урью. В центре
из плиток меньшего размера был выложен геральдический знак рода Ференци,
сбоку от которого, возле массивного  камина,  стоял  старинный  стол  из
крепкого черного дуба. Драпировки на стенах покрылись плесенью и свисали
клочьями, повсюду толстым слоем лежала пыль.  Но  было  в  этой  комнате
нечто весьма странное, никак не вяжущееся с окружающей  обстановкой.  На
столе лежали вполне современные бумаги, книги, конверты, печати и  воск,
резко контрастирующие со  всем  остальным,  что  видел  вокруг  Думитру.
Неужели все эти вещи принадлежали Ференци? Думитру  всегда  считал,  что
Старейший мертв или бессмертно пребывает где-то, но то, что  он  увидел,
свидетельствовало об обратном.
   "Нет, - опроверг его мысли вновь раздавшийся в голове  юноши  густой,
низкий голос барона, - это все принадлежит не мне, а.., ну, скажем  так,
моему ученику. Он изучал мои труды и даже осмелился  попытаться  изучать
меня самого. О, ему прекрасно были известны слова, с помощью которых  он
мог вызвать меня, но  он  не  знал,  где  меня  искать,  и  даже  не,  -
подозревал, что я нахожусь здесь, рядом, увы, думаю, что его уже нет  на
свете. Скорее  всего,  его  кости  покоятся  где-нибудь  наверху,  среди
развалин. Мне доставит величайшее удовольствие в  один  прекрасный  день
найти их там и сделать с ним то, что он собирался и вполне  мог  сделать
со мной”.
   В то  время  как  мрачный  голос  Яноша  Ференци  предавался  неясным
воспоминаниям, Думитру Зирра подошел к столу. Он увидел копии  писем  на
неизвестном  ему  языке.  Можно  было  разобрать  даты  пятидесятилетней
давности, далекие адреса и имена адресатов, среди которых были  какой-то
М. Рейно из Парижа, Иозеф Надек из Праги,  Колин  Грив  из  Эдинбурга  и
Джозеф Гурвин из Провиденса, а также множество других из больших и малых
городов по всему свету. Автором всех этих писем  и  адресов,  написанных
одним и тем же почерком, являлся некий мистер  Хатчинсон,  или,  как  он
чаще всего подписывался, “Эдв. X..”.
   Что  касается  книг..,  они  ничего  для  Думитру  не  значили.   Для
невежественного крестьянина, хоть и знакомого благодаря кочевой жизни со
многими языками и диалектами, каким был Думитру Зирра,  такие  названия,
как “Turba Philosophorum”, “Thesaurus Chemicus” Бэкона  или  “De  Lapide
Philosophico” Тритемиса, были не более чем пустым звуком. Если даже  они
и были знакомы ему, смысла этих трудов он не понимал.
   Однако одна из книг была раскрыта, и на  ее  покрытых  толстым  слоем
пыли страницах Думитру увидел иллюстрации, показавшиеся ему знакомыми  и
приведшие его  в  ужас.  Они  во  всех  деталях  и  очень  правдоподобно
демонстрировали самые жесточайшие  пытки.  Вид  этих  картинок  заставил
Думитру,  несмотря  на  то,  что  он  находился  словно  под   гипнозом,
вздрогнуть и отпрянуть от книги. И в ту же минуту взгляд  его  обратился
на  находившиеся  в  помещении  предметы,  прежде  не  привлекавшие  его
внимание. Он заметил  кандалы,  прикованные  тяжелыми  цепями  к  стене,
какие-то ржавые инструменты, в беспорядке разбросанные по полу; в  одном
из  углов  комнаты  стояли  несколько  железных   жаровен,   в   которых
сохранились остатки древних углей и пепла.
   Но  прежде  чем  он  успел  осознать  предназначение  этих  вещей   и
внимательнее  рассмотреть  все  эти  предметы,  если,  конечно,  у  него
возникло такое желание, голос раздался вновь.
   "Думитру-у-у, - проникновенно струился голос в голове юноши, -  скажи
мне, испытывал ли ты когда-либо непереносимую жажду? Случалось  ли  тебе
оказаться  в  бескрайней  пустыне,  где  нет  даже  признаков   близкого
присутствия воды? Чувствовал  ли  ты,  что  твое  горло  превращается  в
сплошную болезненную рану и с трудом пропускает  воздух?  Возможно,  что
тебе знакомо ощущение сухости во всем теле, ив этом случае ты, наверное,
сможешь хотя бы частично понять те чувства, которые испытываю сейчас  я.
