ана Ибака,
и с  тех пор про  хана Шейбана запрещено  говорить под страхом смерти. Но от
этого никуда не уйдешь. Правда все одно вылезет на свет, как сабля из ножен.
И если  будет  пойман Едигир и его  ближайшие родственники, то... хан  Кучум
может уже ничего не опасаться... К тому времени я  должен стать  его  правой
рукой, а тупых воинских начальников надо отдалить от него любыми путями".
     Так рассуждал Карача-бек, скакавший впереди  возглавляемой им сотни. Но
по странному стечению обстоятельств или по  злому умыслу Алтаная с  ним была
отправлена  пятая сотня, которая  вчера,  в  Кашлыке,  кричала громче всех и
требовала  от хана выплаты положенных денег и возвращения домой. Там же ехал
и зачинщик всего, кипчак Зайнулла, которого  велено было с надежными  людьми
отправить с каким-то поручением и по дороге с ним расправиться.
     Не знал  всего  этого Карача-бек  и  преспокойно  скакал,  подхлестывая
своего коня,  чтоб пораньше достичь селения,  где,  по сообщению лазутчиков,
скрывался Сейдяк.
     Неожиданно он услышал, что сотня, идущая вслед  за ним, остановилась и,
повернув голову в ту сторону, с удивлением заметил, как все сбились в кучу и
горячо что-то обсуждают.
     Карача-бек смекнул,  что происшедшая заминка  не случайна,  и, медленно
развернув  коня,  направился к  сгрудившимся воинам. Не  доезжая  нескольких
шагов до них, он крикнул:
     -- Что случилось, доблестные воины?
     Но  никто даже не  обратил  на  него внимания, и  все продолжали горячо
спорить, размахивать руками, наезжать конями  друг на друга. Карача решил не
вмешиваться  в их  спор  и  натянул  поводья,  ожидая, когда  узнает причину
задержки. Вскоре к нему направился один из всадников, в котором Карача узнал
юзбашу отряда.
     -- Плохо дело,-- показал тот рукой на орущую толпу,-- вчера бунтовали и
сегодня  то же самое. Еще и хуже.  Толкуют, что  раз  им хан  не  платит, то
нечего и служить ему.  Там главный заводила Зайнулла, он всех и подбивает  в
степь обратно идти, а по  дороге нескольких беков  ограбить и  все меж собой
поделить. Добром это не кончится. Я чего думаю, поехали-ка подобру-поздорову
обратно в Кашлык, а они пусть сами разбираются.
     Карача оценивающе посмотрел на юзбашу, которого била крупная дрожь, как
от озноба, провел указательным пальцем по  верхней губе и неожиданно стегнул
того наотмашь по испуганному, трясущемуся лицу:
     -- Значит, такой ты юзбаша! -- крикнул на него и направил коня  прямо в
гущу спорящих людей.
     Не   ожидавшие  такого   поворота   дел   конники   расступились  перед
Карачой-беком, и крики на время смолкли.
     -- Храбрые  воины,-- обратился  он  к  ним,  не давая  передышки  коню,
нахлестывал  того, пока не прорезал всю ораву и не разбил на две половины.--
Я  согласен с  вами, тем  более, что сам не богат  и  нет  у  меня  улусов и
невольников, кто бы  работал на меня. Всем хочется  домой. И  в этом понимаю
вас. Ваши начальники пьянствуют и совсем  не думают, как вы встретите жуткую
сибирскую зиму. Я согласен помочь вам, но...  если вы четвертую часть добычи
отдадите мне. Вы не знаете этих мест, а я вырос здесь. Решайте...
     Удивленные  воины  слушали  ханского  визиря,  открыв рты и  недоуменно
поглядывая друг на друга.
     -- Дело говорит, однако,-- сказал негромко? кто-то.
     -- А не обманешь? -- тут же послышались вопросы самых недоверчивых.
     --  Сообща  оно,  понятно дело, сподручнее  будет,--  закивали головами
ближайшие к Караче.
     В  образовавшееся  свободное пространство  выехал худощавый  мужчина  с
рыжеватыми волосами и такой же каштановой бородкой.
     -- Я  кипчак Зайнулла,-- заговорил он  негромко,  и по тому, как  его с
почтением слушали, можно было  догадаться, что он у них за главного,-- мы не
знаем, кто ты, но если твои слова от сердца, то вот тебе моя рука,-- и, сняв
обшитую стальными пластинами рукавицу, он протянул Караче  плотную и упругую
ладонь.
     Тот пожал ее и, дружески улыбнувшись, поднял руку вверх:
     -- Я всегда уважал храбрых людей, а если они еще и умны, то вдвойне.
