ива узреть летающую по воздуху за документом голову настолько впечатлила служивого, что он с воплем: "Спасите! Вампиры!" - ринулся за подмогой.
     Когда отделение почти в полном составе, с табельным оружием на изготовку вломилось в квартиру, зять, по-прежнему покрытый кетчупом, вызывал "Скорую помощь". Итог шутки: у тещи гипертонический криз, один мент стал заикаться, второй теперь всегда глупо хихикает при виде бутылки с кетчупом, зятек получил несколько суток за хулиганство и полное моральное удовлетворение. А теща раз и навсегда перестала приставать к идиоту.
     Я отложил издание в сторону. Конечно, ни один уважающий себя человек не станет прикасаться к сему чтиву даже в перчатках. Мерзкая газетенка! Но... Почему же я сейчас хохотал, как безумный? Отчего мое настроение резко улучшилось? Да и дорога пролетела незаметно. А вот после чтения солидных газет у меня всегда возникает тягостное ощущение безнадежности. Все в России плохо: у народа нет денег, олигархи купаются в золоте, армия нищенствует, медицина стоит с протянутой рукой, а все Чубайс проклятый! Нет, дорогие читатели, не надейтесь, лучше не будет, мы все умрем в муках.
     Но, оказывается, еще находятся люди, которые способны самым идиотским образом подшутить над родственниками и, что самое интересное, мне об этом было приятней узнать, чем об очередном террористическом акте. Может, я просто переел негативной информации, заумных рассуждений о политике и теперь меня потянуло на глупости?
     Так или нет, не знаю, но на платформу в Гжеве я сошел в самом радужном настроении. Недочитанный бульварный листок не выбросил в урну, а аккуратно свернул и спрятал в карман. Вечером лягу в кровать и изучу пасквильное издание, что называется, до корки, сдается мне, там еще есть много смешного.
     Гжев оказался больше Ковальска, и местное население практически не говорило на русском языке. В городе, очевидно, не было лечебницы, и на первый взгляд жили тут одни чехи.
     Встав посреди улицы, я осмотрелся. Взгляд зацепился за шпиль католического собора. Пойду туда, скорей всего, там окажутся экскурсанты и русскоговорящий гид.
     Мой расчет оправдался полностью. На парковке теснились автобусы, а на площади перед собором кучковались группы людей и слышалась многоязычная речь. Я прислушался, вычленил знакомые фразы и примкнул к группе толстых теток в цветастых сарафанах и животастых мужиков в тренировочных костюмах.
     Дождавшись момента, когда экскурсовод, хорошенькая темноглазая девушка, сказала: "А теперь покупайте билеты и самостоятельно осматривайте", я подошел к ней и тихо спросил:
     - Извините, вы местная?
     - Я из Питера, - охотно пояснила девушка.
     - Но я хотел узнать другое. Вы живете в Гжеве или привезли туристов из Праги?
     - В этом смысле я местная, - улыбнулась собеседница, - правда, очехиться пока не получилось, даже фамилию свою оставила, Иванова. Она здесь очень экзотично звучит.
     - Подскажите, где тут Египетская улица.
     - Брайтон, - улыбнулась Иванова.
     - Нет, нет, Египетская.
     Экскурсовод засмеялась:
     - Ну да, только наши ее Брайтоном называют, по аналогии с Америкой. Там русская диаспоpa селится, а у нас на Египетской тоже российская колония. Значит, так, сядете на пятый автобус...
     До места я добирался долго: сначала влез в "Икарус", который ехал в противоположную сторону, потом пришлось поколесить по городу.
     Гжев выглядел буржуазно. Он был застроен небольшими, в основном трехэтажными домами.
     Розовые, голубые, светло-желтые - они напоминали яркие леденцы. Почти на каждом окне крепились аккуратные ящики с буйно цветущими геранями, тротуары сверкали чистотой, вокруг не было ни одной бумажки. Кое-кто из прохожих вел на поводке собак. Вдруг одна из болонок присела, я улыбнулся. Конечно, жителей можно воспитать, но как объяснить животным правила поведения.
     И тут хозяйка достала из сумки совочек, веник, бумажный пакет, натянула резиновые перчатки, моментально замела и упаковала какашки, а потом выбросила мешочек в ближайшую урну.
