неодолимой живительной  силе,  питающей и поддерживающей  сыновей  родных  и
приемных.
     А князья ждали его слова, всецело доверившись опыту своего товарища.
     --  С Богом? -- спросил Едигир  и  неуклюже  впервые  перекрестился  на
людях.
     --  С  Богом!  --  ответили те,  тоже  перекрестившись.  Легкой  рысью,
пригнувшись к седлам, они поехали в сторону леска, за которым совсем недавно
скрылись  казаки.  Едигир чуть приотстал, пытаясь еще  и еще раз понять, как
будут действовать  ордынцы. Он  увидел как  несколько  всадников  неожиданно
кинулись  наперерез им,  нахлестывая коней. "Заметили",--  понял он, догоняя
спутников.
     Девлет-Гирей  вел  двадцать тысяч всадников вместе  со своими  старшими
сыновьями.  Он  вышел  раньше обычного срока, когда  русские  еще  не  ждали
степных  гостей, едва  закончив сеять хлеба,  и  готовились к сенокосу.  Ему
удачно  удалось обойти заставы меж Волгой  и Доном, смять несколько казачьих
станиц, не давая уйти почти никому, и  сейчас он точно рассчитал выйти в тыл
воеводам  Шеину и Шереметьеву, совсем  не  ожидавших его с этой  стороны. Он
отправил две тысячи легких  улан, которые должны были  растоптать и рассеять
небольшие дозорные отряды русских. Сам же вдоль  волжского берега устремился
на  Рязань,  выискивая  подходящие  места  для  переправы.   Возглавлял  его
двухтысячное войско  главный  ханский воевода  Дивей-Мурза, не раз громивший
русские заставы и знающий хорошо все тропинки и переправы в округе.
     Вчера  они  упустили  небольшой отряд  казаков, сумевших  вырваться  и,
отбиваясь, умчаться, затерявшись  в густых прибрежных лесах. Ханский воевода
зло покусывал остроконечную крашеную бородку,  зорко  всматриваясь в степной
простор, и ориентируясь  по  едва  заметным приметам,  больше  полагаясь  на
собственный нюх  степного волка, столько лет  безошибочно  приводивший его к
цели.   Он  раньше  других  заметил   мелькнувшие  на  фоне   леса   силуэты
немногочисленных всадников. Со стороны было видно,  что  лесок невелик и его
можно охватить  с двух сторон, перехватив  беглецов на  выходе. Взмахом руки
Дивей-Мурза послал две полусотни своих улан перекрыть выезд из леска. Тех не
нужно было торопить еще не успевших этим летом досыта измочить кривые клинки
в  русской  крови  и скидать  в  обоз  добычу  от  набега. Степная злость на
ускользавших  русских  закипела  в  них, вылилась  диким  посвистом, визгом,
ударами  плетей  по закусившим удила  лошадям. Распластавшись в  диком беге,
уланы растеклись цепью, спеша зажать в леске небольшой русский отряд.
     Дивей-Мурза  привычно представил, как проведут мимо него с наброшенными
на шею  волосяными арканами нескольких пленных уже полуголых и  босых,  и он
скользнет   равнодушным   взглядом  по   разбитым  лицам  тех,  кто  пытался
противостоять ему, остановить неумолимую поступь  ханского войска. Он всегда
мог  предсказать,  предвидеть,  как поступят русские воины  в том  или  ином
случае, и чуть опережая их, успевал нанести удар первым. Вот  и сейчас нужно
всего  лишь  перехватить этих  беглецов,  а  затем внезапно появиться  перед
небольшой крепостью, стоящей одиноко на бугре, забросать  горящими стрелами,
сжечь,  выкурить  из  нее  остальных  и уже после спокойно  присоединиться к
войску Девлет-Гирея, небрежно обронив: "Путь на Рязань свободен, мой хан". А
тот усмехнется в  ответ,  не сказав  ни слова.  Ведь так оно  и должно быть.
Ханский приказ  выполняется  всегда. За  невыполнение --  смерть.  И  голова
ханского воеводы полетит первой. А в случае предательства будет вырезан весь
род, включая малолетних детей и стариков.
     Так жили  задолго  до  них и  не им,  простым смертным,  менять законы,
предписанные  самим Аллахом. Но ведь и  ханы смертны. И  Дивей-Мурза  хорошо
помнит, как  взошел на престол его нынешний  господин,  обезглавив несколько
сотен  человек,  поднявшихся против  него.  Может  быть, звезда Девлет-Гирея
дольше других просияет на небосклоне. Род Гиреев -- великий род  и почему бы
не  им   вернуть  правоверным  те  земли,  что  силой  и  коварством  отняты
плотоядными русскими,  разметавших  в  разные стороны два великих ханства --
Казанское и Астраханское.
