и для меня второй матерью.
   У нее отвисла челюсть так, что стали видны безупречно сделанные коронки.
   - Как ты меня назвал?
   - Ах, простите, -  пробормотал  я,  ласково  заглядывая  ей  в  глаза,  -
извините, ради бога, но, когда вы называете меня Вава, в душе мигом  оживают
воспоминания о счастливых днях детства. Вижу вас, молодую  и  красивую,  лет
сорока, не  больше...  Вы,  держите  меня  на  коленях  и  говорите:  ?Вава,
дорогой...? Это мои лучшие воспоминания, боже,  как  хорошо  быть  ребенком!
Одним словом, когда я слышу детское  прозвище  Вава,  изо  рта  помимо  воли
вылетает: ?тетя Кока?. Простите великодушно меня, дурака!
   Кока побагровела. Лев Яковлевич, стоящий возле  нас  с  фужером  коньяка,
прикусил нижнюю губу. Но тут, на счастье, подскочила Николетта и начала:
   - Ва...
   Я улыбнулся ей.
   - Слушаю тебя.
   - ..нечка, - неожиданно  закончила  матушка,  -  сделай  милость,  открой
форточку.
   - С удовольствием, Николетта, - ответил я ей и пошел к окну.
   Резкий, холодный ветер ворвался в комнату, Лев Яковлевич чихнул.
   - Вава, - рявкнула Николетта, - просила же, слегка! А ты  распахнул  всю,
немедленно прикрой, мороз ведь.
   - Хорошо, мамочка! - гаркнул я.
   Матушка просто посинела от злобы  и  исподтишка  показала  мне  кулак.  Я
сделал мину идиота: дескать, извини, дорогая, будешь  называть  меня  Вавой,
получишь соответственно в ответ ?мамочку?.
   Впрочем, метод оказался действенным не только в отношении маменьки, когда
Кока в очередной раз крикнула:
   - Вава!
   Я тут же отозвался:
   - Бегу, тетя Кока!
   Одного часа хватило, чтобы милые дамы поняли:  теперь  лучше  звать  меня
Ваней,  Ванюшей,  Ванечкой,  Жаном,  Джоном  или   Хуаном.   Словом,   любым
производным от имени Иван, но только не Вавой.
   Когда я в прихожей  подавал  Люси  шубку,  на  этот  раз  не  соболью,  а
норковую, Лев Яковлевич вышел в прихожую и рассмеялся:
   - Ну, Вава!
   Я искренне люблю профессора Водовозова,  он  милейший,  интеллигентнейший
человек, и до сих пор я ни разу не слышал  от  него  дурацкого  имени  Вава.
Понимая, что он шутит, я улыбнулся и бодро ответил:
   - Да, дядя Лева...
   Водовозов рассмеялся так, что на глазах его  выступили  слезы.  Потом  он
вытащил из кармана пиджака безукоризненно белый платок и произнес:
   - Меня можешь звать хоть дедушкой, ей-богу, мне все равно, но с дамами ты
ловко расправился. Тетя Кока! Я думал, она лопнет от злости. Молодец,  давно
пора было поставить их на место.
   Внезапно он  обнял  меня  и  похлопал  по  спине.  Я  вдохнул  запах  его
одеколона, такой знакомый. Лев Яковлевич  всегда  пользовался  только  одним
парфюмом, болгарским лосьоном после бритья ?Черная кошка?. Во времена  моего
детства это был один из немногих доступных ароматов  для  советских  мужчин.
Впрочем, за зеленым флаконом с черной пробкой надо было не один час отстоять
в очереди. Но Лев Яковлевич всегда хорошо одевался  и  имел  безукоризненный
вид. Странно, однако, что он не женился, хотя, наверное,  у  него  случались
любовницы, но к нам в дом он всегда приходил только с шикарным  букетом  или
коробкой конфет, тут же дарил ?сувенирчики? маменьке.
