е! - взвизгнула Нора. - Больше ничего не  надо,
все! Обед закончен!
   Убирайте посуду! Какой торт на ужин! Мы больше трапезничать не  сядем
целую неделю. Так ведь, Ваня?
   Я кивнул. Ей-богу, я наелся на год вперед. Муся всхлипнула и  прижала
к глазам огромный, отлично  выглаженный  носовой  платок.  Глаза  Ореста
Михайловича начали медленно наполняться влагой, одна  слезинка  поползла
по узкому личику повара, потом  он  заломил  руки  и  заголосил,  словно
участник хора древнегреческой трагедии:
   - О-о-о, позор! Не сумел хозяевам приготовить сладкое, о-о-о!
   Я растерялся. Мне иногда приходилось делать замечания  поварам.  Пару
раз в ресторанах, недовольный качеством еды, я  выговаривал  метрдотелю,
который  незамедлительно  вызвал  с  кухни  шеф-повара,  дабы  тот   сам
выслушивал справедливые упреки.
   Поймите меня правильно, я не придира, не любитель устраивать скандалы
и не зануда. Просто я считаю, что, отдавая приличные деньги за еду, имею
право на мало-мальски съедобные закуски. Но ни один из  поваров  никогда
не начинал рыдать в голос, как Орест Михайлович. Меня всегда вышибает из
колеи нестандартная реакция человека на обстоятельства. Ну как,  скажите
на  милость,  следует  поступить  сейчас?  Обнять  Ореста   Михайловича?
Вытереть ему слезы салфеткой?
   - Лучше умереть! - причитал Орест. - Так опростоволоситься, не суметь
приготовить нормальное сладкое! Позор мне! Позор! Жизнь закончена! Муся,
немедленно  беги  в  аптеку,  купи  яду,  завещание  в  тумбочке.   Все,
естественно, остается тебе, только ножи отдай маме.
   И он залился плачем. Муся рыдала в платок.
   Я кинул взгляд на Нору, та сидела с разинутым ртом.
   Впервые моя хозяйка не знала, что делать. Потом на ее лице  появилась
решимость,  она  схватила  трубочку  и  принялась  пихать  ее   в   рот,
приговаривая:
   - Как вкусно! Восхитительно! Ваня, немедленно ешь!
   Я заколебался.  Конечно,  Нора  платит  мне  зарплату,  причем  очень
приличную, и я просто обязан выполнять все указания хозяйки, но то,  что
касается еды, это личное дело каждого...
   Решив подавить мятеж на  корабле  в  зародыше,  Элеонора  пнула  меня
ногой:
   - Эй, Иван Павлович! Это СТРАШНО ВКУСНО!
   Делать было нечего, пришлось проглотить слоеное  пирожное.  Кое-какое
время мы с Норой пели на два голоса:
   - Потрясающе!
   - Великолепно!
   - Восхитительно!!
   - Нет слов!!!
   - Вкуснее ничего никогда не ели!!!
   Плач стих. Орест Михайлович вынул из кармана белый  платок,  с  шумом
высморкался и спросил:
   - Вам правда нравится?
   - Да!!! - заорали мы в один голос. - Видите, мы съели по трубочке.
   - Муся, - распорядился Орест Михайлович, - за ядом можешь не  ходить.
Я пока поживу.
   - Скушайте еще по одному пирожному, чтобы мы  совсем  успокоились,  -
прогудела Муся.
   Мы с  Норой  осилили  вторую  порцию.  Орест  Михайлович  ушел,  Муся
забегала  вокруг  стола  веселая,  словно  птичка.  Впрочем,   сравнение
стопятидесятикилограммовой туши с пташкой не слишком  корректно.  Скорей
уж Муся напоминает Большой театр, величественное, монументальное  здание
с колоннадой.
   Наконец домработница понесла в кухню грязные тарелки.
   Нора простонала:
   - Это ужасно, но мне надо лечь.
