ГИПНОТИЗМЕ
Удивительная жизнь сновидений. - 'Психоанализ'. - Невозможность наблюдения снов
обычными методами. - 'Состояние полусна'. - Повторяющиеся сны. - Простота их
природы. - Сны с пол„тами. - Сны с лестницами. - Ложные наблюдения. - Разные
стадии сна. - Головные сны. - Невозможность произнести во сне сво„ имя. -
Категории снов. - Воплощения. - Подражательные сны. - Сон Мори. - Разв„ртывание
сна от конца к началу. - Эмоциональные сны. - Сон о Лермонтове. - Построение
зрительных образов. - Один человек в двух аспктах. - Материал снов. - Принцип
'компенсации'. - Принцип дополнительных тонов. - Возможность наблюдения снов в
состоянии бодрствования. - Ощущение 'это было раньше'. - Гипнотизм. - Гипнотизм
как средство вызвать состояние максимальной внушаемости. - Контроль со стороны
обычного сознания и логики, невозможность их полного исчезновения. - Явления
'медиумизма'. - Применение гипноза в медицине. - Массовый гипноз. - 'Фокус с
канатом'. - Самогипноз. - Внушение. - Необходимо изучать эти два явления
отдельно. - Внушаемость и внушение. - Как в человеке созда„тся двойственность. -
Два вида самовнушения. - Добровольное самовнушение невозможно.


Пожалуй, самые первые мои интересные впечатления моей жизни пришли из мира снов.
С детских лет мир снов привлекал меня, заставлял искать объяснений его
непостижимых явлений; и я старался установить взаимоотношения между реальным и
нереальным в снах. Со снами у меня связаны совершенно необъяснимые переживания.
Ещ„ реб„нком я несколько раз просыпался с таким сильным чувством, что пережил
нечто удивительное и захватывающее, что вс„ известное мне до сих пор, вс„, что я
видел и с чем соприкасался в жизни, казалось недостойным внимания, лиш„нным
всякого интереса. Кроме того, меня всегда поражали повторяющиеся сны, которые
протекали в одной и той же форме, в одной обстановке, приводили к одинаковым
результатам, к одному концу - и вызывали у меня одинаковое чувство.
Около 1900 года, когда я проч„л о снах почти вс„, что мог найти в
психологической литературе *, я решил наблюдать свои сны систематически.
Мои наблюдения преследовали двойную цель:
  Я хотел собрать как можно больше материала для вынесения суждений о характере
  и происхождении снов; как это рекомендуется, я записывал сны сразу после
  пробуждения.
  Я хотел проверить собственную, довольно фантастическую идею, которая возникла
  у меня едва ли не в детские годы: возможно ли сохранять во сне сознание, т.е.
  знать, что я сплю, и мыслить сознательно, как это бывает в бодрственном
  состоянии.
Первое, т.е. записывание снов и т.п. сразу после пробуждения, вскоре заставило
меня понять невозможность осуществить на практике рекомендуемые методы
наблюдения снов. Сны не выдерживают наблюдения: наблюдение изменяет их. Я вс„
чаще замечал, что наблюдаю вовсе не те сны, которые видел, а новые сны,
созданные самим фактом наблюдения. Нечто во мне начинало изобретать сны при
первом же сигнале о том, что они привлекают мо„ внимание. Это делало обычные
методы наблюдения совершенно бесполезными.
Второе, т.е. попытки сохранять сознание во сне, неожиданно привело к новому
способу наблюдения снов, о котором я прежде и не подозревал, а именно: эти
попытки создавали особое состояние полусна. Вскоре я понял, что без помощи
состояния полусна наблюдать сны, не изменяя их, невозможно.
'Состояние полусна' стало возникать, вероятно, в результате моих усилий
наблюдать сны в момент засыпания или полудр„ме пробуждения. Не могу сказать
точно, когда это состояние обрело некую заверш„нную форму; вероятно, оно
развивалось постепенно. По-моему, оно стало появляться в короткие промежутки
времени перед засыпанием; но если я позволял своему вниманию сосредоточиться на
н„м, я долго не мог уснуть. Поэтому постепенно, опытным пут„м я приш„л к выводу,
что гораздо легче наблюдать 'состояние полусна' уже проснувшись, но продолжая
оставаться в постели.
