хана.
     Нет, они  еще  не знают, что значт  встать поперек  дороги Рябому Нуру.
Сейчас  он устроит им  достойную встречу. "Встречу, встречу..."--  билось  у
него в мозгу в такт бегу.
     Он  достиг небольшого  ложка, уходящего  в  сторону реки, быстро сбежал
вниз и тут же стал подниматься, невидимый со стороны, вверх, ближе к  тропе,
проходящей  рядом. Сзади послышалось  тяжелое дыхание догнавших его нукеров.
Рябой Hyp оглянулся, удостоверившись, что все они здесь и никто не отстал.
     --  Пошли  пятерых дальше по  тропе, чтоб устроили завал из деревьев,--
шепнул  он  одному  из них, прозванному Бурен,--  а  остальные пусть готовят
стрелы. Сейчас мы их встретим.
     Команду  шепотом передали от одного нукера к другому, и пятеро  человек
бесшумно  скользнули вверх  из  ложка  и скрылись в  лесу. Остальные залегли
редкой  цепью, укрывшись за  растущими  по  склону  лога деревьями. Степняки
никак не могли пройти мимо, не наткнувшись на засаду.
     Наконец, показались два осторожно пробирающихся по лесу всадника,  то и
дело  крутящие  головами  из-за круглых с  медной насечкой  щитов. Рябой Hyp
показал рукой, чтоб их пропустили не трогая...
     -- Дозорные,-- тихо шепнул лежащему рядом Бурену.
     Следом  показалась  большая группа воинов, растянувшаяся  попарно вдоль
лесной тропы.
     -- Беру  первого,--  Рябой Hyp  показал на себя указательным пальцем, а
Бурену выбросил два. Тот согласно кивнул и передал знак остальным.
     Стрелы бесшумно легли на  обмотанные кожей  рукояти  луков.  Натянулась
тетива.  Каждый выбрал  свою цель.  И... несколько мгновений прошли в долгом
ожидании. Наконец, Рябой Hyp пронзительно свистнул и спустил тетиву.
     Почти враз вскрикнули передние всадники,  схватившись руками за  грудь,
за  горло, выпуская поводья,  клонясь к земле.  Рванулись в  чащу испуганные
кони, сбрасывая с себя  мертвых, налетая  на  стоящих сзади.  А из ложка все
сыпались  длинные  сибирские  стрелы  с  ястребиными  перьями  в  желтоватую
полоску. Менбаша (тюрк.) - тысяцкий.
     Степняки  соскочили с коней,  укрылись за  деревьями и послали ответные
стрелы  в сторону сибирцев. Над головой  Рябого Нура мягко вошла в березовый
ствол короткая стрела, подрагивая гибким телом. Он выдернул ее, рассматривая
трехгранное жало с глубокими зазубринами.
     -- Не отравленная? -- спросил тихо Бурен.
     -- Кто ее знает. Может и так...
     -- Что делать будем? Сейчас врукопашную полезут.
     -- Отправь двоих, чтоб лес сзади них запалили, а мы отходим.
     И он  легко заскользил  вниз  по ложку, а затем резко  повернул  влево,
выбрался наверх и побежал вдоль тропы, слыша сзади себя  прерывистое дыхание
нукеров.  Вскоре  они добежали до  топкого места, где к тропе с  двух сторон
подходило  болото,  непроходимое  для  коней.  Тут   уже  несколько  человек
торопливо  сооружали  завал,  стаскивая  поваленные бурей  стволы  деревьев.
Подбежавшие с Рябым Нуром воины кинулись им на помощь.
     Сам Рябой Hyp прикинул, где лучше разместить воинов, оглядел подступы к
завалу.
     -- Слышь,  Hyp,  дымком  потянуло,--  втянул широкими  ноздрями  воздух
взмокший от бега Бурен,-- сейчас они повалят сюда как чумные зайцы.