Но только частично, не более. Ибо сам ты никогда не  ощущал  такой  силы
жажду. Ах, если бы я только мог в полной мере описать тебе  свою  жажду,
сын мой!
   Ну, хватит об этом. Уверен, что теперь ты способен в какой-то степени
постичь и понять ту  власть,  которой  я  обладаю,  мое  положение,  мою
судьбу, а следовательно, и тот факт, что желания  и  потребности  такого
Существа, как я, гораздо важнее любых проблем обыкновенных людей и  даже
вопроса их жизни и смерти. Пришло время  познакомить  тебя  с  последним
актом представления, в котором мы с тобой  оба  испытаем  ни  с  чем  не
сравнимое возбуждение. Перед тобой большой камин, Думитру-у-у,  войди  в
него”.
   Войти в камин, в очаг?  При  взгляде  на  него  Думитру  почувствовал
непреодолимое желание убежать, но не в силах был сделать это.  Массивный
закопченный камин был примерно четыре фута шириной и пять футов высотой,
его арочное отверстие сверху укреплял тяжелый замковый  камень.  Думитру
оставалось сделать всего лишь только шаг, чтобы оказаться внутри  очага.
Прежде чем ступить туда, Думитру зажег  новый  факел,  но  Янош  Ференци
воспринял эту задержку как проявление неуверенности и колебаний.
   "Поторопись, Думитру-у-у, - нетерпеливо произнес ужасный голос, - ибо
даже несмотря на то, что я практически разложился,  скорее  даже  именно
поэтому, мои потребности должны быть удовлетворены незамедлительно. Я  с
трудом переношу эти муки и сдерживаюсь из последних сил”.
   Думитру вошел внутрь камина и поднял над головой факел,  чтобы  лучше
разглядеть все вокруг. Широкий, черный от  копоти  дымоход  стремительно
уходил круто вверх, затем изгибался и  постепенно  сливался  со  стеной,
убрав  в  сторону  факел,  Думитру  постарался  увидеть,  проникает   ли
откуда-либо свет, но перед его глазами была  лишь  черная  тьма.  Ничего
удивительного: прежде чем выйти на поверхность, труба непременно  должна
была сделать несколько поворотов, а кроме того, она вне всяких  сомнений
оказалась засыпанной обломками разрушенного замка.
   Снова посветив себе факелом, Думитру увидел железные ступени - скобы,
вбитые в наклонную заднюю стену дымохода.
   В прежние  времена  каменные  трубы  время  от  времени  подвергались
очистке. Но странно.., он не увидел на стенах скопления сажи, как  можно
было  бы  ожидать.  Если  бы  не  закопченная  поверхность,  создавалось
впечатление, что камином вообще никогда не пользовались.
   "Нет-нет,  им  пользовались,  сын  мой,  -  зловеще  усмехнулся  Янош
Ференци. - Ты в этом убедишься, обязательно убедишься. Но сначала отойди
немного в сторону. Прежде чем ты  поднимешься  туда,  кое-кому  придется
спуститься.  Это  несколько  моих  маленьких  любимцев,  моих  маленьких
друзей”.
   Думитру отпрянул, ударившись о боковую стену, в то время как  услышал
шум множества трепещущих крыльев, который, отражаясь от стены  дымохода,
мгновенно превратился едва ли не  в  оглушительный  грохот.  Целая  стая
мелких летучих мышей, чьи стремительно  мчащиеся  тела  слились  в  одно
целое, вылетела из трубы дымохода и исчезла под сводами подземелья.  Они
летели мимо него так долго, их было так много, что  Думитру  показалось,
будто конца им не  будет  никогда.  Но  шум  все  же  постепенно  затих,
несколько запоздавших летучих  мышей  пронеслись  мимо  юноши,  и  вновь
наступила тишина.
   "А  теперь  поднимайся  вверх”,  -  приказал  голос,  опять  усиливая
воздействие на своего раба, держа под контролем его разум.
   Ступени-скобы были  широкими  и  плоскими.  Они  крепко  держались  в
затвердевшем между камнями растворе на  расстоянии  примерно  двенадцати
дюймов друг от друга. Думитру легко начал  взбираться  по  ним,  держась
лишь одной рукой и зажав в другой факел. Поднявшись на девять или десять
ступеней, он увидел, что труба дымохода заметно сужается,  а  еще  через
такое  же  расстояние  изгибается  под  углом  в  сорок  пять  градусов,
превращаясь в  наклонно  уходящую  вверх  шахту.  Футов  через  двадцать
ступени-скобы уступали место другим - в виде пластин. “Пол” теперь  стал
ровным, а “потолок” опустился до высоты не более девяти-десяти футов.