Желая вызвать это состояние, я после пробуждения вновь закрывал глаза и
погружался в дремоту, одновременно удерживая ум на каком-то определ„нном образе
или мысли. Иногда в таких случаях возникало то странное состояние, которое я
называю 'состоянием полусна'. Как и все люди, я либо спал, либо не спал; но в
'состоянии полусна' я одновременно и спал и не спал.
Если говорить о времени, когда возникало это 'состояние полусна', то первым
признаком его приближения обычно оказывались так называемые 'гипнагогические
галлюцинации', многократно описанные в психологической литературе; я не стану на
них останавливаться. Но когда 'состояние полусна' стало возникать по утрам, оно
начиналось, как правило, без предваряющих их зрительных впечатлений.
Чтобы описать 'состояние полусна' и вс„, что с ним связано, необходимо сказать
очень многое. Постараюсь быть по возможности кратким, ибо в настоящий момент мне
важно не 'состояние полусна' само по себе, а его последствия.
Первое производимое им ощущение было удивление. Я рассчитывал найти одно, а
находил другое. Затем возникало чувство небывалой радости, приносимой
'состоянием полусна', возможность видеть и понимать вещи совершенно по-иному,
чем прежде. Третьим ощущением был некоторый страх, потому что вскоре я заметил,
что если оставить 'состояние полусна' без контроля, оно начинает усиливаться,
распространяться и вторгаться в мои сны и даже в бодрственное состояние.
Таким образом, 'состояние полусна', с одной стороны, привлекало меня, а с
другой, - пугало. Я угадывал в н„м огромные возможности, но и большую опасность.
В одном я был абсолютно убежд„н: без 'состояния полусна' какое бы то ни было
исследование снов невозможно, и все попытки такого исследования неизбежно
обречены на провал, неверные выводы, фантастические гипотезы и тому подобное.
С точки зрения моей изначальной идеи об исследовании снов я мог радоваться
полученным результатам: я владел ключом к миру снов, и вс„, что было в них
неясного и непонятного, постепенно прояснялось, становилось ясным и понятным.
Главное состоло в том, что в 'состоянии полусна' я видел обычные сны, но при
этом сохранял полное сознание, мог понимать, как возникают эти сны, из чего они
построены, какова их общая причина и каковы последствия. Далее, я обнаружил, что
в 'состоянии полусна' я обладаю определ„нным контролем над снами: могу вызывать
их и видеть то, что хочу, хотя это и не всегда удавалось, так что сказанное мной
не следует понимать слишком буквально. Обычно я давал только первый толчок,
после чего сны разв„ртывались как бы добровольно, порой удивляя меня своими
странными и неожиданными поворотами.
В 'состоянии полусна' я мог видеть сны, которые видел обычным образом.
Постепенно передо мной прош„л весь репертуар моих снов, и я наблюдал их вполне
сознательно, видел, как они создаются, переходят один в другой, мог понять их
механизм.
Наблюдаемые таким способом сны я стал постепенно классифицировать и подразделять
на определ„нные категории.
В одну из таких категорий я отн„с все постоянно повторяющиеся сны, которые время
от времени продолжал видеть на протяжении всей своей жизни.
Некоторые из них некогда вызывали у меня страх своей упорной и частой
повторяемостью, своим необычным характером; они вынуждали меня искать в них
какой-то сокровенный или аллегорический смысл, предсказание или предостережение.
Мне казалось, что эти сны должны были иметь какой-то особый смысл, какую-то
особую причастность к моей жизни.
Вообще говоря, наивное мышление о снах всегда начинается с той идеи, что сны, в
особенности настойчиво повторяющиеся, должны обладать определ„нным смыслом,
предсказывать будущее, выявлять скрытые черты характера, выражать физические
качества, склонности, тайные патологические состояния и т.п. Но очень скоро я
убедился, что мои повторяющиеся сны ни в коей мере не связаны ни с какими
чертами или свойствами моей природы, ни с какими событиями моей жизни. Я наш„л
для них ясные и простые объяснения, не оставляющие никаких сомнений в их
подлинной природе.
