,
посуровел и остальной народ, гася в себе остатки надежды, что татары пройдут
мимо и хоть этот год минет спокойно и без потерь.
     -- Не время сейчас шутки шутить,-- переведя дух, Басманов придал голосу
крайнюю суровость, понимая, что от того, как народ  примет его речь, зависит
очень  многое,-- потом с  вами пошуткуем,  погуляем, повеселимся, как  татар
прогоним, город отстоим. А сейчас думайте, кто и чем в обороне помочь может,
чем  каждый сгодится.  Перво-наперво надо бочек, кадушек, ушатов  притащить,
воды  запасти,  чтоб башни  и  стены  гасить, заливать. И готовьте  дровишек
костры  жечь, ядра  калить. Если  смола в  городе  сыщется, то варить будем,
гостей со стен  потчевать.  И  уж само собой, у кого  в домах копья, стрелы,
сабли, рогатины припасены -- несите сюда и ратникам раздавайте. Мужики пусть
ко  мне  или к  сыну  моему,  Федору,  -- указал он на  стоящего позади него
молодца,  --  подходят  и мы их к  делу  определять,  снаряжать  станем. Ну,
помолимся  о  правом деле  своем  и  благословения у  Богородицы, заступницы
нашей, попросим, -- он  обвел взглядом площадь,  запруженную от края до края
рязанцами, и  перекрестился  три раза,  кланяясь на собор. И  люди,  стоящие
перед  ним,  опустились  на  колени,  кланяясь  крестам,  поблескивающим  на
маковках, припадая к земле, вбирая силу ее, вселяющую уверенность в одолении
врага, сливаясь и сплачиваясь в единую массу,  которая и есть русский народ.
Раскрылись  двери храма и  на паперть  вышел батюшка  в полном  облачении  с
крестом в  руках  и в сопровождении  причета благословить народ,  произнести
совместную молитву, испросить милости и защиты Божией. Басманов заметил, как
на глазах  жителей  городка заблестели  слезы, и единый  вздох пронесся  над
площадью,  устремившийся  к небу  в таинственную  высь  и зашедшее за кромку
темного  леса  солнце, вдруг  слабеньким  лучом,  пробежавшим  над  городом,
высветило  площадь,  озарило  кресты  собора,  ответившие сиянием,  рассыпав
тысячи лучей на стоящих внизу коленопреклоненных людей.
     -- Знак! Добрый знак! -- пронесся шепот по  площади. И с просветленными
лицами вставали  с колен люди еще и еще раз осеняя  себя крестным знамением,
растекаясь по  улицам к своим домам, чтоб вернуться  у же, кто с  оружием  в
руках,  кто с ведрами, кто с припасами  -- со всем необходимым в предстоящем
ратном деле.
     Басманов  увидел шагающего через площадь  воеводу Пронского, за которым
вели коня под седлом. Был воевода уже в полном боевом облачении и решительно
шел мимо кланяющихся ему горожан, изредка отвечая кивком седой головы, но не
останавливаясь и ни с кем не заговаривая.
     --  Ворота  городские  рано  твои  люди  закрыли,  --  обратился  он  к
Басманову, -- народ с окрестных сел прибывать начал, как набат услышали.
     -- Пусть пускают тех, кто с оружием пришел. А остальные в лесу на время
укроются, пересидят. В городе от них только неразбериха выйдет.
     Воевода ничего не ответил на это, но  было  видно,  что  не согласен  с
решением боярина, а перечить ему не хочет.
     -- Велел я  людям своим весь  запас ядер  по башням разнести и пушкарям
раздать, а порох у них имеется.
     -- Пушкари хоть добрые, или  к пушкам приставлены по случаю? -- спросил
Басманов, думая о чем-то своем.
     -- Да, кто их знает. Не проверял. В деле себя покажут.
     -- Вели им ко мне прийти. А пока давай по стенам пройдем, поглядим, где
прежде всего полезут. Эй, Федор,-- крикнул  сыну,-- вели людям бочки поближе
к башням ставить и отправь кого каменьев принести, пусть на стены таскают.
     Они  пошли  с  воеводой  вдоль  стен,  придирчиво  вглядываясь в мощные
рубленые  бревна,  лежавшие  пазами одно на  другом, с наставленными  сверху
мостками для переходов.
     -- Низковато стены, низковато, -- ворчливо ронял  слова Басманов, -- да
и настил узкий. А навеса от стрел, почему нет?