     -- Пусть нукеры лезут на деревья. Близко не подпускать, сражение нам ни
к чему. Их больше раз в пять.
     -- Стрел всего ничего...
     -- Сам знаю. И что из этого?
     -- Долго не продержаться,-- ответил Бурен и пошел к воинам.
     Вслед  за легким, едва  ощутимым  в воздухе дымком налетел  запах гари,
вызывающий у любого смятение и тревогу. Послышалось испуганное ржание коней,
треск ветвей, крики степняков.
     Рябой  Hyp проследил, как  его нукеры быстро  вскарабкались  на деревья
вокруг  тропы, укрылись  меж ветвей,  выставив  перед собой приготовленные к
стрельбе луки. Затем обошел завал и опустился на землю, невидимый со стороны
тропы, положив рядом лук, короткий кинжал и копье.
     Через  полуприкрытые  глаза он видел  кроны деревьев и  далекий  покров
неба,  которое  как  бы  удерживалось  тонкими ветвями, пружинящими под  его
тяжестью.   Послышались  тихие  голоса  подобравшихся  к  завалу  степняков,
бряцание удил, лошадиный храп. Потом кто-то спрыгнул на землю и чей-то голос
крикнул:   "Осмотрите  с  той  стороны..."  Рябой  Hyp  напрягся,  продолжая
неподвижно лежать, и, повернув голову,  увидел двух степняков, подбирающихся
к нему с вытянутыми в руках саблями. Коротко взмахнув кистью правой руки, он
бросил в ближайшего  кинжал,  перевернулся  через голову,  подхватив  копье.
Второй разведчик не успел ничего понять, а лишь широко открыл глаза, увидев,
как его товарищ рухнул на колени, схватившись за  горло, из которого торчала
рукоять  кинжала. Он повернул обратно, попытался закричать, но копье  Рябого
Нура прошло  через него насквозь,  вылезло  тонким жалом посреди  груди.  Он
натужно  захрипел,  выкатя  язык,  и  ухватился  руками за  березовый ствол,
обдирая ногтями тонкую кору, подтягивая слабеющее тело к дереву.
     А по тропе к  завалу прибывали всадники, гонимые из лесу едким  дымом и
становящимся  все громче треском горящего дерева. Воины  скучились голова  к
голове, испуганно высматривая меж деревьями сибирцев. Но те затаились вверху
и ничем не выдали пока себя.
     Рябой  Hyp  осторожно  выглянул  из-за  завала и увидел  Кучума,  резко
отдающего команды, сыпля ругательствами. На нем был округлый стальной шлем с
коротким  шишаком на  конце  и длинным  наносником, делающим его  похожим на
хищника. Конь  под ним беспокойно  перебирал  ногами, пытался  выбраться  из
толпы, злобно кусал соседей крепкими зубами.
     Нур поднял лук,  не  спеша прицелился, вложив  стрелу с  четырехгранным
наконечником, что пробивала сердце сохатого. Но сизые клочья дыма накатывали
на всадников, скрывая их от  стрелка. Рябой Hyp затаил дыхание,  слившись  с
луком,  с  тетивой, натянутой до мочки  правого уха.  Он  сам стал  стрелой,
готовый лететь и впиться тому  в горло,  лишить  жизни.  Злость  душила его,
рвалась наружу.
     Но  Кучум кинул  настороженный  взгляд в  сторону  завала,  уловив  там
какое-то  движение,  блеск черных  прищуренных глаз,  Рябой  Hyp поймал  его
взгляд, хотя он хорошо  укрылся меж деревьями, и, решив,  что медлить больше
нельзя, спустил тетиву.
