ни ног, по очереди приставляя ханскую
пятку к своей впалой груди.
     Кучуму  сделалось  легче от мягких, неторопливых  рук знахарки и  успел
подумать, что зря обидел ее,  как незаметно для себя погрузился в сон. Когда
он открыл глаза, солнце  уже начало обычный дневной путь по небу и в городке
слышался привычный шум занятых работой людей. Знахарка  сидела неподалеку от
него   на   корточках,  обхватив  колени  сухими,  почерневшими  от  загара,
морщинистыми руками.
     -- Иди к  себе, -- проронил Кучум сквозь зубы, испытывая  неловкость от
ее присутствия, -- вечером опять придешь.
     -- Хан разрешит сказать слово старой женщине? --  подняла та голову. --
Можно совет дам? Хан не обидится?
     -- Говори, -- кивнул он головой, -- только про отвары свои забудь.
     -- Хану молодой отвар нужен.  Правильно хан вчера  сказал, что не дите.
Мужчина! Ох, какой мужчина! Была бы Бибига молодой девкой, то  смогла бы ему
помочь, --  глаза старухи неожиданно  блеснули при  этих  словах и  все лицо
озарилось мечтательной  улыбкой,--  а  так, хан сам может любую выбрать. Вон
их,  сколько  кругом!  И  всякая  рада будет к  нему в  шатер войти, до утра
остаться с таким мужчиной. Ай, какой красавец мужчина!
     --  Пошла вон,  старая,  -- крикнул  Кучум  и запустил в  нее  сапогом,
пытаясь скрыть смущение, которое вызвали у него слова знахарки.
     -- Пусть хан помнит слова старой Бибиги, --  стремительно выскакивая из
шатра,  крикнула  она,  --  то  лучшее  лекарство...  --   И   отвратительно
захихикала, оказавшись снаружи.
     Старухины слова  он вспомнил после обеда,  когда зашел в шатер Самбулы,
носившей в себе  уже  третьего  ребенка. Она сидела на подушках в  окружении
женщин, занятых  шитьем.  Увидев  вошедшего  мужа,  попробовала  встать,  но
застонала, придерживая руками выступающий из-под халата живот. Капельки пота
поблескивали  на  бледном круглом  лице,  и  Кучум  подбежал,  чтоб  помочь,
испытывая острую жалость к ее страданиям.
     -- Скоро уже? -- спросил шепотом, глянув на сидевших вокруг женщин.
     Самбула  сделала знак, чтобы  женщины вышли,  и только после этого тихо
заговорила:
     --  Видно,  скоро. Сам  наружу  просится. Послушай... -- И потянула его
левую руку к животу.
     Но  Кучум  отдернул  руку,  словно  испугался чего  и отошел, присев на
подушку.
     -- Ты ведь знаешь, не люблю я этого. Вот родишь, тогда возьму на  руки.
А сейчас зачем ему мешать, беспокоить? Сын будет?
     -- Сын... -- Самбула как-то сжалась, опустив низко голову.
     --  Чего  же в том, году дочку родила?  Мне  много сыновей нужно, чтобы
было кому все оставить. Поняла? А то придется еще одну жену взять. Если и на
этот раз девочку родишь, то точно, возьму молодую девку.
     --  Бери,  -- покорно  отозвалась  Самбула, не  поднимая головы,-- тебе
видней. Видно, я плохая жена...
     -- Хватит плакаться. Вон, какого богатыря родила. А? Знаешь, как я  рад
был? Но мне десятерых таких надо, как наш сын Алей.
     -- Эта  девочка будет,-- неожиданно  уверенно  проговорила Самбула.  --
Женись.  Но и та, другая, десятерых не  родит. Мальчики  реже родятся. Я  не
виновата... -- И она тихонько, почти  беззвучно заплакала, торопливо вытирая
слезинки краешком платка.
     -- Тьфу, на вас! -- Кучум резко поднялся. -- Только выть и умеете! -- И
торопливо пошел из шатра.
