можешь вернуться сюда или  отыскать
меня где-либо еще.
   - Но таким образом ты обрекаешь меня на пытку.  Мертвые  любят  меня.
Они обязательно будут беседовать со мной.
   - Пусть пытаются, но ты их не услышишь и не сможешь им  ответить.  Во
всяком случае сознательно. Отныне и навсегда я лишаю тебя этого дара.
   - Но ведь я же некроскоп! Я всегда беседовал с мертвыми,  я  к  этому
привык! А что будет, когда  я  состарюсь?  Что  будет,  когда  и  сам  я
присоединюсь к сонму мертвых? Я и тогда буду обречен  на  страдания?  Во
веки веков?
   - С привычками можно расстаться, Гарри. Повторяю в последний  раз,  а
потом, если не хочешь,  можешь  не  верить  мне  и  попытаться  сам  все
проверить: ты не имеешь права сознательно беседовать с мертвыми, а  если
заговорят с тобой они, ты обязан тут же  забыть  все  ими  сказанное.  В
противном случае расплачиваться придется тебе. Да будет так!
   - А те математические знания, которые  дал  мне  Мёбиус?  Их  я  тоже
должен навсегда забыть?
   - Ты уже все забыл. И это мой  самый  строжайший  запрет,  ибо  я  не
желаю, чтобы вторгались на мою территорию! А теперь  достаточно  споров!
Все.., уже.., свершилось!
   В этот момент в голове Гарри что-то с такой силой дернулось,  что  он
громко вскрикнул, и.., наступила полная темнота.., а потом...
   ...Он  пришел  в  себя  и  обнаружил,  что  находится  в  Лондоне,  в
штаб-квартире отдела экстрасенсорики.
   Это произошло четыре года назад.  Он  обо  всем  доложил  руководству
отдела, помог им дополнить и закрыть досье на себя  и  свою  работу.  Он
больше уже не был некроскопом, утратил способность воздействовать  своей
метафизической  волей  на  физический   мир;   а   потому   для   отдела
экстрасенсорики  стал  бесполезен.  Но  даже   после   того,   как   они
использовали все возможные и невозможные  средства  и  способы,  пытаясь
вернуть его паранормальные способности, однако не  добились  успеха,  он
знал, что они на этом не остановятся. Как некроскоп он  представлял  для
них слишком большую ценность. Они никогда не забудут о нем и при  первой
же возможности вернут обратно. То же относится и к миллионам его  друзей
- к сонму мертвых Точнее  говоря,  настоящих,  истинных  друзей  в  этом
Великом Большинстве у Гарри было около  сотни.  Но  все  остальные  тоже
знали о нем. Для них он был единственным лучиком  света  в  мире  вечной
темноты И вот теперь едва ли не самый дорогой  для  Гарри  представитель
сонма мертвых - его мать вновь пыталась пробиться к нему и  побеседовать
с сыном.
   - Гарри О, мой бедный малыш Гарри! Почему ты не отвечаешь мне, сынок?
- Для нее он так и остался навсегда малышом.
   - Потому что не могу, - хотел  он  ответить  ей,  но  не  посмел,  не
осмелился сделать это даже во сне. Однажды он уже попытался поговорить с
ней, придя на берег реки, и слишком хорошо помнил, к чему  это  привело.
Он отправился туда  буквально  через  час  после  своего  возвращения  в
Боннириг, в дом,  который  когда-то  принадлежал  его  матери,  а  потом
Виктору Шукшину. Шукшин утопил ее подо льдом, а затем  позволил  течению
унести ее тело сюда, к излучине замерзшей реки, где  оно  опустилось  на
дно и его скрыли водоросли и ил. Здесь она и  оставалась  до  той  самой
ночи, когда Гарри заставил ее подняться, чтобы свершить месть.  И  после
тело ее вновь мирно упокоилось на  дне,  постепенно  разрушаемое  водой,
уносимое по частям. Но дух ее все еще пребывал на месте.