Приведу несколько такого рода снов вместе с их объяснениями.
Первый и весьма характерный сон, который снился мне очень часто: я видел
какую-то трясину, своеобразное болото, которого впоследствии никак не мог себе
описать. Часто эта трясина, болото или просто глубокая грязь, какую можно было
встретить на дорогах России, а то и прямо на улицах Москвы, вдруг появлялась
передо мной на земле, даже на полу комнаты, вне всякой связи с сюжетом сна. Я
изо всех сил старался избежать этой грязи, не ступить на не„, не коснуться е„,
но неизбежно получалось так, что я попадал в не„, и она начинала меня
засасывать, обычно до колен. Чего только я не делал, чтобы выбраться из грязи
или трясины; если порой мне это удавалось, то я сразу же просыпался.
Соблазнительно истолковать этот сон аллегорически - как угрозу или
предостережение. Но когда я стал видеть его в 'состоянии полусна', он объяснился
очень просто: вс„ содержание сна вызывалось ощущениями, которые возникали, когда
одеяло или простыня стесняли мои ноги, так что невозможно было ни шевельнуть
ими, ни повернуть. Если же мне удавалось повернуться, я выбирался из грязи, - но
тогда неизбежно просыпался, так как совершал резкое движение. Что же касается
самой грязи и е„ 'особого' характера, то она была связана, как я убедился в
'состоянии полусна', со 'страхом перед болотом', скорее воображаемым, чем
действительным, который владел мною в детстве. Такой страх часто встречается в
России у детей и даже у взрослых; его вызывают рассказы о трясинах, болотах и
'окошках'. Наблюдая свой сон в 'состоянии полусна', я смог установить, откуда
взялось ощущение 'особой' грязи. И оно, и соответствующие зрительные образы были
связаны с рассказами о трясинах и 'окошках', которые, по слухам, обладали
'особыми' свойствами: их узнавали по тому, что они, в отличие от обычного
болота, 'всасывали' в себя вс„, что в них попадало; их наполняла, якобы,
какая-то необычная мягкая грязь и т.д. и т.п.
В 'состоянии полусна' последовательность ассоциаций моего сна была вполне
понятной: сначала ощущение стесн„нных ног, затем сигналы 'болото', 'трясина',
'окошко', 'особая мягкая грязь'. Наконец страх, желание выбраться - и частое
пробуждение. В этих снах не было абсолютно никакого мистического или
психологического смысла.
Второй сон также пугал меня: мне снилось, что я ослеп. Вокруг меня что-то
происходило; я слышал голоса, звуки, шум, движение, чувствовал, что мне угрожает
какая-то опасность; мне приходилось двигаться с вытянутыми впер„д руками, чтобы
не ушибиться; и вс„ время я изо всех сил старался увидеть то, что меня окружает.

В 'состоянии полусна' я понял, что совершаемое мной усилие является не столько
старанием что-то увидеть, сколько попытками открыть глаза. Именно это ощущение
вместе с ощущением сомкнутых век, которые я никак не мог разомкнуть, порождало
чувство 'слепоты'. Иногда я просыпался; это происходило в тех случаях, когда мне
действительно удавалось открыть глаза.
Даже первые наблюдения повторяющихся снов доказали мне, что сны гораздо больше
зависят от непосредственных ощущений данного мгновения, чем от каких-то общих
причин. Постепенно я убедился, что почти все повторяющиеся сны были связаны с
особыми ощущениями или состояниями - с ощущениями положения тела в данный
момент. Так, когда мне случалось прижать коленом руку и она немела, мне снилось,
будто меня кусает за руку собака. Когда мне хотелось взять в руки или поднять
что-нибудь, вс„ падало из рук, потому что они были слабыми, как тряпки, и
отказывались слушаться. Помню, однажды во сне нужно было разбить что-то
молотком, но молоток оказался как бы резиновым: он отскакивал от предмета, по
которому я бил, и мне не удавалось придать своим ударам необходимой силы. Это,
конечно, было просто ощущением расслабления мускулов.