     Это в тенистых садах Бахчисарая хорошо предаваться неге и слушать стихи
придворных поэтов, ласкающих ханский слух. Воевода  не верил, что изнеженные
руки  Девлет-Гирея могут сжать  горло московского  царя  и заставить вернуть
обратно захваченные настырными  русскими земли. Хан  смотрит в рот турецкому
султану   Сулейману   Великолепному,   единственному   властелину   Востока,
по-настоящему сильному и могущественному.  Именно по его приказу он нападает
на  русские  заставы,  вытаптывает хлеба их полей,  оставляя  тела  погибших
нукеров под стенами русских городков. Султан со всего берет свою долю, в том
числе  и  с каждого набега:  тканями, серебром, невольниками. Была  бы  воля
Девлет-Гирея и он  не  выходил  бы из  Крыма, оставаясь  многие годы  в  его
тенистом  влажном  сумраке,  окружая  себя самыми  прекрасными невольницами,
собранными со всего мира. Нет, не может воин, подолгу не садившийся в седло,
стать  могучим властелином и заставить врагов  бояться  себя. Разве  русские
бояться  Крымского  хана?  Тогда  почему  не  везут  они  ежегодную  дань  в
Бахчисарай  и не складывают с почтением ее возле ханского трона? Более того,
они  осмеливаются  выставлять  полки   и  показывать  зубы,  норовя  укусить
побольнее.  Но  придет час  великого наказания  за все их грехи, совершенные
против законных  властелинов  степи. Девлет-Гирей поклялся сжечь ненавистную
Москву,  а их царя привезти привязанного за хвост мерина к себе во дворец. И
когда  он  соберется  с  силами, пересилит свою леность, вот  тогда  русские
окончательно поймут, кто их властелин.
     Дивей-Мурза  чуть  приоткрыл  глаза,  сомкнутые  во  время  его  долгих
размышлений, и  с удивлением увидел, что посланная им полусотня возвращается
обратно.
     -- В чем дело? -- грозно крикнул он запыхавшемуся сотнику, вернувшемуся
ни с чем. -- Где русские, которых ты должен был привести ко мне на аркане?
     -- Мы не нашли их,-- понурившись, ответил тот.
     -- Что значит не нашли? Они выехали из леса?
     -- Нет.
     -- Значит, они там?
     -- Их нет нигде, мы осмотрели каждое дерево.
     -- Уж не мне ли самому прикажешь заняться  этим?  Иди и не возвращайся,
пока не притащишь их сюда.
     Сотник развернул  коня  и  гортанно крикнул  своим  нукерам, указывая в
направлении леса, и те неохотно отправились на поиски исчезнувших дозорных.
     Едигир  с  князьями,  въехав  в  лес, уже знал,  что  крымцы  продолжат
преследование и  обязательно  попытаются охватить  лесок с  обеих  сторон, а
потому не спешил выбираться в открытую степь. Продвигаясь вглубь, он заметил
небольшой  овражек, уходивший  в  сторону  реки,  сплошь  закрытый зарослями
кустов, образующих густую непроглядную стену. Ему удалось вскоре  найти едва
заметный  проход, через  который он  пролез сам  и  провел коня, сделав знак
остальным следовать  за  ним.  Князья недоумевали,  с чего  это  они  должны
прятаться,  но  не стали перечить, а  забрались вслед за Едигиром в укрытие,
так что со стороны узкой тропинки, проходящей через лесок, их совсем не было
заметно.
     Через некоторое  время  показались  осторожно  пробирающиеся  всадники,
внимательно  осматривающие  заросли. Ничего  не заметив,  они проехали мимо.
Князь  Барятинский беззвучно  показал,  что опасность  миновала.  Но  Едигир
упрямо покрутил головой,  приложив палец  к губам. И  точно,  ждать пришлось
недолго, крымчаки вновь проехали  по  тропе, раздвигая пиками кусты. Но и на
этот раз они не заметили укрывшихся в  лощине дозорных. Выждав  еще какое-то
время, Едигир  подал  знак выходить, но приказал двигаться  в ту же сторону,
откуда въехали в лесок. Дойдя до опушки, увидели, что крымская конница  ушла
далеко вперед, оставив их позади себя. Тогда они вскочили на коней и выехали
из леса. Едва проехав несколько шагов, Едигир заметил конный отряд человек в
двадцать, стоявший на соседнем холме.