     Женщины никуда не уходили, они стояли тут же  у  входа, опустив глаза в
землю. Широко шагая, он промчался мимо со злостью посмотрев на них, опять не
понимая, почему он злится, почему  не по душе слова Самбулы. Ведь на то воля
Аллаха, что дочь родилась после Алея. На все воля Аллаха...
     Навстречу  ему попалась  привезенная  послами  пленница, о  которой  он
совсем  забыл   за  ежедневными   хлопотами.  Девушка  несла  воду  с  реки,
придерживая двумя руками кувшин.  Ее босые ноги мягко ступали в белесую пыль
на  мгновение  показываясь  из-под  длинного  грубой  работы  платья.  Кучум
остановился, ожидая  пока девушка  подойдет, ждал,  что  она  остановится  и
поклонится,  как это делали  женщины  городка  при встрече  с  ним. Но  она,
опустив глаза  и делая вид,  будто не заметила хана, не спеша  и  не сбавляя
шага прошествовала  мимо. Ее  плавная  походка и едва заметно покачивающиеся
бедра,  длинная,  чуть  тронутая  загаром  шея, делали  девушку  похожей  на
журавля, что столь же неторопливо вышагивает по болоту.
     -- Эй,-- крикнул он, вспоминая ее имя,-- почему не приветствуешь своего
хозяина? --  но слова его повисли в воздухе. Девушка не  остановилась, то ли
не расслышав, то ли не поняв его слов.
     "Как же ее зовут?" -- подумал он, но так и не  припомнив, пошел дальше.
Хан наткнулся на  улыбчивого Тураша,  который  еще  издали начал улыбаться и
кланяться, увидев хана.
     --  Когда  на  охоту  едем?  --  спросил,  почтительно  отступая  и  не
переставая кланяться, Тураш.
     -- Скоро,  скоро,-- ответил Кучум, продолжая думать о чем-то своем,-- а
ты, случаем, не знаешь, как русскую девку зовут?
     --  Как не знать?  Тураш все  должен знать. На  то и  охотник. Хан  сам
говорил: смотри, слушай, запоминай...
     --  Так говори,  --  Кучум  недобро посмотрел на  него, выставив вперед
подбородок, пощелкивая пальцами,-- чего тянешь?!
     --  Сейчас, хан, сейчас,--  Тураш запустил грязную  пятерню под  шапку,
сдвинув  ее на ухо,-- очень  трудное имя у девки. Как  всех  лошадей у  хана
зовут -- помню, как  соколов моих зовут --  тоже помню, а как девку ту зовут
--  тоже  помнил, но  имя  такое...  Да и  зачем мне  помнить,  как  ханскую
невольницу   зовут?  --  неожиданно  закончил  он,  лукаво  улыбаясь.--  Хан
проверить решил,  верно, да?  А потом скажет:  "Почему Тураш знает,  как имя
моей  девки?  Надо последить за  ним!"  Точно говорю? Угадал? Турашу  других
девок хватает. Зачем ему ханская девка...
     --  Дурак!  -- и Кучум сгоряча двинул в улыбчивое лицо,  сбив  шапку на
землю.-- Пойди и узнай, как ее зовут.
     -- Раз надо -- узнаю, -- испуганно залепетал Тураш, и подхватив с земли
шапку, со всех ног кинулся за невольницей, которая уже скрылась из вида.
     Кучум  в  очередной раз, не  находя причины выпиравшей из  него злости,
направился к  своему шатру, думая,  что действительно неплохо бы отправиться
вечером на утиную  охоту. Благо  молодая птица уже встает  на крыло и ловчим
соколам  не придется долго  искать  добычу,  и  твердо решил сегодня  же, не
мешкая, отправиться на ближайшее озеро и там заночевать.