   Весь вечер я  усиленно  изображал,  что  при  звуках  клички  Вава  мигом
оказывался в прошлом, но на самом  деле  никаких  воспоминаний  прозвище  не
навевало. Зато сейчас, вдохнув  аромат  ?Черной  кошки?,  я  незамедлительно
оказался в начале семидесятых. Память услужливо подсунула картину.
   Вот я, маленький мальчик, в вельветовых штанишках, стою в прихожей, между
шкафом и вешалкой. Веселая, смеющаяся Николетта в эпатажных по тем  временам
черных клешеных брюках распахивает дверь. На пороге появляется Лев Яковлевич
с огромным букетом.
   Матушка заламывает руки:
   - Лева! Шарман! Розы! Где только достал?!
   - Ради тебя, дорогая, я способен на все, - улыбается профессор.
   Правда, не знаю, был ли он в те годы  профессором  или  простым  доктором
наук.
   -  Красота,  -  тараторит  Николетта.  Водовозов  наклоняется  и   целует
маменьку, но не в щеку, а чуть ниже, в шею.
   - Лева! - багровеет маменька и указывает глазами на меня.
   - Ванюша, - ласково зовет Лев Яковлевич, - иди сюда, мой ангел.
   Я подбегаю и получаю  набор  оловянных  солдатиков  и  поцелуй.  От  щеки
Водовозова резко пахнет ?Черной кошкой?.
   Вернувшись из прошлого, я впервые  удивился,  неужели  у  Николетты  было
что-то со Львом Яковлевичем. Впрочем, сейчас уже все равно, и моя  любовь  к
старику от этой неожиданной догадки не станет меньше.
   Я повез Люси на ?Первомайскую?.  Когда  девушка  исчезла  в  подъезде,  я
закурил и бездумно уставился в окно. Может, надо рассказать Люси о том,  что
ее любовник - мерзавец, ищущий богатую невесту? Впрочем, она не  поверит.  И
вообще, это не мое дело, сами  разберутся,  хватит  того,  что  я  помог  им
встретиться. Ну бросит Люси Севу и что? Кому она нужна? А так, может, найдет
свое счастье. Станет создавать себе условия для написания гениальной  книги,
родит ребенка...
   Я сунул окурок в пепельницу и покатил домой. Проведу спокойно два часа  в
компании Рекса Стаута, вчера остановился на самом  интересном  месте,  потом
доставлю Люси назад и со спокойной совестью  лягу  спять,  завтра  предстоит
трудный день.

Глава 19

   Ровно в десять я был в здании строительного техникума. У учащихся  сейчас
в самом разгаре занятия, и в коридорах стояла гулкая  пустота.  Я  пошел  по
длинному  коридору,  украшенному  стендами   с   замечательными   лозунгами:
?Безопасность - дело каждого?, ?Строитель - главное лицо города? и  ?Хорошая
профессия - верный путь к успеху?.
   В учебной части тосковала девчонка лет двадцати.
   - Ищете кого? - спросила она, откладывая томик в яркой обложке.
   Я машинально прочитал ?Любовь в джунглях?  и  сразу  понял,  как  следует
действовать.
   - Скажите, пожалуйста, Рая Яковлева тут учится?
   Девушка окинула меня взглядом, потом включила компьютер, пощелкала мышкой
и лениво процедила:
   - Здесь, а вам зачем? Я опустил глаза вниз.
   - Осознаю, что выгляжу смешным, но я встретил  Раю  у  общих  знакомых  и
полюбил с первого взгляда.
   Девчонка с интересом уставилась на меня. Я продолжал вдохновенно врать:
   - Понимаю, конечно, что не совсем подхожу ей  по  возрасту,  но  я  очень
богат, владею домами, пароходами, банками... На днях сделал Рае предложение.
   - Повезло же ей, - вырвалось у собеседницы, - вечно другим счастье.