     Я потрясение наблюдал за этой сценой. Интересно, сколько десятилетий должно пройти, чтобы москвичи начали так же вести себя на улицах родного города? И когда наши пешеходы перестанут боязливо оглядываться, перебегая через дорогу?
     Только в России беременная женщина несется на зеленый свет светофора, желая побыстрее пересечь дорогу, а в глазах у несчастной плещется ужас: сейчас ее задавят и бросят умирать без помощи.
     Внезапно автобус остановился, водитель сказал что-то в микрофон, и салон почти опустел.
     Тут по ступенькам взобралась растрепанная потная тетка, втащила за собой сумку на колесиках, плюхнулась на сиденье рядом со мной и с чувством произнесла по-русски:
     - Ну и умаялась! Виданное ли дело - на распродажу за тридевять верст поперлась.
     Я обрадовался и спросил у нее:
     - До Египетской улицы далеко?
     - Здесь и началась, - пропыхтела толстуха, - вам какой дом?
     В этот момент автобус резко тронулся, повернул, пейзаж сменился. Теперь на окнах домов не было ящиков с цветами, во дворах маячили столбы, между ними были натянуты веревки для сушки белья. Ветер трепал простыни, пододеяльники и исподнее. По тротуарам с гиканьем носились дети.
     Эмигранты, перебравшиеся в Чехию, не изменили привычного уклада жизни. И если в Ковальске русские ассимилировались среди коренного населения и стали почти неотличимы от чехов, то в Гжеве этого почему-то не случилось. Сейчас мне казалось, будто я стою в каком-нибудь Куркине или Бутове - настолько знакомой была картина.
     Автобус замер на остановке.
     - Так который дом вам нужен? - повторила попутчица.
     - Восьмой, - машинально ответил я.
     - Спрыгивай скорей, - всполошилась тетка, - и беги через дорогу. Вон туда, влево, сразу на нужное здание наткнешься.
     Я опрометью выскочил из автобуса и очутился возле харчевни, над дверью которой висела изумительная вывеска. Справа латинскими буквами было написано "Kapuchinno" <Вероятно, это следует понимать, как капуччино, или каппучино, слово пишут в русском языке по-разному, то есть кафе, где подают кофе со взбитой молочной пенкой.>. Слева шел перевод на русский язык: "Пельменная". "Kapuchinno - пельменная", именно так. Я прочитал пару раз надпись, подавил ухмылку и пошел в глубь квартала.
     Дом номер восемь стоял на отшибе, вдали от общей линии невысоких зданий. Вообще я заметил, что в Чехии, в частности в Ковальске, нет высоких, многоэтажных блочных башен. Здесь строят двух-, максимум трехэтажные особняки, причем стоят они почти впритирку друг к другу.
     Больших дворов тут нет, так, крохотный пятачок земли, на котором обычно буйно цветет клумба.
     Максимум, что можно поставить возле подъезда, - плетеное кресло, причем для кошки. Человеку просто негде приткнуться.
     Но восьмой дом оказался на особом положении. Во-первых, красивую резную калитку украшал всего один звонок, следовательно, тут жила одна семья, а во-вторых, перед входом был разбит довольно большой палисадник, в котором виднелись яркий зонтик от солнца и белая пластиковая садовая мебель.
     Я позвонил. Из крохотного зарешеченного отверстия донесся звук, больше всего похожий на кваканье. На всякий случай я крикнул:
     - Добрый день, откройте, пожалуйста, я приехал к вам из Москвы.
     Странные звуки смолкли, взамен раздалось ровное гудение и легкое потрескивание.
     - Пожалуйста, не бойтесь, я не сделаю ничего вам плохого! - воскликнул я.
     В ответ послышалась возня, хихиканье, стон, потом то ли кашель, то ли чихание, и воцарилась тишина. В доме явно кто-то был, но он или она вовсе не собирались впускать гостей внутрь.
     Я потоптался у низкого заборчика и предпринял еще одну попытку. Опять до моего слуха долетело кваканье.
     - Господи! Это же глупо! - вырвалось у меня. - Неужели вы думаете, что я идиот, который поверит, будто в доме никого нет! Вы ведь включаете домофон! Мне просто поговорить с вами надо.