     -- Татары,-- первым крикнул Петр  Колычев, но  все и без  него увидели,
что крымцы помчались им наперерез, рассыпавшись цепью.
     -- Перехитрил нас их башлык, -- зло выдохнул Едигир, -- послушался вас!
А надо было темноты дождаться!
     Обратно  в лес,--  выкрикнул Федор Барятинский  и  уже  повернул коня в
сторону тропинки.
     -- Нет, -- отрезал  Едигир, --  в  лесу  нас быстро достанут.  Уходим к
реке!
     -- Но там укрыться негде, -- удивился Барятинский.
     --  Уйдем, -- уже  пригнувшись к конской шее,  бросил им Едигир, первым
поскакав вдоль леса, выбирая наиболее короткий путь к реке.
     Опытный  Дивей-Мурза  сразу понял, что  русские затаились  в лесу,  где
степнякам трудно  будет их отыскать.  Не желая тратить  драгоценное время на
поиски нескольких человек, а они наверняка отправили кого-то упредить воевод
в крепости,  он оставил небольшой отряд подле леса дожидаться, когда беглецы
сами выйдут на  них.  И теперь, горяча коней, они бросились в погоню,  спеша
нагнать четверых русских, необдуманно бросившихся в сторону реки. Они слегка
замешкались,  дав русским оторваться, и теперь, вытянувшись  клином, скакали
следом, свистя и улюлюкая. Но не обремененные  долгим переходом кони русских
ни  в  чем не уступали легким крымским лошадкам,  и  расстояние  меж ними не
сокращалось.
     Едигир  несколько раз обернулся  и понял, что  далеко им  не уйти, если
начнут петлять  меж  оврагами  и перелесками.  Он  глянул  вперед  и  увидел
темнеющий  в  стороне  лесок  поменьше  того,  в   котором  они  только  что
укрывались, и направил коня к нему.
     -- Куда?!  --  зло  крикнул  Петр Колычев,  увидев  что Едигир  изменил
направление, и расстояние меж ними и крымцами тут же сократилось.
     -- Не отставай,-- ответил  тот,  вынимая лук. Татары громко заверещали,
рванув  коней наперерез  беглецам,  боясь в  очередной  раз упустить  их,  и
попытались достать стрелами, но безуспешно. Татарские кони начали уставать и
тяжело храпели, мотая головами, со свистом втягивая воздух. Из двух десятков
человек, что бросились за беглецами, лишь пятерым удалось продолжить погоню,
не снижая темпа и неотступно следуя за ними.  Остальные растянулись по всему
полю,  наблюдая  издали  за  погоней, надеясь, что  и  пятеро  их  товарищей
справятся, прижав русских к лесу, а там и они подоспеют на помощь.
     Едигир безошибочно угадал, что  за леском  сразу же начинается глубокий
овраг, куда верхом лучше не  соваться. Но и убегать пешими, бросив коней, не
хотелось.  Нужно было попробовать  отбиться от крымцев, которые  гнались  за
ними, используя уловку, что он много раз применял в Сибири.
     -- Укройтесь за деревьями и готовьте пищали,--  крикнул он,  как только
добрались до лесной опушки,-- да коней привяжите покрепче.
     Молодые князья, соскочив  с коней и привязав их, укрылись  за  толстыми
стволами деревьев, приготовив пищали. У каждого в руках уже  дымился фитиль,
а  ружья  были  заряжены  заранее.  Они  с недоумением  проводили  взглядами
Едигира, умчавшегося куда-то вдоль опушки, оставив их одних.
     -- Куда он? -- поинтересовался Репнин.
     -- Может, дорогу разведать... -- Неуверенно ответил Барятинский.
     -- Не похоже... Неужели уйдет? Бросит?
     --  Поглядим.  Целься  лучше.   А  стреляй   шагов  с  десяти,--  Федор
Барятинский сощурил левый глаз и осторожно поднес фитиль к запалу, -- мой --
первый, а вы возьмите следующих двоих, -- руководил он стрельбой.
     Татары,   продолжая   улюлюканье,  почти  доскакали  до   леска,  хищно
высматривая меж  деревьями затаившихся русских  воинов. Они  слишком  поздно
заметили направленные на них пищали. Когда раздался залп, то первым сбросило
на землю  с  пробитой пулей грудью вырвавшегося вперед полу сотника,  а  под
двумя  другими  всадниками  тяжело  ранило  лошадей, и  они от жуткой  боли,
причиненной раскаленным свинцом, взбрыкнув,  рванулись, сбрасывая  их.  Двое
сумели  вскочить на  ноги и кинулись вслед  за  лошадьми, забыв о засевших в
леске русских воинах.