   Он был здесь и тогда, когда Гарри, как множество раз  прежде,  пришел
на берег реки и сел, вглядываясь в  спокойную  черную  глубину,  в  тихо
журчащую возле зарослей тростника у постепенно разрушающегося глинистого
берега воду. День был в разгаре. Тропинки вдоль берега, по которым давно
никто не ходил, заросли сорной травой и кустиками куманики,  в  тенистых
ивах и колючем терновнике пели птицы.
   Помимо  его  дома  неподалеку   стояли   еще   три.   Два   из   них,
располагавшиеся посреди обширных, обнесенных стенами садов, спускавшихся
к самому берегу реки, находились на довольно большом расстоянии друг  от
друга. Оба они давно пустовали и  постепенно  разрушались.  Третий  дом,
стоявший рядом с домом Гарри, уже несколько лет  как  был  выставлен  на
продажу. Время от времени появлялись какие-то люди,  осматривали  его  и
уходили,  качая   головами.   Апартаменты   нельзя   было   назвать   ни
фешенебельными,  ни  престижными.   Место   было   чересчур   пустынным,
уединенным, но именно это и нравилось Гарри. Он привык беседовать  здесь
с матерью, не опасаясь, что его кто-либо увидит и  обратит  внимание  на
то, что он бормочет себе под нос, на  первый  взгляд,  нечто  совершенно
бессмысленное.
   В тот раз он даже не подозревал, что может его ожидать. Знал  только,
что беседовать с матерью ему запрещено и что, в случае если  он  нарушит
запрет, наложенный на его экстрасенсорный  разум,  его  постигнет  кара.
Единственным методом, которым не воспользовались в отделе, был кислотный
тест - он сам не захотел этого. Тогда отделом руководил Дарси Кларк, дар
которого не позволял ему оказывать давление на Гарри или на кого-либо из
его друзей.
   Но здесь, на берегу, дух его  матери,  дух  той  невинной  и  наивной
девушки, какой она когда-то была, не в  силах  был  противиться  желанию
поговорить с сыном.
   Поначалу вокруг царила тишина, слышалось лишь тихое журчание воды  да
пели птицы. Но  прошло  немного  времени  -  и  присутствие  Гарри  было
замечено.
   - Гарри? - раздался у него в голове задыхающийся от волнения голос. -
Гарри, это ты, сынок? О, я знаю, что это ты! Ты вернулся домой, Гарри?
   Вот и  все,  что  она  успела  ему  сказать,  но  и  этого  оказалось
достаточно.
   - Мама! Не надо!
   Он вскрикнул и, вскочив на ноги,  помчался  вдоль  берега,  чувствуя,
будто в голове его кто-то устроил фейерверк и огненные искры впиваются в
ткани его мозга. И только тогда он понял, что сделал с ним Обитатель.
   "Ты испытаешь такие ужасные муки, что никогда не осмелишься повторить
это снова”. Это была угроза, которую привел в исполнение его сын-вампир.
Точнее, даже не он сам,  а  те  постгипнотические  приказы,  которые  он
оставил в разуме Гарри, внедрил в его мозг.
   Ночь застала Гарри лежащим в высокой траве на самом  краешке  берега.
Он медленно, испытывая невероятную боль, приходил в сознание.  Теперь  у
него уже не оставалось никаких сомнений  в  том,  что  в  этом  мире  он
перестал быть некроскопом. Никогда больше он не сможет  вести  беседы  с
мертвыми. Во всяком случае сознательно.
   Но во сне?..
   - Га-а-а-а-рри!.. -  снова  и  снова  звал  его  голос  матери,  эхом
разносясь в бесконечных и пустых лабиринтах его сна. - Я  здесь,  Гарри,
здесь! - И, прежде чем он сам  успел  это  осознать,  Гарри  повернулся,
прошел сквозь одну из дверей и вновь очутился на берегу  реки,  на  этот
раз освещаемом лунным сиянием. - Это ты, Гарри? - в тихом голосе  матери
слышалось сомнение, словно она не осмеливалась поверить в  то,  что  сын
рядом. - Неужели ты и в самом деле пришел ко мне?