     Внезапно я почувствовал резкий запах французских духов "Пуазон". Я очень хорошо знаю сей удушливый аромат. Именно такими душится Николетта. Маменька, особо не заботясь о носах окружающих, выливает на себя по полфлакончика за раз, достигая тем самым сногсшибательного эффекта в прямом смысле этого слова. Старое правило медиков "в капле - лекарство, в ложке - яд" можно в данном случае перефразировать: "в капле - восхитительный аромат, в поллитре - газовая атака".
     Я резко повернулся на запах. В пяти шагах от меня стояла девочка-подросток лет тринадцати с виду.
     - Вы че, хотите внутрь попасть? - бесцеремонно спросила она.
     - В общем, да, - ответил я.
     Она приблизилась, запах "Пуазона" стал просто невыносим. Наверное, девочка в отсутствие матери от души попользовалась не только ее духами, но и косметикой. Маленькое личико школьницы было щедро размалевано: темно-синие веки, слишком черные, торчащие словно частокол ресницы, кроваво-пурпурные губы, оранжевые щеки, угольные брови...
     Несмотря на то что часы показывали десять утра, нимфетка вырядилась в алое, расшитое блестками полупрозрачное платье, принятое мною вначале за кофту - настолько оно было короткое.
     Тощие ножки в ажурных чулках были втиснуты в черные сапоги-ботфорты на угрожающе тонкой шпильке. Согласитесь, весьма странный наряд для школьницы.
     - И че, - прищурилась это чудо в перьях, - не открывают?
     - Нет.
     - И не откроют.
     - Почему? - изумился я.
     - Так, похоже, дома один идиот.
     - Кто? - переспросил я.
     - А Борька-кретин, - пояснила девчонка, - его мать дома запирает. Он, может, и хочет двери открыть, да не знает как. Говорить не умеет, мычит чего-то и жуткие рожи корчит, страх глядеть.
     Ирина Леонидовна тут только из-за него и живет, из-за Борьки, поняли? А вы к ним зачем?
     - Похоже, ты про соседей много интересного знаешь, - увильнул я от прямого ответа.
     Девочка прищурила намазанные глазки.
     - Так тут не скрыть ничего, мало нас, в основном те, кто на дорогу приехал.
     - Куда? - окончательно растерялся я.
     Школьница вытянула руку и пальчиком с длинным, хищно изогнутым ногтем ярко-зеленого цвета ткнула в сторону возвышающейся на горизонте горы.
     - Там Германия, - неожиданно сообщила она.
     Все еще не понимая, к чему она клонит, я согласно кивнул.
     - Немцы с чехами дорогу новую построить задумали, - принялась объяснять "экскурсоводша", - только они все - и бюргеры, и кнедлики - сильно гордые, неохота им в грязи колупаться, вот и пригласили русских тоннель долбить. А нашим чего, у нас денег совсем не платят, ну и приехали сюда камень бить, мостовую ложить. А вы чего хотите?
     Я улыбнулся:
     - Ты, наверное, мороженое любишь?
     Девочка похлопала ресницами, потом захихикала:
     - Во, вы меня небось за пятиклассницу приняли. Мороженое, оно, конечно, неплохо, но после работы устаешь как собака, лучше коньяку шарахнуть.
     Я разинул рот.
     - Мне девятнадцать лет, - уточнила девчонка, - и ваще, давай знакомиться, Мадлен.
     - Какое красивое имя, - решил я подольститься к собеседнице.
     - Вообще-то, в паспорте Мария стоит, только Мадлен шикарней звучит и хозяину нравится, - призналась девица.
     Я еще раз окинул взглядом красное, щедро украшенное блестками платье и сапоги-ботфорты и поинтересовался:
     - Вы, Мадлен, работаете проституткой?
     Она хмыкнула:
     - Не, стриптиз пляшу в клубе "Голубой зайчик". Попадаются иногда клиенты, но в основном зарабатываю танцами, я артистка.
     - Очень приятно, разрешите представиться - Иван Павлович Подушкин, ответственный секретарь общества "Милосердие". Мне хотелось бы угостить вас чашечкой кофе с коньяком, если, конечно, вы соблаговолите пройти со мной в ресторан.
     Мадлен улыбнулась:
     - Ты симпатичный и внешне ничего, пошли.
     Я шагнул было в сторону гибрида капуччино с пельменной, но девушка схватила меня за руку.
     - Не, к нашим не надо, там чистая рыгаловка, пошли к кнедликам.
