рые требуют  быстрых решений, а это делает человека
неспособным  увидеть  особенности и  тонкие стороны  данной ситуации.  Мысль
чересчур медленна;  она вырабатывает определенный план действий и продолжает
придерживаться его, даже если изменившиеся обстоятельства делают необходимым
совершенно  иной  образ  действий. Кроме того,  вмешательство  мыслительного
центра  вызывает иногда ошибочные  реакции, так как он  не  способен  понять
оттенки  и  отличительные  черты  многих  событий.  Такие  события,  которые
совершенно различны для двигательного и эмоционального центра, покажутся ему
одинаковыми.  Его  решения  зачастую  носят  слишком  общий  характер  и  не
совпадают  с  теми  решениями,  которые принял  бы эмоциональный  центр. Это
становится  явным, если вспомнить о вторжениях  мысли,  теоретического ума в
область чувств, ощущений или  движения:  во всех трех  случаях вмешательство
ума  приводит  к самым нежелательным результатам. Ум не  в состоянии  понять
оттенки  чувств.  Мы обнаружим это, если представим себе, как  один  человек
рассуждает об эмоциях другого. Он сам ничего при этом не  чувствует, поэтому
чужие  эмоции для  него  не существуют. Сытый голодного не разумеет.  Но для
другого  человека его эмоции  имеют  вполне  определенное  существование.  И
решения первого центра, т.е. ума, не смогут его  удовлетворить. Точно так же
ум не в состоянии  оценить ощущения,  для него  они мертвы.  Неспособен он и
управлять движениями. Случаи подобного рода подыскать легче всего. Какую  бы
работу ни выполнял человек, стоит ему попробовать  выполнять каждое действие
обдуманно,  следуя  умом за всеми движениями, -  и он увидит, как немедленно
изменится качество его  работы.  Если он печатает  на машинке,  его  пальцы,
управляемые  двигательным центром, сами  найдут нужные буквы; но  если перед
каждой буквой  он  начнет спрашивать себя: "Где  здесь "к"? Где запятая?  Из
каких букв состоит  это  слово?" - он  не сможет печатать быстро, или начнет
делать ошибки, или станет работать  очень медленно.  Если человек  управляет
автомашиной с помощью ума, он может ездить только на малой скорости. Ум не в
состоянии  двигаться  с  такой же  быстротой,  с какой происходят  действия,
необходимые для  высокой скорости. Ехать на максимальной скорости,  особенно
по улицам большого города, и управлять машиной при помощи ума - для обычного
человека это невозможно.

     "Двигательный центр, работая вместо мыслительного, порождает, например,
механическое чтение  или  слушание, как это бывает, когда человек читает или
слушает только  слова и совершенно  не сознает  их смысла.  Обыкновенно  это
происходит,  когда  внимание, т.е.  направление  деятельности  мыслительного
центра,  занято  чем-то другим,  а  двигательный центр в это время старается
заменить  отсутствующий мыслительный  центр; деятельность такого  рода легко
переходит в привычку, потому что мыслительный центр обычно отвлекается не на
полезную  работу,  не  на  мышление   или  созерцание,  а  на  мечтания  или
воображаемые картины.

     "Воображение  -  вот  один  из  главных  источников неправильной работы
центров. Каждый центр имеет  свою собственную форму  воображения и мечтаний,
но,  как  правило,  и  двигательный,  и   эмоциональный   центры  пользуются
мыслительным,  а он  охотно  предоставляет  себя  в их распоряжение, так как
мечтания  соответствуют  его  собственной  склонности. Мечтания - абсолютная
противоположность  "полезной"  умственной деятельности. "Полезная" в  данном
случае означает деятельность, направленную к  какой-то определенной цели, на
достижение конкретного  результата.  Мечтания же не преследуют никакой цели,
не  стремятся  ни  к  какому  результату.  Мотив  мечтаний  всегда  лежит  в
эмоциональном  или двигательном центре, а фактический процесс осуществляется
мыслительным  центром.  Склонность  к  мечтаниям отчасти  представляет собой
следствие лености мыслительного центра, т.е. его стремления избежать усилий,
связанных с работой, которая направлена  к определенной цели, в определенном
направлении;   отчасти   же   это   результат  склонности  двигательного   и
эмоционального  центров сохранять для себя  свежими или  повторять некоторые
впечатления, приятные  или неприятные, как воображаемые, так и действительно
пережитые.  Грезы  неприятного,  болезненного  характера вполне  свойственны
неуравновешенному  состоянию  человеческой  машины.  В  конце  концов, можно
понять склонность к приятным мечтаниям и  найти им логическое оправдание; но
неприятные грезы  совершенно  абсурдны. И все же многие  люди девять десятых
жизни проводят именно в таких болезненных грезах - о неудачах, которые могут
постигнуть их или их  семью, о возможных заболеваниях, о страданиях, которые
им придется  перенести.  Воображение и мечтания  -  это случаи  неправильной
работы мыслительного  центра. И наблюдение за  деятельностью воображения, за
мечтаниями составляет очень важную часть самоизучения.

