и
случаются иногда в  октябре,  но  до  него  еще  целых  полгода!  -  Они
направились  в  рубку,  где  рулевой  пытался  включить  противотуманную
сирену.
   - Брось, - сказал ему Темелис, - она все равно не работает.  Господи,
она была сделана, наверное, еще во времена древних греков. Я ни разу  ею
не пользовался, и все трубки давно уже проржавели.  В  любом  случае  ее
приводит в действие пар, а его сейчас очень мало. Так что займись  делом
- иди на вахту в котельное отделение. Нам надо выбираться отсюда.
   - Выбираться? - переспросил первый помощник. - А куда мы отправимся?
   - Куда угодно, только подальше от этого кошмара! - рявкнул Темелис. -
Куда нам, по-твоему, идти? Конечно, на чистую воду, туда, где  мы  будем
уверены в том, что “Лазарь” вдруг не появится  неизвестно  откуда  и  не
разрубит нас пополам!
   - Ну вот, помяни черта... - пробормотал  первый  помощник  и  полными
ненависти  поросячьими  глазками  впился  в  показавшийся  за  покрытыми
каплями воды стеклами окон рубки совершенной формы  белоснежный  силуэт,
возникший  словно  из  ниоткуда  возле  самого  борта.  Винты   “Лазаря”
остановились, и судно замерло, покачиваясь на спокойной воде.
   Полускрытые  туманом,  казавшиеся  неясными  серыми  тенями   матросы
“Лазаря” бросили канаты, и оба судна оказались крепко связанными борт  к
борту, при этом шины, висевшие за бортом “Самотраки”, служили в качестве
амортизаторов, не позволяя судам биться друг о друга Все происходило при
свете палубных огней, в полном молчании, даже звук трущихся друг о друга
шин полностью  заглушался  туманом  Несмотря  на  то  что  “Лазарь”  был
современным судном со  стальным  корпусом,  по  ширине  примерно  равным
корпусу “Самотраки”, при остановленных или работающих  вхолостую  винтах
он сидел довольно низко в воде, а потому палубы  обоих  судов  оказались
почти на одном уровне, и переход с одной на другую  не  составлял  труда
Однако команда “Лазаря”, состоявшая из  восьми  человек,  оставалась  на
борту своего судна, выстроившись вдоль перил, в то время как Лазаридис и
его американский компаньон  оставались  слегка  позади,  в  тени  тента,
раскинутого над носовой палубой Тускло  светившиеся  сквозь  туман  огни
рубки окрашивали  серебром  их  неясно  очерченные  силуэты  Стоявшие  у
ограждения борта “Самотраки” члены команды и хозяин судна  -  Темелис  -
чувствовали смутное беспокойство Происходило явно нечто странное, и дело
было не только в этом невесть откуда взявшемся тумане.
   - Этот  ублюдок  Лазаридис,  -  сквозь  зубы  едва  слышно  прошептал
помощник Темелиса, - меня  очень  беспокоит  -  Это  еще  слишком  мягко
сказано. Христов - Темелис изобразил  на  лице  кривую  усмешку  и  тихо
хмыкнул - Но если хочешь уцелеть, держи свои яйца  подальше  от  него  -
Туман, словно приклеенный, сопутствует ему повсюду,  -  не  реагируя  на
насмешку, отозвался Христос - Такое впечатление, что именно от него он и
исходит - И он зябко поежился Лазаридис и Армстронг подошли к  дверце  в
ограждении борта, на минуту задержались возле  нее,  перегнувшись  через
перила и внимательно изучая “Самотраки” Оба  были  одного  роста,  но  в
остальном заметно  отличались  друг  от  друга  Американец  по-обезьяньи
шаркал ногами, правый глаз его закрывала черная повязка. В  правой  руке
он держал изящной формы чемоданчик, в  котором,  как  надеялся  Темелис,
были деньги. Прямая, как шомпол,  фигура  Лазаридиса  казалась  рядом  с
Армстронгом особенно стройной на фоне темноты и тумана. Даже  сейчас  он
не снял темных очков.
   Но эта тишина?.. Почему они молчат? Чего они все ждут?
   - А вот и мы, Джанни, как договорились! -  Темелис  стряхнул  с  себя
мрачное настроение, не позволил страху  завладеть  им  окончательно.  Он
широко  развел,  как  будто  для  объятия,  руки,  огляделся  вокруг   и
удовлетворенно кивнул головой. - Наконец-то мы одни,  не  так  ли?  И  в
самом центре невиданного тумана Так  что..,  добро  пожаловать  на  борт
старого “Самотраки” !