     --  Хорошо, визирь,  что ты  предлагаешь?-- вглядываясь Караче в глаза,
спросил Зайнулла.
     -- То, что вы задумали, не так легко выполнить, особенно если все хотят
остаться живыми и здоровыми, а не валяться в лесу с пробитой головой. Я хочу
сказать,  что так просто  селения  богатых  беков не взять.  А нищие  вам не
нужны, так я понимаю?
     -- Правильно понимаешь,-- засмеялись вокруг.
     --  А  потому  надо действовать  хитростью. Неподалеку  находится  улус
Соуз-хана. Он очень богагый  человек, но его городок хорошо  охраняется, и с
наскоку  вам  его  не взять. А  потому...-- Карача  сделал небольшую паузу и
обвел  всех  глазами,  заметив,  что все слушали  с  утроенным  вниманием  и
недоверие на лицах воинов исчезло,-- потому я  поеду первым  и  сообщу тому,
что наш  хан послал  вас схватить  Сейдяка. Но  без  моего  знака ничего  не
предпринимать. Согласны?
     -- Согласны!  --  дружно заорали  все. И лишь Зайнулла продолжал так же
внимательно наблюдать за  говорившим  и ничем  не выразил своих  чувств.  Но
увидев,   что  вся  сотня   согласилась-с  планом  визиря,  кивнул  головой,
проговорив:
     -- Что ж, будь по-твоему. Но если предашь... сам понимаешь...
     -- Я связан с вами обещанием и клянусь, что делаю это от всего сердца.
     На том и  порешили. Карача-бек поехал вперед один, а сотня  должна была
через  какое-то время скакать по его следу, благо, что вчерашний снег только
чуть подтаял на солнце и следы хорошо на нем просматривались.
     Карача хлестнул коня и, отъезжая,  повернул  голову  в сторону Кашлыка,
посмотрел на тропу, по которой они ехали. Вдали виднелась небольшая фигурка,
уменьшающаяся на глазах. То  никем не замеченный юзбаша  поспешил в городок,
чтоб доложить хану о случившемся.
     "И это тоже  хорошо...--  подумал Карача, пряча скользнувшую  по  губам
недобрую ухмылку.--  Поглядим, что из  всего  этого выйдет.  Или буду первым
человеком в ханстве, или..."
     Когда  Карача-бек подъехал  к  городку  Соуз-хана,  то  еще издали  был
замечен охранниками на башнях и остановлен грозным окриком оттуда:
     -- Стой! Куда прешь?!
     --  Доложи хозяину, что к нему ханский визирь  явился с  поручением.  И
открой ворота, морда неумытая!
     Человек с  башни  соскользнул  вниз,  и через какое-то время заскрипели
ворота  и  образовался  небольшой  проем,  через который  Карача неторопливо
проследовал  внутрь  городка.  Навстречу  уже  спешил  сам  хозяин,  льстиво
улыбаясь всеми складками заплывшей физиономии.
     --  Какой гость!  Какой  гость пожаловал,-- приговаривал  он  на  ходу,
вытянув  вперед обе  руки, отчего  его тучное  тело бурно  колыхалось в такт
шагам,--  почему не послал никого  заранее? Я  бы заранее  барашка  для тебя
специально зарезал, музыкантов позвал. А так...
     Карача соскочил  с лошади, поводя неровными плечами, двинулся навстречу
Соуз-хану  и позволил  заключить себя в  объятия, ощутив  запах распаренного
тела вперемешку с восточными благоуханиями.
     -- Не забыл  еще,  кто тебя нашему хану представил?  -- посчитал нужным
напомнить гостю Соуз-хан.--  Должником  моим будешь теперь до  конца  жизни.
Большим человеком стал, и  все благодаря кому? Ладно, я  твой  друг,  и  мне
ничего не нужно,  главное, чтоб  помнил о  моей доброте и бескорыстии,-- все
частил  тот,  сыпля   словами,  и  трудно  было  разобрать,  что   говорится
откровенно, а что из лести.
     Карача-бек дал ему высказаться и, когда  запас обязательных приветствий
был исчерпан, неожиданно спросил:
     -- Стражников много у тебя или все тут на башнях?
     -- А  что такое?  Или негодный  самозванец Едигир объявился  и  идет на
меня,  чтоб  поквитаться  за  все? -- всполошился  Соуз-хан, и маленькие его
глазки торопливо  забегали, осматривая стены городка и как  бы пробуя их  на
прочность.-- Говори скорее, Карача-бек, с какими вестями приехал?