   - Она мне не сказала ни ?да?, ни ?нет?,  -  несся  я  дальше,  -  обещала
подумать и исчезла.  Не  звонит,  просто  пропала.  Сами  понимаете,  что  я
нахожусь в безумной тревоге, вот и решил разыскать ее. Дайте, пожалуйста, ее
адрес.
   Раскрасневшаяся девица уставилась в монитор.
   - Раиса Яковлева живет в общежитии, - пробормотала она.
   - Знаю, - печально сказал я, - вы мне подскажите, где оно находится...  И
еще в какую группу ходит Раечка?
   - В пятую, на первом курсе,  -  протянула  девчонка,  -  а  проживает  по
адресу: Лазурная, четыре, комната двенадцать. Впрочем, комната, может, и  не
та, девчонки все время меняются.
   - Спасибо, дорогая,  -  проникновенно  сказал  я  и  в  порыве  истинного
вдохновения добавил:
   - Вы спасли меня от самоубийства.
   Выйдя в  коридор,  я  закурил  и,  не  в  силах  удержаться,  рассмеялся.
Оказывается, от вранья можно получать удовольствие, и потом,  изображать  из
себя идиота очень легко. Наверное, во мне ожили  спавшие  до  сих  пор  гены
Николетты.
   На  всякий  случай,  понимая  зряшность  своих  действий,  я  заглянул  в
аудиторию, где непрожеванными кусками глотали знания молодые люди,  решившие
получить профессию строителя. Раи на занятиях не было, впрочем, Катя  Кисина
также отсутствовала, и никто из  одногруппников  не  сумел  точно  ответить,
когда в последний раз видел девчонок.
   - Катька,  кажется,  вчера  приходила,  -  протянула  рыженькая  девушка,
похожая на перепелиное яичко.
   - Нет, в среду вроде, - пробубнила другая,  смахивающая  на  таксу,  -  а
Райка вообще давно не показывается, заболела небось.
   - Что же вы такие невнимательные, - укорил я собеседниц,  -  подружка  не
ходит на занятия, и никто не забеспокоился?  Может,  лежит  в  общежитии  на
койке и умирает, нехорошо как-то.
   "Такса? хмыкнула:
   - Мы сами из общежития, Райки там давно нет.
   - Они с Катькой квартиру сняли, - пояснила рыженькая.
   - Может, к матери двинула? - пробормотала ?такса?. - Оголодала  совсем  и
помчалась на откорм! Я сама, когда обалдею от  макарон,  к  маме  еду.  Поем
нормально недели две, и порядок.
   Ругая себя за глупость, я побрел в учебную часть и грустно сказал  девице
с любовным романом:
   - Ее нигде нет. Девчонка посочувствовала:
   - Уж и не знаю, чем помочь!
   - Может, к родителям поехала, небось у вас адресок имеется...
   Девица заколебалась, ей явно было запрещено  разглашать  сведения,  но  я
молитвенно сложил руки.
   - Умоляю, не дайте погибнуть любви!
   - Город Красномосковск Московской области, улица Октябрьская, дом  шесть,
- ответила девочка. - Так, по крайней мере, в анкете написано.
   Безостановочно ее благодаря, я вышел в коридор, стряхнул с лица выражение
парня-идиота, главного  героя  мексиканского  сериала,  закурил  сигарету  и
уставился в окно. Красномосковск! Где же это место и в какой связи я  слышал
про него? Кто и когда упоминал при мне этот город? Так ничего и не вспомнив,
я сел в машину и порулил домой.
   У Элеоноры в кабинете имеется весьма подробный атлас Подмосковья, правда,
довольно  старый,  но  город  Красномосковск  нашелся  сразу,  в  пятидесяти
километрах от столицы на север.  Я  захлопнул  тяжеленный  том  и  вздохнул.
Завтра с утра придется встать  пораньше,  Ново-Рижское  шоссе,  по  которому
предстоит ехать, хорошая, широкая  трасса,  но  на  улице  гололед.  Остаток
вечера я провел в кресле над книгой. Сначала, желая как  следует  отдохнуть,
решил прочитать про хоббитов, но руки  сами  собой  схватили  Рекса  Стаута.
