не  имеют  срока
давности, привлечь Сергея Петровича к ответственности можно и сейчас.
   Значит, он избрал прежний план действий, бродил по  дому,  переодетый
Глафирой. Бедная дурочка, горничная Катя, небось  испугалась  до  потери
пульса... Зачем он убил эту девушку? Где найти улики?
   Внезапно я сообразил: платье. То самое, шелковое, серое. Я держал его
в руках, и мне одежда не показалась старинной, но, право слово, я  плохо
разбираюсь в дамских нарядах. Однако знаю  точно:  наука  криминалистика
пошла далеко вперед. Если принести платье в лабораторию, эксперт  быстро
определит,  кто  надевал  его  в  последний  раз.  Человек  может  очень
аккуратно носить одежду, но он всегда оставляет на  ней  следы:  частицы
кожи, волоски, капельки пота. Этого  вполне  достаточно,  чтобы  сделать
выводы. Значит, надо отыскать платье и вручить его специалистам!
 
*** 
 
   Элеонора, выслушав мой рассказ, пришла к тому же мнению.
   - Обязательно отрой тряпку и привези ко мне, - велела она.
   - Я уже один раз доставлял его сюда, а вы  приказали  опять  засунуть
платье в корзину к Валерию, - не преминул заметить я.
   - Тогда были другие  обстоятельства,  -  рявкнула  Нора.  -  Рысью  к
Кузьминскому и ищи наряд.
   - Полночь пробило. - Я попытался опустить ее на землю.
   - И что? - обозлилась хозяйка. - Самое время по кладовкам шарить!
   - Платье забрал Кузьминский, - напомнил я.
   - Не выбросил же он его, - парировала Нора, - и, думается, не у  себя
повесил. В доме есть общая гардеробная?
   Я растерялся:
   - Не знаю.
   - Так поищи, причем сразу, как явишься в коттедж,  -  железным  тоном
вымолвила Нора.
   Когда я подкатил  к  особняку,  во  всех  окнах  плескалась  темнота.
Аккуратно  втиснув  машину  в  гараж  для  гостей,  я  прошел  в  дом  и
удостоверился, что  все  крепко  спят.  Для  этого  мне  пришлось  нагло
открывать чужие спальни  и  заглядывать  внутрь.  Сначала  я  испугался,
увидав пустую кровать Клары, но потом обнаружил ее в мансарде  у  Беллы.
Лариса Викторовна тоже путешествовала в стране Морфея, спал и Валерий. У
него на тумбочке мерцал ночник.
   Я прошел на кухню, с  наслаждением  выпил  крепко  заваренный  чай  и
задумался. При каждом покое  имеется  гардеробная.  Но,  думается,  Нора
права. Вряд ли Сергей Петрович  повесил  платье  среди  своих  костюмов.
Наверное, по многим причинам ему не хотелось иметь его рядом.  Может,  в
доме есть еще и общий "склад" вещей?
   Проведя в особняке Кузьминского довольно долгое время, я ни  разу  не
заглянул в хозяйственные помещения. Мне не было нужды изучать  кладовки,
я слишком хорошо воспитан для того, чтобы в отсутствие хозяина рыться  в
его вещах. Но  ремесло  детектива  порой  требует  отнюдь  не  светского
поведения...
   Поуговаривав себя минут пять, я встал и пошел по  длинному  коридору,
тянувшемуся  за  кухней.  За  первой  попавшейся  на  пути  дверью  была
кладовка: банки, бутылки, пакеты, мешочки. Следующее помещение оказалось
прачечной. Целых три стиральные машины, куча подставок с развешанным  на
них бельем, гладильная доска и утюг.  Напротив  располагалось  хранилище