     У шатра его дожидался брадобрей Халик,  который являлся  к нему  каждое
утро.  Но  сегодня  Кучум  совсем  забыл  о нем,  еще не придя  в себя после
тяжелого сна. Коротышка  держал на коленях медный  тазик, поблескивающий  на
солнце, и о чем-то беседовал со стражниками. Увидев приближающегося хана, он
захлопал в пухлые ладоши и громко закричал:
     -- О, мой  хан! Как я скучал без тебя! И солнце не так ярко  светит для
бедного Халика. Почему хан не улыбается и не  зовет его к себе? Или я обидел
чем моего хана? Пусть тогда хан возьмет мою острую бритву и отрежет мне ухо,
но только простит меня и снова начнет улыбаться.
     --  Я твой  длинный  язык отрежу!  Болтаешь,  как  баба,--  раздраженно
проворчал Кучум, проходя в шатер.
     Халик вкатился следом за ним, не переставая щебетать.
     -- Что пользы хану от моего непутевого  языка?  Кто  тогда  скажет  ему
правду? Кто утешит в тяжелый день? А что я болтаю как баба, так тут он опять
прав. Мужчина тот, кто имеет  жену и детей. А  у  бедного Халика нет жены и,
верно,  никогда не  будет. Кому я  нужен  такой?  --  не  переставая  сыпать
словами, брадобрей  меж тем  суетился вокруг  усевшегося на  подушки Кучума.
Помог снять ему  сапоги,  халат и, разложив свои инструменты, юркнул  вон из
шатра.  Через несколько секунд  он  вернулся, бережно неся в тазике  горячую
воду. Не  успел  Халик приступить к бритью, как  в шатер  просунулась голова
улыбающегося Тураша, и он громко прошептал:
     -- Ана! -- выразительно вращая при этом глазами.
     -- Что? -- не понял Кучум.
     -- Ана, -- повторил тот. И произнес по складам -- Ана. Девку так зовут.
     --  А-а-а,   --  равнодушно  протянул  Кучум,  уже  забыв  данное  тому
поручение, -- иди, готовься к  охоте.  Прямо сейчас и  поедем.  Сам реши, на
какое озеро ехать.
     -- Ага! -- глаза Тураша радостно сверкнули, и он исчез.
     -- Дурак он, твой Тураш, неожиданно спокойно и без обычных своих ужимок
произнес Халик,-- неправильно сказал имя русской девки.
     --  Что? --  удивился Кучум  не столько тому, что коротышка  знает  имя
невольницы, а скорее серьезности его тона. -- Как, говоришь, имя ее?
     -- Анна,  --  так  же  спокойно  ответил  брадобрей,  орудуя маленькими
щипчиками над ханской головой, -- нас  же с ней вместе везли, вот и узнал ее
имя. Она хорошая девушка.
     -- А ты, случаем, не влюбился в нее? -- усмехнулся Кучум  и внимательно
поглядел в глаза Халику.
     -- Разве я могу любить такую девушку? -- с горечью произнес  брадобрей.
-- К тому же она твоя невольница.
     -- Хочешь, подарю?
     -- Зачем хан так шутит?
     -- А...вот ты и выдал себя. Ладно. Прикажу поместить вас в один шатер с
этой... как ее... Анной. То-то потеха будет!
     -- Хан не сделает этого, а то... а то...
     -- Что? Что ты можешь сделать? Сбежишь вместе с ней?  Отвечай! Отвечай,
когда тебя спрашивает твой хан!
     -- Я убью... себя,-- с трудом выговаривая слова, ответил тот.
     -- Вот так-то. Помни о своих словах. И если дальше будешь досаждать мне
своими  шуточками, то жить тебе с ней в одном шатре. Иди.--  Кучум оттолкнул
от  себя сникшего, униженного Халика и, тяжело переводя дыхание, крикнул ему
вслед:
     --  И  готовься ехать сегодня на  охоту. Будешь у  меня вместо пса уток
таскать.
     Немного  успокоившись, он  велел охраннику позвать  юз-башу. Когда  тот
вошел, коротко  сообщил о предстоящей  охоте  и приказал отрядить с  ним  не
более десятка человек и, помедлив, добавил:
     --  Подготовь  лошадей:  одну для  Халика-коротышки,  а  вторую...  для
женщины. Иди.