     Меж тем князья успели во время небольшой заминки перезарядить ружья и к
моменту подхода остальных крымцев встретить  их новым залпом. Но на этот раз
татары действовали осторожнее и  не стали приближаться  к лесу ближе, чем на
ружейный  выстрел.  Лишь  одна  пуля  угодила на  излете в круп  лошади,  не
причинив  ей  особого  вреда.  Крымцы  съехались вместе, наблюдая  издали за
князьями,  решая,  как  без   потерь  захватить  их.  Три  молодых  всадника
проскакали  галопом  на  безопасном расстоянии,  злобно  скалясь и  потрясая
саблями.
     -- Ишь, сволочи, живьем взять норовят! -- сплюнул на землю Репнин, -- Я
им живой не дамся. Раз убили  их  человека,  теперь  замучат  и до  обоза не
доведут.
     -- Чего они там затевают? -- горячился Колычев,-- может, сабли наголо и
прорвемся? Не так их и много.
     --  Тогда уж лучше в  лес податься. В  поле они  нас  порубят, стрелами
достанут.
     -- Ха! А в лесу по одному повыловят! Я, как заяц, петлять не собираюсь.
     -- Куда же Василий делся? Неужели и вправду сбежал?
     И каждый их  них в тайне думал об этом, но поверить до конца... Нет, не
мог человек,  деливший  с  ними пищу и кров, обратившийся к Богу с молитвой,
сбежать,  бросив  их. Вдруг  рядом  тонко пропела стрела и один из  конников
судорожно  дернулся сползая  с  коня,  схватившись  рукой  за  шею.  Татары,
ошеломленные внезапностью гибели воина, завертелись на месте, а тем временем
другая стрела впилась в лицо еще одному всаднику.
     Сколько Федор Барятинский не всматривался в просветы меж деревьями,  но
не смог увидеть стрелявшего из засады воина.
     -- Это он, Василий! -- крикнул Федор радостно,-- двоих уложил!
     Татары решили, что засевших  в лесу стрелков лучше  брать стремительным
броском, и поскакали на них, прикрываясь круглыми щитами.
     Вдруг  по лесу прокатился  низкий звук, от  которого у  каждого  живого
существа стыла  кровь.  Так мог  выть  лишь голодный волк,  созывая  на  пир
собратьев, чуя близкую поживу.
     -- У-у-у...-- Неслось из леса.
     И вскоре другой голос отозвался с противоположного конца леса, а  потом
еще  и  еще  затянули  заунывную  песню,  подвывая  друг  другу.   У  Федора
Барятинского  все сжалось внутри.  Сколько  раз  он слышал, стоя  на крыльце
своего дома в деревне, как где-то в лесу  в зимнюю пору воют  серые хищники,
скликая один другого,  чтоб соединив силы, напасть на одинокого путника, без
жалости  растерзав его, растащить  на  части по белому снегу, оставив к утру
лишь  обглоданные кости. Но сейчас, в  начале лета,  как могут волки подойти
так близко к людям?! Нет, тут что-то не то...
     Не  только  князья  услышали  жуткий  волчий  вой.  Достиг он  и татар,
заставив и их вздрогнуть. Если люди могли перебороть  в себе страх, то кони,
замедлив  шаг,  замерли,  прядая  ушами, сбились  в  кучу  и,  не  повинуясь
поводьям, кинулись от  леса, от злобного, жуткого, преследующего их волчьего
воя, пытаясь сбросить с себя всадников.
     -- Бегут! Гляди, бегут татары! -- радостно закричал Петр Колычев.
     Затрещали ветки и к ним подбежал разгоряченный Едигир, крикнув:
     -- За  ними!  Пока не опомнились  -- гнать надо! -- и первым  побежал к
своему мерину, испуганно перебиравшему ногами.
     -- А как же волки? -- удивленно  крикнул вслед  ему  Алексей Репнин, --
они где?
     --  Не  бойся,  волков  не  будет,--  улыбнулся  Едигир и  сложив  губы
трубочкой, негромко воспроизвел низкий звук, так напугавший всех. Его мерин,
услышав исходивший  от  хозяина волчий вой, едва не упал на колени, задрожав
всем телом.
     --  Вот оно  что...--  Репнин  был явно разочарован,--  А я-то и впрямь
думал, будто ты волков вызвал из леса...