     Стрела ушла  со  свистом,  неся  смерть  на  острие кованого  жала,  и,
чмокнув, воткнулась в цель. Новый порыв ветра  закрыл всадников сизой дымной
пеленой, и Hyp заскрипел зубами, что не  мог увидеть  гибели врага. Тут же с
деревьев засвистели стрелы его нукеров, а он бросился в глубь леса, выручать
Едигира. Колчан бил по спине, ветки хлестали в лицо, но он,  не ощущая боли,
нырнул  в  лесную  чащу, отчаянно кашляя от едкого дыма. Так  он бежал вдоль
тропы, пока не  увидел  нескольких  всадников, сгрудившихся вокруг  пленного
Едигира. Тот сидел на низкорослой лошадке, со связанными сзади руками.
     -- Ага, вот вы-то мне и нужны,-- тихо  проговорил  он, натягивая лук.--
Эй! -- крикнул громко и, когда степняки повернулись на крик, спустил тетиву.
Ближайший к нему всадник, громко охнув, сполз с седла.
     Остальные  прикрылись  щитами  и обнажили  сабли. Двое  из них, понукая
коней, попытались  въехать в лес. Кони неохотно шли в глубь леса,  испуганно
прядая ушами. Тогда Hyp,  сложив  ладони у рта,  издал протяжный волчий вой.
Кони шарахнулись и повернули  назад, подставив спины  всадников Рябому Нуру.
Еще одна стрела вошла под лопатку степняку, и  тот, дернувшись, ухватился за
гриву лошади.
     -- Отпустите нашего хана, а то всех перестреляю! --заорал он громко.
     В ответ один из степняков занес над головой Едигира
     кривую саблю и крикнул:
     -- Могу его башку подарить тебе на память. Хочешь?!
     --  Если ты мужчина, то выходи один  на один.  Тогда поглядим, чья  шея
крепче.
     И тут он услышал крик Едигира,  не крик, а стон из-за ремня, стянувшего
ему горло:
     --  Рябой!  Поспеши  в  Кашлык...  Пусть  готовятся  встретить  гостей,
собирайте  нукеров...--  Его  голос  прервался.  Hyp  увидел,  что  один  из
степняков опустил рукоять сабли ему на голову.
     --  Псы! Подлые сарты!  Дети шакала! --  закричал он, в бессилии ударяя
кулаками  по стволу смолистой сосны.--  Я  с  вами  еще повстречаюсь! Вы еще
своей кровью умоетесь!
     В  ответ раздался  громкий смех и  свист пущенной наудачу стрелы. После
этого они двинулись по тропе, увозя с собой Едигира.
     Рябой Hyp кинулся обратно  к завалу, чтоб увести  оттуда своих нукеров,
добраться быстрей до Кашлыка, упредить степняков.
     Неожиданно навстречу ему выскочил здоровенный степняк с  копьем в руке.
Он направил наконечник его в грудь Рябого Нура и прошипел:
     --  Сдавайся, пес  сибирский, а то умрешь! Hyp, не сводя  глаз с острия
копья, бросил  свой лук на  землю. Их взгляды встретились, и тут Рябой Hyp в
ужасе округлил глаза, глядя за спину степняка. Тот испуганно глянул назад, и
Нуру  хватило мгновения, чтоб  выдернуть из колчана стрелу и с силой метнуть
тому в горло.
     Стрела  прошла насквозь,  пробив гортань. Сарт  не успел и  вскрикнуть,
лишь скосил глаза к носу, где покачивалось  оперение  от стрелы, и повалился
на Нура.
     -- Ты же просил бросить,-- проговорил он тихо, опуская убитого на землю
и вынув из его рук копье, подобрал лук.
     Возле  завала  вдоль тропы шла  сеча, и Рябой Hyp увидел, что  степняки
одолевают, прижав его воинов к завалу.  Их осталось всего несколько  человек
вместе с раненным в плечо Буреном.
     --  Отходим! -- закричал Рябой Hyp, напав на  степняков  сзади.-- Все к
реке и на ту сторону кто как может.
     -- А где Едигир? -- спросил, тяжело переводя дух, Бурен.
     -- У них,--  отмахнулся болезненно менбаша,-- я не смог освободить его.
Но мы сможем помочь ему, если останемся живы. Уходим.
