассмотреть  чьи-либо следы.  Но
если кто-то и  был  здесь недавно, то установить  это  было невозможно из-за
травы,  росшей  повсюду,  за исключением  песчаных  проплешин, встречающихся
местами меж корневищ деревьев.
     "И впрямь хорошее место, сухое,--  отметил он про себя,-- люди сюда без
дела не сунутся, а кто сунется, так воины их встретят..."
     Неожиданно он наткнулся на сухие  бревна, торчащие из-под земли. Карача
сделал шаг  в сторону  склона и увидел едва заметный среди травы лаз  внутрь
холма.  Присмотревшись, разобрал, что  это  явно чья-то землянка, в  которую
давно  никто не  наведывался. Дурное предчувствие  подсказывало  ему простой
выход  -- уйти  отсюда. Но, пересилив  себя, визирь обнажил саблю и шагнул в
проход, обложенный толстенными бревнами.
     Внутри  землянки  стоял  полумрак, но  он  тут  же  различил два  белых
скелета,  лежащих на полу. Едва он сделал шаг вперед,  как что-то  хлестнуло
его по лицу и послышался слабый писк.
     "Тьфу, ты,-- выругался  он,--  да ведь  это всего-навсего летучая мышь!
Надо же так напугаться..."
     Подойдя ближе к скелетам, Карача рассмотрел заржавленные кинжалы. Видно
было, что противники до последнего мгновения боролись друг с другом и умерли
почти одновременно. Остальное сделали лесные мыши. Такого визирю видеть  еще
не  приходилось, и  он поспешил на свежий воздух. Но тут его нога зацепилась
за что-то и послышалось слабое бряцание.
     "Что бы это могло быть? -- Карача с опаской наклонился к земле и поднял
небольшой мешочек,  проеденный в нескольких местах мышами. Но его содержимое
грызунам было не по зубам. То были  золотые монеты.-- Да откуда тут  взяться
целому сокровищу?! Или мне все чудится? "
     Но  монеты  явственно  бряцали,  доказывая  свое  земное происхождение.
Карача более  внимательно  оглядел  землянку и  догадался о  причине  смерти
обнаруженных им людей. Выходит, из-за золота они и  убили друг друга. Ничего
стоящего  в  землянке больше не было, лишь обломанный кувшин  и две глиняные
миски. Он вышел наружу и тут же попятился обратно, услышав чьи-то голоса. Из
его укрытия было слышно, как два человека переговаривались меж собой, Карача
слушал, боясь шелохнуться. Сперва ему показалось, будто люди ищут именно эту
землянку,  но вскоре понял, кто  им нужен.  А следили они за ним, Карачой, и
его людьми.
     -- Подкрадемся, когда все уснут,  и перережем им глотки,-- говорил один
голос  второму,  невидимому  Караче, собеседнику,-- мне  же разреши вспороть
брюхо  ханскому  визирю,  предавшему   нас.  Из-за  него   я  и  оказался  в
разбойниках.
     -- Я  ничего против  не  имею, дорогой Зайнулла...-- И  Карача вспомнил
бунт в Кашлыке  и то, как он расправился с пятой сотней в городке Соуз-хана.
Ушел тогда главный заводила  -- рыжий кипчак Зайнулла.  И теперь  их дорожки
пересеклись...
     На  его  счастье голоса вскоре  смолкли.  Верно,  грабители осматривали
подходы к  холму  и  теперь  удалились  ждать  наступления ночи.  Карача еще
какое-то  время  подождал,  прежде  чем выглянуть из  землянки.  Внимательно
осмотрел   невысокие   заросли   кустарников,   но   ничего   не   обнаружил
подозрительного  для себя. Выбрался  на склон холма и  только тут вспомнил о
мешочке с золотом. "Куда же  я с ним? Спрячу лучше его здесь, в землянке..."
И, преодолевая брезгливость,  спустился  обратно, схватил обломанный кувшин,
засунул  внутрь него мешочек с  монетами и закопал  в углу жилища, тщательно
утрамбовав свежий песок ногами.
     Когда Карача  вернулся  к своим  спутникам, они  мирно беседовали возле
котла с похлебкой. Он  тут  же сообщил им о  своем  открытии и  подслушанном
разговоре, умолчав, естественно, о находке мешочка с золотом.
     Видно  было по  лицам слушающих  его  спутников,  что  известие  их  не
обрадовало.
     -- И как мы от них отобьемся?  -- поинтересовался один из них.-- А если
их около сотни?