     Когда  отъехали  от  городка,  Кучум,  вырвавшись вперед,  привстал  на
стременах и оглянулся.  Чуть  позади  скакали, улыбаясь, Тураш  и  его  брат
Кылдас,  тоже знающий толк в ловчих соколах. Они держали  каждый  по  птице,
пристегнутые тонкой цепочкой  к  левой руке охотников,  головы  которых были
плотно  накрыты  специальной  шапочкой.  Иногда  при  сильной  скачке соколы
вскидывали крылья  навстречу порывам  ветра, вертя головой, пытаясь  когтями
сбросить шапочку, но, не  доставая  до  нее, еще сильнее цеплялись лапами за
охотничью рукавицу, удерживаясь и балансируя на руке.
     Следом за  ними два  нукера везли  клетки с запасными  птицами  уже без
шапочек  на головах. Они,  злобно  щеря клювы, непрестанно вертели головами,
оглядывая все вокруг.
     Далее двигались  воины  охраны,  меж  которыми явно  выделялась хрупкая
фигурка девушки,  совсем не  плохо державшейся  в седле. Она  была  хороша в
темно-зеленом  халате, облегающих  стройные  ноги  шароварах, заправленных в
длинные красные  сапоги и круглой с лисьей опушкой шапке на голове. Издалека
Кучум  не  мог разглядеть ее лица, но  ему  показалось, будто она улыбается,
радуясь чему-то своему подставляя лицо мягкому порывистому ветру.
     Рядом  носились  собаки,  время от  времени громко лая и покусывая друг
друга, возбужденные предстоящей охотой. И в самом конце на невысокой кобылке
трясся  Халик с  испуганным  выражением на маленьком сморщенном  личике.  Он
чувствовал  себя несчастным, всякий раз ожидая от Кучума нового  подвоха или
унижения. Но ослушаться хана -- не поехать на охоту -- он не посмел и сейчас
всеми силами  старался удержаться  в седле, чтобы  не грохнуться на землю  с
лошади.
     Преодолев  по  небольшому  сложенному   из  нескольких  бревен  мостику
глубокий овраг, свернули  за узкую тропинку,  видневшуюся в  густом ельнике.
Теперь  ехали  шагом, где  уклоняясь, где  прикрываясь  руками  от  хлещущих
колючих зеленых лап. Но вот  лес  закончился, и они  выехали на крутоярье, с
которого была  видна тонкая  полоска лежащего далеко  внизу Иртыша. Тураш  и
Калдыс быстро обнаружили  спуск и спрыгнули  с лошадей, держа их на коротком
поводе,  начали медленно  спускаться вниз, скользя  по  траве едва  заметной
тропинки. Все участники  охоты, осторожно ступая пошли вслед за ними. Кучум,
приотстав, поравнялся с девушкой, с  интересом поглядывая  на нее. Скачка не
только разгорячила, но и развеселила  девушку. Она тихо чему-то улыбалась, и
не  поднимая  глаз,  осторожно   переставляла  ноги   по  скользкой   тропе.
Почувствовав пристальный взгляд, она подняла голову и встретилась взглядом с
Кучумом, который неожиданно подмигнул и кивнул ей головой, как бы спрашивая:
"Ну,  как  ты?  Ничего?"  -- и  она  ответила  тем  же полукивком:  "Ничего.
Спасибо".
     Кучум подождал ее внизу и, подавая руку, тихо спросил:
     -- Я до сих пор не знаю как тебя зовут. Вот и решил узнать.
     --  Анна,--  со смущенной улыбкой ответила она и  добавила, но  я плохо
говорю на вашем языке, хотя почти все слова понимаю.
     -- Научишься, -- успокоил Кучум. -- Не страшно?
     -- Страшно сперва было, но сейчас ничего.
     -- Откуда ты родом? Где жила раньше? -- переспросил он.