     --  То  тут  нет, а  вон  возле ворот  и  навес возведен  и бойницы для
стрельбы прорубили.  Я  на  воеводстве  и года  нет всего-то. Когда  за всем
углядеть,  все  успеть,--  оправдывался  Пронский,  понимая,  что  ничем  не
оправдается,  коль  татары возьмут  город.  Он боялся  сказать  Басманову  о
выкупе,  которым  надеялся  ублажить  крымцев, отвести  их  от  города, зная
заранее, что засмеет  его боярин.  И уж о чем, о чем,  а про это обязательно
царю доложит. Царь же в том  может всякое усмотреть... Так что лучше молчать
и ждать, как все обернется, чем закончится
     -- Смола, деготь есть в городе?
     -- Несколько бочек скопил, -- с готовностью ответил Пронский, -- как же
без этого?
     -- А котлы?
     -- Два есть, но дырявые.
     -- Вели кузнецам, чтоб заделали. А пороху, сколько бочек?
     -- Дюжины две будет.
     Басманов  прикинул, поднявшись  на  одну  из башен, что  татары, прежде
всего,  навалятся  на ворота,  попытаются пробить их  и  ворваться  в город.
Поэтому основные силы и надо расставить  на двух надвратных башнях и туда же
свести половину пушек. Он поделился размышлениями с Пронским  и тот согласно
закивал, вторя ему:
     -- Верно говоришь, боярин, верно.  Всегда они  так действуют. Зато если
мы  их от ворот отобьем, удержим, то полезут на стены, а  они,  сам  видишь,
всего-то в три сажени. Вот как тогда быть?
     Алексей  Данилович  и  сам  понимал,  что  отбивши  первый  натиск,  им
предстоит ждать самого худшего, когда татары обложат крепость со всех сторон
и начнут сыпать стрелами, пытаясь поджечь башни  и стены, а потом, приставив
лестницы, полезут сразу  в нескольких местах неудержимым потоком, остановить
который будет почти невозможно малыми силами защитников.
     --  Ладно,  воевода,  Бог  не  выдаст,   свинья  не  съест.  Авось,   и
продержимся.
     -- Дай-то Бог, -- вздохнул тот.

        "* * *"
     Всю ночь подходили  люди из  соседних  сел,  прослышавшие о приближении
Орды.  Они  ехали на  телегах,  гнали  впереди  себя  лошадей,  овец, громко
мычавших на всю округу коров, а одна перепуганная  бабка пригнала даже целый
табунок гусей.
     --  Куда вы со  всем хозяйством претесь?  -- кричали им со  стен. -- Не
ведено пущать! В лесу укрывайтесь.
     -- Да что ж  это такое делается? -- отвечали крестьяне. -- Неужто мы не
такие  же  христиане  будем? В  лесу нас татары  быстро повыловят, -- вопили
снизу.
     Некоторые пробовали,  выбрав укромное  местечко, перелезть через стены,
но Басманов  поставил своих  людей и велел  принимать лишь здоровых мужиков,
умеющих держать оружие. За ночь  возле  ворот скопилось  огромное количество
людей, которым не верилось, что крепость, где они столько раз спасались, где
жила почти вся их родня, на этот раз не примет, позволит татарам заполонить,
увести с собой. Гул и вой стоял возле закрытых ворот. Кто-то притащил бревно
и несколько человек, ухвативши его, начали ударять в кованые створки  ворот,
гулко отзывающиеся на каждый удар. Басманов сам влез на башню и закричал:
     -- Бросьте  бревно, черти окаянные! А то прикажу  из пищалей  пальнуть,
коль не прекратите. Сказано вам  в лес бежать. Зря  время тянете. Как татары
заявятся, вот тогда точно не успеете.
     -- Да  будь  ты неладен!  Какая баба  тебя  такого  выродила,  что  нас
пожалеть не хочешь! Креста на тебе нет.
     --  А ведь, однако, прав боярин, -- заговорил неожиданно  седой старик,
сидевший на краю телеги рядом  с малыми детьми,-- ворота у них едва держатся
и татары город  непременно  возьмут. Вот тогда они нас точно всех переловят.
Айдате-ка подобру-поздорову  за  Змеиную  гриву  в  дальнее  болото,  там  и
схоронимся. Конным там не пройти, авось, да отсидимся.
     -- Куда ж я  скотину свою дену?  -- уперши  руки в бока, наскакивала на
старика дородная баба,-- тоже с собой на болото потащу?
     -- А это уж как тебе нравится, Лукерья,-- ответил старик.-- Хочешь себя
спасай, а  хочешь скотину стереги, татар дожидайся. Они тебе большое спасибо
скажут,  --  и старик,  хлестнув лошаденку,  направился к темнеющему вдалеке
лесу.