   - Вы приглашаете меня к себе на борт? - На лице Лазаридиса наконец-то
появилась улыбка - А как же? - Темелис был явно обескуражен. -  Конечно!
Как же иначе мы можем завершить, наконец, наше дело?
   - И правда, - мрачно кивнув, ответил Лазаридис.
   Он перешел с одного судна на  другое  и  снял  темные  очки.  За  ним
последовал Армстронг, а потом и  вся  команда  “Лазаря”  перебралась  на
“Самотраки”. Люди Темелиса в испуге попятились, уже совершенно уверенные
в том,  что  происходит  нечто  странное  и  ужасное.  Матросы  “Лазаря”
походили скорее на зомби с горящими как угли  глазами,  чем  на  обычных
людей, а их хозяин.., он вообще не был похож ни на кого из тех, с кем им
приходилось встречаться до сих пор При  виде  перемены,  произошедшей  с
человеком, которого он знал как Лазаридиса, Павлос  Темелис  не  поверил
своим глазам.  Его  помощник  выхватил  из  висевшей  под  рукой  кобуры
пистолет .
   Но было уже поздно. , на него набросился Армстронг Едва лишь  Христос
вытащил пистолет, Армстронг чемоданчиком ударил по нему, отвернув дуло в
сторону, а потом схватил помощника за  руку  и,  вывернув  ее,  направил
пистолет тому в голову Выстрел не заставил себя ждать.  Армстронг  сунул
дуло пистолета в ухо первого помощника, и в этот миг тот увидел  горящий
красным светом единственный глаз своего мучителя и его раздвоенный  алый
язык, сверкающий в глубине зияющего рта. От ужаса он лишился чувств.
   - Он был совершенным идиотом -  едва  ли  не  с  сожалением  произнес
Лазаридис, обращаясь к Темелису, и  его  слова  послужили  сигналом  для
Армстронга - тот нажал на курок...
   После того как голова Христоса разлетелась на куски и превратилась  в
кровавое месиво, тело его перевалили через перила  и  сбросили  в  море,
словно сломанную куклу. Прежде чем пропасть в висевшем над водой тумане,
оно несколько раз обо что-то ударилось. Образовавшаяся на  воде  воронка
быстро исчезла, но приглушенное туманом эхо выстрела все еще  звенело  в
воздухе.
   - Пресвятая Богородица!  -  вскрикнул  Темелис.  Он  чувствовал  себя
совершенно беспомощным, ибо его люди были  окружены  командой  “Лазаря”.
Когда Янош приблизился к нему, Темелис попятился и вновь, не веря  своим
глазам, вгляделся в невероятной длины голову и челюсти, в ужасные  зубы,
торчащие во  рту,  в  малиново-красным  огнем  горящие  жуткие  глаза  -
Дж-Дж-Джанни! - грек наконец обрел способность соображать - Джанни, я...
   - Покажи-ка мне кокаин! - Янош стальной хваткой вцепился ему в плечо,
до боли сдавив его пальцами. - Этот, как вы утверждаете, бесценный белый
порошок...
   - Он.., он внизу!.. - Голос Темелиса  был  едва  слышен,  он  не  мог
оторвать взгляд от чудовищно страшного лица.
   - Тогда веди меня вниз, - рявкнул Янош, но прежде чем уйти, обратился
к своей команде:
   -  Вы  хорошо  поработали.  Теперь  можете  действовать   по   своему
усмотрению. Я знаю, что вы очень проголодались.
   Даже внизу, в трюме, Темелису отчетливо были слышны вопли его людей.
   Христос Никое - идиот? - подумал он. - Возможно.., но он  по  крайней
мере так и не узнал, от чьей руки погиб.
   И еще одна мысль не давала ему покоя: сколько  еще  пройдет  времени,
прежде чем и его постигнет участь вопящих наверху людей?..

***

   Спустя сорок минут вновь заработали машины “Лазаря”,  и  судно  стало
медленно удаляться от  “Самотраки”,  на  котором  царило  теперь  полное
безмолвие. Туман поднялся вверх и почти рассеялся,  показалось  звездное
небо... Скоро горизонт окрасится первыми лучами света нового дня...