   Теперь Думитру оказался в бесконечном, узком  каменном  коридоре  без
каких-либо отличительных особенностей, не более трех  футов  шириной,  и
юношу вдруг охватило ощущение смертельной  опасности,  заставившее  его,
скорчившись, застыть на месте. Юноша вытянул вперед руку с  факелом,  он
весь покрылся холодным потом и дрожал, мокрая одежда прилипла к спине  и
ногам, сердце  трепетало  в  груди,  словно  птичка,  попавшая  в  сети.
Впереди, вверху, там, где тени плясали в свете факела,  он  увидел  пару
желтых, треугольных, горящих волчьих глаз. Отражая исходящий  от  факела
свет, они ярко светились возле  самого  пола  и  неотрывно  смотрели  на
Думитру.
   "Это мой старый друг, Думитру, -  раздался  в  голове  юноши  тягучий
голос Яноша Ференци. - Подобно зганам он и  все  его  сородичи  вот  уже
много  лет  заботятся  обо  мне.  Да-да,  все  эти  любопытные   людишки
непременно ходили бы сюда толпами, если бы не мои верные волки.  Неужели
он испугал тебя? Ты, вероятно, думал, что он внизу, позади  тебя,  а  он
вдруг оказался впереди, так? Но разве ты не понял, что  здесь  находится
мое тайное убежище? А какое же убежище, скажи мне, имеет лишь один  вход
и выход? Нет, если  пройти  дальше,  ты  увидишь,  что  проход  ведет  к
отверстию в отвесной скале. Вот только..,  тебе  не  придется  идти  так
далеко”.
   В голосе звучала неприкрытая угроза. Ференци не желал отказываться от
своих прав и хотел  наконец  удовлетворить  собственные  потребности,  а
потому его власть над разумом Думитру стала как  никогда  сильной,  воля
юноши была словно скована льдом.
   "Иди вперед”, - холодно скомандовал голос.
   Огромный  волк  впереди  Думитру  развернулся   и   поскакал   прочь,
превратившись в серую тень, постепенно растворившуюся в темноте. Думитру
последовал  за  ним.  Сердце  его  билось  так  гулко,  что  вскоре  ему
показалось, будто он слышит, как подобно бурному океану в ушах его шумит
кровь. Однако не он один сумел услышать этот гулкий шум.
   "Ах, сын мой, сын мой! - насмешливый голос был полон звериной страсти
и жажды. - Сердце твое скачет и бьется словно пронзенный стрелой  олень.
Как оно молодо и сильно! Но как бы то ни было, что бы ни вызывало у тебя
столь  сильный  страх,  успокойся  -   все   уже   близится   к   концу,
Думитру-у-у!.."
   Проход стал шире. Слева от него стена  оставалась  все  такой  же,  а
справа появилось углубление, канавка, выбитая прямо  в  монолите  скалы,
идущая параллельно полу и углублявшаяся  с  каждым  шагом.  Перегнувшись
через край, Думитру посветил себе факелом и заглянул вниз.., в  дальнем,
самом глубоком, краю канавки  он  увидел..,  краешек  и  узкое  горлышко
полузасыпанной землей черной урны!
   Отверстие горлышка напоминало черный приоткрытый рот,  губы  которого
вытягивались и вожделенно шевелились в неверном, мерцающем свете факела.
Оно находилось примерно  пятью  футами  ниже  того  уровня,  на  котором
находился Думитру. За урной дно канавки вновь поднималось вверх. Похожая
на желоб, канавка была выдолблена в форме буквы “V” и плавно  спускалась
с  двух  сторон  к  торчащему  горлышку  урны,  образуя   узкий   носик.
Противоположные концы желоба разбегались в разные стороны и  исчезали  в
темноте  Вся  конструкция  в   целом   напоминала   водосточный   желоб,
заканчивающийся над  горлышком  урны;  причем,  так  же  как  и  обычный
водосток, этот тоже со временем потемнел от какой-то стекавшей  по  нему
неизвестной жидкости Думитру надолго застыл, весь дрожа от ужаса и  ловя
раскрытым ртом воздух, глядя на это сооружение и не понимая до конца его
предназначения Покрытое липким, холодным потом  тело  сотрясала  крупная
дрожь И в этот момент в затуманенном мозгу юноши вновь возник голос  его
мучителя..