Был ещ„ один повторяющийся сон, который постоянно вызывал у меня страх. В этом
сне я оказывался паралитиком или калекой - я падал и не мог встать, потому что
ноги мне не повиновались. Этот сон также казался предчувствием того, что должно
было со мной случиться, - пока в 'состоянии полусна' я не убедился, что его
вызывало ощущение неподвижности ног с сопутствующим расслаблением мускулатуры,
которая отказывалась повиноваться двигательным импульсом.
В общем, я понял, что наши движения, а также желание и невозможность совершить
какое-то определ„нное движение играют в создании снов важнейшую роль.
К этой категории повторяющихся снов принадлежали сны с пол„тами. Я довольно
часто летал во сне, и эти сны мне очень нравились. В "состоянии полусна' я
понял, что ощущение пол„та вызывается слабым головокружением, которое порой
возникает во сне без всякой видимой причины, вероятно, просто в связи с
горизонтальным положением тела. Никакого эротического элемента в снах с пол„тами
не было.
Забавные сны, в которых человек видит себя раздетым или полуодетым на людной
улице, также не требовали для своего объяснения особо сложных теорий. Они
возникали как следствие ощущения полуоткрытого тела. Как я обнаружил в
'состоянии полусна', такие сны возникали, главным образом, тогда, когда мне
становилось холодно. Холод заставлял меня ощутить, что я раздет, и это ощущение
проникало в сон.
Некоторые повторяющиеся сны удавалось объяснить только в связи с другими. Таковы
сны о лестницах, часто описываемые в литературе по психологии. Эти странные сны
снятся многим. Вы поднимаетесь по огромной, мрачной лестнице, не имеющей конца,
видите какие-то выходы, ведущие наружу, вспоминаете нужную вам дверь, тут же
теряете е„, выходите на незнакомую площадку, к новым выходам, дверям и т.д. Это
один из самых типичных повторяющихся снов; как правило, вы не встречаете во сне
ни одного человека, а оста„тесь в полном одиночестве среди всех этих широких
пустых лестниц.
Как я понял в 'состоянии полусна', эти сны представляют собой сочетание двух
мотивов, или воспоминаний. Первый мотив порожд„н моторной памятью, памятью
направления. Сны о лестницах ничуть не отличаются от снов о длинных коридорах, о
бесконечных дворах, по которым вы проходите, об улицах, аллеях, садах, парках,
полях, лесах; одним словом, вс„ это сны о дорогах, о путях. Нам известно
множество путей или дорог: в домах, городах, деревнях, горах; мы можем увидеть
все эти дороги во сне, хотя часто видим не сами дороги, а, если можно так
выразиться, общее ощущение от них. Каждый путь воспринимается по-особому: это
восприятие созда„тся тысячами деталей, отраж„нных и запечатл„нных в разных
уголках памяти. Позднее такие восприятия воспроизводятся в снах, хотя для
создания нужного ощущения во сне зачастую используется самый случайный материал
образов. По этой причине дорога, которую вы видите во сне, может внешне не
напоминать дорогу, которую вы знаете и помните в бодрственном состоянии; однако
она произвед„т на вас то же самое впечатление, даст то же самое ощущение, что и
дорога, которую вы знаете, которая вам известна.
'Лестницы' подобны 'дорогам'; но, как уже говорилось, содержат ещ„ один
дополнительный мотив, а именно, некий мистический смысл, которым обладает
лестница в жизни любого человека. В своей жизни каждый переживал на лестнице
чувство, что вот сейчас на соседней площадке, на следующем этаже, за закрытой
дверью его ожидает нечто новое и интересное. Любой может вспомнить в своей жизни
подобные моменты: он поднимается по лестнице, не зная, что его жд„т. У детей это
впечатление нередко связано с поступлением в школу и вообще со школой; такие
впечатления остаются в памяти на всю жизнь. Далее, ступеньки нередко связаны со
сценами колебаний, решений, перемены решений и так далее. Вс„ это, вместе взятое
и соедин„нное с памятью о движении, созда„т сны о лестницах.
Продолжая общее описание снов, я должен отметить, что зрительные образы снов не
всегда соответствуют зрительным образам бодрственного состояния. Человек,
которого вы хорошо знаете в жизни, во сне может выглядеть совсем по-иному.