     --  А  ты  разве  не слышал? -- спросил уже забравшийся  в седло  Федор
Барятинский.-- Кто из соседнего леска отвечал?
     Они проехали, не останавливаясь, мимо убитых крымцев, и Федор брезгливо
кривя губы, тихо сказал:
     -- Первый раз человека убил...
     -- Может то я  попал? -- запальчиво крикнул Колычев.  --  Какая разница
кто. Лучше было, если бы они нас прирезали тут?
     --  Да я не о том, --  Федор был  необычайно  задумчив и  первые легкие
морщинки прорезались на его высоком лбу,  -- ведь я человека  жизни лишил...
То вправе только Господь Бог делать...
     -- Ладно, умствовать,-- к Колычеву враз  вернулось доброе настроение  и
он возбужденно посверкивал своими васильковыми глазами.
     -- Не  догнать нам их уже,-- проговорил Едигир, вглядываясь в темнеющие
вдалеке спины крымцев,-- может и к лучшему. Куда едем?
     -- К нашим надо под Рязань пробираться, -- ответил за всех Барятинский.



        "Об осаде и взятии приступом"
        "вражеского укрепления"

     Осаде укрепления предшествуют действия для ослабления  врага. У  врага,
запертого  в укреплении,  следует  уничтожить  посевы  и  прекратить  доступ
продовольствия  и  подкреплений.  Следует  принять  меры  для  охраны своего
лагеря. Затем  следует  окружить врага  рвами и  стенами,  испортить воду  у
врага, выпустить воду из его рвов или завалить  их. Массивные оборонительные
сооружения следует уничтожить при помощи машин. Заманив врага к воротам, где
можно произвести вылазку, следует уничтожить их посредством конницы.
     Поймав соколов, кобчиков, галок, сов и  голубей, следует привязать к их
хвостам воспламеняющиеся вещества и пустить во вражеское укрепление.

        "Из древнего восточного манускрипта"



        "ОСАДА"
     Боярин  Алексей Данилович Басманов  удалился  в вою  вотчину вместе  со
своим сыном Федором Алексеевичем не только для присмотра за хозяйством, но и
по причине  более важной для него. Будучи уже в солидных летах, имея немалый
воинский опыт, отличась в глазах государя при взятии Казани, удержал крымцев
на  Судбищах,  когда  против  одного  русского явилось  по  десять татарских
всадников. Потом с Ливонией  повоевал, взяв приступом Нарву. Опять  ходил  в
Дикое Поле отбивать крымцев. Вместе с Иваном Васильевичем Полоцк брал. Успел
и в самом  Великом  Новгороде  наместником  побывать. При царском  дворе  не
последний  человек...  В  окольничие  пожалован...  Его  советы  царь теперь
слушает  с тем же вниманием,  что некогда к Адашеву прислушивался. Он первый
заговорил,  первым  мысль  подал  Ивану  с  Москвы  на  время  съехать  и  в
Александровой   слободе   обосноваться,  бояр  к  ответу  призвать.  Он   же
присоветовал войско отдельное завести, обособив его от прочих. Уж потом царь
намекнул, мол, хорошо бы с боярами разойтись  как с  неверной женой,  но как
сделать  то  сподручнее. Вместе думали и надумали  назвать  царские земли  и
людей на них опричными, отдельными, значит, от других  земель. Дале он  царю
был не нужен. Потому и попросился от двора, указав на нездоровье, надобность
раны подлечить в усадьбе, в тиши.
     Раны хоть  и болели, но не настолько, чтоб с  Москвы съезжать. Дела там
горячие начинались  и можно было пользу  немалую  извлечь, окажись  он  там.
Только не мог Алексей Данилович терпеть далее подозрительный царский взгляд,
губы, искривленные  недоверием, и все чаще вспыхивающие  лютой  злобой серые
водянистые  глаза, длинный, словно  что-то  вынюхивающий  нос,  тонкие белые
пальцы,  снующие  по угреватому лицу,  постоянно скребущие  быстро  редеющие
волосы. Все стало вдруг  неприятно в любимом некогда царе, и он  уже  не мог
держать   это  чувство   в  себе,   скрывать  от   других,  боясь  ненароком
проговориться,  уличить самого себя.  Уж  лучше в поле под  стрелы и  кривые
сабли, чем под немигающий Царский взгляд  в тишине пустого  и  всегда  жарко
натопленного дворца. От  жары случалось постоянно потеть боярину, ощущать на
спине  и животе  липкий, дурно пахнущий пот, причинявший ему чисто  телесные
страдания  и желание  быстрее уйти