вина. В особых  ячейках  лежали  бутылки,  покрытые  пылью.  Кузьминский
объяснил прислуге, что протирать  емкости  нельзя,  вино,  как  правило,
плохо  переносит  тряску.  Именно  поэтому  в  наших  магазинах  торгуют
поголовно "убитым" вином. Настоящее  "Божоле",  "Бордо"  и  иже  с  ними
путешествуют только  лежа  и  в  торговой  точке  никогда  не  принимают
стоячего  положения.  Хотите  полакомиться  настоящим   вином,   поищите
магазин, где оно уложено в подставку.
   Следующая комната оказалась гардеробной, но тут, в  месте,  где  было
достаточно холодно, висела в специальных антимолевых мешках лишь  теплая
одежда: пальто, шубы, дубленки, куртки, плащи. На одной стене на  полках
покоились шапки, шарфы, перчатки,  шерстяные  носки.  Лариса  Викторовна
дотошно следила за порядком. Все было вычищено и  аккуратнейшим  образом
сложено. Естественно, никакого платья тут не нашлось.
   Я постоял в прохладном, сильно пахнущем апельсинами помещении и пошел
в покои Сергея Петровича.
   Его личная гардеробная представляла собой двадцатиметровую комнату, а
набору одежды могла позавидовать  любая  кинозвезда.  Костюмы  висели  в
идеальном порядке, обувь хранилась на специальных  распорках,  галстуков
было  столько,  что  я  даже  растерялся,  а  еще  куча  белья,  рубашки
всевозможных расцветок,  носовые  платки,  майки,  футболки,  спортивные
брюки и куртки... Но платья, серо-жемчужного, с воланами и кружевами, не
было.
   Я вышел в сад и закурил. Куда подевался наряд? Я облазил весь дом! Но
тут взгляд упал на длинное окошко подвала, и я мигом сообразил,  что  не
посетил цокольный этаж.
   Вниз вела узкая  лестница.  Осторожно  ступая,  я  спустился  в  ярко
освещенное помещение. Так, что мы тут имеем? Во-первых,  бассейн,  затем
комната с выключенным летом отопительным котлом, потом каморка,  забитая
всякими непонятными мне трубами, вентилями  и  никелированными  штуками.
Следующей шла  баня,  вернее,  их  было  две:  сауна  и  так  называемая
турецкая; зал для отдыха, бильярдная... Ни на что не надеясь, я  толкнул
последнюю дверь и увидел очередную кладовку, забитую всяким хламом:  тут
лежали, по-видимому, абсолютно ненужные вещи, которые у хозяина рука  не
поднималась выбросить.
   У стены громоздился ящик, из которого торчали куклы, которыми в  свое
время, очевидно, играла Беллочка. Здесь  же  стоял  сильно  поцарапанный
детский велосипедик, лежали какие-то помятые кастрюли с отбитой  эмалью.
И уж совсем удивило меня огромное цинковое корыто, совершенно не  нужное
в нынешнее время.  Зачем  Кузьминский  хранит  его?  В  доме  стоят  три
стиральные  машины.  Хотя  бывшему   советскому   человеку   свойственна
запасливость, он в любой ситуации, даже  самой  благоприятной  и  сытой,
скопидомничает. В наших людях твердо живет  уверенность:  спички,  соль,
масло - все может исчезнуть, как уже бывало не раз.
   Одна из моих знакомых, Регина Кутепова вышла замуж  за  иностранца  и
отбыла в маленький городок, расположенный в  горах  Швейцарии.  Войны  и
голода в этой стране не знали  несколько  столетий,  и  население  стало