     "Следующим объектом самонаблюдения должны стать привычки вообще. Всякий
взрослый  человек  целиком состоит  из привычек,  хотя  зачастую не осознает
этого  и даже уверен, что он вообще избавлен от привычек. Такое  невозможно.
Все  три центра наполнены привычками, и  человек не сможет узнать себя, пока
не изучит все свои привычки. Наблюдение и изучение привычек особенно трудно,
ибо  для того, чтобы увидеть их и "записать", человеку нужно отойти от  них,
освободиться  хотя  бы  на  мгновение.  Пока  человеком  управляет  какая-то
конкретная привычка, он ее не замечает; но при первых же Попытках бороться с
ней,  какими бы слабыми  они ни были, он обнаружит ее присутствие.  Поэтому,
чтобы  наблюдать  и  изучать  привычки,  надо стараться  их преодолеть.  Это
открывает практический метод самонаблюдения. Ранее было сказано, что человек
не  в состоянии что-либо изменить  в себе,  что он способен лишь наблюдать и
"записывать".  Это  верно. Но  верно  и то,  что человек не  сможет что-либо
заметить  и  "записать", если он не  стремится бороться  с  собой, со своими
привычками. Борьба эта не принесет прямых результатов; иначе говоря, человек
не  сможет  добиться  каких-то  перемен,  особенно   перемен  постоянных   и
длительных. Однако такая борьба показывает человеку то, что есть; без нее он
не увидит, из чего он состоит.  Борьба  с мелкими привычками очень  трудна и
утомительна, но без нее самонаблюдение невозможно.

     "Уже при первой попытке изучить элементарную деятельность двигательного
центра человек  выступает против привычек. Например, он пожелал изучить свои
движения,  пронаблюдать  за  своей  ходьбой.  Но  ему   никогда  не  удастся
осуществить это долее одного мгновения, если он будет продолжать  шагать при
этом  обычным способом. Но если  он поймет,  что привычный способ его ходьбы
слагается из  множества  отдельных  привычек, таких  как определенная  длина
шага, известная скорость и т.п., и если он попытается изменить эти привычки,
т.е. будет  шагать  быстрее или медленнее,  делать более  широкие  или более
мелкие шаги, он сможет наблюдать за собой  и изучать  свои движения во время
ходьбы. Если  человек захочет наблюдать за  собой, когда он пишет, ему  надо
замечать, как он  держит  перо, надо  попытаться взять  его  иначе, и  тогда
наблюдение окажется возможным.  Чтобы наблюдать за собой,  человеку  следует
стараться ходить необычным  способом, усаживаться в непривычные позы, сидеть
тогда, когда он привык стоять, или стоять тогда, когда он привык сидеть; или
же  делать левой рукой такие  движения, какие  он  привык  делать правой,  и
наоборот. Все это даст ему возможность наблюдать за собой и изучать привычки
и ассоциации двигательного центра.

     "В  сфере эмоций очень  полезно попытаться  бороться с привычкой давать
немедленное  выражение своим неприятным чувствам. Многим  людям очень трудно
удержаться  от выражения своих чувств, вызванных, например, плохой  погодой.
Еще труднее им не выражать  неприятные эмоции,  когда они  обнаруживают, что
кто-то или что-то нарушает  то положение вещей, которое они считают порядком
или справедливостью.