   - Я не могу ответить тебе, мама,  -  хотел  было  сказать  Гарри,  но
вынужден был промолчать.
   - Но ты и так уже ответил мне, Гарри, - возразила она. И он знал, что
это была правда, ибо мертвые не нуждаются в словах, произнесенных вслух.
Если ты обладаешь соответствующим  даром,  достаточно  произнести  слова
мысленно.
   Гарри скорчился на берегу, почти приняв позу ребенка во чреве матери,
сжал руками голову и замер в ожидании боли... Но боли не было!..
   - Ах Гарри, Гарри, -  тут  же  отозвалась  мать.  -  Неужели  ты  мог
подумать, что после всего, что произошло в тот раз,  я  смогу  намеренно
причинить тебе новую боль или позволить тебе сделать это самому себе?
   - Мама, я... - он сделал новую попытку, поднимаясь на ноги и дрожа от
ожидания боли, - я не понимаю!..
   - Не правда, ты все  отлично  понимаешь!  -  с  досадой,  нетерпеливо
воскликнула она. - Конечно же, понимаешь! Ты просто забыл. Ты каждый раз
обо всем забываешь, Гарри.
   - Забыл? Что забыл, мама? Что я забываю каждый раз?
   - Ты забываешь, что в своих снах бывал здесь уже много раз.  То,  что
сделал с тобой мой внук, не имеет здесь никакого значения. Вот о чем  ты
забыл и о чем забываешь каждый раз! А теперь позови меня, Гарри,  помоги
мне подняться, чтобы  я  могла  немного  прогуляться  рядом  с  тобой  и
побеседовать.
   Неужели он действительно мог разговаривать с ней  в  своих  снах?  Он
часто делал это прежде, независимо от того, спал он или бодрствовал.  Но
теперь все изменилось.
   - Все как прежде, сынок. Только каждый раз тебе приходится напоминать
об этом.
   И вдруг послышался другой голос. Он не  принадлежал  его  матери,  он
звучал скорее не во сне, а где-то в закоулках памяти...
   - Ты не имеешь  права  сознательно  беседовать  с  мертвыми.  А  если
заговорят с тобой они, ты должен немедленно забыть  все,  что  они  тебе
скажут. В противном случае тебя ждет кара...
   - Это голос моего сына, - вздохнул Гарри, наконец начиная понимать. -
Сколько же раз мы разговаривали с тобой, мама? Я имею в виду - с тех пор
как беседы эти стали причинять мне боль?
   В тот момент, когда она собралась  было  ответить,  Гарри  позвал  ее
наверх. Она поднялась из воды, протянула к нему руку и, держась за него,
выбралась на берег - такая же юная, как в тот день, когда умерла.
   - Дюжину раз, а быть может, двадцать.., или пятьдесят, - она мысленно
пожала плечами, - трудно сказать, Гарри. И всегда так трудно пробиться к
тебе. Ах, как мы скучаем без тебя, Гарри.
   - Мы?
   Он взял ее за руку, и они пошли по темной тропинке, тянувшейся  вдоль
берега реки, освещенные лунным светом, пробивавшимся сквозь  бегущие  по
небу клочковатые облака.
   - Да, я и все твои друзья - весь сонм мертвых. Не менее  ста  из  них
жаждут вновь услышать твой тихий  и  нежный  голос,  сынок,  а  миллионы
других - узнать то, что ты сказал, а всех остальных интересует,  как  ты
живешь и что с тобой происходит. А я.., что ж.., я теперь являюсь чем-то
вроде оракула. Ибо они знают, что я -  единственная,  кому  позволено  с
тобой беседовать и с кем ты разговариваешь чаще всего. Во всяком случае,
так было раньше...