   Я кивнул:
   - Конечно, отдохните, потом поговорим о делах, нет никакой спешки.
   Нора докатилась до двери, притормозила и неожиданно спросила:
   - Они каждый раз будут рыдать, если мы не сможем доесть  поданное  на
стол?
   Я улыбнулся.
   - Надеюсь, что нет.
   Нора хмыкнула и порулила в спальню. Я пошел к себе и  плюхнулся  было
на кровать, но уже через секунду понял, что лежать на животе не могу, на
боку и спине тоже, переполненный желудок,  раздутый,  словно  гигантский
футбольный мяч, давил на легкие. Впервые в жизни я понял, что  выражение
"задохнуться от обжорства"  не  есть  красивая  фраза.  Убедившись,  что
заснуть, несмотря на полное отсутствие мыслей в голове,  не  удастся,  я
сел, потом встал и, взяв ключи от машины, пошел  в  прихожую.  Путь  мой
лежал мимо кухни. Оттуда  доносилось  громкое  звяканье  и  пение  Муси.
Очевидно, домработница мыла посуду. Боясь, что  она  сейчас  выскочит  и
начнет одевать меня, я прокрался к вешалке, осторожно влез в  пальто  и,
взяв  ботинки  в  руки,  двинулся  к  двери.  Придется,   во   избежание
инцидентов, обуваться на площадке у лифта.
   И тут с жутким грохотом упала палка с рогулькой, которой мы достаем с
верхней полки головные уборы. Я вжал голову в плечи,  от  души  надеясь,
что Муся не услышит грохота. В кухне шумно бьет в раковину струя воды...
   Но слуху домработницы мог позавидовать даже настороженный  тушканчик.
Не  успела  палка  свалиться  на  пол,  как  Муся  вылетела  в  холл   и
запричитала:
   - Иван Павлович! Куда вы?
   - На работу, - попятился я.
   - Босиком?
   - Нет, конечно, - замямлил я.
   Муся быстро усадила меня на пуфик. Я покорно смотрел, как она,  ловко
шевеля сардельками пальцев, зашнуровывает ботинки. Какой смысл сражаться
с мчащимся по рельсам паровозом? Руками многотонную машину ни за что  не
остановить. Догонит и раздавит!
   Ритуал проводов занял минут пятнадцать, я  больше  не  сопротивлялся.
Шапочка, шарф, перчатки...
   Потом Мусе показалось, что  мое  пальто  не  слишком  чистое,  и  она
принялась истово орудовать щеткой.
   Наконец я был выпущен ею на волю под напутственные слова:
   - Осторожней, не гоните.
   - Хорошо, впрочем, я езжу аккуратно.
   - Никого не подвозите.
   - Ни в коем случае.
   - Если хулиганы пристанут, сразу суйте им, что просят.  Жизнь  сейчас
такая, что за копейку удавят.
   - Только приблизится грабитель, я мигом  сам  разденусь,  -  с  самым
серьезным видом пообещал я.
   - А вот этого делать не надо! - предостерегающе подняла толстый палец
Муся. - Еще замерзнете, просто кошелечек отдайте с часами.
   - Без проблем.
   - В городе не ешьте, заразу подцепите. Упаси  вас  бог  всякую  дрянь
покупать!
   - Я и не собирался, - сказал я чистую правду и ткнул в кнопку  вызова
лифта.
   Но подъемник не спешил на наш этаж, и Муся продолжила наставления:
   - Допоздна не задерживайтесь, сейчас темнеет рано.
   Я кивнул.
   - Еще... - начала было Муся, но тут передо мной распахнулись  дверцы,
я влетел в кабину и быстренько нажал на цифру "1".
   Ей-богу, прислуга перебарщивает  с  заботой.  Даже  мама  в  детстве,
отпуская меня маленького в школу, не давала столь глобальных напутствий.
Слава господи, я избавился наконец от домработницы.