     ...Кучум, не  принимавший  участия  в  схватке после  того  как длинная
сибирская стрела пробила ему щит, впившись в левую руку, услышал, что стихли
крики  у лесного  завала, не звенят сабли.  Он пошел  к  тропе, ведя  Тая на
поводу. Навстречу к нему спешил юзбаша.
     -- Мой хан, они бежали... Преследовать ли их в лесу?
     -- Разобрать завал и быстрее к реке. Пожар совсем рядом. Торопитесь.


        "ХОЛОД ГЛУБОКОЙ ВОДЫ"

     Старый  рыбак Назис терпеливо сидел  в долбленке над осетровой ямой. Он
приплыл сюда ранним утром,  но бог реки не  хотел сегодня  дать ему рыбу.  А
ведь Назис обещал поделиться с ним печенью осетра, на которого забросил свою
снасть. Речной бог в это лето  стал совсем скупым  и  угнал далеко всю рыбу.
Или он обижен на старого Назиса?
     А разве не  Назис притащил  по весне тушу павшей от  бескормицы клячи и
сбросил ее  под лед, в угощение речному  богу. Что от  того, что  от  дохлой
кобылы сильно воняло? Под водой запах не слышен.  О том все знают. И  речной
бог принял  угощение,  довольно урча утащил кобылу вниз,  в  самую осетровую
яму.  Если  бы подарок ему не  понравился, то выбросил бы его на берег. А то
ведь принял...
     -- Раз взял мою  кобылу, то и мне подари хоть одного осетра,-- сердился
старый Назис,-- зачем ты такой жадный? Так нельзя жить. Тебя никто любить не
будет. Люди уйдут с реки, найдут другого бога, а  ты совсем один останешься.
А  знаешь, как худо одному? Тебе не  то что кобылы, а и голой кости никто не
бросит, отощаешь совсем. Вот  я собаку кормлю -- она мне зверя гонит. А тебя
корми,  не корми, не даешь рыбы. Чем я внучат кормить буду? А?  Молчишь?! Не
ты ли у меня две весны назад последнего младшенького сына забрал?!
     При воспоминании об утонувшем во время ледохода сыне у старика задрожал
голос  и крупные  слезы  выкатились из мутных,  плохо видящих глаз. Дома,  в
землянке, он  не позволял себе такой слабости. Тут же, оставшись один, вволю
отводил душу,  ругая речного бога, отнявшего  у него  последнего  сына, Двое
других много лет назад ушли в набег с ханом и не вернулись. А младший, самый
любимый и расторопный, взял в  свою  землянку  их детей.  Теперь, уже второй
год, они живут с Назисом.
     Старик  подергал  за  бечевку,  к  концу  которой  был  привязан острый
стальной крючок с наживкой. Но бечевка подалась легко. Клева не было.
     Тяжело  вздохнув,  старик  представил,  как  ему  придется  по  темноте
возвращаться в свою землянку, минуя насмешливые взгляды соседей. Зато никуда
не  спрячешься,  от своей  ворчливой  старухи,  которая  станет попрекать за
напрасно проведенный день. Утром она отправляла его на  озеро  ставить сети,
но он заупрямился и пошел на реку.
     Старик был упрям  от природы, и это часто оборачивалось  против него. И
сейчас можно было давно возвращаться в селение, но он менял наживку и упорно
ждал клева.
     -- Вот  скажи,--  продолжал  он,--  почему на озере  хозяин воды совсем
другой? Не такой скупердяй,  как ты?  Он людям всегда рыбы  дает, не жалеет,
как  ты, А воды  у него меньше, чем у тебя. И рыба зимой вся мрет, когда лед
толстый, воздуха  мало. Надо  было ему  кобылу ту снести, сейчас  горя бы не
знал... А тебя кормлю, кормлю, а ты...
     Назис опять подергал за бечевку, но результат тот же.