     Услыхав второй раз непонятное слово, я не утерпел и задал вопрос:
     - Кто такие кнедлики?
     - Чехи, - засмеялась Мадлен, - кнедлики - ихняя еда национальная, они ее так расписывают, ну прямо вкуснее не бывает. В какую жральню ни зайдешь, везде одни кнедлики в меню. Я из любопытства попробовала и скажу тебе: никогда не ешь.
     Больше всего они напоминают толстые оладьи из картошки, перемешанной с манной кашей, прям тошнит. Но кофе чехи делают классно, может, просто насыпают в машинку по норме? Наши-то жадятся, так и норовят два зерна в кофеварку сунуть. Двигай за мной.
     Уверенным шагом Мадлен ринулась по улице вверх, я поспешил за ней. В отношении кнедликов абсолютно солидарен с Мадлен. Я имею в виду национальное блюдо, а не людей. Помнится, в ресторане с трудом проглотил кулинарный шедевр.
     Когда хозяйка выбранного моей спутницей заведения принесла кофе, коньяк и пирожные, Мадлен деловито сказала:
     - Мой час стоит сто долларов, плати и пользуйся.
     - Но я хотел лишь поговорить.
     - И че? Время-то займешь.
     Я признал ее правоту и кивнул.
     - Хорошо. Значит, так, общество "Милосердие" занимается тем, что помогает нуждающимся людям, дает им деньги.
     - А под какой процент? - мигом поинтересовалась Мадлен.
     - Без возврата и без процентов.
     - Дарите бабки?
     - Да.
     - Во класс! Дайте мне тысяч сто баксов, - оживилась девица, - я квартиру куплю, задолбалась с родителями жить, надоели до смерти. Живут на мои деньги, жрут, пьют, одеваются и орут:
     "Ты б...". Интересное дело, как бы они жировали, не пойди я в шлюхи. А че, нормальная работа, денежная!
     Я кивнул:
     - Главное, честно трудиться, вы же не воруете, приносите людям радость.
     Мадлен схватила меня за руку.
     - А ты прикольный! Жена есть?
     - Да, да, - быстро закивал я, - и вообще, у меня со здоровьем нелады, женщины уже не волнуют. Лучше вернемся к "Милосердию". Увы, сто тысяч вам никто не даст. Такие суммы хозяйка не жертвует, и потом, она помогает лишь тем, кто нуждается отчаянно, достиг, так сказать, крайней степени нищеты. Штаб-квартира благотворительной организации размещается в Москве, туда приходят письма. Я же выезжаю на место и изучаю обстановку. Хозяйка не терпит обмана, а люди порой врут, желая получить задаром солидную сумму денег. Вот сейчас мне велено проверить состояние дел.., э-э... Ирины Леонидовны, проживающей по Египетской улице, в доме восемь. Она сообщила, будто умирает с голоду, имеет сына-инвалида. У хозяйки просто слезы текли во время чтения письма. Но я увидел сейчас очень хороший особняк. Обычно я хожу по соседям и добываю информацию. Но, думаю, вы можете мне много рассказать об этой особе, естественно, я заплачу.
     Глаза Мадлен заблестели.
     - Не верьте, она богатая, только на что живет, не знаю. Ладно, давайте по порядку. Записывать будете?
     Я выложил на стол диктофон.
     - Вас не смутит сей аппарат?
     - Пусть будет, - хмыкнула Мадлен. - Скажу правду, брехать не стану, я честная, коли платишь - работаю для тебя.
     Египетская улица всегда была населена русскими. В свое время тут был военный городок и в домах проживали семьи офицеров. Потом, после перестройки, наши войска почти в полном составе покинули Чехию. Мадлен не знает, остались ли еще где-либо российские военные, но в Гжеве их давно нет. Когда началась прокладка автобана, в их бывших домах поселились сугубо мирные люди, выходцы из бывших советских республик, нанявшиеся в Чехию в качестве строителей дороги. Жилищные условия оставляли желать лучшего: квартиры неудобные, с маленькими кухнями, в которых почему-то не было окон. К тому же строителей впихнули в коммуналки, дав на семью с двумя детьми по одной комнатушке.