   Лифт замер, двери разошлись в разные стороны, и я  тут  же  наткнулся
глазами на Мусю, красную, запыхавшуюся и растрепанную.
   - Уф, - прерывающимся от тяжелого дыхания  голосом,  заявила  она,  -
слава богу, успела, думала, не догоню!
   - Чего тебе надо? - весьма невежливо перешел я с прислугой на "ты".
   - Вот, -  она  стала  запихивать  мне  в  карман  носовой  платок,  -
свеженький забыли!
   - Ты утром положила мне целых четыре штуки!
   - Так они небось испачкались! - воскликнула  домработница.  -  Вынете
при  посторонних,  захотите  вспотевший  лобик  вытереть  и  позору   не
оберетесь.
   Красивый, элегантный,  не  мужчина,  а  леденец  на  палочке  и..,  с
грязным, мятым платком в кармане.
   Всю мою злость как ураганом сдуло. Нет, Муся неподражаема!
   - Ну ступайте уже, -  легонько  подтолкнула  меня  в  спину  Муся,  -
нельзя,  одевшись,  в  тепле  париться,  выйдете  на  улицу,  и  готово!
Воспаление легких.
   - Сама не стой на холоде раздетой, - я тоже решил проявить  заботу  и
стал мелкими шажками продвигаться к выходу.
   - Иван Павлович! - умилилась Муся.
   Я, испугавшись, что она сейчас снова  зарыдает,  вспуганным  сайгаком
выскочил во двор и, чуть не  упав  на  скользком  тротуаре,  бросился  к
"Мерседесу".
   - Говорила же, осторожней надо, - несся над улицей бас  Муси,  -  так
нет, торопится, ровно на свадьбу опаздывает.

Глава 14

   Ольга Марковна жила на краю света. Это  был  один  из  самых  дальних
столичных районов. Так и хотелось спросить у его жителей:
   - Простите, время тут у вас московское?
   Покрутившись на машине вокруг совершенно одинаковых блочных  башен  и
подивившись, каким образом люди тут находят свои  квартиры,  я  от  души
пожалел Ольгу Марковну. Занятия в институтах начинаются рано, ей  небось
приходится вставать ночью, иначе никак не успеть в УПИ к девяти утра.
   Хоть теперь она работает в другом месте.
   Я добрался до нужной двери и позвонил.
   - Кто там? - прошелестело из-за створки.
   - Будьте любезны, откройте, меня зовут Иван Павлович Подушкин,  я  не
вор, не грабитель и не разбойник. Мне просто надо с вами побеседовать.
   В квартире воцарилась тишина. Что ж, понять женщину можно, она  живет
одна, на улице вечер, а в дверь ни с того ни с сего  звонит  посторонний
мужчина. Многие из вас ни за что не  откроют  в  подобной  ситуации,  и,
кстати говоря, правильно сделают.
   Но мне просто необходимо побеседовать с "немкой".
   - Пожалуйста, - взмолился я, кожей ощущая страх, исходящий  от  Ольги
Марковны, - меня к вам направила Алена.
   - Какая? - спросила хозяйка.
   - Ваша бывшая студентка, подруга  Стаей  и  Карины,  вы  жили  у  нее
какое-то время в прошлом году.
   Загремела цепочка, залязгал замок,  и  перед  мной  возникла  высокая
фигура. Я окинул Ольгу Марковну взглядом.  Увы,  большинство  женщин  не
понимает, что худая корова  еще  не  газель.  Некоторым  дамам  на  роду
написано быть пампушечками, а они  изводят  себя  диетами  и  добиваются
всеми правдами и не правдами стройности, которая уродует их донельзя.
   Ольга Марковна была дылдой. Слишком, на мой взгляд, высокая,  излишне
худая,  с  физиономией,  похожей  на  морду  больного   кролика.   Плохо
постриженные волосы свисали вдоль впалых щек.  Красок  в  лице  не  было
никаких, кроме серой. На ее месте, посмотрев беспристрастным взглядом на
себя в зеркало, я бы мигом кинулся за декоративной косметикой. Пару  раз
я наблюдал за волшебным превращением жабы в нимфу.  И  понадобилось  для
этого всего пять-шесть коробочек, тюбиков и флакончиков.