     -- Тьфу! -- Плюнул он в сердцах в воду.-- Чем я тебе не угодил?! Лошади
мало показалось? Может, тебе собаку или  козу нашу  притащить? Ты скажи, мне
не жалко.
     Только шкуру  я  себе оставлю, на шапку. Моя совсем  износилась. Молока
коза почти не дает, у  собаки  зубы выпали, забирай  обоих. Но сперва осетра
мне пошли. Много не надо -- одного...
     Старый рыбак пытался по-хорошему договориться  с речным богом,  но  тот
или спал или  не хотел помочь старику. Ругая  его последними словами,  Назис
принялся вытягивать бечевку и укладывать в долбленку.
     Его лодка, сделанная много лет назад, еще вместе со старшим сыном, была
привязана  к  тяжелому  донному грузу у  края  осетровой ямы.  Рядом кружила
речная вода, затягивая  в омут кору и  щепки. Яма  была  глубокой, и  выпади
Назис из лодки, навряд ли выбрался бы он на берег. Речной бог суров к людям,
нарушающим  его покой.  Даже  сохатыми  не  брезговал,  коль они  попадали в
омут-ловушку, С ним нельзя ссориться.
     Но  Назис, огорченный  впустую проведенным днем, припомнил хозяину реки
все обиды.
     -- Всем  расскажу, какой ты  жадный.  Слышишь?!  -- Но из омута неслись
слабые побулькивания  да  вода  ласкала близкий берег,  оглаживая  его,  как
молодая жена  любимого мужа.-- Нечем мне сегодня  тебя угостить, морда  твоя
поганая. Что ты хуже меня голодный? На вот, жри.-- И Назис в сердцах кинул в
воду собственную  овчинную шапку. Та,  быстро намокая, отплыла  от лодки, но
старик  тут  же  спохватился,  что старуха припомнит  ему  и  эту потерю,  и
притянул ее веслом к себе,
     --  Ладно,  добром  тебя  прошу, не  дашь осетра -- не  получишь больше
угощений  от  меня. И  другим рыбакам  накажу, пусть  на  озеро идут,  а  ты
голодный сиди.  Дашь  осетра?  --  Назис в очередной  раз  сменил  наживку и
закинул снасть в воду.
     В  это  время с противоположного  берега послышались громкие голоса,  и
кто-то  тяжело  плюхнулся  в  воду.  Назис  вздрогнул   и  поднес  ладонь  к
морщинистому лбу, пытаясь разглядеть,  что происходит на той стороне. И хоть
его   глаза  уже  плохо  служили  ему,  но  различили   густые  клубы  дыма,
поднимающегося над лесом. Даже запах гари донесло ветром до старого рыбака.
     -- Чего  ж это  такое  творится?! -- С беспокойством закрутил  он тощей
жилистой  шеей.-- Неужто охотники  лес запалили?  Не должно быть. С ними наш
хан, он баловаться не позволит. А для костра дыму много...
     Тут он увидел стаи лесных дроздов, громко свистящих и пересекающих реку
невдалеке  от  его долбленки. За ними  пронеслись  недружным строем насмерть
перепуганные  чирки, а следом и  тяжелые селезни, натужно  хлопая  крыльями,
перевалили через реку.
     -- Однако,  большая  беда пришла,-- запричитал Назис.  Старческие руки,
обтянутые дряблой  желтой кожей, затряслись, задрожали, не слушаясь хозяина.
Зазвенело тонким комариным звоном в голове, сильнее замигали глаза, проник в
грудь леденящий холод.-- Беда, большая беда,-- повторял  он одно и  то  же и
начал выбирать бечевку, чтоб  скорее плыть  в селение,  известить  о  лесном
пожаре всех соплеменников.
     Бечевка сперва легко  пошла вверх, но вдруг словно зацепилась за что  и
резко потянула обратно, сорвала кожу с рук.