     - Чего орете? - сердился местный управляющий. - Небось у себя дома в бараках кантуетесь, в сортир на двор бегаете, а тут вам и кухня, и санузел, и паркет. В тесноте, да не в обиде, не на всю жизнь приехали, на пару лет всего, потом отвалите отсюда с деньгами, купите хоромы.
     Ну и куда было несчастным деваться? Пришлось селиться там, где велят. В результате украинцы и молдаване, которых тут звали "русские", оказались в одинаковых условиях. Те, кто приехал вместе с родней, получили кучу хлопот. Детей не брали в чешскую школу, жены сидели без работы и от скуки ссорились друг с другом. Масла в огонь подлил владелец местных злачных мест. В Гжеве он держал казино, стрип-бар и нелегальный публичный дом, замаскированный под центр нетрадиционной медицины. На работу к себе брал все тех же "русских". Мадлен, чей отец работал асфальтоукладчиком, а мать просто просиживала у телика, сначала приехала к родным погостить, а потом осталась и устроилась стриптизершей. Хозяин "точек разврата" легко обходил закон и добывал для своих девочек визы, дающие право работать. Получала девушка намного больше отца, вызывая зависть родственников, что, однако, совершенно не мешало им брать у Мадлен деньги.
     Но она была единственной, кто принадлежал, так сказать, к двум лагерям, "строительному" и "развлекательному", остальное население Египетской улицы делилось на две неравные части. Большую составляли строители, меньшую путаны и другие деятели "шоу-бизнеса". Причем, работяги ненавидели проституток, "труд" которых оплачивался не в пример лучше, чем их собственный. Иногда на Египетской даже вспыхивали драки, и вообще, для описания страстей, которые тут кипели, не хватает Шекспира.
     Но жила на Египетской женщина, которая никогда не принимала участия ни в каких скандалах и сварах - Ирина Леонидовна Вондрачкова. Когда первые рабочие явились в Гжев, Вондрачкова уже здесь обитала, причем, в собственном доме.
     Как она оказалась в военном городке, никто из вновь появившихся не знал. А вот почему не уехала на родину, было понятно. У Вондрачковой имелся сын, Боря, который страдал детским церебральным параличом. Он с большим трудом передвигался, почти не владел руками и походил на идиота. Разговаривать Боря практически не умел, соображал с огромным трудом.
     А на окраине Гжева в двух шагах от Египетской улицы находится специализированное учреждение, куда из многих стран Европы привозят таких людей, как Боря. Конечно, полностью излечить несчастных от последствий паралича нельзя, но облегчить их жизнь можно. В этой клинике добились потрясающих результатов. Вот Ирина Леонидовна поэтому и жила в Гжеве. Утром она отвозила Борю на лечение, вечером забирала домой.
     Остальное время сидела в запертом доме, стараясь лишний раз не высовывать носа на улицу.
     Каких только небылиц не рассказывали про Вондрачкову местные кумушки. Одни утверждали, что она жена генерала, который ухитрился во время вывода войск из Гжева украсть безумное количество оружия и продать в одну из африканских стран. Отсюда, мол, у Ирины Леонидовны хороший дом и средства на безбедное существование. Другие с пеной у рта отстаивали другую версию. Нет, Ирина вышла замуж за чеха, поэтому имеет фамилию Вондрачкова, и родила от него дебила. Чех богат, он не захотел растить такого сына, как Боря, развелся с Ириной, купил ей дом и дает денег, чтобы она не качала права.
     В общем, много всяких глупостей мололи досужие языки, одно было понятно всем: Ирина Леонидовна нормально обеспечена. Она не слишком богата, судя по ее скромной одежде, но денег ей на еду и оплату клиники хватает.
     Ирина Леонидовна не общалась ни с кем из окружающих, она вежливо здоровалась со всеми, но и только. К ней никто не ходил в гости, изредка в ворота дома вкатывался черный автомобиль с тонированными окнами. Кто сидел внутри, мужчина или женщина, не было видно. Одни предполагали, что Ирину навещает генерал, другие - что чех привез очередную мзду, но правды не знал никто. Совершенно случайно она открылась Мадлен несколько месяцев назад.
     В тот день девушке на редкость не повезло.
     Обычно она выходит к шесту четыре раза за ночь, постоянно меняя наряды, но вот обувь у нее одна и та же. Мало кто знает, что босоножки стриптиз зерки, совершенно открытые, на высоком каблуке и