     --  Мы  уж  тогда  лучше  на  лодках  за  Оку  подадимся,  -- задумчиво
заговорили меж собой  старики, --  а  скотину  в  лес угоним, может  и  жива
останется,  --  и  народ,  прислушавшись,  стал  потихоньку  расходиться  от
городских ворот, все еще изредка оглядываясь и бросая на Басманова  недобрые
с укоризной взгляды.
     Вскоре  дорога  опустела и  над  городом  повисла  непривычная  тишина,
прерываемая только ударами  кузнечного  молота,  да сонливый петух запоздало
извещал о наступающем дне.
     После обеда, когда Басманов с сыном,  направлялись  к смотровой  башне,
раздался крик дозорного:
     -- Конники скачут! Конники!
     -- Может, из наших кто? -- спросил Федор с надеждой.
     --  Сейчас  глянем,--  и Алексей  Данилович,  грузно  ступая  по шатким
ступеням,  поднялся  на  верхний помост, откуда  открывался вид на несколько
верст вокруг.
     И  точно,  к городку  неторопливой  рысью  подъезжали  около  полусотни
всадников. Но по их цветастым  одеждам и  коротконогим приплясывающим коням,
по высоким  седлам можно  было догадаться -- то были крымцы,  их разведочный
отряд, шедший впереди основных сил.
     -- Да, на наших они не очень похожи,-- обронил Федор.
     --  Сейчас начнут нас  дразнить, в поле выманивать, на схватку с  ними,
значит. Это они всегда так делают, знают, что один-другой удалец обязательно
из крепости выскочит на сшибку.
     -- И что тогда? -- спросил Федор.
     -- Заманят в поле подальше, аркан накинут и поминай, как звали.
     Татары  остановились,  не  доезжая  до  крепостных  стен на  расстоянии
ружейного выстрела,  и начали  гортанно что-то выкрикивать,  махать  руками.
Потом  от  них отделился  один всадник  и,  пригнувшись к гриве  коня,  лихо
проскакал  перед  самыми воротами,  перекинул  тело вниз, доставая рукой  до
земли,  и появился с другой  стороны лошадиной спины, вновь забрался в седло
и, выпустив повод,  несколько  раз  взмахнул  в  воздухе  руками.  Всадники,
приветствуя  его,  радостно закричали, подняли  коней на  дыбы, заставив  их
сделать  несколько прыжков на  задних ногах.  Все тот  же молодой  наездник,
прикрывшись щитом и выставив длинное копье, подъехал чуть ближе  к воротам и
прокричал на ломаном русском языке:
     --  Эй,  русская морда, айда туда-сюда  сила мерить, -- он выразительно
взмахнул копьем, показывая, как он поразит русского наездника.
     -- Может,  разрешишь, отец, сразиться? -- Басманов увидел, как у Федора
загорелись  глаза, исполненные желания сразиться с татарином, -- я его мигом
достану, сшибу с седла. Ты ж сам меня хвалил, что хорошо держусь.
     -- Забудь!  --  осадил сына  Басманов.--  Думаешь, мало таких, как  ты,
дурней, в полон угодило, еще успеешь схватиться с ними.
     Раздосадованный Федор изо всей силы ударил кулаком по нагретому солнцем
бревну крепостной стены и, подскочив к пушкарю, вырвал у него фитиль и сунул
к запалу. Отец не успел остановить его, как бухнул выстрел. Ядро просвистело
и  упало,  взрывая  песок  перед  ногами конников.  Те  шарахнулись в разные
стороны и злобно закричали что-то на своем языке.
     -- О чем они? -- спросил Федор отца, -- скажи, ты же понимаешь.
     -- Грозятся умнику, который  стрельнул по  ним,  яйца  оборвать, --  не
задумываясь,  ответил Алексей  Данилович, и  добавил от себя,-- и  правильно
сделают, потому что испортил все по-глупому -- и заряд, и дело. Думаешь, мне
не хочется подстрелить одного, другого? А зря-то чего бахать?
     Федор   удрученно  опустил  голову,  понимая,  что  отец   прав,  и  он
невыдержанностью  своей  ничего  не  доказал,   а  всадники  откатились   на
безопасное расстояние, где их уже не достать.
     Татары  же, убедившись,  что  город  знает  об их приближении  и ворота
закрыты, поскакали  упредить об  этом  своих,  оставив пятерых  наблюдать за
городом.