   - Что Алене надо? - вяло проблеяла Ольга.
   Я изобразил самую сладкую улыбку и протянул ей визитную карточку.
   - Разрешите познакомиться, Иван Павлович.
   Ольга Марковна, не мигая, уставилась на визитку, потом на меня, затем
снова на карточку. Я терпеливо ждал. Я хорошо  знаю,  что  произвожу  на
окружающих самое приятное впечатление.
   - И что вы хотите? - протянула хозяйка.
   Я приободрился.
   - Можно пройти?
   - Ну.., ступайте на кухню, - разрешила она.
   Я посмотрел на грязный, просто  черный  пол,  потом  заметил  в  углу
заношенные клетчатые мужские тапки и принял решение не снимать  ботинки.
С одной стороны, похоже, что Ольга Марковна не подметала свое  жилище  с
Нового года, с другой - я просто  не  способен  надеть  тапки  погибшего
Романа.
   Кухня оказалась еще грязней  прихожей.  Крохотное  пространство  было
загромождено пустыми банками, коробочками, мятыми  пакетами,  и  повсюду
висели тряпки. Маленький столик покрывала липкая  клеенка  в  коричневых
разводах.
   Ольга опустилась на табуретку.
   - Говорите.
   Я, не дождавшись приглашения садиться,  тоже  сел  и  неожиданно  для
самого себя выпалил:
   - Вы ведь хорошо знали Ирину Медведеву?
   - Какую? - без всяких эмоций поинтересовалась Оля.
   - Вашу студентку из УПИ.
   - Вроде была такая.., я плохо помню.
   Я покачал головой. Да  она  великолепная  актриса!  Ладно,  не  хочет
по-хорошему, пожалеет об этом!
   - Ольга Марковна!
   Хозяйка подняла бесцветные глаза.
   - Что?
   -  Я  сотрудник  частного  детективного  агентства  "Ниро",  вот  моя
лицензия.
   Преподавательница молча посмотрела на бумажку  и  снова  не  выказала
никакой растерянности, испуга или удивления.
   - Ну и что?
   - Меня наняли расследовать дело о пропаже Ирины Медведевой.
   - Ну и что?
   - Следы привели меня к вам.
   - Ну и что?
   Я обозлился. Однако у дамочки  железные  нервы,  просто  из  стальных
тросов, и незаурядные способности к лицедейству.
   - Ирина Медведева была любовницей вашего мужа, вы хотели ее убить!
   - Ну и что?
   - Где тело Иры?
   - Какой?
   - Медведевой!!! Любовницы вашего мужа!!!
   - Какого?
   - Романа! - рявкнул я, теряя остатки самообладания.
   - У меня нет супруга,  -  монотонно,  словно  не  слыша  собеседника,
заявила Ольга.
   Я постарался взять себя в руки. Дама хочет  показаться  ненормальной,
дабы избежать возмездия за содеянное, но ничего у нее не получится.
   - Сейчас вы вдова, но еще несколько месяцев назад были женой Романа.
   - Ну и что?
   - Он завел любовницу, Иру!
   - Ну и что?
   - Вы ее убили?
   - Да? Ну и что?
   Я почувствовал смертельную усталость. Ей-богу, лучше грузить мешки  с
камнями, чем беседовать с этой особой. Однако  она  умна.  Вместо  того,
чтобы врать, возмущаться, отрицать  очевидное,  прикинулась  имбецилкой.
Гениальное поведение. Девять человек из десяти, поняв, что имеют дело  с
умалишенной, встали бы и ушли. Но я  упорный  и  очень  сообразительный.
Ладно, посмотрим, кто кого переиграет.
   - Где спрятано тело?
   - Чье?
   - Ирины Медведевой.