     "Помимо того, что борьба  с выражением неприятных эмоций- очень хороший
метод  самонаблюдения, она  имеет  и  другое значение: это  одно из немногих
направлений, в  котором  человек  может изменить  себя,  не создавая  других
нежелательных привычек.  Поэтому самонаблюдение  и самоизучение с первых  же
шагов должны сопровождаться борьбой с выражением неприятных эмоций.

     "Если человек выполняет все эти правила при самонаблюдении, он  отметит
очень  важные аспекты  своего  бытия, целую их  серию.  Прежде  всего  он  с
безошибочной ясностью установит тот факт, что его действия, мысли, чувства и
слова суть результаты внешних влияний, и ничто  из них  не приходит  от него
самого. Он  поймет и увидят,  что фактически является автоматом, действующим
под  влиянием  внешних  стимулов.  Он   ощутит  свою  полную   механичность,
почувствует,  что  все "случается", что  он  не  может ничего "делать". Он -
машина, управляемая случайными внешними толчками. Каждый толчок вызывает  на
поверхность одно из  его "я". Новый толчок - и это "я" исчезает, а его место
занимает другое  "я".  Еще одно небольшое изменение  в  окружающей среде - и
появляется  новое  "я".  Человек начинает понимать,  что у него  нет никакой
власти над собой, что он не знает, что может сказать или сделать в следующий
момент; он начинает  понимать, что  не может отвечать за себя даже в течение
кратчайшего промежутка времени. Он поймет, что  если он остается одним и тем
же и не совершает  ничего  неожиданного, то  это происходит  потому, что нет
никаких непредвиденных внешних изменений.  Он поймет,  что все  его действия
полностью  управляются  внешними условиями, убедится, что  в нем нет  ничего
постоянного, откуда могло бы идти управление, - ни одной постоянной функции,
ни одного устойчивого состояния."

     В психологических теориях Гурджиева было несколько пунктов, пробудивших
во мне особый интерес. Первый пункт это возможность изменить себя, т, е. тот
факт,  что,  приступая  к  правильному  самонаблюдению,  человек  немедленно
начинает  изменяться и  что  никогда  не  окажется,  что внутри него  все  в
порядке.

     Второй пункт -  требование "не выражать отрицательных  эмоций". Я сразу
же  почувствовал, что  здесь  скрывается  нечто  значительное. И  дальнейшее
течение событий  показало, что я был прав,  так как изучение эмоций и работа
над ними легли в основу последующего развития всей системы. Но это произошло
гораздо позже.

     Третий пункт, который сразу же привлек мое внимание, и о котором я стал
размышлять  с  самого   начала,  -  идея   двигательного  центра.   Наиболее
интересными  для меня  в схеме  Гурджиева были вопросы взаимоотношения между
двигательными и  инстинктивными функциями. Представляют ли они собой  одно и
то же, или здесь имеются в виду разные явления? И далее: в каком отношении к
общепринятой  психологии  находятся   данные  Гурджиевым  подразделения?   С
некоторыми  оговорками и  дополнениями  я  считал  возможным принять  старую
терминологию,  т.е.  подразделять   действия  человека  на   "сознательные",
"автоматические",    которые    вначале    должны     быть    сознательными,
"инстинктивные", т.е. целесообразные,  но  без  осознания цели, и  простые и
сложные "рефлексы",  которые никогда не  бывают сознательными, а в некоторых
случаях  могут  оказаться  и  нецелесообразными.  Кроме  того,  существовали
действия, производимые  под  влиянием скрытых эмоциональных предрасположений
или неизвестных внутренних импульсов.

     Гурджиев перевернул всю эту схему.

     Прежде  всего  он  отбросил "сознательные"  действия,  потому  что, как
явствовало  из сказанного им  ранее,  ничего  сознательного  в  человеческой
деятельности  нет. Термин  "подсознательное", который играет большую роль  в
теориях некоторых  авторов,  стал совершенно бесполезным  и даже  вводящим в
заблуждение, поскольку в категории "подсознательного" оказываются совершенно
разные явления.