посмеиваться над  русской,  которая  велела  пристроить  к  своему  дому
кладовку, где  хранила  свечи,  стратегический  запас  консервов,  муки,
растительного масла, чая, кофе и сахара.
   - Регина, - увещевали ее соседки, - не занимайся  глупостями,  это  в
вашей Москве может начаться голод, а у нас никогда.
   Но Кутепова только пожимала плечами.
   - Запас  карман  не  тянет,  -  отвечала  она.  Естественно,  на  нее
посматривали как на сумасшедшую и жалели бедную.
   А потом произошло совершенно  непредвиденное  событие.  С  гор  сошла
мощная лавина и полностью отрезала крохотный городок от окружающего мира
на три недели! В связи с сильным  снегопадом  к  населенному  пункту  не
могли  пробиться  спасатели,  невозможно  было  и  сбросить  продукты  с
вертолета: над домиками с красными крышами плотно стояли  тучи.  Местный
супермаркет, продукты в который каждое утро доставляли  трейлеры,  мигом
опустел, в селении бы точно начался голод, но тут наступил звездный  час
Регины. Все население, от мала до велика, превознося ее хозяйственность,
ело припасенные ею  харчи  и  жгло  свечи:  электростанция  у  них  тоже
вырубилась. Нашлись у Регины и нужные лекарства, а когда  она,  вспомнив
уроки гражданской обороны, лихо сделала укол соседу, у которого заболело
сердце, то просто  стала  национальной  героиней.  Так  что  не  спешите
расставаться со старыми привычками, вступая в новую жизнь, всякое  может
случиться, и в благословенной Швейцарии  пригодится  запас  керосина  со
спичками.
   Я молча бродил среди хлама и в самом темном углу наткнулся на кованый
сундук. Сверху было окошко, в нем желтела бумажка, на которой выцветшими
от времени фиолетовыми чернилами было выведено: "Вещи моей  бедной  жены
Глафиры". Очевидно, Сергей  Петрович,  как  и  Петр  Фадеевич,  не  смог
вынести на помойку одежду несчастной  сумасшедшей.  Я  осторожно  поднял
тяжелый "язык", сундук оказался незапертым. Крышка со  скрипом  подалась
вверх, в лицо мне пахнуло тлением, и я увидел тряпье.
   Сказать, что я не хотел в нем копаться, - это не  сказать  ничего.  С
огромным трудом я заставил себя дотронуться до хлама и начал  перебирать
старье. Спустя некоторое время мне стало понятно, что здесь сложены  еще
и вещи Варвары. Одна часть платьев была сшита на женщину высокого роста,
худощавую, с плоским бюстом, другая - на невысокую, полную даму с пышной
грудью. Бог знает, почему  Сергей  Петрович  не  захотел  избавиться  от
сундука. Я бы лично отволок его  на  свалку,  чтобы  поскорей  забыть  о
мрачных семейных историях. Гора слежавшихся, издававших запах  нафталина
вещей росла на полу.  В  самом  конце  мне  попалось  несколько  детских
ситцевых платьиц, а последней  обнаружилась  совершенно  измятая,  почти
пришедшая в негодность соломенная шляпка. Я  поднял  ее,  на  дне  белел
довольно толстый пакет. Серого платья не было и в помине.
   Кое-как запихав назад тряпье, я, прихватив с собой пакет,  отправился
в  свою  спальню.  Там,  развернув  плотную  бумагу,  обнаружил  письма,
написанные детским, неровным почерком.
 