     -- Что за напасть? -- удивился Назис.--  Коряг здесь не должно быть или
принесло  откуда? -- Но тут лодку так тряхнуло, что старик чуть не вывалился
за борт, а бечевка,  разматываясь и струясь  через борт,  резко натянулась и
пошла в сторону от берега,
     --  Осетр! -- заорал  старик.-- Услышал меня речной бог, послал  осетра
моим внучатам на ужин! Сжалился над старым Назисом! Какой гость, какой гость
пожаловал,-- ласково  зашептал он,  закрепляя бечевку  на  носу лодки. Потом
отцепил  долбленку  от  груза,  удерживающего  ее,   и  начал  остроконечным
изогнутым  посредине  веслом  выгребать  в  сторону  от омута, направляясь к
берегу.
     Но омут и осетр  на конце  бечевы  тянули его с удвоенной силой к себе,
словно хотели поиграть со стариком, померяться силами, посмеяться над слабым
человеком. У старика напряглась спина и замелькало весло в руках, выталкивая
лодку с опасного места.
     --  Шалишь, меня  так  не возьмешь.  Рано  мне  к  тебе в гости, речной
хозяин, рано.  Я не  дохлая кобыла, не  дамся...-- И  он с  удвоенной  силой
заработал веслом. Безветрие было на  руку  старику, и он постепенно выгребал
со стремнины, приближая лодку к берегу.
     Осетр  же изо  всех сил рвался на глубину, не давая рыбаку  ни малейшей
передышки.  На  морщинистом старческом лбу  вздулись синеватые вены, обильно
высыпали капли-бисеринки  соленого пота, вереницей  побежали  к  переносью и
сквозь редкие волоски седых бровей проникали в слезящиеся глаза.
     Назис тряс  головой, сердито сбрасывая со лба соленую влагу, не  рискуя
выпустить весло из рук, и лишь иногда локтем утирал взмокшее лицо.
     Берег медленно приближался к лодке...
     Казалось,  что  именно  берег,  а  не  лодка,  прикованная  к  воде,  к
ощерившейся пасти  омута,  постепенно  надвигается на  рыбака.  Единоборство
рыбака и хозяина реки, давнего должника старого Назиса, постепенно выигрывал
человек.  Наконец, старческие  глаза  начали  явственно различать  береговую
отмель,  лужицы воды на ней  и бесстрашных куличков, снующих по  мелководью.
Назис  глубоко вздохнул и едва  не пропустил очередной рывок осетра, который
также почувствовал приближение  берега и рванулся  из последних сил, едва не
перевернув долбленку.  Старик  зло  выругался,  выровнял  лодку  и,  вскинув
голову,  различил невдалеке  от омута несколько  людских  голов, невесть как
оказавшихся в реке.
     Их появление Назис воспринял как угрозу лично себе и пойманному осетру,
которого пришельцы непременно отберут у него. У бедного рыбака врагов всегда
больше, нежели друзей...
     "Сколько их,  чьи это люди?"  -- пронеслось в  голове у старика,  но не
было  времени  на  предположения, ослабевший осетр  уже покорно  тянулся  за
лодкой, не противясь  своей участи;  устал и  бог реки, отпустивший рыбацкую
лодку, и берег... долгожданный берег был совсем рядом, рукой подать.
     Назис уже представил, как появится на пороге своей землянки с пойманным
осетром на спине, как радостно завопят при виде рыбины голодные внучата его,
уважительно зацокает языком старуха, улыбнется просветленными глазами...
     И  вдруг... Глухой крик  захлебывающегося в воде человека  раздался  со
стороны омута. Торопливо крутнув головой, Назис увидел, что один  из пловцов
втягивается мощными струями водоворота в воронку и беспомощно бьет руками по
воде, пытаясь вырваться из охвативших его  щупальцев водяных  струй. Но силы
их были неравны, и участь пловца не вызывала сомнений.
     Омут только  что упустил долбленку старика и  теперь  желал  возместить
потерю  неожиданно подвернувшейся жертво