Несмотря на это, вы ни на минуту не сомневаетесь, что перед вами действительно
он; то, что он не похож на себя, совершенно вас не удивляет. Нередко бывает так,
что какой-нибудь совершенно фантастический, неестественный и даже невозможный
аспект человека выражает его определ„нные черты и свойства, которые вам
известны. Одним словом, внешняя форма вещей, людей и событий оказывается в снах
гораздо пластичнее, нежели в бодрственном состоянии, и гораздо восприимчивее к
влиянию случайных мыслей, чувств и настроений, сменяющих друг друга внутри нас.
Что касается повторяющихся снов, то их простая природа и отсутствие в них какого
бы то ни было аллегорического смысла стали для меня совершенно неоспоримыми
после того, как я несколько раз видел их в 'состоянии полусна'. Я понял, как они
начинаются; я мог точно указать, откуда они возникли и как бы созданы.
Существовал лишь один сон, которого я не мог объяснить. В этом сне я бегал на
четвереньках, иногда очень быстро. Возможно, мне казалось, что это самый
быстрый, безопасный и удобный способ передвижения. В момент опасности и вообще в
трудном положении я всегда предпочитал его во сне любому иному.
По какой-то причине этот сон не появлялся в 'состоянии полусна'. Происхождение
'бега на четвереньках' я понял гораздо позже, наблюдая за маленьким реб„нком,
который только-только начинал ходить. Он не мог ходить, но ходьба оставалась для
него опасным предприятием, и положение на двух ногах было крайне ненад„жным,
неустойчивым, непрочным. В этом положении он себе не доверял, и если случалось
что-то непредвиденное (открывалась дверь, с улицы доносился шум или прыгал на
диван кот), он немедленно опускался на четвереньки. Наблюдая за реб„нком, я
понял, что где-то в глубине моей памяти хранятся воспоминания об этих первых
моторных впечатлениях и перехиваниях, страхах и моторных импульсах, с ними
связанных. Очевидно, было время, когда новые, неожиданные впечатления заставляли
опускаться на четвереньки, т.е. обеспечивать себе более прочное и тв„рдое
положение. В бодрственном состоянии этот импульс недостаточно сил„н; зато он
действует во сне и созда„т необычную картину, которая показалась мне
аллегорической или надел„нной каким-то скрытым смыслом.
Наблюдение за реб„нком объяснило мне многое, касающееся снов о лестницах. Когда
он вполне освоился на полу, лестница обрела для него огромную притягательную
силу. Ничто, казалось, не привлекало его сильнее, чем лестница. К тому же
подходить к ней ему запрещалось. Ясное дело, что в следующий период жизни он жил
практически на лестнице. Во всех домах, где ему приходилось бывать, его, в
первую очередь, привлекали лестницы. Наблюдая за ним, я не сомневался, что общее
впечатление от лестниц останется в н„м на всю жизнь и будет теснейшим образом
связано с переживаниями необычного, привлекательного и опасного характера.


Возвращаясь к методам своих наблюдений, я должен отметить один любопытный факт,
который наглядно доказывает, что сны меняются в силу одного того, что их
наблюдают. Именно: несколько раз мне снилось, что я слежу за своими снами. Моей
первоначальной целью было обрести сознание во время сна, т.е. достичь
способности понимать во сне, что я сплю. Именно это и достигалось, когда, как я
уже говорил, я одновременно и спал, и не спал. Но вскоре начали появляться
'ложные наблюдения', т.е. просто новые сны. Помню, как я увидел себя однажды в
большой пустой комнате; кроме меня в ней находился маленький ч„рный кот„нок. 'Я
вижу сон, - сказал я себе, - как же мне узнать, действительно ли я сплю?
Воспользуюсь следующим способом: пусть этот ч„рный кот„нок превратится в большую
белую собаку. В бодрственном состоянии это невозможно, и если такая вещь выйдет,
это будет означать, что я сплю'. Я говорю это самому себе - и сейчас же ч„рный
кот„нок превращается в большую белую собаку. Одновременно исчезает стена
напротив и открывается горный ландшафт с рекой, которая теч„т в отдалении,
извиваясь словно лента.
'Любопытно, - говорю я себе. - Ведь ни о каком ландшафте речи не было; откуд