   - Ты заставляешь меня чувствовать, что  я  утратил  прежнее  доверие,
нарушил какие-то обязательства. Но они никогда не существовали.  Все  не
так. Я ничего не могу поделать, но отныне я не могу беседовать с  тобой.
Вернее, я не помню,  когда  и  о  чем  мы  разговаривали.  А  почему  ты
говоришь, что ко мне теперь трудно пробиться? Ты  позвала  меня  -  и  я
пришел. Что же в этом трудного?
   - Но ты не всегда приходишь, Гарри. Иногда я чувствую, что ты  где-то
рядом, зову тебя, но ты исчезаешь. И с каждым разом ждать приходится все
дольше, как будто ты потерял к нам интерес или вовсе забыл о нас. Или мы
стали для тебя  той  самой  привычкой,  с  которой  ты  теперь  решил..,
расстаться?..
   - Нет, это не правда! - воскликнул Гарри, хотя знал, что мать права.
   Не он решил отказаться от этой привычки - это сделали за него..,  это
сделал его страх. Ужас перед умственной пыткой,  которая  ждала  его,  в
случае если он снова заговорит с мертвыми.
   - А если все-таки правда, - продолжил он уже  более  спокойно,  -  то
моей вины здесь нет. Мой выжженный мозг уже не сможет быть вам полезным,
мама.
   - Что ж... - Гарри вдруг услышал новые для него, решительные нотки  в
ее голосе и почувствовал, что пальцы матери крепко сжали его руку.  -  В
таком случае необходимо что-то предпринять. Я имею в виду твое  нынешнее
положение, Гарри. Потому что надвигается большая беда, сынок, и  мертвые
не могут спокойно лежать в своих могилах. Помнишь, я говорила тебе,  что
кое-кто хочет побеседовать с тобой, рассказать тебе нечто очень важное?
   - Да,  помню.  Кто  он,  мама?  И  что  такое  важное  он  хочет  мне
рассказать?
   - Он не  захотел  объяснять,  а  голос  его  доносился  очень,  очень
издалека. Однако очень странно, Гарри, что мертвый еще способен  ощущать
боль.., ведь смерть обычно избавляет нас от любой боли.
   У Гарри кровь  застыла  в  жилах.  Он  слишком  хорошо  знал,  что  в
определенных обстоятельствах мертвые  действительно  могут  страдать  от
боли. Сэр  Кинан  Гормли,  уничтоженный  советскими  экстрасенсами,  был
обследован некроскопом Борисом Драгошани. И несмотря на то  что  он  был
уже мертв, сэр Кинан испытал жесточайшую боль.
   - Это.., что-то вроде.., того?.. - спросил Гарри и затаил  дыхание  в
ожидании ответа матери.
   - Я не знаю, что это такое, - ответила она, повернувшись и глядя  ему
прямо в глаза, - потому что раньше не сталкивалась с чем-либо  подобным.
Но я очень боюсь за тебя, Гарри,  я  очень,  очень  за  тебя  боюсь!  Ты
спрашиваешь.., похоже ли это на то, но я хочу в  свою  очередь  спросить
тебя: может ли случиться, будет ли когда-либо нечто  подобное?  И  каким
образом это может случиться, если ты уже не некроскоп? Мне остается лишь
молиться, чтобы этого  не  случилось.  Ты  видишь,  сынок,  я  буквально
разрываюсь на части! С одной стороны, я скучаю  без  тебя,  все  мертвые
скучают, но с другой... Если ты  окажешься  в  опасности,  нам  придется
обходиться без тебя.
   Гарри почувствовал, что мать что-то недоговаривает.
   - Ты  уверена,  мама,  в  том,  что  не  знаешь,  кто  именно  желает
побеседовать  со  мной?  Ты  действительно  не  знаешь,  где  он  сейчас
находится?