     -- Плохие вести.-- Услышав это, Соуз-хан охнул и, застонав, прижал руки
к  лицу.--  Да не умирай раньше смерти, будет тебе. Если с умом подойти,  то
все в  нашу пользу и обернется.--  И он рассказал  о бунте  в Кашлыке  и что
теперь  сотня  степняков едет  сюда, чтоб убить и ограбить Соуз-хана.-- Но я
что  думаю,-- продолжил  он,  наблюдая, как тот едва не  лишился  чувств  от
услышанного,--  надо  их  встретить  хорошо,  запустить  в  крепость  и  тут
расправиться с ними. Иначе... несдобровать нам.
     -- Век не забуду  твоей заботы и помощи,-- залепетал Соуз-хан,-- только
воинов у меня всего две сотни. Справятся ли?
     --  Две  сотни?! -- изумился Карача.--  А тебе  сколько их надо? По два
человека на каждого, и хватит.
     --  Так те же волки,  львы,  а не люди! Что мои людишки с ними  сделать
могут?  Они только в карауле и привыкли стоять да с  поручениями ездить. А в
сражениях-то никто, почитай, из них не участвовал. Где им...
     -- Тьфу  на  тебя! Две  сотни, да чтоб с одной не справились! Где такое
видано?! Ладно, что-нибудь придумаем еще, чтоб промашки не было. Вели тащить
стрел побольше  на башни и засесть на  каждой по нескольку хорошим лучникам,
чтоб били без промаху. Есть такие?
     -- Найдутся,-- с сомнением в голосе выдавил Соуз-хан.
     -- Остальные же пусть укроются кто где наготове и ждут, когда я крикну:
"Бросай оружие!" И тогда уж выскакивают и действуют по обстановке. Понял?
     -- Все понял, пойду распоряжусь,
     --  Погоди пока.  Есть  ли у тебя  трава сонная,  чтоб человека  с  ног
валила? -- Хозяин закивал  головой.-- Пусть ее побольше в кумыс намешают. Да
зови своих музыкантов, которых для меня хотел выставить. Как все рассядутся,
чтоб играли  без устали. И самое главное, угощение готовь знатное,  как  для
лучших гостей. От того наша с тобой жизнь зависеть будет. И не жалей ничего,
а то... знаю я тебя.
     В это время с вышки закричали:
     -- Конников вижу! Много их... около сотни будет, однако.
     -- Какой у  тебя дозорный  глазастый,-- пошутил Карача и  сам  пошел за
ворота встречать приехавших.
     Сотня спешилась у ворот и оставила коней под при смотром двух воинов, а
остальные  шумно  ввалились в крепость,  толкаясь и рассматривая  сидящих на
башнях охранников. Зайнулла шел рядом с Карачой и вполголоса спросил того:
     -- Ну как хозяин?
     -- Все в порядке, сейчас угощение велит подавать.
     -- Это хорошо,-- согласился кипчак, крутя головой по сторонам,-- только
чего-то на башни  столько  мужиков позалазило, что как бы бревна не рухнули.
Не много ли для встречи?
     --  То  они на вас поглазеть залезли, не  видели  еще  столько народу в
крепости  у себя,-- успокоил  его Карача,--  вон  и музыканты  пожаловали,--
перевел он внимание Зайнуллы,-- с музыкой нас встречают.
     Вновь прибывшие робко  расселись, поджав под себя ноги,  прямо  посреди
крепости,  но  Карача  заметил,  что сабли и кинжалы они  держали  наготове.
Правда, луки и копья остались вместе  с лошадьми за ворогами, но ухо с этими
головорезами надо было держать востро.
     Заиграли  музыканты, и слуги начали носить угощение. Появился и большой
бурдюк с кумысом, из которого каждому налили по пиале. Степняки одобрительно
запе-реговаривались меж собой, пили кумыс, подставляли пиалы для добавки.
     --  А ты чего  не  пробуешь угощение? --  обратился Карача  к Зайнулле,
увидев, что тот не берет в руки пиалу.
     -- Сперва надо дело сделать, а потом уж и о веселье думать.
     -- Тоже верно,-- согласился визирь,-- ладно, пойду хозяина  поищу. А то
как бы он не удрал от нас под шумок.
     Степняки  накинулись на  дармовое  угощение и  шумно выражали одобрение
гостеприимству  хозяина.   Многие   хлопали   ладонями  в   такт   музыке  и
раскачивались,  улыбаясь  блаженно друг  другу. Карача  разыскал трясущегося
Соуз-хана в шатре и спросил тихо:
     -- Все готово, как я сказал?