     Деление  действий  в соответствии  с  управляющими  центрами  устраняло
всякую  неопределенность и  все  возможные сомнения  в  правильности  такого
разделения.  Особо  важным  в системе  Гурджиева  было  указание на то,  что
одинаковые действия могут возникнуть в результате  действий разных  центров.
Пример:  новобранец и старый солдат  на  стрельбище. Первый должен выполнять
упражнение в стрельбе при помощи мыслительного центра, а второй - при помощи
двигательного, который производит работу гораздо лучше.

     Но Гурджиев не называл "автоматическими"  действия,  которыми управляет
двигательный центр.  Он  употреблял название "автоматический" только для тех
действий, которые человек выполняет незаметно для себя. Если же эти действия
выполняются  таким образом, что  человек  их  замечает,  их  нельзя  назвать
"автоматическими". Он отводил автоматизму большое место,  однако считал, что
двигательные функции отличаются от автоматических; но важнее  здесь  то, что
он находил автоматические  действия во  всех центрах.  Например,  говорил об
"автоматических мыслях", об "автоматических чувствах". Когда я спросил его о
рефлексах,  он  назвал их  "инстинктивными  действиями".  Насколько  я  смог
заключить  из  последующего, среди внешних движений он считал инстинктивными
действиями только рефлексы.

     Меня очень интересовали  взаимоотношения двигательных  и  инстинктивных
функций  в его описании,  и в  беседах с  ним я  часто  возвращался к  этому
вопросу.

     Прежде  всего  Гурджиев  обратил  внимание на  постоянное  неправильное
употребление  слов "инстинкт" и "инстинктивный". Из  того,  что он  говорил,
явствовало, что  эти слова  по  праву  можно  отнести  только  к  внутренним
функциям организма. Сердцебиение, дыхание, кровообращение, пищеварение - вот
инстинктивные функции. Единственными внешними функциями, которые принадлежат
к   этой  категории,  являются  рефлексы.  Разница  между  инстинктивными  и
двигательными  функциями  заключается  в  следующем:  двигательным  функциям
человек  (а  также  и  животные  -  птица,  собака)   должен   научиться,  а
инстинктивные функции - врожденные. У человека очень мало врожденных внешних
движений. У животных их больше, хотя  среди них в этом отношении наблюдаются
различия: у одних  больше,  у  других меньше.  Но  то, что  обычно  называют
"инстинктом",  нередко  представляет  собой  совокупность  сложных движений,
которым  молодые   животные  учатся  у  старших.  Одно  из  главных  свойств
двигательного  центра - это его способность к подражанию. Двигательный центр
без рассуждений подражает всему, что он видит. Таково происхождение легенд о
"чудесном разуме" или "инстинкте" животных, который занимает место разума  и
заставляет их выполнять целые серии сложных и целесообразных действий.

     Идея независимого двигательного центра, который, с  одной  стороны,  не
связан  с умом и не  нуждается в  нем,  сам себе является умом, а  с  другой
стороны,  не  подчинен инстинкту и должен сначала научиться  выполнять  свои
функции,  поставила  очень  многие  проблемы  на  совершенно  новую  основу.
Существование двигательного центра, который работает посредством подражания,
объясняет  сохранение  "существующего порядка"  в  пчелиных  ульях, колониях
термитов  и   муравейниках.  Руководствуясь  подражанием,   одно   поколение
формируется  в полном соответствии с  моделью другого.  Здесь  не может быть
никаких  перемен,  никакого отхода  от  модели. Но "подражание" не объясняет
того, каким образом  возник такой порядок.  Мне очень хотелось поговорить  с
Гурджиевым  об этом и о многих  других предметах;  но Гурджиев  уклонялся от
подобных  разговоров,  переводя  их  на человека  и  на  конкретные проблемы
самоизучения.