   "Иди вперед, сын мой, - требовательно произнес этот ужасный голос.  -
Еще пара шагов - и тебе  все  станет  ясно.  Но  соблюдай  осторожность,
Думитру-у-у, будь очень осторожен и не упади в обморок, не оступись, что
бы ни случилось!"
   Не отрывая широко раскрытых глаз от урны, даже не мигая, юноша сделал
еще два шага и оказался возле того места, где заканчивалась  канавка,  -
возле продолговатого, похожего на разверстую  могилу  углубления.  Когда
свет от факела проник внутрь, он разглядел содержимое этой страшной ямы!
   Пики! Острые, как иглы, ржавые  железные  зубья!  Они  заполняли  все
пространство ужасного углубления. И тогда Думитру мгновенно догадался об
их предназначении и о намерениях Ференци.
   "Вот как? Ха-ха-а-а-ха-а-а! Ха-ха-ха-ха-а-а! - Жуткий смех  буквально
заполнил мозг Думитру, хотя вокруг  по-прежнему  царила  тишина.  -  Так
стало быть, нам предстоит борьба, померяемся силой воли? Так, сынок?"
   Борьба? Думитру постарался  взять  себя  в  руки,  напряг  мускулы  и
пытался сохранить контроль над собственным разумом.
   - Я.., я не убью себя  ради  тебя..,  не  умру  ради  тебя..,  старый
дьявол! - задыхаясь выкрикнул он.
   "Конечно, ты не сделаешь  этого,  Думитру-у-у!  Даже  я  не  в  силах
заставить тебя совершить подобное, во всяком случае против  твоей  воли.
Искусство соблазна и обольщения тоже, видишь ли, имеет свои пределы Нет,
ты не убьешь себя, сын мой Это сделаю я фактически я уже сделал это'"
   Думитру почувствовал вдруг, что тело его стало необычайно сильным,  а
разум полностью прояснился и освободился  от  власти  Ференци  Облизывая
пересохшие губы, он внимательно огляделся вокруг Куда бежать? Какой путь
выбрать? Где-то там, впереди, его поджидал огромный волк. Но  у  него  в
руках по-прежнему был факел, огонь которого заставит волка  отступить  А
позади И вдруг сзади, где до этого момента было тихо и  спокойно,  юноше
почудилось движение воздуха, словно подул невесть откуда взявшийся ветер
Причиной послужили мириады хлопающих крыльев! Летучие мыши!
   И в то же мгновение Думитру почувствовал непреодолимую клаустрофобию.
Даже без летучих мышей - а в том, что они возвращаются,  сомневаться  не
приходилось - Думитру не смог бы заставить себя возвратиться обратно  по
дымоходу и затем пройти через подземелье  замка  мимо  шкафов  с  прахом
мертвых, подняться по гулкой каменной лестнице, чтобы вновь очутиться на
свободе. Нет, оставался лишь один путь - вперед! А там будь  что  будет!
Едва  только  показались  первые  летучие  мыши,  он  пополз  вперед  по
каменному уступу...
   ...который мгновенно провалился под тяжестью его тела!
   "А-а-а-а! - торжествующе закричал ужасный голос  в  голове  юноши.  -
Даже самый крупный волк весит  гораздо  меньше,  чем  взрослый  человек,
Думитру-у-у!"
   Часть стены вместе с уступом, образующим букву  "L”,  повернулась  на
девяносто градусов, и Думитру полетел  прямо  на  острия  пик.  Раздался
жуткий крик, но тут же стих, ибо пики  пронзили  юноше  голову  и  тело,
повредив жизненно важные органы, но не задев при этом  сердце.  Оно  все
еще продолжало биться  и  гнать  кровь,  которая  толчками  вытекала  из
множества ран растерзанного тела.
   "Ну  разве  не  говорил  я   тебе,   Думитру-у-у,   что   это   будет
восхитительно? И разве не обещал убить тебя?” - Сквозь невыносимые  муки
юноша слышал злорадные речи  своего  мучителя,  но  по  мере  того,  как
затихали страдания, слабели и звуки голоса. Это  была  последняя  пытка,
придуманная Яношем Ференци, и вскоре Думитру уже ничего не чувствовал  и
не слышал.
   Яноша, однако, это уже не волновало. Для  него  гораздо  важнее  была
полученная теперь возможность удовлетворить свою  многолетнюю  страстную
жажду. Во всяком случае на время. И это было для него самым главным.
   Стекая по V-образному желобу, кровь достигала отверстия над горлышком
урны и попадала внутрь, питая то, что там находилось, -  древний  пепел,
останки человека, точнее чудовища. Кровь смачивала  этот  бренный  прах,
бурлила, пузырилась, дымилась и издавала удушливый  запах.  Такова  была
химическая реакция, ужасная и невероятная, результат которой,  казалось,
вот-вот извергнется из горлышка урны наружу...