     -- Да, да,-- закивал  тот головой, и маленькие глазки  его  наполнились
слезами,-- а если они ворвутся ко  мне в шатер?  Не  уходи,  Карача-бек,  не
покидай меня! Хочешь, я заплачу тебе?
     -- Да пошел  ты...-- плюнул и его сторону Карача и, повернувшись, вышел
вон, ощущая брезгливость к трусости своего бывшего соседа.
     Ему почудилось, что за шатром скользнула чья-то  фигура, подслушивающая
разговор с Соуз-ханом, но  особого  значения  этому он не придал,  поскольку
внимание его привлекло происходящее внутри городка.
     Воины пятой сотни, опьяненные хмельным кумысом, казалось, забыли, зачем
они пришли  сюда.  Многие  из  них горланили свои песни совершенно не в такт
несущейся  музыке, другие с  жадностью  набросились на  угощение,  и громкое
чавканье  неслось  отовсюду. Но многие уже  сонно  хлопали глазами  и дружно
позевывали.
     Карача  от радости чуть не дал волю своим  чувствам,  но  заставил себя
сдержаться и отправился к месту,  где недавно оставил  Зайнуллу. Однако того
там не  оказалось, отсутствовали  еще  несколько человек, что сидели  прежде
возле своего предводителя. Карача решил,  что  те отошли  куда-то  по  своим
делам, и двинулся на поиски начальника стражи городка.
     Он нашел  его возле  башни у  центральных  ворот. Незаметно кивнул ему,
спросив:
     -- Все идет хорошо?
     --  Да,--  так  же  незаметно  ответил тот,-- только несколько  человек
выскользнули за ворота. Я не посмел их удерживать.
     -- Какие они из себя? -- встрепенулся Карача. Из описания выходило, что
то был  Зайнулла со своими друзьями, сразу вспомнилась  и фигура  у шатра, и
нетронутое бунтовщиком угощение.
     -- Отправь нескольких  человек  за  ворота,  чтоб  узнать,что  они  там
делают. Но в драку пусть не ввязываются.
     Стражник  кивнул головой и отошел.  Но не успел он сделать и нескольких
шагов,  как с башни  раздались крики, и,  подняв  голову, Карача увидел, что
один  из защитников рухнул вниз с торчащей из шеи стрелой, другие прикрылись
щитами и сами пытаются отстреливаться. Он все понял и,  выскочив на середину
площади, прямо меж пирующими воинами, громко заорал:
     -- Бросай оружие! Вы окружены!
     Степняки  вначале  не поняли, что эти слова обращены  непосредственно к
ним. Они  удивленно смотрели  на  Карачу  и на  появившихся  невесть  откуда
сибирцев с луками  и копьями наперевес.  Некоторые вяло схватились за сабли,
плохо  соображая  после принятия  сонного  кумыса, что им  делать,  но тонко
свистнули  несколько  стрел  и  пригвоздили  на  месте охотников  взяться за
оружие.
     Послышались крики:
     -- Нас предали! Заманили!  Ловушка! Бежим! Но бежать было  им некуда. В
воротах также  стояли лучники  с  натянутыми луками и  с  башен  свешивались
стрелки, готовые по первому знаку расправиться со степняками.
     --  Бросайте  оружие,  а то  все  здесь  поляжете!--  повторил  Карача,
пристально оглядывая всю массу окруженных степняков. Краем глаза он заметил,
как слева от него смуглый небольшого роста сарт вытащил из-за пояса кинжал и
взмахнул рукой. Последующего он не видел,  так как бросился плашмя на землю,
но услышал  свист  пролетевшего  над ним  оружия. И  тотчас  несколько стрел
впилось в незащищенного сарта. Он вскрикнул и схватился за бок.
     Карача неспешно  встал, отряхнулся  и, не оглядываясь больше, зашагал к
воротам. Оттуда он крикнул начальнику стражи:
     --   Выводи  всех   за  ворота  и  захвати  побольше  веревок.--  Потом
остановился, вспомнив об ушедших бунтовщиках:-- Да, пусть полсотни скачет за
сбежавшими, а остальных коней отогнать подальше.--  И, не дожидаясь  ответа,
вышел из крепости.
     Начали выводить и схваченных степняков. Они шли,  понуря головы, бросая
злобные взгляды в сторону Карачи.
     Позади всех шествовал Соуз-хан  в блестящих на солнце боевых доспехах с
золотой насечкой. Его шлем был украшен разноцветными  перьями, а  в  руке он
держал огромную саблю с рукоятью в драгоценных камнях.  Он  подошел к Караче
и, кивнув головой на пленников, спросил:
     -- Вот как  мы их ловко взяли. Мои  воины дрались,  как львы, и  я  сам
зарубил двоих!