     -- Тогда бы они не стали ждать ночи, а напали на нас прямо сейчас. Нет,
их, вернее всего, столько же, сколько и нас, а то и меньше. Одного  из них я
узнал,  он  сбежал  от  нас,  когда  взбунтовалась  пятая  сотня,  и  теперь
разбойничает на  дорогах.  Их,  видно,  заинтересовала наша  поклажа, и  они
помышляют о богатой добыче.
     --  Так что  же нам делать, Карача-бек?  Ты у нас за главного,  тебе  и
решать...-- заволновались все.
     Карача огляделся  кругом, и ему показалось,  что в сгущающихся сумерках
мелькнула  человеческая фигура, где-то  рядом хрустнула ветка. Понизив голос
до шепота,  объяснил всем, как он думает встретить грабителей. Его выслушали
и уважительно зашептали:
     -- Да,  ты у нас голова... Молодец,  хорошо придумал... Мигом похватали
лопаты и принялись рыть в податливом песке ямы. Если кто и  наблюдал за ними
со  стороны,  то решил, будто  люди на холме строят землянку или заняты иным
строительным делом.
     После  того  как  неглубокие ямы  были готовы,  все сошлись  у  костра,
подбросили  сушняка  и начали потягиваться, выражая желание  быстрее улечься
спать.  А  потом и  на самом деле улеглись  на теплые попоны, расположившись
вокруг  костра. Но как только стемнело  окончательно,  все  один за  другим,
невидимые в  темноте, поползли к вырытым ими ямам и укрылись там, приготовив
оружие.  У  костра остались свернутые  из материи  куклы, похожие на  спящих
людей.
     Ждать пришлось недолго. Сперва послышалось лишь слабое шуршание. Вскоре
на фоне костра возникла чья-то голова, другая и около десяти человек,  как и
предполагал  Карача,  взобрались на  холм и двинулись, осторожно  ступая,  к
костру. Взметнулась рука с кинжалом над свернутой куклой, послышался вскрик,
потом недолгое молчание, и возбужденный голос прокричал со злостью:
     -- Они скрылись!!! Бежим!!!
     И  тут  же с нескольких сторон по нападающим ударили из луков, полетели
копья. Раздались хрипы и стоны  раненых,  звук падающих на землю тел.  Из ям
повыскакивали  воины во  главе  с Карачой и  прикончили  без  всякой жалости
раненых.  Брать пленных  не  было необходимости.  И лишь один человек, вожак
Томасы,  находящийся в момент нападения внизу холма,  без  всякого сожаления
наблюдал, как гибли его товарищи. Потом спокойно положил на  тетиву  длинную
стрелу и повел ею  в сторону ярко  освещенных пламенем костра  людей, выбрал
одного, с дергающимся  плечом, и спустил тетиву. Видно было,  как человек на
мгновение застыл...  повел  руками и  рухнул на  землю... Томасы по привычке
нащупал сверток на дне колчана, поправил  его  и пошел  наугад по хлюпающему
под ногами болоту.

     ... Когда  Зайлу-Сузге  ввели  в  городок,  то  она  никак  не  ожидала
встретить среди наложниц мужчину. Он был пьян и гонялся за молодой девушкой,
широко  растопырив  руки,  словно играл с  ней  в догонялки.  Девушка громко
кричала, пряталась за  стволами берез,  и  ее зеленое платье  на белой глади
деревьев, оказавшихся, как  и невольницы, внутри крепости, издалека казалось
большим листом, несомым сильными порывами ветра.
     Наконец, мужчина  догнал  ее, схватил  за  руку  и  потащил в  соседнюю
землянку.  Оттуда  вскоре  послышались  душераздирающие   девичьи  крики,  и
Зайла-Сузге  даже  уши заткнула,  желая оградить  свой  разум от летящих  по
воздуху воплей беззащитного существа.
     "Да что же такое творится? -- спросила она себя.-- Неужели  мой брат  и
для меня  уготовил  подобную участь?  Но  я или себя, или насильника убью  и
сбегу... И тогда уже сбегу навсегда..."
     Она прошлась вдоль крепостных стен, прикидывая, как легче преодолеть их
в случае надобности, обнаружила  плохо подогнанные один  к другому  бревна и
запомнила место.
     Через  какое-то  время из землянки показался  насытившийся пойманной им
девушкой  мужчина.  Зайла, приглядевшись внимательно, обнаружила в нем нечто
знакомое. Походка,  небрежное  размахивание  руками  и чуть вскинутая  вверх
голова кого-то ей напоминали.