Оторваться я сумел только около полуночи: надо же, как увлекает, и потом,  я
совершенно не мог догадаться, кто убил эту тетку в  вязаном  пальто.  Честно
говоря, подозревал в совершении преступления  ее  малосимпатичного  мужа,  а
оказалось, что курок спустила милейшая бабушка, к которой я во время  чтения
проникся искренним расположением.
   Я редко покидаю Москву. Всяческие курорты меня не  привлекают.  Не  люблю
жару, купание в море оставляет меня равнодушным, шумные компании раздражают.
Больше  всего  мне  нравится,  когда  Нора  летом  отправляется  на  дачу  в
Николаевку. Зелень, птички, приятная летняя прохлада,  возможность  спать  с
открытым  окном,  не  боясь  задохнуться  бензиновым  смогом.  Выбивали   из
равновесия лишь визиты Риты, потому что  она  всегда  приезжала  с  десятком
визжащих девиц и полупьяных парней. Но, по счастью,  Риточке  в  Подмосковье
скучно, и ее набеги случались не так часто.
   Дача  Элеоноры  расположена  в  коттеджном  поселке,  вокруг  живут  люди
примерно одного с ней положения, назвать Николаевку деревней никак нельзя. В
благоустроенных кирпичных домах имеются отопление, газ, телефон,  горячая  и
холодная вода, не говоря уж о спутниковом телевидении.
   В Красномосковске же первой мне на глаза попалась толстая  баба  с  двумя
ведрами. Я притормозил, открыл дверь и крикнул:
   - Не подскажете, где Октябрьская улица? Женщина поставила ношу на  землю,
с трудом разогнула спину и весьма приветливо сообщила:
   - Вон она, с горочки спускается к речке, вам какой дом?
   - Шестой.
   - Ну так и ступай по тропинке все прямо да прямо.
   - А проехать можно?
   Женщина с сомнением посмотрела на ?Жигули?.
   - Ну, до десятого дома точно доберетесь, туда шоссе подходит...
   Я осторожно поехал вперед. Возле  трехэтажного  блочного  дома  с  цифрой
?десять? относительно широкая дорога сужалась до размеров нитки. Нечего было
и думать о том, чтобы двигаться дальше в машине. Я вылез  и  угодил  тонкими
ботинками  прямо  в  снег.  Сами  понимаете,  что   человеку,   в   основном
передвигающемуся на четырех колесах, обувь на меху совершенно ни к  чему.  И
вот теперь мне пришлось пробираться  среди  сугробов.  Шестой  дом  оказался
частным, окруженным высоким забором. Стоило мне  войти  в  калитку,  как  из
глубины двора послышался басовитый  лай.  Собак  у  меня  никогда  не  было,
поэтому я их побаиваюсь, а животные словно  ощущают  мой  страх  и  начинают
яростно нападать. На всякий случай я решил отступить за ворота, но тут дверь
избы приоткрылась, выскочила  довольно  молодая,  крепко  сбитая  бабенка  в
красном застиранном халате и заорала:
   - А ну  цыц,  ишь  разворчался.  Потом  она  глянула  на  меня  и  весьма
приветливо сказала:
   - Да вы проходьте, Дик на цепи сидит, до калитки ему  не  добечь!  Идите,
идите.
   Я увидел, что у красавицы нет переднего зуба  и,  улыбнувшись,  пошел  на
зов.
   В большой темноватой комнате царил замечательный  порядок.  Со  стены  на
софу спускался ярко-красный ковер, квадратный стол был покрыт  скатертью,  и
на столешнице гордо возвышалась хрустальная ваза с искусственными ромашками.
Вдоль одной стены стояли сервант,  забитый  рюмками  и  чашками,  тумба,  на
которой  высился  телевизор  ?Самсунг?..,   затем   шло   окно   с   широким
подоконником, заставленным горшками с буйно цветущими, несмотря на  декабрь,
цветами. Вдоль другой стены комнаты красовалась ?стенка?, предмет вожделения
хозяек семидесятых годов.
