точности. Войдя в шат„р человека Божия, царь преклонил колена, поклонился до
земли и рассказал Моисею о споре между художником и мудрецами. 'Сначала, пока я
не видел твоего лица, - говорил царь, - я думал, что художник плохо изобразил
тебя, так как мои мудрецы - люди очень опытные в науке физиогномики. Теперь я
убежд„н, что они - совершенно недостойные люди, и их мудрость тщетна и пуста.'
'Это не так, - ответил Моисей. - И художник, и физиогномисты - весьма искуссные
люди; обе стороны правы. Да будет тебе известно, что все пороки, о которых
говорили мудрецы, действительно были даны мне природой, пожалуй, даже в ещ„
большей мере, чем они усмотрели на портрете. Но я боролся со своими пороками,
напряж„нными усилиями воли постепенно преодолевая и подавляя их в себе, пока вс„
противоположное им не стало моей второй натурой. И в этом заключается моя
величайшая гордость.'
1911 - 1929 гг.



Глава 4. ХРИСТИАНСТВО И НОВЫЙ ЗАВЕТ
Эзотеризм в Евангелиях. - Необходимость отделения Евангелий от Деяний и Посланий
апостолов. - Сложность содержания Евангелий. - Путь к скрытому знанию. - Идея
исключительности спасения. - История Евангелий. - Эмоциональный элемент в
Евангелиях. - Психология искажений евангельских текстов. - Абстракции, ставшие
конкретными. - Идея дьявола. - 'Отойди от Меня, сатана!' вместо 'Следуй за
Мной'. - 'Хлеб насущный'. - Легенда и доктрина в Евангелиях. - 'Драма Христа'. -
Происхождение некоторых евангельских легенд. - Сыновность Христа. - Элементы
греческой мифологии. - Элементы мистерий. - Идея искупления. - Смысл понятия
'Царство небесное'. - Элифас Леви о Царстве Небесном. - Царство Небесное в
жизни. - Две линии мысли. - 'Имеющие уши да слышат!' - Различные значения слов и
отрывков. - Трудность приближения к Царству Небесному. - 'Нищие духом'. -
Преследуемые за праведность. - Эзотеризм недостижим для большинства. - Различие
в ценностях. - Сохранность идеи эзотеризма. - Трудности пути. - Отношение
внутреннего круга ко внешнему. - Помощь внутреннего круга. - Результаты
проповеди эзотеризма. - 'Привязанность' - Притча о сеятеля. - Различие между
учениками и прочими людьми. - Идея притч. - Ренан о притчах. - Притча о
плевелах. - 'Зерно' в мистериях. - 'Зерно' и 'мякина'. - Краткие притчи о
Царстве Небесном. - Идея отбора. - Сила жизни. - 'Богатые'. - Отношение людей к
эзотеризму. - Притча о хозяине и виноградарях. - Притча о брачном пире. - Притча
о талантах. - Притча о семени, растущем втайне. - Идея 'жатвы'. -
Противоположность жизни и эзотеризма. - Новое рождение. - Пасхальный гимн. -
'Слепые' и 'те, кто видит'. - Чудеса. - Идея внутреннего чуда. - Линия работы
школы. - Приготовление людей к эзотерической работе. - Работа 'ловцов
человеков'. - Правила для учеников. - 'Праведность фарисеев'. - Бодрствование. -
Притча о десяти девах. - Учитель и ученик. - Умение хранить молчание. - Идея
сохранения энергии. - Левая и правая рука. - Притча о работниках в винограднике.
- Ожидание награды. - Отношение Христа к закону. - Внешняя и внутренняя истина.
- Соблюдение законов и дисциплина. - Непротивление злу. - Молитва Господня. -
Молитва Сократа. - Происхождение молитвы Господней. - Правила о взаимоотношениях
учеников. - 'Милость' и 'жертва'. - 'Дети'. - 'Кто больший?' - 'Ближний'. -
Притча о милосердном самарянине. - О псевдорелигиях. - 'Соблазн'. - Притча о
неверном управителе. - Прощение грехов. - Хула на Духа Святого. - Злословие. -
Учение Христа относится не к смерти, а к жизни. - Применение идей Христа.