     Прошел  час, а то и больше, прежде чем темная  масса движущегося войска
показалась на горизонте, затапливая все, как талая вода выходит из-под снега
на луг,  покрывая  низину, и  неукротимо  двигаясь,  заполняет  каждую ямку,
ложбинку  пока,  наконец,  вся земля не  окажется под водой.  Не  доезжая до
города, татары остановились, разобрались на сотни, отогнали коней в степь, и
спешно  принялись рубить  лес, носить  хворост,  устанавливать шатры, медные
казаны на треногах, резать пригнанную  с собой скотину. Все это  происходило
так, словно были они у себя дома, на своей собственной земле и их совершенно
не тревожила близость русского города.
     -- Ну и нахалы, -- удивился Федор Басманов, с  любопытством наблюдавший
за  всеми приготовлениями татарских воинов, -- словно не  воевать пришли,  а
жить тут собрались. Здрасьте, вам!
     -- Они с пустым  брюхом воевать  не будут. Это тебе не  наш  мужик, что
день работает и  только  вечером к  столу  садится.  И завтра  они,  пока не
нажрутся, на приступ не пойдут. Я их повадки хорошо знаю.
     Ночь прошла спокойно  и могло показаться, что  утром татары снимутся и,
отдохнув, пойдут  дальше, не заметив  ни  саму крепость,  ни защитников  ее.
Федору  вспомнились  рассказы  стариков,  что  будто  бы  много  веков назад
действительно случалось  татарам пройти мимо  крепостей,  которые  благодаря
молитве,  становились невидимыми для них. Может, и с Рязанью произошло то же
самое?  Однако  мечтаниям его суждено  было развеяться тотчас,  как  татары,
совершив утренний намаз, быстро  поели, выскребая вчерашнюю еду из котлов, и
в  утренней  тишине  прозвучали  слова  команды.  Весь  лагерь  зашевелился,
разделился на  сотни и изготовился к бою с оружием  в руках. Вперед  выехали
несколько человек во главе с Дивей-Мурзой и, не доезжая ворот, остановились.
Один из всадников громко прокричал:
     --  Наш  господин,  славный и непобедимый хан этой  земли Девлет-Гирей,
послал нас сказать,  что если вы сдадите город миром, он готов принять вас в
своем шатре. Но если хоть один  волос упадет с головы любого  из его воинов,
всех вас  ждет  смерть,-- он  чуть помолчал и добавил,-- наш  доблестный хан
ждет ответа.
     Алексей Данилович Басманов  в полном  боевом  облачении стоял на башне,
ловя каждое слово. Он ждал этого момента и знал, что пощады не будет ни ему,
ни  тем,  кто  находится  в  городке. Но хотел  хоть немного оттянуть время,
надеясь на  подход полков князя  Воротынского.  Поэтому он громко  крикнул в
ответ:
     -- Почему  же достопочтенный  хан сам не  едет к нам в гости? Мы готовы
обсудить его условия.
     -- Хан ждет воеводу у себя, -- коротко крикнул все тот же всадник.
     -- Передайте хану,  что  негоже  хозяевам к гостям на угощение  ходить,
пусть он к нам сперва пожалует, а уж потом мы к нему.
     Всадники, не ожидавшие такого поворота, о чем-то пошептались  меж собой
и один  из них  поскакал к  лагерю,  а остальные остались на месте, изучающе
разглядывая  башни города и  лица защитников,  то  и дело высовывающиеся над
стенами. Басманов подозвал к себе Михея Кукшу и шепнул:
     --  Вели-ка позвать Менея  Муху, он  у нас  лучший стрелок, пусть  сюда
поднимется,-- Кукша кинулся исполнять поручение и вскоре на помост взобрался
Меней, тяжело отдуваясь, волоча за собой пищаль заморской работы.
     --   Можешь  до   них  достать?  --  спросил  Басманов,  показывая   на
столпившихся внизу всадников.-- Отчего ж нельзя? Достанем. Попасть  в лошадь
или в татарина?
     --  Подожди,  --  остановил его  Басманов,  видя как  тот  прикладывает
пищаль, целясь  в кого-то,-- сейчас  сам Девлет-Гирей должен подъехать, если
не испугается. Вот по нему и стрельни. Да не промахнись, а то... сам знаешь.
     -- Знаю, батюшка, -- отозвался Меней, памятуя о крутом нраве боярина,--
если пищаль не подведет, то все в точности исполню. Не сумлевайся!
     Тем временем вернулся обратно гонец  и, подъехав  к Дивей-Мурзе, что-то
сказал ему. Усмехнувшись, он бросил несколько слов глашатаю.
     -- Властитель этой земли рассмеялся в ответ на ваши  слова.  Он везде у
себя  дома и требует воеводу ехать  немедля. Иначе наши воины сожгут город и
сравняют его с землей.