   Когда “Лазарь” отошел примерно  на  четверть  мили,  покинутый  всеми
“Самотраки” потряс мощный  взрыв,  и  в  небо  взметнулся  столб  яркого
пламени... Во все стороны полетели обломки,  оставляя  за  собой  дымный
след и падая  обратно  в  море.  С  “Самотраки”  было  покончено.  Через
несколько дней  море  вынесет  на  берег  обломки  корпуса  и  фрагменты
такелажа, а может быть, пару трупов, среди которых, возможно, окажется и
раздувшееся, наполовину съеденное рыбами тело Павлоса Темелиса...

Глава 5

Гарри Киф, бывший некроскоп

   Гарри проснулся с ощущением того, что что-то происходит  или  вот-вот
должно произойти.  Он  полулежал  в  просторной  кровати,  прислонившись
головой к стенке и до этой минуты дремал. Толстая книга в черной обложке
выпала из ослабевших рук. Это была “Книга о  вампирах”,  так  называемое
“научно обоснованное изложение реальных фактов”, посвященное обзору всех
злодеяний вампиров с древнейших времен до наших дней. Для некроскопа это
было не более чем чтиво, поскольку  большинство  “абсолютно  достоверных
фактов” представляли собой всего  лишь  преувеличенно  драматизированный
вымысел, сплетни и сказки. Никто во всем мире - возможно, за одним  лишь
исключением  -  не  знал  о  вампиризме,  о  его   истоках   и   истории
существования больше, чем Гарри Киф. Единственное  исключение  составлял
его сын, тоже Гарри Киф, но Гарри-младший был не в счет, ибо в этом мире
его не было, он пребывал.., неизвестно где...
   Гарри снился все тот же старый тревожный  сон,  в  котором  смешались
события последних пятнадцати лет, люди, которых  он  любил,  и  то,  что
происходило с ним в настоящем, - все смешалось  в  странный  эротический
калейдоскоп. Он вспоминал о своей любви к Хелен, о первом своем реальном
(как физическом, так и психологическом) сексуальном опыте,  о  Бренде  -
первой своей настоящей любви и о женитьбе на ней. Несмотря на странность
и сумбурность, сны эти  были  приятными,  сладкими,  очень  знакомыми  и
пробуждали в душе его бурю эмоций. Но снилась ему и леди Карен, ее дом в
царстве вампиров. Судя по всему, именно этот страшный сон и заставил его
проснуться.
   Где-то среди этих снов присутствовала и Сандра - его нынешняя и,  как
он надеялся, отныне долгая любовь. Сны о ней были очень похожи  на  явь,
виделись ясно и отчетливо - возможно, причиной тому служила их  близость
к его теперешней жизни. Сны то жалили его, словно  ядовитые  стрелы,  то
сковывали ледяным ужасом.
   Ему снилось, что он занимается любовью с теми женщинами,  которых  он
знал раньше, или с той, которая была рядом с ним теперь. А  иногда,  что
он занимается любовью с леди Карен,  которую,  к  счастью,  он  не  знал
никогда - во всяком случае с этой стороны.
   Сандра.., с ней они занимались любовью несколько раз..,  хотя  нет  -
много раз, однако  удовлетворения  от  этого  не  получали.  Это  всегда
происходило в ее доме в Эдинбурге при тусклом свете  лампы  под  зеленым
абажуром, стоявшей  возле  кровати.  Гарри  при  этом  не  испытывал  ни
удовольствия, ни удовлетворения, а что  касается  Сандры..,  кто  знает,
какие чувства обуревали ее... Гарри, во всяком случае, казалось, что она
искренне и всей душой любит его.
   Он никогда не позволял себе выразить свою неудовлетворенность.  И  не
потому даже, что не хотел причинить ей боль, скорее  потому,  что  таким
образом он мог выдать себя, сделать явной  собственную  ущербность.  Да,
именно ущербность, хотя в сравнении с другими мужчинами - а Гарри был не
столь наивен, чтобы воображать, будто он единственный в жизни Сандры,  -
он, вероятно, казался Сандре едва ли не суперменом. В этом-то и  состоял
парадокс.
   Он мог заниматься с ней любовью целый  час,  а  иногда  даже  дольше,
прежде чем достигал своего пика. Но суперменом  он  не  был,  во  всяком
случае в этом смысле. Все дело в том, что в постели он был будто бы не с
ней. Он приходил к  ней,  мысленно  будучи  рядом  с  какой-либо  другой
женщиной. Например, с подружкой своего  приятеля,  иногда  со  случайной
знакомой, таинственной женщиной в маске, даже рядом с подругой детства -
маленькой Хелен или своей женой Брендой. Чертовски тяжело признаваться в
этом даже самому себе, когда речь идет  о  женщине,  которую,  как  тебе
кажется, ты любишь и которая, несомненно, любит тебя!