   "Дорогой папа Петя!
   Я живу хорошо, в нашей комнате шесть девочек. Тут кормят три  раза  в
день, дают завтрак, обед  и  ужин.  А  конфеты  и  яблоки  не  покупают.
Пожалуйста, привези мне ирисок. Очень прошу!  Может,  заберешь  меня  на
каникулы ?
   Лисочка".
 
   "Дорогой папа Петя!
   Я живу хорошо  и  учусь  отлично,  на  одни  пятерки,  поведение  мое
примерное. Здесь нас кормят, но конфет не дают, очень хочется шоколадку.
Возьми меня домой хоть на недельку, я буду стирать, убирать, готовить.
   Лисочка".
 
   "Дорогой папа Петя!
   Я живу хорошо, нас кормят три раза в день. Может, кто-нибудь привезет
мне пряников или печенья? А еще изорвалось платьице,  и  придется  Новый
год встречать в драном, новое дадут только  весной.  Пожалуйста,  возьми
меня на зимние каникулы, я никогда не буду ругаться с Сережей. Миленький
папа Петя, ну пожалуйста, хоть на два денечка.  Забери  меня  отсюда!  Я
отлично учусь.
   Лисочка".
 
   "Папочка Петя!
   Я живу хорошо. Почему ты не отвечаешь на  мои  письма  ?  Желаю  тебе
счастливых первомайских праздников,  здоровья  и  радости.  У  меня  все
хорошо, а конфет уже не хочется. Ну пожалуйста, забери меня на лето.
   Лисочка".
 
   "Уважаемый Петр Фадеевич, пишет  Вам  директор  детского  дома  имени
Надежды Крупской Власихина Антонина Ивановна. Мне кажется,  вам  следует
хотя бы один раз приехать к нам и поговорить с Лисочкой.  Девочка  очень
скучает. В нашем доме  много  детей,  у  которых  имеются  родственники,
которые привозят сладости, книги, игрушки, правда, не часто и не всем.
   За те два года, что Лисочка живет у нас, вы не написали ей ни  одного
письма. Если сумеете выкроить время и приехать, ребенок будет  счастлив.
Если  не  способны  найти  пару  часов,  пришлите  ей  посылку.  Мы   не
ограничиваем набор еды, только  не  следует  класть  рыбные  консервы  и
майонез, лучше  пряники,  конфеты,  печенье.  Детей  хорошо  кормят,  но
лакомства на столах бывают только на праздники или когда приезжают шефы.
Лисочка беспроблемный ребенок,  она  может  стать  вашей  помощницей  по
домашнему хозяйству. Девочка отлично учится, ведет общественную  работу,
она живо интересуется политическими новостями, помогает младшим. Лисочка
старшая по спальне. Прилагаю листок успеваемости.
   "Русский язык - отлично. Литература - отлично. Математика  -  хорошо.
История - отлично. Иностранный язык - хорошо. Ботаника - отлично. Труд -
отлично. Физкультура - отлично. Поведение примерное".
   С глубоким уважением А. Власихина".
 
Глава 27 
 
   Мне  стало  очень  грустно.  Маленькая  наивная   Лисочка,   любимая,
балованная мамой девочка, оказавшись в  приюте,  наверное,  заболела  от
тоски. В детском доме, даже самом хорошем,  ребенку  не  хватает  тепла,
ласки, сладостей, в конце концов, простых, копеечных карамелек и ирисок,
которые можно есть, не  считая.  Неужели  Петр  Фадеевич  был  настолько
жесток к девочке? У него же имелся собственный сын! Как правило, мужчины
с детьми более мягкосердечны, чем те, у кого их нет.
   Я продолжал читать письма. Лисочка прислала их штук тридцать.  Потом,
наверное, поняла, что у "папы Пети" каменное сердце, и оставила  надежду
вернуться в семью Кузьминских. Собственно говоря, тут все письма были от
девочки, кроме двух: послания от директрисы и еще одной записки.
 
   "Уважаемый Петр Фадеевич,
   Понимаю  ваш  страх,  но  при  условии  определенной   воспитательной
методики  и  неких,  очень  слабых   успокоительных   возможно   стойкое
улучшение.  Личностные  качества  вполне  поддаются   корректировке.   К
сожалению, я не являюсь специалистом в области детской психологии,  могу
посоветовать обратиться к Бекасову Артему Ивановичу, его адрес прилагаю.
Пусть вас не смущает молодость психолога, он очень талантливый  человек,
его ждет яркое будущее.
   Профессор Талызин С.И.".
 