Идея эзотеризма занимает в христианском учении и в Новом Завете очень важное
место; но это выясняется лишь при правильном их понимании.
Для того, чтобы правильно понять то и другое, необходимо прежде всего строго
отделить то, что относится к эзотеризму (точнее, те места, где эзотерическая
идея стоит на первом месте), от того, что к нему не относится и не является
выводом из идеи эзотеризма.
В Новом Завете эзотерическая идея занимает главное место в Четвероевангелии. То
же самое можно сказать об Откровении ап. Иоанна. Но, за исключением нескольких
мест, эзотерические идеи в Апокалипсисе 'зашифрованы' более глубоко, чем в
Евангелиях; поэтому в своих зашифрованных частях они не входят в нижеследующее
рассмотрение.
Деяния и Послания апостолов по сравнению с четырьмя Евангелиями, представляют
собой труды совершенно другого рода. И в них встречаются эзотерические идеи,
однако они не занимают преобладающего места; Деяния и Послания вполне могли бы
существовать и без них.
Четвероевангелие написано для немногих, для очень немногих - для учеников
эзотерических школ. Сколь бы интеллигентным и образованным (в обычном смысле
слова) ни был человек, он не пойм„т Евангелий без особых указаний, без особого
эзотерического знания.
Вместе с тем, необходимо отметить, что Четвероевангелие - это единственный
источник, из которого мы узна„м о Христе и его учении. Деяния и Послания
апостолов добавляют к этому некоторые существенные черты, однако вводят и многое
такое, чего нет в Евангелиях и что им противоречит. Во всяком случае, на основе
Посланий невозможно было бы воссоздать личность Христа, евангельскую драму и
сущность евангельского учения.
Послания апостолов, в особенности Послания апостола Павла, образуют здание
церкви. Это - упрощ„нное изложение идей Евангелий, их материализация, их
применение к жизни, прич„м такое применение, которое нередко ид„т против
эзотерической идеи.
Добавление Деяний и Посланий к четыр„м Евангелиям имеет в Новом Завете двоякое
значение. Во-первых, с точки зрения Церкви, оно позволяет ей установить связь с
Евангелиями и 'драмой Христа'. Церковь фактически и начинается с этих Посланий.
Во-вторых, с точки зрения эзотеризма, такое добавление да„т возможность
некоторым людям, начинающим с церковного христианства, но способным понять
эзотерическую идею, соприкоснуться с первоисточником и, быть может, найти
сокрытую в н„м истину.
Исторически в становлении христианства главную роль играло не учение Христа, а
учение Павла. С самого начала церковное христианство по многим пунктам вступило
в противоречие с идеями Христа. В дальнейшем расхождение стало ещ„ более
значительным. Мысль о том, что, родись Христос позднее, он не только не смог бы
возглавить христианскую Церковь, но даже, вероятно, и принадлежать к ней, отнюдь
не является новой. А в эпоху наивысшего блеска, могущества и власти Церкви его,
несомненно, объявили бы еретиком и сожгли бы на костре. Даже в наше, более
просвещ„нное время, когда христианские церкви если и не утратили, то, по крайней
мере, стали утаивать свои антихристианские черты, Христос мог бы скрываться от
гонений 'книжников и фарисеев' разве что где-нибудь в северном русском скиту.


Итак, Новый Завет, как и вс„ христианское учение, невозможно считать единым
целым. Надо помнить, что со временем их учения Христа стали обильно ветвиться
разнообразные культы, хотя само оно ни в коем случае культом не было. Далее,
совершенно невозможно говорить о 'христианских странах', 'христианских народах',
'христианской культуре'. На самом деле, все эти понятия имеют исключительно
историко-географический смысл.
На основании вышеизложеного, упоминая Новый Завет, я буду иметь в виду только
Четвероевангелие и в двух-тр„х случаях - Апокалипсис. Точно так же под
христианством или христианским (евангельским) учением я буду подразумевать
только то учение, которое содержится в Четвероевангелии. Все позднейшие
добавления - Послания апостолов, решения Соборов, труды отцов Церкви, видения
мистиков и идеи реформаторов - остаются за пределами моей темы.