   Но именно эта его ущербность казалась Сандре  очень  привлекательной.
Действительно, Гарри должен считать себя просто счастливчиком - об  этом
говорили ему все. Может быть, виной всему  тускло-зеленое  освещение  ее
комнаты? Гарри никогда не любил зеленый цвет.  Глаза  у  нее  тоже  были
зеленоватые, точнее - зеленовато-голубые.
   Вот почему в снах о Сандре все было по-другому. В них он занимался  с
ней любовью, и это было восхитительно. Он был совсем близок  к  оргазму,
когда внезапно проснулся.., точнее - его разбудило  ощущение  того,  что
что-то должно произойти.
   Он проснулся в собственной постели  в  своем  загородном  доме  возле
Боннирига, неподалеку от Эдинбурга, все еще держа в руках книгу.., может
быть, она и послужила причиной его странных снов? Вамфири!.. В  этом  не
было ничего удивительного  -  вот  уже  в  течение  нескольких  лет  они
присутствовали в его снах, оказывали на них влияние...
   За окнами уже занимался рассвет. Сквозь узкие щелочки  между  шторами
проникали слабые, зеленовато-серые лучи света, окрашивая воздух  комнаты
в тусклые цвета подводного мира.
   Полуоткинувшись  на  подушки,  Гарри  постепенно  приходил  в   себя,
возвращаясь к  реальности,  и  вдруг  почувствовал,  что  в  голове  его
зашумело, в  ушах  возник  звон.  Волосы  его  буквально  встали  дыбом.
По-прежнему стоял и его член - видимо, все  еще  под  воздействием  сна.
Гарри лежал обнаженный, напряженный до предела.
   Он напряженно вслушивался в окружающие  звуки:  булькание  в  системе
отопления,   регулируемой   таймером,   нестройное   щебетание    первых
проснувшихся  поутру  птиц,  звуки  пробуждающейся  ото  сна  природы  и
занимающегося рассвета.
   Гарри редко когда спал более двух часов подряд, а потому рассвет  был
для него любимым временем суток. Так приятно сознавать, что ночь прошла,
что ничего не произошло  и  настает  новый  день.  Но  на  этот  раз  он
чувствовал, что происходит нечто необычное, и внимательно вглядывался  в
тускло-зеленого цвета пространство, не сводя глаз с распахнутой двери  в
спальню.  Затуманенному  сном  взору  все  виделось  неясно,   очертания
предметов  расплывались.  Во  всей  комнате  не  было  ни  одного  четко
обрисованного предмета. Напряжение все возрастало, еще больше усиливаясь
из-за невозможности ясно видеть окружающее.
   Каждый, кто когда-либо просыпался  утром  после  обильных  возлияний,
поймет, что чувствовал в эти минуты Гарри. Ты не понимаешь  толком,  где
находишься, не знаешь точно, где должен  находиться  и  в  то  же  время
опасаешься, что не окажешься  там,  где  необходимо.  Но  даже  если  ты
знаешь, где находишься, ты все же до конца не уверен, что ты именно там,
и даже в том, что ты  -  это  ты,  а  не  кто-то  другой.  Это  одно  из
проявлений синдрома, известного под названием “никогда больше”!
   Однако Гарри не был пьян - во всяком случае, он не помнил, чтобы пил.
   Подобные пробуждения  неизменно  сопровождались  у  Гарри  еще  одним
ощущением, всегда пугавшим его, - своего рода параличом. Он не мог  даже
шевельнуться. Он  понимал,  что  это  явление  всего  лишь  сопровождает
переход от сна к бодрствованию, но тем не менее ощущение было кошмарным.
Он с трудом заставлял двигаться свои конечности, начиная с  какой-нибудь
одной руки или ноги. И вот сейчас он оказался парализованным  -  жили  и
двигались только глаза. Он изо всех сил вглядывался в темноту,  царившую
за открытой дверью спальни.
   Что-то происходило... Это что-то заставило его  проснуться...  Именно
оно лишило его  возможности  получить  удовлетворение,  извергнувшись  в
Сандру,  и,  наконец,   испытать   долгожданное   удовольствие.   Что-то
происходило в доме...
   Именно поэтому в ушах у него звенело, волосы на затылке шевелились  и
он испытывал чрезвычайную слабость. В воздухе стоял  странный  запах.  В
темноте за дверью ощущалось какое-то движение... Именно  ощущалось,  ибо
он ничего не  слышал.  Кто-то  приблизился  к  двери,  замер  за  ней  в
непроглядной тьме...