   - Садитесь, садитесь, - радушно предложила  хозяйка,  отодвинула  стул  и
сказала:
   - Не волнуйтесь, чисто  у  нас,  меня  свекровь  за  пылинку  убьет!  Ну,
давайте.
   Я осторожно спросил:
   - Что?
   - Так лист подписывать, - нетерпеливо воскликнула бабенка,  -  вы  же  от
избирательной комиссии небось? Только сразу предупреждаю, мы  за  Сергиенко,
всей семьей. Ежели пришли от Кондратюка, то сразу уходите, он вор.
   - Но...
   - Нет  уж,  лучше  скажите,  -  кипятилась  хозяйка,  -  куда  деньги  на
поликлинику делись, а? Чегой-то ваш разлюбезный  Кондратюк  только  котлован
отрыл? И за какие шиши его доченька отправилась в Москву учиться, в  шубе  и
на машине, а?
   Понимая, что разговор  о  продажной  местной  администрации  заведет  нас
совершенно не в ту степь, я безнадежно поводил глазами по стене и  наткнулся
на слегка выцветшую грамоту, висящую в рамке между сервантом и  телевизором.
Зрение у меня стопроцентное, правда, начинается уже дальнозоркость,  поэтому
без всякого усилия прочитал: ?Ученица одиннадцатого класса школы ј 2  города
Красномосковска   Раиса   Яковлева   награждается   за   первое   месте    в
конкурсе-смотре  молодых  талантов  в  номинации  ?Певица  Красномосковска?.
Можно, конечно, посмеяться над корявой фразой, но мне в этот момент было  не
до красот стиля, в голову мигом пришло нужное решение.
   Весело рассмеявшись, я сказал:
   - Не думал, что похож на  чиновника,  вот  уж  не  знаю,  радоваться  или
обижаться  такому  сравнению.  Простите,  не  представился,  Иван  Подушкин,
продюсер. А как вас величать?
   - Зоя, - ответила бабенка и переспросила:
   - Откуда вы?
   Я вновь засмеялся:
   - Телевизор смотрите?
   - Конечно.
   - Видели там всякие клипы? Ну, музыкальные такие зарисовки.
   - И чего?
   Я пустился в объяснения. Снимаю,  вернее,  даю  деньги  на  съемки  таких
клипов. Но зрителю надоедают одни и те же  лица,  без  конца  мелькающие  на
голубом экране, люди хотят видеть новые мордашки... Вот и езжу по провинции,
выискиваю голосистых девчонок. Добрые люди подсказали, что Рая Яковлева поет
замечательно.
   Зоя разулыбалась:
   - Верно, голос у нее словно колокольчик, чистый  такой.  Только  опоздали
вы.
   - Неужели Петров перехватил? - в притворном ужасе воскликнул я.  -  Вечно
он везде первым успевает.
   - Раечка уехала в Москву учиться, - пояснила Зоя, - еще летом.
   - И куда? - тихо спросил я.
   - А в этот поступила, - засмеялась Зоя, - ну как его, погодьте, сейчас.
   Быстрым шагом хозяйка  подошла  к  серванту,  выдвинула  ящик  и  достала
письмо.
   - Вот тут где-то...
   - Можно посмотреть?
   - Конечно, - радушно разрешила Зоя и протянула мне листок.
   "Милая мамочка! Как там вы поживаете? У меня все хорошо. Во  ВГИКе  очень
интересно, нам даже предлагают сниматься в кино..."
   Целая страница вранья о несуществующей учебе в Институте  кинематографии.
Заканчивалось послание фразой: ?Пиши мне не на адрес общежития,  а  К-9,  до
востребования. А то у нас вечно нет дежурной, и письма пропадают?.
   - Надо же, - протянул я, - столько ехал, и зря! Думал, Раечка дома.