***

   Прошло немного времени. -  и  огромный  волк  вернулся.  Он  небрежно
прошел под стаей летучих мышей, образовавших нечто вроде живого мехового
потолка,   осторожно   преодолел   то   место,   где   сдвинувшаяся    и
перевернувшаяся некоторое время назад часть прохода вместе со стеной уже
плавно встала на свое  место,  остановился  и  пристально  посмотрел  на
спокойно и безмолвно стоявшую урну.
   И вдруг.., издав какой-то утробный звук, он спрыгнул в яму, прямо  на
каменный желоб над урной,  и  осторожно  пополз  между  остриями  пик  к
свободному от них пространству в начале стока. Там он развернулся и стал
по кускам срывать с пик обмякшее, обескровленное тело Думитру.
   Закончив свое страшное дело, он выпрыгнул из неглубокой в этом  месте
ямы и начал вытаскивать останки юноши наружу, принося  их  на  “площадку
множества костей”, где он смог наконец наесться вволю.
   Для старого волка это было обычная работа,  которую  ему  приходилось
выполнять уже не один раз.
   То же самое до него делал его отец, и отец его отца, и отец отца...

Глава 2

Искатели

   Румыния, Савиршин, вечер первой пятницы августа  1983  года.  Кабачок
“Гастстуб”, приютившийся на крутом  склоне  горы  на  восточной  окраине
городка, в том месте, где, делая множество крутых поворотов,  извилистая
дорога уходит вверх и исчезает среди сосен.
   За выщербленным, потемневшим от времени,  грубо  сколоченным  круглым
деревянным  столом  в  одном  из  углов  бара   сидели   рядышком   трое
американцев, по виду  похожих  на  туристов.  Одеты  они  были  довольно
свободно и небрежно. Один из них курил сигарету.  На  столе  перед  ними
стояли кружки с пивом местного производства, которое не было крепким, но
обжигало горло и прекрасно освежало.
   Возле стойки бара сидели двое местных охотников  -  горцев,  рядом  с
которыми лежали их ружья, такие старые, что их можно было с уверенностью
назвать историческими реликвиями. Эти двое  оживленно  болтали,  хлопали
друг друга по спине и хвастали  друг  перед  другом  своей  доблестью  и
удалью, причем не только на охоте, ибо чуть больше часа  назад  один  из
них вдруг с удивленным выражением отшатнулся  от  бара,  издал  какой-то
невнятный звук  и,  пошатываясь,  выбежал  через  дверь  в  серо-голубые
сумерки туманного вечера. Его ружье так и  осталось  лежать  на  стойке,
откуда с  превеликой  осторожностью  его  взял  бармен,  чтобы  спрятать
подальше от любопытных глаз, после чего вновь вернулся к  своим  обычным
занятиям и продолжил мыть и протирать стаканы и кружки.
   Собутыльник  ушедшего  охотника,  а  возможно,  и  его   сообщник   в
каком-либо неблаговидном  деле,  продолжая  громко  хохотать  и  стучать
кулаками по стойке бара, допил  сливовицу,  оставленную  его  приятелем,
отодвинул пустой стакан и обвел взглядом помещение в поисках  дальнейших
развлечений.  И,  конечно,  тут  же  обратил  внимание  на  американцев,
разговаривавших за столом. Надо заметить, что они говорили  как,  раз  о
нем, но он, безусловно, этого знать не мог.
   Он заказал себе еще одну порцию, велел подать гостям  за  столом  то,
что они пожелают, и направился к сидевшим в углу американцам. Прежде чем
выполнить заказ, бармен взял со стойки ружье  и  аккуратно  положил  его
рядом с первым.
   - Гогошу, - проревел старый охотник, ткнув  себя  большим  пальцем  в
закрытую кожаной курткой грудь. -  Эмиль  Гогошу.  А  вы  кто?  Туристы,
наверное?
   Он говорил по-румынски,  на  местном  диалекте,  испытавшем  на  себе
влияние венгерского языка. Все трое улыбнулись ему в ответ, правда  двое
из них несколько натянуто. Третий, однако, перевел им слова  охотника  и
быстро ответил:
   -  Да,  мы  туристы.  Из  Америки,  из  Соединенных  Штатов  Америки.
Присядьте с нами, Эмиль Гогошу, и давайте побеседуем.
   - Вот как? - удивленно проговорил охотник. - Вы зна