     Карача  взглянул  на  девственно чистую  саблю  в его  руках  и не  мог
удержаться от смеха:
     --  Ты, верно,  их  тени  порубил,  а  то получается,  что  враги  твои
бестелесны и бескровны оказались.
     Соуз-хан несколько  смутился, сообразив  о допущенном промахе, и махнул
рукой:
     -- Да  я ее уже вытер о траву. Зачем сталь поганой кровью пачкать.-- И,
желая перевести разговор, спросил:-- Ведем их в Кашлык, к нашему хану?
     -- Поведем пока  вон до  того  леска,--  неопределенно ответил Карача и
пошел к своей лошади, привязанной отдельно от других.
     Подталкиваемые  копьями  и   саблями  охранников,  степняки  дошли   до
березового  леска, в  глубине  которого помещалось  местное кладбище. Следом
несли на древках копий раненых. Среди защитников  городка был убит лишь один
стрелами, что пустили сообщники Зайнуллы, ускользнувшие из крепости. За ними
была отправлена погоня, но Карача особо не надеялся на успех.
     Возле  опушки все  остановились, дожидаясь дальнейших указаний. Карача,
не сходя с лошади, подозвал к себе начальника стражи и велел  построить всех
в  один ряд. Когда  это было  исполнено, то визирь спрыгнул на землю и пошел
вдоль  понуро стоящих пленников. Он зорко всматривался в их лица  и время от
времени тыкал пальцем в грудь, командуя:
     -- Выходи... И ты... Шаг вперед... Тоже...
     Степняки, не понимая, зачем это нужно, подчинялись и выходили из строя.
Можно  было  заметить,  что  в  большинстве  то  были злобного  вида  воины,
бросавшие на предавшего их Карачу свирепые взгляды  ненависти. Верно, именно
эти взгляды и заставляли его сортировать пленных по такому принципу.
     Дойдя до конца строя, он повернулся и поманил к себе начальника стражи.
     --  Связать этих,--  коротко  бросил ему.  А затем  начал  что-то  тихо
объяснять шепотом.
     Тем временем половина охранников бросилась исполнять приказание визиря.
Они повалили  выведенных из строя  степняков на землю и связали им за спиной
руки. К ним подошел  начальник стражи  и  так же тихо  объяснил,  что делать
дальше.  Они поглядели  на  него  с  недоумением и  двинулись к близрастущим
березам.
     По одному полезли на вершины деревьев и, закрепив  там веревки, держась
за них,  попрыгали  вниз.  Деревья  напружинились и  пригнули  тонкие ветки.
Подбежали еще несколько человек, помогая удерживать их в согнутом положении.
     Степняки с недоумением  и даже усмешками поглядывали на  пригоговления,
не  понимая, для чего  сибирцы сгибают березки и  как это с ними,  пленными,
связано.  Но когда к березам  потащили первых  из указанных Карачей, то  они
вроде бы поняли, в чем дело. Многие заволновались, зашептали молитвы, подняв
глаза к  далекому, покрытому тяжелыми  кустистыми облаками небу, попадали на
колени. Но ни один из них не попытался даже  бежать, чтоб спастись. Все  как
зачарованные  смотрели,  как привязывают к ветвям их  товарищей за ноги и за
руки, проверяют прочность узлов.
     При этом сибирцы даже посмеивались,  похлопывая  осужденных по голове и
что-то им приговаривая  вполголоса.  Наконец веревки были закреплены  у пяти
человек,  и охранники повернули головы в  сторону Карачи, ожидая сигнала. Но
тот, словно не видел обращенных к нему  взоров, а сам внимательно смотрел на
Соуз-хана, стоявшего в растерянности рядом с ним.
     -- Ну, дорогой  сосед,  командуй своими воинами,-- усмехнулся Карача,--
не ты разве их в  плен взял?  Чего смущаешься,  словно красная девица? Верши
суд. Твои нукеры ждут.
     --  Что  ты... Не могу я им такое приказать...-- затрясся тот.-- Не мое
это  дело, не мое. Я в казнях сроду участия не  принимал  и палачом не буду.
Ты, Карача-бек, все затеял, ты и до конца доводи.
     -- Кишка тонка, говоришь! А если бы они тебя на копья вздели, то как бы
ты тогда запел?  А?  Ладно, ладно, так хану Кучуму  и доложу, что пожалел ты
бунтовщиков. А уж что он решит, поглядим...