   - Кто здесь? - хотел было окликнуть Гарри, но - голос и язык  ему  не
повиновались. Он сумел издать  лишь  тихий  нечленораздельный  звук.  Из
темноты возникла какая-то неясная тень. В зеленоватом неясном  свете  он
увидел пупок, нижнюю часть живота, темные густые завитки волос на лобке,
изгиб нежных женских  бедер  и  верхнюю  часть  ног,  ту,  которая,  как
правило, не бывает прикрыта чулками. Она (правда, кто она, до сих пор не
было известно) стояла прямо за дверью, и плоть ее мягко  поблескивала  в
неясном свете. Он увидел, что она переступила с одной невидимой ноги  на
другую, бедра ее при  этом  колыхнулись.  Над  мягким,  нежным  животом,
скрытые темнотой, должно быть, были груди, большие, как спелые плоды.  У
Сандры грудь была большой и мягкой.
   Конечно же, это была Сандра!
   Голос по-прежнему отказывался повиноваться Гарри, но  он  теперь  мог
пошевелить пальцами левой руки. Сандра,  несомненно,  видит  его  и  то,
какое влияние она на него оказывает. Похоже, его сон вот-вот превратится
в реальность.  Кровь  вновь  вскипела  и  запульсировала  в  его  венах.
Мысленно он сам себе стал задавать вопросы и сам же отвечал на них:
   "Зачем она пришла?
   Конечно же, чтобы заняться сексом!
   Как она попала в дом?
   Должно быть, он дал ей ключ. Но он не помнил, когда сделал это.
   Почему она не подходит ближе, не показывается ему полностью?
   Потому что сначала она хочет убедиться в том, что  он  в  достаточной
степени возбужден. Возможно даже, что она не собиралась будить его, пока
не окажется рядом с ним в постели.
   Почему она так долго не давала ему понять, что может быть  сексуально
активной? Она, конечно, и прежде иногда проявляла инициативу, но никогда
до такой степени.
   Возможно потому, что она чувствовала  его  неуверенность,  опасалась,
что он не до конца откровенен с ней, а может быть, она даже догадывалась
о его неудовлетворенности в отношениях с ней.
   Что ж, может статься, она права..."
   От напряжения правый глаз Гарри задергался, у него потекли слезы. Все
дело в слабой освещенности.  Гарри  заставил  пошевелиться  левую  руку,
протянул ее и потянул за веревку, с помощью которой  закрывались  шторы.
Он хотел, чтобы в комнату проникало еще меньше слабого зеленовато-серого
света. Комната погрузилась почти в полную темноту - на вельветово-черном
фоне виднелись лишь тонкие зеленые полоски. Именно этого она и ждала.
   На ней, похоже, были надеты чулки и  тенниска,  закатанная  так,  что
пупок  оставался  открытым.  Это  было  очень  сексуально:   полускрытые
темнотой пересеченные зелеными штрихами  бедра,  пупок,  живот  медленно
приближались к нему,  все  движения  были  волнующе  томными.  Дойдя  до
кровати, она встала на нее на колени, разведя  в  стороны  бедра.  Среди
темных завитков лобковых волос виднелась еще более темная щель.  Она  не
издала при этом ни звука и оказалась  на  удивление  легкой.  Когда  она
подползала к нему, кровать  даже  не  прогнулась.  Гарри  никак  не  мог
понять, как ей все это удается.
   Она стала опускаться, а черная щель все увеличивалась, расширялась..,
он выгнул спину, напрягся во встречном движении. Но почему он не ощущает
давления ее  коленей  на  свои  бедра?  Почему  она  кажется  совершенно
невесомой?
   И вдруг по телу его поползли мурашки. Возбуждение и страсть мгновенно
покинули его... Интуитивно ли, инстинктивно ли, но каким-то  образом  он
вдруг понял, что это вовсе не Сандра. Но самое страшное - он не мог даже
предположить, кто бы это мог быть!
   Левой рукой он на ощупь нашел шнурок выключателя и дернул его...
   Комнату озарил слепящий свет.
   В ту же секунду окруженная завитками волос  щель  раскрылась  подобно
какому-то механизму. Широко раскрылись челюсти с отвратительно  розовыми
деснами и острыми, как иглы, белоснежными, блестящими  от  обилия  слюны
зубами... А потом.., они словно клещи сомкнулись на  его  плоти,  злобно
стиснули ее, причиняя ему невыносимую, мучительную боль!
   Гарри закричал, рванул