   - Нет, она в Москве учится.
   - Последнее письмо когда пришло? Зоя засмеялась:
   - Не любительница она писать. В августе и сентябре, правда,  на  выходные
приезжала, заскучала,  видно.  А  потом!  Цидульку  прислала,  обещалась  на
каникулы приехать.
   - И по телефону не звонила?
   - А он у нас есть? На переговорный  пункт  идти  надо,  а  он  только  до
четырех работает, Рая в это время учится.
   Она продолжала простовато улыбаться. Я вытащил  из  бумажника  фотографию
Риты.
   - Узнаете дочку?
   Зоя взяла снимок и внезапно посерела. Никогда до этого в своей жизни я не
видел, чтобы женщина с такой скоростью теряла все краски в лице - Это.., она
. - забормотала Зоя.
   Ее руки, держащие фотографию, мелко-мелко задрожали.
   В эту минуту раздался стук двери  и  пронзительный  противный  старческий
голос провизжал:
   - Зойка, кобыла, сумку прими. Зойка, кого зову! Села жопой на диван.
   - Бегу, мама! - крикнула баба.  Потом  схватила  меня  за  руку  цепкими,
совершенно ледяными пальцами и умоляюще прошептала:
   - Ступайте во двор, к воротам, ща выйду. Очень прошу, свекрови ни  слова,
я скажу, что вы агитатор с избирательного участка.
   - Зойка, где ты? - надрывалась старуха. Бабенка выскользнула за дверь.
   - Долго тебя ждать, лентяйка чертова! - донеслось из коридора.
   - Простите, мама, - забубнила женщина, - там  из  избирательного  участка
мужик пришел, агитатор.
   - Ну и за кого он?
   - За Кондратюка.
   - Так, - голосом, не  предвещавшим  ничего  хорошего,  заявила,  входя  в
комнату, пожилая женщина.
   Я быстро посмотрел на нее. Старуха выглядела вылитой Кабанихой.  Толстая,
грузная, с нездорово-отечным лицом, маленькими глазками, поджатыми губами  и
бесформенным носом картошкой. Одета вошедшая  была  в  нечто,  больше  всего
напоминающее мешок для муки. Тяжело переваливаясь,  она  дошла  до  стола  и
голосом, похожим на скрип двери, отрубила.
   - Ступайте отсюдова, ваш Кондратюк вор.
   Я нацепил на лицо самую милую улыбочку, но она абсолютно не подействовала
на пожилую тетку, светского воспитания у нее не имелось.
   - Давай, давай, - поторопила она, - нечего людей задерживать, забот у нас
хватает.
   - Ухожу, - миролюбиво сказал я.
   - Вот-вот, уметайся, - подхватила бабка, - скажи спасибо, что  сына  нет,
он бы тебя с лестницы спустил.
   - Ну зачем вы так, мама, -  робко  встряла  Зоя,  -  человек  на  работе,
подневольный, небось нужда заставила по дворам таскаться.
   - Приличный человек к Кондратюку не пойдет, - заявила старуха, - ну, кому
ведено, убирайтесь.
   - Ухожу, ухожу, - поднял я вверх руки, - только пусть ваша дочь до  ворот
проводит, собак боюсь.
   - У меня никогда не могла такая дура родиться, - рявкнула милая  мама,  -
впрочем, ступай. Зойка, пригляди, чтобы не спер чего  во  дворе,  ведра  там
новые и топор только купленный.
   Зоя довела меня до калитки и, шепнув: ?Подождите на улице?, убежала.
   Я послушно остался стоять возле забора. Потянулись минуты.  Где-то  через
полчаса мне стало холодно, а ноги в ботинках превратились просто в два куска
льда. Наконец, когда я перестал чувствовать ступни, из двора выскочила  Зоя,
одетая в ?плюшку?. Честно говоря, никогда не думал, что когда-нибудь встречу
даму, носящую это одеяние. Тот, кто справил  тридцатиле