     -- О, очень далеко. Княжество Рязанское. Рязань. Там тоже большая река.
Очень большая. Ока.
     --  Ока,--  задумчиво повторил  Кучум, вскакивая на  коня.  Потом  уже,
отпустив поводья, полу обернувшись, крикнул.-- Но  у нас тоже хорошо. Да? --
и  поскакал  нагонять  охотников,  уже  внимательно  выглядывающих  Дичь   в
прибрежной осоке.
     Влево  от  них  уходила  подошва  холма,  с  которого  они  только  что
спустились. Река в этом месте отступила от подножья,  оставив широкую полосу
земли с  высокими кочками, заливаемую  по весне водой и поросшую осокой. Меж
ними скапливались небольшие озерца, где в изобилии  гнездились утки. Сейчас,
во  второй  половине лета,  они уже остановили  свои гнездования и кормились
вместе с выводками ближе к реке, набирая силы перед отлетом.
     Охотники пустили  собак  вперед и они подняли  небольшую стайку чирков,
которые шумно захлопали крыльями, спеша оторваться от земли.
     -- Давай!!! -- взвизгнул азартно Тураш и, освободив от  цепочки сокола,
сорвал колпачок с его головы и подбросил высоко вверх.
     Тот  несколько  раз  взмахнул  широкими  крыльями, взмыл  еще  выше  и,
оглядевшись,  наконец,  заметил летящих вдоль реки  чирков. Но он не  спешил
кинуться на них сразу, а набрав высоту, залетел  со  стороны реки, заставляя
чирков сбавить скорость и повернуть к охотникам.
     --  Уйдут  ведь! Уйдут! -- закричал Кучум и, нахлестывая коня, помчался
туда, где могли приземлиться чирки.
     -- Не спеши, хан,-- Тураш  без труда нагнал его, умело направляя своего
гнедого меж  высоких кочек,-- мой  сокол  свое дело  знает.  Он  их  от реки
заворачивает, к нам гонит.
     И  точно.  Стайка  испуганно  пронеслась мимо  и,  прошелестев крыльями
совсем рядом, ушла в сторону холма.
     Кучум  выхватил  лук, но не  стал стрелять  наугад.  В это время Кылдыс
выпустил второго сокола, взлетевшего наперерез утиной стае.
     -- Ай, ай, ай! Пошел! Пошел! -- кричал он, хлопая в ладоши.
     Но сокол, ослепленный солнечным светом, полетел  к  лесу  и  уселся  на
сухую вершину толстенного тальника, беспокойно вертя головой.
     --  Ой, дурачок.  Испугался, бедненький... Чего  же ты,  а?  -- ласково
заговорил Кылдыс, пытаясь подманить птицу.
     Зато сокол  Тураша легко  нагнал летящих  низко  над землей  чирков  и,
сложив крылья, ринулся  на стаю. Ударил грудью переднего,  долбанул клювом и
уже медленно, расправив крылья, опустился рядом с  упавшей  в траву  птицей,
прижав ее когтистой лапой, и продолжал долбить.
     Когда Тураш  отнял у  него добычу, утка была уже  бездыханна.  Похвалив
питомца,  он дал  ему  несколько  кусочков  вяленого мяса,  поглаживая жадно
глотающего подачку сокола.
     Кылдысу пришлось лезть на дерево  под  насмешками нукеров,  чтобы снять
оттуда заупрямившуюся птицу.
     -- Я ж тебе говорил вчера, что не надо было его  кормить. Вдруг наш хан
на охоту поедет. Ты не послушал. Теперь доставай из ящика другого сокола, --
пенял ему Тураш.
     -- Ничего  и этот сейчас пообвыкнет, разлетается. Испугался немного, --
оправдывался Кылдыс.
     Кучум  со  стороны наблюдал  за  Анной, для  которой  охота  с  ловчими
соколами  была  внове,  и  она  широко раскрытыми  глазами следила  за  всем
происходящим, стремясь постичь  азарт  увиденного  зрелища.  Неожиданно  она
направила коня к Кылдысу и, протянув к нему руку, приказала:
     -- Дай! Я тоже хочу!