   Я сложил письма в пакет, поколебался пару минут, затем сунул  в  свой
портфель. Дам завтра почитать Норе, потом верну их  на  место.  Странно,
что такой жестокий человек,  как  Петр  Фадеевич,  не  выбросил  письма.
Отчего он их хранил?
   Утром я встал около  десяти  и  пошел  на  кухню.  Лариса  Викторовна
топталась у плиты. Увидав меня, она бросила нож, которым резала хлеб,  и
заголосила:
   - Что делать теперь, а?
   - Вы о чем? - делано спокойно спросил я.
   - Так Сергей Петрович в больнице, - причитала экономка,  -  а  что  с
похоронами будет? Анну-то  упокоить  надо!  Кларочка,  бедная,  на  тень
похожа! Лежит у Беллочки в мансарде.
   - У Анны есть муж, - тихо сказал  я,  -  Валерий.  Наверное,  он  уже
занялся похоронами.
   Лариса всплеснула руками.
   - Ой, не знаю! Он утром, как всегда, молчком влез в машину  и  отбыл,
ничего не сказал, ни словечка!
   - Значит, сам займется похоронами. - Я попытался успокоить напуганную
экономку.
   Лариса раскрыла было рот, но тут в кухню вошел садовник.
   - С ума сошел, - наскочила она на него, - здесь еду готовят, а  он  в
грязной обуви приперся!
   - Так пуговицы отдать, -  объяснил  мужик,  -  все  погорело,  а  они
остались!
   С этими словами он протянул к ней грязную руку  и  разжал  кулак.  На
широкой ладони лежала куча кругляшков черного цвета.
   - Если помыть, - гудел садовник, - вполне еще сгодятся.
   - Ступай отсюда, - Лариса замахнулась на него посудным полотенцем,  -
выкинь дрянь от греха подальше.
   - Хорошие же пуговки!
   - Давай сюда, - обозлилась экономка, - высыпь на мойку и  убирайся  с
глаз долой!
   Садовник, сопя, ссыпал  на  нержавейку  содержимое  ладони  и.  качая
головой, исчез.
   Лариса Викторовна в сердцах воскликнула:
   - Видали дурака?
   - Что он сделал не так? - поинтересовался я.
   - За каким лешим пуговицы эти приволок! - злилась  экономка.  -  Иван
Павлович, сделайте одолжение, вон совочек висит, заметите их на него и в
ведро бросьте. Ну не могу я сама это сделать, прямо передергивает.
   Я недоуменно глянул на темную кучку.
   - Это пуговицы? - Да.
   - Похоже, они обгорели.
   - Конечно,  -  кивнула  Лариса,  -  только  такому  идиоту,  как  наш
садовник, могла прийти в голову идея отмывать эту гадость!  Ясное  дело,
если платье сожгли, так и пуговицы испорчены.
   - Какое платье сожгли? - насторожился я.
   - Глафирино, - понизив голос, сообщила экономка, - Сергей Петрович из
больницы позвонил и велел: "Ступай в чулан, возьми серое платье и сожги.
Уж  не  знаю,  кто  в  нем  по  дому  ходит,  если  призрак,  то  небось
постесняется голым бегать".
 