Новый Завет - очень странная книга. Она написана для тех, кто уже обладает
известной степенью понимания, для тех, кто владеет некоторым ключом. Думать, что
Новый Завет - несложная книга, понятная простым и смиренным людям, - величайшее
заблуждение. Просто так читать е„ нельзя, как нельзя просто так читать книгу по
математике, изобилующую формулами, особыми примерами, явными и скрытыми ссылками
на математическую литературу, упоминаниями о различных теориях, известных лишь
'посвящ„нным', и т.п. В то же время в Новом Завете немало мест, которые можно
понять лишь эмоционально: они производят определ„нное эмоциональное воздействие,
разное на разных людей или даже на одного человека в разные моменты его жизни.
Но, конечно, ошибочно полагать, что это эмоциональное воздействие исчерпывает
вс„ содержание Евангелий. В них каждая фраза, каждое слово полны сокровенного
смысла, и только когда извлекаешь эти скрытые идеи на свет, становится понятной
вс„ сила этой книги и е„ влияние на людей, продолжающееся вот уже две тысячи
лет.
Замечательно, что каждый человек обнаруживает свою сущность через сво„ отношение
к Новому Завету - как он его читает, что в н„м понимает, какие из него делает
выводы. Новым Заветом проверяется вс„ человечество. Любой культурный человек
слышал о Новом Завете; для этого даже нет необходимости быть христианином;
определ„нное знакомство с Новым Заветом и христианством входит в систему общего
образования. И по тому, как человек читает Новый Завет, что он из него
извлекает, что ему не уда„тся извлечь, по тому факту, что он вообще его не
читал, виден уровень его развития, его внутреннее состояние.
В каждом из четыр„х Евангелий есть множество вещей, сознательно продуманных и
основанных на большом знании и глубоком понимании человеческой души. Некоторые
места написаны с таким расч„том, чтобы один человек обнаружил в них один смысл,
другой - второй, а третий - третий, и чтобы эти люди не смогли прийти к согласию
относительно понимания прочитанного; вместе с тем, все они будут в равной
степени неправы, а подлинный смысл никогда не прид„т им в голову самостоятельно.
Чисто литературный анализ стиля и содержания четыр„х Евангелий обнаруживает
огромную силу этих повествований. Они были написаны с определ„нной целью, и
написаны людьми, которым известно гораздо больше того, что они пишут. Евангелия
прямо и точно говорят о существовании эзотерической мысли; они и есть одно из
главных литературных свидетельств существования такой мысли.
Какой смысл, какую цель может иметь такая книга, если предположить, что она была
написана сознательно? Вероятно, этих целей много; но одна из них несомненно
такова: показать людям, что к скрытому знанию вед„т один путь, если только они
пожелают и сумеют идти по нему; точнее говоря, цель в том, чтобы указать путь
тем, кто может по нему идти; в самом таком указании пути уже происходит отбор
готовых к нему, разделение людей на подходящих для этого и неподходящих.
Христианское учение - очень суровая религия, бесконечно дал„кая от того
сентиментального христианства, которое создано современными проповедниками.
Сквозь вс„ учение проходит идея, что 'Царство Небесное' (что бы ни значали эти
слова) принадлежит немногим, что врата узки и узок путь, что лишь немногие
сумеют пройти, достигнув таким образом 'спасения', что те, кто не войд„т, -
всего-навсего солома, которая будет сожжена.
  Уже и секира при корне дерев лежит; всякое дерево, не приносящее доброго
  плода, срубают и бросают в огонь...
  Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Сво„, и собер„т пшеницу Свою в
  житницу, а солому сожж„т огн„м неугасимым.
(Матф. III, 10, 12)
Идея исключительности и трудности 'спасения' настолько определ„нна, так часто
подч„ркивается в Евангелиях, что понадобилась вся ложь и вс„ лицемерие
современного христианства, чтобы забыть е„ и приписать Христу сентиментальную
идею всеобщего спасения. Подобные мысли так же далеки от подлинного
христианства, как и роль социального реформатора, которую иногда приписывают
Христу.
Но ещ„ более далека от христианства религия 'ада и греха', принятая современными
сектантами, которые то и дело появляются во всех ответвлениях христианства, но
более всего - в протестанских церквах.


Говоря о Новом Завете, необходимо, хотя бы приблизительно, разъяснить свою точку
зрения на существующие варианты текста и истрии Евангелий.