   Она выпустила его руку и отвернулась, избегая смотреть ему в глаза.
   - Я не знаю, кто он, Гарри. Но его крик, этот вопль его  разума!..  О
да, я знаю, где он сейчас! И все мертвые это знают. Он в аду!
   Гарри нахмурился, нежно взял мать за плечи и мягко развернул ее лицом
к себе.
   - В аду?
   Она взглянула на него, открыла  было  рот,  но  ничего  не  ответила.
Послышалось  лишь  какое-то  клокотание,  она  закашлялась  и   сплюнула
кровью.., потом вдруг резко  выпрямилась  и  вывернулась  из  его  вдруг
ослабевших рук. И тогда он увидел во рту у нее что-то блестящее, похожее
на вилку, нечто, что никак нельзя было назвать человеческим языком. Кожа
ее сморщилась, мгновенно постарела, стала похожей на изъеденный  червями
древний пергамент. Плоть отделилась от костей и клочьями  начала  падать
на землю, обнажая скелет, рассыпаясь в прах, словно  сгнивший  саван.  С
криком ужаса она повернулась и бросилась прочь от него по  берегу  реки,
но на секунду остановилась у  излучины  и  оглянулась.  Превратившись  в
гнилой, рассыпающийся скелет, она рассмеялась ему в  лицо  и  ступила  в
воду. И в этот момент он увидел, что глаза ее в лунном свете горят  алым
огнем, а зубы - ни что иное как кривые и острые клыки!
   -  Мама-а-а-а!  -  только  и  мог   крикнуть   ей   вслед   буквально
пригвожденный к месту, застывший от страха Гарри... Но в  ответ  услышал
другой голос, совсем не похожий на голос матери:
   - Га-а-а-рри! - голос доносился откуда-то очень  издалека,  но  Гарри
все-таки стал  крутить  головой  во  все  стороны  и  оглядывать  берег,
освещенный сиянием луны. Однако никого не увидел - Гарри-и-и!  -  вновь,
уже яснее и отчетливее послышался голос. - Га-а-а-рри Киф!
   Как и говорила мать, в  этом  голосе  звучали  поистине  адские  муки
Ответить Гарри был не в состоянии. Он все еще никак не мог опомниться от
перевоплощения, произошедшего с матерью, и воспринимал  его,  как  некое
страшное предупреждение, ибо понимал, что сама мать никогда не совершила
бы ничего подобного.
   Голос продолжал звать его, и  Гарри  слышал  в  нем  отчаяние,  муку,
безнадежность.
   - Гарри, Бога ради! Если ты там, отзовись, пожалуйста, ответь мне.  Я
знаю, что ты не имеешь  права  это  сделать,  не  осмеливаешься.  Но  ты
должен! Это происходит вновь, Гарри, это снова случилось  Голос  слабел,
становился все тише, его телепатическая сила уменьшалась. А потому, если
Гарри хотел понять суть происходящего, ему следовало поторопиться.
   - Кто вы? - спросил он. - Что вы хотите от меня?
   - Га-а-а-а-рри! Гарри Киф! Помоги нам! - Обладатель голоса не  слышал
Гарри, и  голос  постепенно  исчезал,  уносимый  поднявшимся  на  берегу
ветром.
   - Как? - крикнул в ответ Гарри. - Как я могу вам помочь? Ведь я  даже
не знаю, кто вы!
   На самом деле, однако, ему казалось, что он уже  знает  это.  Мертвые
очень  редко  обращались  к   нему   вот   так,   без   предварительного
представления. Как правило, он сам, первым, находил их, а уже потом  они
имели возможность отыскать его снова. Именно поэтому он подозревал,  что
уже знал этого человека - или этих людей? - раньше, возможно в  реальной
жизни.
   - Га-а-а-рри! Ради всего святого! Отыщи нас и положи этому конец.