   - Это кто?
   - Любовница вашего мужа.
   - Какого?
   - Романа.
   - Ну и что?
   - Вы ее убили.
   - Ну и что?
   - И спрятали труп.
   - Где?
   - Что?
   - Тело?
   - Чье?
   - Ирины Медведевой.
   - Это кто?..
   Мы прошли семь раз по кругу, и я вспотел. Ольга же сидела  совершенно
спокойно. Мне очень не хотелось  признавать  свое  поражение,  но  стало
понятно, что у этой нахалки более крепкая нервная система, чем  у  Ивана
Павловича, и, вероятней всего,  мне  сейчас  придется  уходить  несолоно
хлебавши.
   Внезапно  хозяйка  встала,  вынула  из   шкафа   железную   банку   с
малосъедобным печеньем датского производства, открыла крышку и принялась
поедать одну печенюшку за другой...
   Я с  удивлением  наблюдал  за  ней.  Одно  печенье  упало  на  пол  и
развалилось на мелкие кусочки. Ольга присела и стала осторожно подбирать
крошки. То, что оказывалось в руке, она ничтоже сумняшеся клала в рот  и
съедала вместе с грязью.
   Я растерялся.
   - Ольгушка, - донесся из коридора веселый, чуть картавый голосок, - а
почему у тебя дверь не заперта? Ай-яй-яй! Нехорошо!
   В кухню быстрым шагом вошла молодая женщина с  туго  набитой  сумкой.
Увидев меня, она попятилась и воскликнула:
   - Вы кто?
   Я моментально протянул ей свои документы и постарался вкратце описать
ситуацию. Пока я говорил, Ольга сидела у стола на  полу,  тупо  глядя  в
стену.
   Молодая женщина вдруг сказала:
   - Все ясно Меня зовут Светлана, я сестра Ольги. Вы  уже  поняли,  что
она больна?
   Я осторожно ответил:
   -  Сначала  мне  показалось,   что   Ольга   Марковна   прикидывается
ненормальной, чтобы избежать разговора со  мной,  но,  когда  она  вдруг
внезапно съела почти всю  коробку  печенья,  я  стал  сомневаться  в  ее
вменяемости.
   - Если подождете пару минут, - сказала Света, - я уложу Оленьку, и мы
сможем поговорить.
   С этими словами она помогла сестре встать и увела  ее  Я  остался  на
некоторое время на кухне один. Хотелось курить,  но  вокруг  не  нашлось
ничего, похожего на пепельницу, да и закуривать  без  разрешения  хозяев
неприлично Наконец Светлана вернулась.
   - Хотите чаю? - спросила она.
   Я кивнул, на самом деле я не испытывал никакого желания пить  чай  из
не слишком чистых чашек.
   Впрочем, Светлане небось тоже неохота сервировать стол Мы с  ней  оба
заложники хорошего воспитания Света, подавив вздох, начнет готовить чай,
я с натянутой улыбкой буду  пить  отвратительный  напиток  Ей-богу,  чем
дольше я живу, тем больше понимаю, что родители  зря  стараются  привить
своим детям отличные манеры. В первую очередь, следует спросить себя:
   "Минуточку, а кому в результате станет лучше?
   Ребенку или окружающим его людям?"
   Вот меня, например, вымуштровали таким образом, что все, кто со  мной
общается, чувствуют себя комфортно. Лишь мне плохо. Я не  умею  одернуть
женщину  или  расшалившегося  ребенка,  не  способен  спорить  с  людьми
пожилого возраста... В результате все, кому не лень,  садятся  господину
Подушкину на шею, а я, осознавая сей  факт,  не  могу  поставить  их  на
место, потому что это будет страшно невоспитанно. И кому  хорошо?  Всем,
кроме меня. Мораль: воспитывая ребенка - не переборщите. Если насыпать в
стакан полкило сахара, чай превратится в приторный сироп.  Так  же  и  с
хорошими манерами, во всем нужна мера.