     Тот сперва оскалился  в усмешке, готовый резко ответить  ей,  но увидев
одобрительный  взгляд Кучума, покорно передал сокола уже накрытого шапочкой,
лишь сказав:
     -- Руку обмотай тряпкой, а то порвет,  --  и для убедительности показал
жестом, что девушке нужно сделать. Та поняла его  и, достав из притороченной
к  седлу  сумки  платок, обернула  вокруг  левой  руки,  стянув тугим узлом,
помогая  себе зубами. Нукеры  столпились вокруг,  одобрительными  возгласами
поощряя и подбадривая ее. Халик,  заметив, что настроение Кучума значительно
улучшилось, подъехал поближе к нему и весело заговорил:
     --  Какая храбрая девушка. Не только красивая, но и храбрая. Не  боится
дикую птицу на руку садить. А вдруг она в глаз клюнет? Что тогда?
     Кучум с интересом наблюдал за Анной и только отмахнулся от коротышки:
     -- Сокол соколу глаз  не выклюет. Смотри лучше,  чтоб он тебя, как того
чирка, из седла не вышиб.
     Анна  меж  тем успокаивала возбужденно  машущую крыльями птицу,  что-то
ласково  шептала ей,  прижимаясь губами к  накрытой  шапочкой голове сокола.
Вскоре он перестал бить  крыльями  и  мотать  головой.  Замер, усаживаясь на
девичьей руке  и, казалось, внимательно слушал ее слова. Анна слегка тронула
повод и поехала вперед по тропе.
     Кылдыс  спрыгнул на  землю и подбежал  к  ящику, в  котором  находились
другие птицы.  Он  достал несколько колпачков, надел  их на головы  соколам,
подавая одного Кучуму, другого выбрал себе, а остальных отдал нукерам.
     --  Сейчас  будет большое озеро,  --  указал  рукой на  кусты  тальника
Тураш,-- надо разделиться и ехать с двух сторон. Как поедет хан?
     -- Мне все равно. Здесь ты главный.
     -- Тогда поезжай вслед за Анной, гляди чтобы она  в трясину не заехала.
А мы с другой стороны будем гнать на вас стаю. Возьми кого-нибудь, чтоб дичь
подбирал.
     -- А вот он и будет, -- хан кивнул на понуро опустившего голову Халика,
-- лучшей собаки не найти.
     -- Тогда, поехали,-- подстегнул коня Тураш и крикнул остальным нукерам,
чтоб следовали за ним, крупной рысью затрусил в сторону зарослей тальника.
     Кучум нагнал Анну, когда та  уже подъезжала к усеянному кочками болотцу
и указал в сторону небольшой речки.
     -- Нам туда.
     -- А где остальные? -- испуганно оглянулась она, но, увидев выезжающего
из ложбинки Халика, улыбнулась и покорно поехала вслед за Кучумом.
     Они ехали вдоль  небольшой  речушки с  заросшими  темно-зеленой  травой
болотистыми берегами,  отыскивая место для переправы. Речка впадала в озеро,
откуда  хорошо был слышен шум крыльев,  всплески садящихся на  воду  птиц  и
непрерывное кряканье.  Меж  этими  звуками Кучум различил  едва доносившееся
гоготанье: "Гуси  кричат. Значит,  скоро зима.  Птица друг  друга сзывает  к
отлету".
     Солнце, скрытое  от них стволами тальника, выбрасывало время от времени
острые  пики  лучиков, высвечивая  воду, траву и тонкую сеть паутинки, там и
здесь  разбросанную   по   деревьям.  Маленький   шустрый  паучок  торопливо
подтягивался  вверх, спеша поскорее убраться от наезжающего на его  паутинку
Кучума.  "Известие должно  быть  какое-то,  --  отметил он  про себя, --  от
Мухамед-Кула давно нет  ничего..." Теп