   - Как я могу отыскать вас? -  крик  Гарри  прозвучал  в  ночи  воплем
отчаяния и разочарования. - И какой в этом смысл? Ведь когда я проснусь,
я не смогу ничего вспомнить!
   И тогда он услышал шепот, всего лишь шепот, постепенно затихающий, но
достаточно громкий, чтобы вызвать  на  берегу  реки  ветер.  Этот  ветер
подхватил Гарри и донес до него  призыв,  заставивший  застыть  кровь  в
жилах  экс-некроскопа,  покрывший  мурашками  все  его  тело,  а   потом
заставивший его проснуться, вернуться в реальный мир.
   - Найди нас и заставь замолчать, - умолял неизвестный голос -  Оборви
эти красные нити, немедленно, пока они не разрослись. Ты  знаешь,  каким
образом это сделать, Гарри, - острая сталь, деревянный кол  и  очищающий
огонь... Сделай это, Гарри, пожалуйста, сделай.., это!..
   Гарри внезапно  проснулся.  Прижимаясь  к  нему  всем  телом,  Сандра
пыталась успокоить его. Все его тело было покрыто холодным липким потом,
он дрожал, как осиновый лист. Сандра тоже была испугана  и  смотрела  на
него широко распахнутыми глазами, слегка приоткрыв рот.
   - Гарри! Гарри! - шептала она, буквально распластавшись на нем. - Все
хорошо, все хорошо, это был всего лишь плохой сон, кошмар, не более.
   Она обняла его за шею, ощущая, как гулко  и  лихорадочно  бьется  его
сердце Все  еще  дрожа  и  задыхаясь,  Гарри  широко  открытыми  глазами
лихорадочно оглядывался вокруг, постепенно узнавая  знакомую  обстановку
комнаты. Проснувшись от его крика, Сандра сразу же включила свет.
   - Что? Что? - воскликнул Гарри, вцепившись в нее дрожащими руками.
   - Все в порядке, - тихо, но настойчиво повторила она. - Это был всего
лишь сон.
   -  Сон?  -  До  него,  наконец,  стал  доходить  смысл  ее  слов,   и
мрачно-безучастное  выражение  исчезло  из  его  глаз.  Мягко  оттолкнув
Сандру, он сел, потом вдруг с шумом вдохнул и вскочил на ноги-- Нет! Это
было нечто большее, чем просто сон! Господи! Я просто обязан  вспомнить!
- Но было слишком поздно. -  все  произошедшее  затуманивалось,  уходило
куда-то вглубь, в подсознание... - Речь шла.., шла... -  Он  в  отчаянии
тряхнул головой, и во все стороны  разлетелись  крупные  капли  пота.  -
..Речь шла о моей матери... Нет, не о ней, но она тоже там  была...  Это
было , предупреждение?.. Да, предупреждение.., но и что-то еще...
   Это все, что ему удалось вспомнить. Остальное ушло, исчезло, но не по
его воле, а по воле другого -  такова  была  воля  и  власть  его  сына,
оставившего в голове отца постгипнотические приказы.
   - Черт! - выругался Гарри, вновь присев на краешек кровати, продолжая
дрожать и все еще мокрый от пота...
   Все это произошло примерно в четыре часа пять минут утра.
   Гарри успел поспать часа три с половиной, Сандра  -  на  час  меньше.
Когда он наконец успокоился и надел халат, она сварила кофе. Пока Гарри,
не переставая дрожать, маленькими глотками  пил  бодрящий  напиток,  она
попыталась вновь вернуть его к событиям  сна,  помочь  ему  вспомнить  и
одновременно кляла и ругала себя  в  душе  за  то,  что  заснула  и  все
проспала. Если бы она оставалась рядом, наблюдая за ним, она  сумела  бы
уловить отголоски этого кошмара, понять,  что  именно  Гарри  пережил  в
своем сне. Ее работа как раз и  заключалась  в  т