     Увидел Зайлу-Сузге и мужчина и направил шаги в ее сторону.
     -- Эй,--  закричал он издали,-- красавица не желает развлечься со мной?
Ты, видать, не такая пугливая, как твои подруги. Иди ко мне.
     Как  только он  начал говорить,  Зайла узнала  его -- то был их старший
брат Ахмед-Гирей! Но как  он попал сюда,  в Сибирь? Как это  на него похоже,
развлекаться с молоденькими беззащитными девушками. И  ее он принял за  одну
из них. От  нахлынувшего чувства  стыда  и  брезгливости  она прикрыла  лицо
платком, как привыкла это делать дома.
     Ахмед-Гирей,  видя,  что девушка не убегает от него, а стоит  на месте,
подошел ближе и попытался открыть ее лицо.
     --  Ты, случаем, не  нашей веры,  что прячешь лицо от мужчин?  А то все
другие  бесстыдницы не признают законов шариата и ходят открыто. Но в  любви
они ничего не смылят. Это я тебе скажу...
     --  Зато ты,  Ахмед-Гирей,  преуспел  в  любви больше,  чем в  воинских
подвигах,-- тихо проговорила Зайла-Сузге.
     -- Откуда тебе известно  мое имя? -- удивился  тот.-- Верно,  слава обо
мне летит впереди хозяина. Да я не против, пусть все знают, кто я такой...
     --  Пьяница и развратник,-- Зайла сказала  это с  таким презрением, что
даже пьяный  Ахмед-Гирей  вздрогнул от  услышанного, как  от удара плети,  и
попробовал обидеться.
     --  Но, но...  Ты, девка, полегче, а  то прикажу своим  слугам выпороть
тебя, а потом разрешу им позабавиться всем по очереди,
     -- А ты прикажи, прикажи, братец. Пусть они позабавятся с твоей сестрой
у тебя на глазах.  Что тебе стоит? -- С этими  словами Зайла-Сузге отняла от
лица платок и смело взглянула брату в лицо.
     -- Зайла...-- в растерянности прошептал он и  попятился,-- как ты здесь
очутилась? Да, ведь брат говорил мне...
     -- И что же говорил тебе наш уважаемый брат?
     -- Да ничего особенного... Так, разное рассказывал...
     -- А сказал ли он тебе, как отобрал у меня единственного сына?
     -- Сказал...
     -- И сказал об убийстве моего мужа Бек-Булата?
     -- Да, и про это тоже...
     -- А ты-то, что скажешь обо всем этом? Или ты полностью одобряешь его?
     -- Сестра, что я  могу  сказать? Война...  На  войне всякое  случается.
Бывает и людей убивает.  Мог и он  умереть. Я имею в виду нашего  уважаемого
брата.
     --  И как же  ты  тут очутился?  Про меня  ты уже знаешь,-- Зайла-Сузге
немного успокоилась и говорила уже спокойнее.
     --  Видишь ли, меня  Абдулла-Багадур-хан отправил  сопровождать шейхов,
которые ехали сюда.
     -- Темник Абдулла стал ханом?
     --  Да, он стал ханом. Визири  после смерти нашего отца выбрали его.  А
что я мог поделать?
     -- Позор на твою голову! Подчиниться безродному Абдулле! Где были глаза
Аллаха, когда  он с небес смотрел  на  земную несправедливость.  Ты, потомок
знатнейшего рода, и оказался простым сопровождающим шейхов!
     --  То  не простое  поручение,--  Ахмед-Гирей  надменно  надул  щеки  и
выставил вперед грудь,-- они  приехали сюда с миссией веры. Эту погрязшую  в
идолопоклонстве  страну давно  было пора  приводить  к истинной  вере нашего
пророка.
     -- И  от тебя  я слышу подобные слова? Не ты ли только что  изнасиловал
едва ли не на моих глазах бедную девушку? Не ты ли звал меня, родную сестру,
за этим же? И ты говоришь о вере?!
     -- Не тебе  осуждать  меня. Ошибка может произойти с каждым, а я  еще и
немного выпил.  Но ты  сама, по доброму  желанию, вышла замуж  за одного  из
идолопоклонников. Ты, верно, вместе с ним приносила  жертвы деревянным богам
и танцевала лунной ночью вокруг костра. Ха-ха-ха! И она еще осуждает  меня?!
-- Ахмед-Гирей явно стремился компенсировать  обвинения сестры  и уличить ее
саму в отступничестве от веры.
     И  действительно,