     -- Уж это точно...-- Негромко проговорил Басманов, -- на такое  дело вы
мастаки. Только  город поначалу взять надо,  а тут мы,  как на  грех, сидим.
Эхма, как бы время еще потянуть? Хоть полдня выгадать...-- Он глянул вокруг,
прикидывая,  как  можно заставить  татар повременить,  какой  бы предлог еще
выискать. Но так ничего не найдя, приказал Менею:
     -- Ладно, пали вон по тому важному старику, что главный у них.  Видишь,
с длинной крашеной бородой на белом жеребце сидит?
     -- Вижу,-- кивнул Меней,--  я  его, родимого,  давно заприметил. Только
остальные воины заслоняют его и конь под ним так и вытанцовывает, не стоит.
     --  Пали, как  есть,--  Алексей Данилович от нетерпения даже  притопнул
ногой, -- а то уедут и больше не увидим его.
     Меней  набрал  в  легкие воздуху,  приложился щекой  к стволу пищали  и
сделал знак  рукой Кукше,  указывая  на  запал. Тот  понял и  поднес тлеющий
фитиль к  полке  с порохом.  Стоявшему  рядом  Басманову  резануло  по  ушам
ударившим  выстрелом  и  башню заволокло  клубами  порохового  дыма. Во  рту
загорчило от кислого привкуса пороховой гари, и они далеко не  сразу  смогли
увидеть  попал  ли Меней  в Дивей-Мурзу. Когда  же дым отнесло, все  увидели
татарских  всадников,  крутившихся  на   месте,  едва  сдерживая  под  собой
напуганных  коней. Белый жеребчик  Дивей-Мурзы лежал  на  земле,  подергивая
задними ногами и подобрав под себя  передние,  пытался встать. Пуля  пробила
ему шею,  из  которой  фонтанчиком била алая кровь, темнея  на  буром  песке
дороги.  Дивей-Мурза  лежал  рядом,  оглушенный  падением,  и  тихо  стонал.
Несколько нукеров пытались  поднять  его,  оттаскивая  от крепостной  стены,
закрывали  щитами,  ожидая следующего  выстрела  и злобно потрясая копьями в
сторону городка, где защитники  победно и радостно кричали, махали поднятыми
топорами и саблями в руках.
     -- Я ж говорил, конь под ним танцует, -- сокрушенно качал головой Меней
Муха, -- я с такого расстояния и муху бью, коль она смирно сидит.
     -- Говорил, говорил,  -- передразнил стрелка Басманов,-- жив останешься
после заварухи, все одно выпорю, как обещал!
     -- Да я чего... Против разве? Если, конечно, живы будем...
     --  Ладно, болтать! Заряжай свою дудку, да чтоб больше ни по одному  не
промахнулся.   Скоро  полезут,--   и  Басманов,  гремя   сапогами,  скатился
необычайно  легко  по  лестнице,  чувствуя,  как  кровь  живительной  волной
прокатилась по  всему телу, толчками пошла к голове, заставляя ясно  и четко
работать мозг. Это было  предвкушение боя,  ожидание того, чем жил последние
годы, слился,  свыкся  и  уже  не  представлял  себя  иначе, как  в  сече, в
пороховом дыму, с саблей в руке.
     Навстречу  ему  шли  несколько стрельцов,  несших  службу  в Рязани под
воеводой Пронским. Увидев Басманова, кинулись к нему.
     -- Тебя, боярин, и искали, совет твой нужен.
     -- Какой тут совет! Сейчас татары на стены полезут, а  вы  советоваться
удумали. Пушки готовы?! Заряжены?!
     -- Пушки еще третьего дня зарядили, а мы сейчас с другим предложением к
тебе. Надо бы  пару  бочек пороха под ворота  прикатить,-- приноравливаясь к
широкому шагу Басманова, толковал один из  них, худощавый телом с жилистыми,
как бы вывернутыми на сторону  руками и испещренным многочисленными  черными
точками  лицом. Такие  лица бывают  обычно  у людей,  стоявших у  пушек,  от
выбросов пороховых газов, отметил про себя Басманов.
     --  Зачем бочки  под  ворота хотите ставить?  -- до Алексея  Даниловича
начал  доходить  задуманный  стрельцами  план,  но  спросил,  чтоб  услышать
подтверждение собственным мыслям.
     -- Так  ворота все одно  не  выдержат.  Раздолбают их  татары и  внутрь
города ворвутся...
     -- И потом что?
     -- Вот когда они попрут через ворота, то порох  и поджечь. Рванет,  что
чертям на том свете тошно станет! -- в