   Передо мной возникла  плохо  вымытая  кружка  с  дымящимся  напитком.
Светлана села напротив.
   - Давно с Ольгой такое? - спросил я, делая вид, что наслаждаюсь чаем.
   Светлана тяжело вздохнула:
   - Через неделю после гибели Романа Олюшка решила покончить  с  собой,
наелась таблеток и легла в кровать. До сих  пор  не  понимаю,  что  меня
толкнуло в тот день? Почему я поехала к ней?
   Увидав  незапертую  дверь,  Светлана  насторожилась  и  бросилась   в
спальню. Оля лежала на кровати, к счастью, еще  живая.  В  больнице  она
провела больше месяца,  выздоровела,  вернее,  физически  окрепла.  Хуже
обстояло дело с психикой. Ольга превратилась  в  полуразумное  существо,
для которого основным смыслом существования стала еда.
   - Я возила ее по лучшим специалистам, - вздыхала Светлана, - все лишь
руками разводят. Отчего человек  вдруг  становится  идиотом,  никому  не
ведомо. Говорят, что таблетки, которых наглоталась Ольга, повредили кору
головного мозга. Но так это или нет?!  Кто  знает?  Да  и  какая  теперь
разница. Это не  лечится.  Правда,  позавчера  один  профессор,  мировое
светило, заявил, что, может быть, это  реактивный  психоз.  Какой-нибудь
сильный стресс, мощная психологическая встряска способны вернуть прежнюю
Олю, но каким образом ее "встряхнуть", он не сказал. Вот так и мучаемся.
Одно хорошо: она не агрессивна, вполне может себя обслужить, сама  ходит
в туалет. Весь день сидит  или  лежит,  похоже,  не  испытывает  никаких
эмоций. В общем, это жизнь растения или хомячка. Поел,  поспал,  поел...
Но одну ее спокойно можно оставить. Иногда она мне кажется  даже  вполне
вменяемой.
   - И когда Оля попыталась покончить с собой?
   Светлана тяжело вздохнула:
   - В декабре, как раз в день рождения Романа.
   Она его жутко любила.
   - А он ее?
   Света нахмурилась.
   - Знаете, в жизни всегда один  целует,  а  другой  подставляет  щеку.
Роман снисходительно позволял моей сестре себя обожать. Образно  говоря,
брал золотой слиток и отдавал медные монетки на сдачу.
   Впрочем, я сначала никаких претензий к нему  не  имела,  более  того,
считала, что он просто совершил геройский поступок, предложив Оле руку.
   - Почему?
   Света криво улыбнулась:
   - Романа воспитывала мама, одна, без мужа.
   Надо отдать ей должное,  сына  она  вырастила  замечательного.  Редко
встречаются такие дети, просто набор шоколадных конфет,  а  не  мальчик!
Школа с золотой  медалью,  институт  с  красным  дипломом,  аспирантура,
кандидатскую пошел  защищать,  а  ее  засчитали  за  докторскую.  Сделал
какое-то  потрясающее  открытие  в  математике,  в  чем  его  суть,   не
спрашивайте, я не разбираюсь в этом. Ректор института УПИ его  буквально
на руках носил. И все понимали:
   Роман очень далеко пойдет. Это был лучший жених в институте - и вдруг
Ольга.
   - Чем же ваша сестра была так плоха? - удивился я.
   Светлана покачала головой:
   - Она хороший человек, положительный, честный, но заурядный.  Никаких
особых талантов у нее не было. Если Роман - яркая звезда, то  Олю  можно
сравнить с тлеющей свечкой. И потом. Роман был моложе ее  и  значительно
ниже ростом.
   - Рост, в конце концов, не главное!
   - Это верно, - кивнула Света, - только все вокруг  удивлялись.  Возле
Романа крутились такие девицы! УПИ - престижный вуз, там  дочки  богачей
учатся. Любая бы с радостью кинулась,  помани  ее  Рома  пальцем,