*** 
 
   Выслушав мой рассказ, Нора пришла в возбуждение.
   - Вот! Это он! Точно! Почувствовал, что зарвался, и решил  уничтожить
улику. Но мы тоже не лыком шиты. Ваня,  разыщи  этого  психолога  Артема
Ивановича, адрес в письме есть. Надо поговорить с  ним,  с  врачом  люди
бывают откровенны. Если точно убедимся, что именно Сережа убил  Варвару,
тогда, считай, дело раскрыто!
   Я с тоской посмотрел на хозяйку. Порой ее заносит  невесть  куда.  Да
этот  Артем  Иванович  небось  давно  покойник.  Хотя  вроде  в   письме
говорится, что психолог совсем молодой.
   - Езжай к нему, - велела Нора, -  немедленно.  Я  вышел  на  улицу  и
глянул на часы: ровно два.
   Ну предположим, что Артем Иванович жив, представим, что он  не  менял
местожительства.  Кстати,  последнее  весьма  вероятно.  Вот  Николетта,
например, почти пятьдесят лет мирно существует в одной  квартире.  Улица
Пратова находится в центре, это  не  новостройка.  Я  обязательно  поеду
туда, но не сейчас, а вечером, после семи, когда гарантированно  застану
кого-нибудь дома. Сейчас схожу в милицию, решил я,  отдам  документы  на
паспорт.
   Вы уже понимаете, что перед дверью  с  табличкой  "Паспортный  отдел"
вновь толпился народ. Я втиснулся в  свободное  пространство  у  окна  и
вытащил из барсетки томик Макбейна.
   Время ползло черепашьим шагом, у меня от духоты заболела голова. Окно
и даже форточка тут не открывались, кондиционеров не было и в помине, да
еще около меня пристроилась толстуха в цветастом  сарафане,  от  которой
одуряюще  несло  потом.  Наконец  я  вновь   оказался   перед   Степаном
Аркадьевичем.
   Вяло пошуршав документами, он вздохнул:
   - Который раз приходите! Ну нельзя же таким-то безголовым быть.
   - Опять чего-то не хватает? - испугался я.
   - А то! Где военный билет?
   - Вы мне ничего не говорили о нем!
   - Снова здорово, - хрюкнул Степан Аркадьевич, -  только  не  надо  из
меня идиота делать! Несите билет!
   - И это будет все?
   Начальник кивнул. Я  выпал  в  коридор  и  трясущимися  руками  начал
запихивать бумажки в папку.
   - Отказал вам? - с сочувствием спросила потная толстуха.
   Стараясь не дышать глубоко, я ответил:
   - Да.
   - Эхма, - вздохнула баба, - я тоже который  раз  хожу,  все  бедность
беспросветная, правительство виновато, лишило нас денег.
   - При чем тут деньги, - пожал я плечами, - паспорт копейки стоит.
   - Зато ходить за ним год будешь, -  словоохотливо  поддержала  беседу
толстуха, - сначала намаешься бумажки собирать,  потом  опухнешь  ждать,
пока выпишут. То у них все больны, то бланки  кончились,  то  еще  какой
геморрой.  А  вон,  видишь,  черненькая  бабенка  выходит  из   кабинета
Степана?
   - Да.
   - И паспорт в руке.
   - Повезло ей, все позади. Толстуха засмеялась:
   - Она тут, у окна, стояла, все бумажками шуршала.  У  меня  документы
забрали, и вот уже пятый раз за готовым  прихожу,  а  этой  сразу  дали.
Почему?
   - Ну, не знаю.
   - А! То-то и оно! Денег сунула!
   - Взятку! - прозрел я.
   - Точно.
   - И сколько?
   - Да говорят, новый паспорт сто баксов стоит, где их взять?
   Я пошел к выходу. Ладно, предприму еще  одну  попытку  честным  путем
получить документ, но, если и  в  следующий  приход  увижу,  что  Степан
Аркадьевич  не  торопится  мне  его  выдать,  заплачу  взятку.  Ей-богу,
собственное здоровье дороже. Больше не могу простаивать в этой очереди.
 
*** 
 
   В доме, где предположительно проживал Бекасов,  не  работал  лифт.  Я
принялся преодолевать огромные лестничные пролеты. Здание  старое,  если
не сказать старинное, девятая  квартира  на  третьем  этаже,  но  высота
потолков  в  помещениях  небось  под  пять  метров.  Третий   этаж   тут
соответствует седьмому в блочной новостройке.
   Я с трудом взобрался вверх и позвонил.  Дверь  распахнула  совершенно
бесплотная девочка лет семи.
   - Вам кого? - пропела она чистым голоском. Я улыбнулся:
   - Скажи, ангел,  Артем  Иванович...  Девчонка  не  стала  дослушивать
фразу, она повернулась ко мне спиной и заорала:
   - Деда, к тебе аспирант пришел.
   В конце