     В  дальнейшем  многое  стало мне  ясным  благодаря той идее, что каждый
центр  -  это  не  только  движущая  сила,  но  и "воспринимающий  аппарат",
работающий в качестве  приемника различных влияний, иногда очень отдаленных.
Когда  я подумал о том, что было сказано  о войнах, революциях, переселениях
народов  и  т.п.,  когда я представил  себе  картину того,  как  массы людей
находятся  под  властью  влияний  планет,  я  понял  нашу  главную  ошибку -
определять  действия людей как индивидуальные.  Мы  полагаем,  что  действия
индивида возникают в нем самом, и не представляем себе, что "массы"  состоят
из автоматов, повинующихся  внешним  воздействиям, что они действуют не  под
влиянием  воли,  сознания  или склонностей индивидов, а в результате внешних
стимулов, приходящих, возможно, из очень далеких сфер.

     -  Могут  ли  инстинктивные  и  двигательные  функции   находиться  под
управлением двух разных центров? - спросил я как-то Гурджиева.

     - Могут,  -  сказал  Гурджиев, - и к ним  нужно  прибавить еще  половой
центр. Это три центра нижнего  этажа. Половой  центр является нейтрализующим
по  отношению  к   инстинктивному   и  двигательному.  Нижний   этаж   может
существовать самостоятельно,  потому  что находящиеся в нем три центра  суть
проводники  трех  сил.  Мыслительный  и  эмоциональный  центры  не  являются
необходимыми для жизни.

     - Какой же из них активен, а какой пассивен в  нижнем  этаже? - спросил
я.

     -  Их роли  меняются, - ответил Гурджиев. -  В один момент двигательный
центр  активен,  а  инстинктивный  пассивен; в другой  момент  инстинктивный
активен, а двигательный  пассивен. Вы должны найти примеры обоих состояний в
себе  самом.  Но  кроме разных  состояний существуют также и  разные типы. У
некоторых людей  более активен двигательный центр, у других - инстинктивный.
Однако  ради удобства  рассуждений, особенно вначале, когда  важно объяснить
только  принципы,  мы  принимаем  их  за  один центр  с  разными  функциями,
находящимися на одном уровне. Если вы возьмете мыслительный, эмоциональный и
двигательный центры, все они будут работать  на разных уровнях. Двигательный
же и инстинктивный находятся на одном уровне. Позже вы поймете, что означают
эти уровни и от чего они зависят.

ГЛАВА 7

     Достижимо  ли "космическое  сознание"? - Что такое  сознание? -  Вопрос
Гурджиева о  том,  что  мы замечаем при самонаблюдении.  -  Наши  ответы.  -
Замечание Гурджиева о том, что  мы пропустили  самое важное.  - Почему мы не
замечаем, что  помним  себя?  -  Что-то  "наблюдает",  "думает",  "говорит".
Попытки вспомнить себя.  - Пояснения Гурджиева. - Значение новой проблемы. -
Наука  и философия.  -  Наши  переживания.  - Попытки разделить внимание.  -
Первые ощущения намеренного вспоминания себя. - Что мы помним из прошлого? -
Дальнейшие переживания. - Сон в бодрствующем состоянии. - Пробуждение. - Что
просмотрела  европейская психология? - Различия в понимании идеи сознания. -
Изучение человека идет параллельно изучению  мира. - За законом трех следует
закон семи,  или  закон  октав. - Отсутствие  непрерывности  в  вибрациях. -
Октавы.  -   Гамма   семи  тонов.  -  Закон  "интервалов".  -  Необходимость
дополнительных  толчков.  - Что  происходит  при  отсутствии  дополнительных
толчков? - Чтобы делать,  надо уметь контролировать "дополнительные толчки".
-   Подчинение  октавы.  -  Внутренние  октавы.  -   Органическая  жизнь   в
"интервале". - Влияние  планет. - Боковая  октава "соль-до". - Значение  нот
"ля", "соль", "фа". - Значение нот "до" и  "си". - Значение нот "ми" и "ре".
- Роль органической жизни в изменении поверхности земли.



     Однажды  в разговоре с  Гурджиевым я  спросил, считает ли он  возможным
достижение "космического  сознания" не только на  короткий миг, но  на более
долгий период.  Я  понимал выражение  "космическое сознание" в  смысле более
высокого сознания, доступного  человеку, как я писал в  своей книге "Tertium
Organum".

     -  Не знаю, что вы называете "космическим соз