Нет никаких оснований предполагать, что Евангелия были написаны теми лицами,
которым приписывают авторство, т.е. прямыми учениками Иисуса. Гораздо вероятнее,
что у всех четыр„х Евангелий совсем другая история, что они были написаны
гораздо позднее, чем это утверждает официальная Церковь. Вполне возможно, что
Евангелия появились в результате совместной работы многих людей; последние
просто собрали рукописи, которые обращались среди учеников апостолов и содержали
записи о чудесных событиях, происшедших в Иудее. Вместе с тем можно с полным
основанием предположить, что эти сборники рукописей были изданы людьми,
преследовавшими определ„нную цель и предвидевшими колоссальные масштабы
распространения Нового Завета и то огромное значение, которое он приобрет„т.
Евангелия очень сильно отличаются друг от друга. Первое, Евангелие св. Матфея,
можно считать главным. Существует предположение, что первоначально оно было
написано по-арамейски, т.е. на том самом языке, на котором, вероятно, говорил
Христос; а к концу I века его перевели на греческий. Есть, однако, и другие
предположения, например, что Христос учил народ по-гречески, ибо в то время этот
язык был распростран„н в Иудее наравне с арамейским. Евангелия св. Марка и св.
Луки составлены из того же материала, что послужил основой для Евангелия св.
Матфея. Довольно правдоподобно звучит утверждение Ренана, что оба эти Евангелия
были написаны по-гречески.
Более позднее Евангелие св. Иоанна - произведение совершенно иного рода. Оно
также написано по-гречески, и его автором, вероятно, был грек, во всяком случае,
не еврей. На это указывает одна небольшая деталь: там, где в других Евангелиях
говорится 'народ', в Евангелии св. Иоанна значится: 'иудеи'.
Или, например, такое объяснение, которое ни в коем случае не сделал бы еврей:
  Итак, они взяли тело Иисуса и обвили его пеленами с благовониями, как
  обыкновенно погребают иудеи
(Иоанн, XIX, 40)
Евангелие св. Иоанна - совершенно исключительный литературный труд. Оно написано
с огромным эмоциональным подъ„мом - и может произвести неотразимое впечатление
на человека, который сам находится в состоянии эмоционального напряжения. И в
других Евангелиях присутствует значительный эмоциональный элемент, но их можно
понять умом, тогда как Евангелие св. Иоанна понять умом невозможно. В н„м
угадывается эмоциональный подъ„м на уровне экстаза. Находясь в таком
экстатическом состоянии, человек быстро говорит (или пишет) слова и фразы,
исполненные глубокого смысла для него и для тех людей, которые пребывают в таком
же состоянии, но лиш„нные какого бы то ни было смысла для тех, кто слушает
обычным слухом и думает обычным умом. Если кому-нибудь прид„тся читать Евангелие
св. Иоанна в приподнятом эмоциональном состоянии, тот пойм„т, что там сказано, и
пойм„т, что этот исключительный труд нельзя мерить обычными мерками и судить о
н„м как о книге, доступной лишь для интеллектуального чтения и понимания.
Текст Четвероевангелия в переводах на современные языки несколько искаж„н, но в
гораздо меньшей степени, чем можно было бы ожидать. Несомненно, его искажали,
когда переписывали в первые века и позднее, уже в наше время, в процессе
переводов. Первоначальный текст не сохранился; но если сравнить нынешние
переводы с более древними текстами (греческим, латинским и церковно-славянским),
то мы заметим разницу вполне определ„нного свойства. Все подмены и искажения
похожи друг на друга; их психологическая природа одинакова: в тех случаях, когда
мы замечаем подмену, можно понять, что переводчик или переписчик не понял
текста, что в тексте что-то показалось ему чересчур трудным, чересчур
отвлеч„нным. Поэтому он слегка подправил текст, добавив, допустим, всего одно
словечко, - и таким образом вн„с в него ясный и логический смысл на уровне
собственного понимания. Этот факт не вызывает ни малейшего сомнения, и его можно
проследить по позднейшим переводам.
Самые древние из известных текстов, т.е. греческий текст и первые латинские
переводы, оказываются гораздо более абстрактными, чем позднейшие переводы. В
ранних текстах есть много отвлеч„нных понятий; можно видеть, как в позднейших
переводах эти понятия превратились в конкретные образы, в конкретные фигуры.


Самая интересная переделка такого рода произошла с дьяволом. Во многих местах
Евангелий, где мы привыкли его встречать, в ранних текстах его нет и в помине.
Например, в 'Отче наш', которое глубоко вошло в сознание обычного человека,
слова 'избавь нас от зла' в английском и немецком переводах вполне соответствуют
греческому и латинскому текстам; зато в церковно-славянском и русском переводах
стоит: 'избавь нас от лукавого'; в некоторых французских переводах: mais d
йlivre nous du Malin; а в итальянском: ma liberaci dal maligno.
В этом отношении очень характерна разница между ранним латинским переводом и
более поздним, сделанным в XVI веке Теодором Беза. В первом переводе: sed libera
nos a malo, тогда как во втором: sed libera nos ab illo improbo (т.е. 'от
злого').
Вообще говоря, вся евангельская мифология в целом претерпела значительные
изменения. 'Диавол', т.е. лжец или искуситель, в первоначальном тексте
представлял собой имя, которое можно отнести к любому 'лжецу' или
'соблазнителю'. Можно предположить, что это имя зачастую использовали для того,
чтобы выразить видимый, обманчивый, иллюзорный мир феноменов, 'майю'. Мы
находимся под сильнейшим влиянием средневековой демонологии, и нам трудно
понять, что общей идеи дьявола в Новом Завете нет. В н„м есть идея зла,
искупления, соблазна, идея демонов и их князя, идея нечистого духа; есть Сатана,
искушавший Христа; но все эти идеи не связаны одна с другой; они аллегоричны и
очень жалеки от средневековой концепции дьявола.
В четв„ртой главе Евангелия св. Матфея, в сцене искушения в пустыне, Христос,
согласно греческому тексту, говорит дьяволу: upage opisw mou, т.е.'иди за Мной'
- и в церковно-славянском тексте мы читаем: 'следуй за Мной'. Но в русском,
английском, французском, итальянском текстах это место переведено так: 'Отойди
от Меня, Сатана!'
Через восемь стихов (Матф. IV, 19) Христос говорит рыбакам, которые закидывали у
озера сети, почти те же слова: 'идите за Мной', или 'следуйте за Мной'.
По-гречески это звучит: deute opisw mou. Такое сходство в обращении к 'диаволу',
искушавшему Иисуса, и к рыбакам, которых Иисус избрал себе в ученики и обещал
сделать 'ловцами человеков', должно иметь определ„нный смысл. Но для переводчика
это, конечно, выглядело абсурдом: зачем Христу желать, чтобы дьявол следовал за
ним? В результате появилась знаменитая фраза 'отойди от Меня, Сатана!'. В данном
случае Сатана воплощал собой видимый, феноменальный мир, который никоим образом
не должен 'отходить', а только служить внутреннему миру, следовать за ним, идти
за ним.
Следующий пример искажения евангельского текста - хорошо известные слова о
'хлебе насущном' - 'хлеб наш насущный даждь нам днесь'. Определение хлеба как
'насущного' в русском, английском, французском и немецком переводах совершенно
не совпадает с греческим и латинским текстами, где его вообще нет. Греческий
текст читается так: ton arton hmwn ton epiousion dox hmin shmeron, латинский:
panem nostrum supersubstantialem da nobis hodie.
Согласно толкованию Оригена, греческое слово epiousiox (перевед„нное латинским
supersubstantiatis) было изобретено специально для того, чтобы перевести
соответствующий арамейский термин. Однако, арамейский текст Евангелия св.
Матфея, если он существовал, не сохранился, и теперь невозможно установить,
какое именно слово переведено греческим epiousiox или supersubstantialis. Во
всяком случае, это слово не 'необходимый' и не 'повседневный', ибо epiousiox или
supersubstantialis означает 'сверхсуществующий', 'сверхсущий' - что, конечно же,
весьма дал„ко от 'необходимого', 'повседневного'. Но как нам узнать, что
означало слово 'насущный' во времена, когда оно было создано? Вполне возможно,
что в церковно-славянском яз